Иной дозор.

Выплюнув изо рта комок перьев, Уилл просто протянул ей свой стакан. — Э, нет, чувак, так ее пойдет. Я не для того сбросила перья, чтобы они попадались мне в виски, — азиатка спрыгнула с колен Грэма, наклонилась, чтобы взъерошить шерсть между ушами Уинстона, и выглянула за дверь, выплескивая остатки из стакана прямо с крыльца во двор. Придирчиво осмотрев стекло на просвет, девушка скривилась. Поняв, что чище стакан не стал и вряд ли станет, она взяла с пола бутылку и привычным жестом приложилась к ней, за пару глотков осушая половину. Все это происходило в абсолютной тишине. Разве что, тихо поскуливая, зевнул Уинстон, и половицы жалобно скрипнули под ногами. Мерно тикали часы, время шло. Перья уже успели опуститься на пол, а Грэм все еще сидел, продолжая молча таращиться на нагую нимфу в своем доме. Девушка, казалось, не испытывала неловкости, пес, обычно ревностно охраняющий территорию, не выказывал никакого беспокойства, а значит ответ на происходящее был один. Уилл галлюцинировал. Было ли это вызвано избытком алкоголя, неосмотрительно потребленной накануне кровью или играми его «особенного» воображения, Грэм не знал. Таких реальных галлюцинаций у него еще не было, поэтому он решил, что виновато все сразу. Возможно, он просто видел образ из прошлого, эхо былого — юную девушку, что жила в этом доме задолго до того, как сам Уилл появился на свет. — Так и будешь пялиться? А вот это что-то новенькое. — Прошу прощения? — Зачем ты просишь у меня прощения, Грэм, когда на самом деле тебе нужна моя помощь? — незнакомка шире расставила ноги и уперлась изящным кулачком в бедро, ухитряясь выглядеть воинственно, несмотря на полное отсутствие одежды. Уилл почему-то не сомневался, что при необходимости она разделается с ним голыми руками. — Мы знакомы? — Чувак… Ну ты что?! Только не говори, что эта пара засранцев не рассказывала тебе обо мне! — симпатичная азиатка закатила глаза, снова отхлебнула виски и, не теряя времени, пошла вдоль стены, изучая периметр. Она заглядывала в окна, проверяла крепость рам и прищуривалась так, словно искала места, где лучше держать оборону, если вдруг начнется осада. — А, это наверняка Джек постарался. Я о тебе тоже мало знаю. Девушка стремительным шагом подошла к Уиллу и протянула руку для приветствия, Уилл протянул свою в ответ, очень стараясь смотреть в глаза, а не на грудь. — Катц. Беверли Катц, временно отстраненный агент Ночного дозора, метаморф, анимаг и прекрасный собеседник, — своей узкой ладошкой она сильно тряхнула руку Грэма, выдавая нечеловеческую силу. — Уилл… Уилл Грэм. — Я в курсе, чувак! Наказание наказанием, но блокировать сознание полностью они не решились бы. Нас слишком мало, чтобы отрывать агента от реальности полностью, вдруг его придется внезапно достать снова. А он вообще не в курсе текущих реалий. Тратить время на обучение, адаптацию. Ну, ты понял. Плюс… — она сделала заметную паузу и прикрыла глаза, явно вспоминая что-то неприятное. — Сотня лет тянется куда мучительнее, когда ты заперт в собственном теле, но все видишь и понимаешь. Светлые знают толк в наказаниях. Уилл растерянно моргнул, кажется Светлые — это добро… Зачем им кого-то наказывать? — Ты голая. — А ты зрячий, — Бев присела на корточки, увлеченно почесывая голову Уинстона, тот зажмурился в блаженстве и благодарно лизнул ее в лицо. — Но бестактный. Твой красавчик-пес и то гостеприимнее тебя. Давай, Уилл, открой свой красивый ротик и скажи: «Вы наверняка хотите освежиться с дороги, агент Катц». — Вы наверняка хотите принять душ… — Нет, что ты, чувак, я лучше подожду утра и схожу искупаться на реку, — Беверли обернулась и расхохоталась, увидев хмурое лицо Грэма. — Да ладно тебе, Уилл, где твое чувство юмора? Покажи мне свое счастливое лицо! — Я лучше покажу тебе душ. — Окей, начнем с душа, но имей в виду, что я не отстану. Уилл так и понял, когда агент Катц не отпустила его заняться ужином или поискать ей какую-нибудь одежду. Она заставила Грэма усесться на унитаз и рассказать ей краткую сводку событий, произошедших за время ее отсутствия, пока она сновала за тонкой шторкой, намазывая на себя по очереди все, что смогла найти в скудных запасах Уилла. Из душа она вышла так же, как вошла — голой, в одном полотенце, обернутом вокруг головы. — Не хочу быть навязчивым, но не могла бы ты одеться? — Уилл по-прежнему не знал, куда деть глаза. Шелковая кожа, украшенная россыпью искристых брызг, влага, медленно скользящая по выразительным изгибам стройного тела — это было совсем не то, что Грэм привык видеть дома по вечерам. И теперь он боялся, что природа возьмет свое, и он за это поплатится. Агент Катц не была похожа на ту, которой может польстить чужая эрекция. Уилл внезапно поблагодарил провидение за время, проведенное в руках Ганнибала. Если бы он не выжал из Грэма все до капли, неизвестно, чем закончился бы вечер. — Зачем? — Бев нахмурилась, складывая руки на груди, отчего розовые соски стали торчать еще выше, а потом расслабилась и хлопнула себя по лбу. — Сорян, чувак, я забыла, что ты человек. Для нас человеческая кожа мало чем отличается от перьев или шкуры, если я могу летать соколом или бегать пантерой, то для чего мне прикрывать свой человеческий костюм лишними тряпками? Пользуясь возможностью, Уилл подал Беверли халат, и девушка завернулась в него полностью, превращаясь в очень милое подобие белого медведя. Грэм не понимал, как ей удавалось сохранять ауру опасности даже в таком виде. Не рискнув спросить об этом вслух, он лаконично предложил ужин, но увидев ассортимент предлагаемого, Беверли решила отказаться. Она предпочла виски, и Уилл подвел ее к своему импровизированному бару. Джон Уокер и Белая Лошадь — не густо. — Уилл, чел, мой тебе совет, проси у Джека наличку. Он не платит нормально не потому, что ему жалко или денег нет, просто он сам из тех бессребреников, что носят одни ботинки до тех пор, пока от них не отлетит подошва. А потом снова чинят их, вместо того, чтобы купить новые. Он привык обходиться малым, но тебе не обязательно следовать его примеру, — Беверли скептически разглядывала бар, пытаясь определить, какая из двух бутылок приличнее. Для женщины, проторчавшей столько лет в теле птицы, она была как-то слишком хорошо осведомлена в области современного алкоголя. — Не смотри на меня с таким подозрением. Я скажу только два слова — Зеллер и Прайс. Если бы не они, я бы вконец одичала. Джек сперва хранил меня в подсобке, но когда узнал, что парни носят мне все сплетни — спрятал в шкаф. — Ты… ээээ… Оборачиваешься соколом? — спросил Уилл, пытаясь поддержать беседу. Беверли уже уселась на диван в компании виски и Уинстона, и хорошо проводила время, в то время как Уилл, согнувшись пополам, пытался смести в совок вездесущие перья. До этого ему не приходило в голову обзавестись пылесосом, нужды не было, и он теперь он искренне об этом сожалел. Уинстон, в отличие от хозяина, проявлял чудеса гостеприимства. Он бодал Бев головой, выпрашивая ласку, клал голову ей на колени, подставляя сладкое местечко между ушами, жмурился и тихо радостно стонал, нежась под девичьими пальчиками с наслаждением настоящего кобеля. Подлый предатель. — Нет, Уилл, это не просто сокол, это сапсан. Я самая быстрая пташка в мире, не стоит меня недооценивать, — словно подтверждая заявление о скорости, Беверли шустро распечатывала бутылку, продолжая болтать без умолку. Девушка явно изголодалась по возможности взаимного общения и диалога и теперь наверстывала упущенное. — К тому же, у меня больше одной формы. Иначе как бы мы сдружились с парнями? Впрочем, это неважно. Джек выбрал сокола только потому, что он самый компактный. Проще таскать за собой. Это сейчас у вас чемоданы и оплачиваемый багаж. Раньше было скромнее — положил в седельные сумки и вперед, что не вошло, то не очень-то и нужно. — А за что тебя так? — Не твоего ума дело, — тень набежала на открытое и улыбчивое лицо Беверли, но она не знала, что Грэм припрятал козырь в рукаве. — Расскажешь — отдам, — лаконично сообщил Уилл, приподнимая украшение на тонкой цепочке на уровень лица Беверли. Он все еще был вооружен лишь метлой и совком, но знал, что коллега не ударит коллегу. По крайней мере, не в полную силу и не в лицо. И Беверли это знала, потому просто широко улыбнулась, словно Уилл удачно пошутил и доказал, что не совсем безнадежен, а потом откинулась на спинку дивана. — Закругляйся, бери бутылку и пойдем на крыльцо, такие истории нужно рассказывать под звездами.

***

Беверли была абсолютно права. Когда они сели бок о бок на щербатые, выгоревшие доски крыльца, минуя садовую мебель. Когда они вытянули босые ноги, вплетая пальцы в луговые травы, попирая стопами почву, а макушками устремились в небо, позволяя ветру перебирать волосы нежными пальцами. Тогда, под звездным небосводом, неизменным уже тысячу лет, Уилл почувствовал, как грань между прошлым и настоящим истончается. Как тени прошлого оживают, и перед ним разворачивается чужая жизнь, доверенная ему одной из участниц событий. И рассказ Беверли, срываясь словами с ее губ, опадал на благодатную почву воображения Уилла Грэма, заставляя историю оживать в его мозгу настолько ярко, словно он проживал ее сам. Это было не в первый раз. Далеко не в первый. Тьма и Свет слишком давно шли бок о бок друг с другом, сдерживаемые только нерушимым Кодексом, неизменным уже не одну тысячу лет. Но Иные все равно люди, они тоже подвластны эмоциям и страстям. И жажда власти туманила разум Темным точно так же, как Светлым жажда чрезмерной справедливости. Весы замерли, покачиваясь в вечном зыбком равновесии, поджидая, когда кто-то или что-то качнет чашу в свою сторону. И баланс сил будет нарушен. Но это были темные века, тогда мгла в душах была сильнее, несмотря на всепоглощающую силу церкви, а, может быть, как раз из-за нее. И кровь человеческая текла по сточным канавам, как вода. И Тьма почти победила. Джек искал способ сохранить мир, он обратился к древнему праву и держал речь перед советом Инквизиции в самом сердце Европы. Ганнибал Лектер презрительно кривил губы, чувствуя, как близкая цель ускользает от него, а Кроуфорд взывал к древнему праву блюсти баланс. Отныне каждый Светлый и Темный могли работать только в паре, не позволяя равновесию склонится в одну из сторон. И стало так. То был год великой скорби. Когда плодородные склоны Италии плакали не сочными гроздьями винограда, а человеческими телами. И был великий мор. Темные бесчинствовали, прикрываясь эпидемией холеры, опьяневшие от доступной и дармовой крови, они презрели закон Кодекса и преступили черту. Дневной и Ночной дозор отправили лучших агентов, чтобы уладить проблему, но, как оказалось, настоящая проблема ждала впереди. Беверли никогда не встречала ее. Ту, что должна была стать ее врагом и напарником, партнером и арбитром. Ту, с кем Катц предстояло провести целый год, восстанавливая равновесие и творя мир. И когда Беверли впервые увидела ее, ей показалось, что звезда упала на землю, рассыпая свой призрачный серебристый свет. Это была любовь с первого взгляда, но она еще не знала об этом. Просто не могла оторвать взгляд от гибкого стана девы, облаченной в серебряный доспех. Плащ полыхал алым вокруг изящных плеч, волосы струились у ее лица, как свежий снег в предгорьях Фудзи. Глаза могли спорить голубизной с весенним небом, но, мерцая тайнами, как манящие глубины горного ручья, они обращались бездонным колодцем, водоворотом затягивающим внутрь. Темная колдунья была соткана из чистейшего лунного света, как сказочный эльф из кельтских легенд. Но, несмотря на удивительную, точеную красоту, совершенство кожи и черт лица, было в ней что-то мертвенно холодное. Идеальный сосуд, человеческая оболочка, никогда не знавшая ни любви, ни тепла. Беверли почувствовала на себе холодный, колкий, оценивающий взгляд и поежилась, отворачивая лицо, словно ей было больно смотреть на этот слепящий холод. Беверли отвернулась и не увидела, как дрогнули идеальные молочные брови, обозначая хмурую морщинку задумчивости у лба. Она не увидела румянца, опалившего вечно бледные щеки Белой Колдуньи от одного только взгляда на острую, как нож, верткую азиатку. Блондинка смотрела на напряженную спину своей напарницы, а перед глазами у нее по прежнему стояло скуластое смуглое лицо, экзотический разрез глаз и зрачки, темные, как спелая черешня. Она никогда не видела девушки такой красоты и силы, такой притягательности и одухотворенности. Ей хотелось скорее подойти со спины и зарыться лицом в тьму волос, наплевав на все условности. Впервые в сердце ледяной девы, известной своей бесстрастностью, закрались человеческие эмоции. Если и была на свете любовь с первого взгляда, то Беверли Катц стала именно ею для Беделии дю Морье. Они жили в смежных номерах, предпочитая ночевать на одном этаже в трактирах. Они скакали бок о бок, каждая на своей лошади. Они жгли костры темными ночами, раз за разом напоминая себе о том, что они враги. Так прошел первый год. Когда наступил второй, ни одна из них не попросила сменить место службы. Наверное, они так и не решились бы сделать первый шаг навстречу друг другу, если бы не Судьба. Судьба тасует колоду самым причудливым образом. Они бились с вампиром вместе, Темная и Светлая, плечом к плечу, но перевес сил все равно был не на их стороне. Вампир был стар и силен. Силен настолько, что две молодые колдуньи с трудом справлялись с его напором, больше увлеченные не победой, а возможностью спасти свою жизнь. И когда кровосос занес меч в решающей атаке, Беделия бросилась наперерез, прикрывая собой Катц, позволяя мечу войти в плечо. Секундной заминки хватило, чтобы кровь у Беверли вскипела от слепящей ярости, и, в попытке защитить свою любовь, она бросилась на упыря с такой решимостью, что ей достало сил снести его голову с плеч. Это был первый раз, когда Беделия закрыла Беверли собой, но далеко не последний. Тогда, обрабатывая Темной колдунье раны, выхаживая и отпаивая бульоном, Бев впервые рискнула коснуться губами обнаженной кожи у ключиц. В тот момент они поняли все. И с тех пор, пользуясь данным им Инквизицией правом партнерства в работе, они чуть расширили свои привилегии и снимали один номер на двоих. Наслаждались друг другом при каждой возможности. Уилл явственно видел, как губы сминали губы, а тела сплетались воедино. Видел как бережно и благоговейно Беверли поднималась губами по бесконечно длинным, белым, как свежевыпавший снег, ногам дю Морье, благоговея перед мрамором ее тела, как истовый католик перед статуей Девы Марии. Видел как Беделия в свою очередь с голодной жаждой окунала губы в шелк смуглой кожи на спине Катц, очерчивая пальцами ее плечи и ребра, перебирая позвонки, словно молящийся – четки. Они были друг у друга на сердце и в душе, они по очереди трепетали на кончиках пальцев, погруженных глубоко в чужое тело. Их имена звучали молитвой, срываясь с губ в тишине очередной ночи. И сами ночи меняли окраску, переходя от неистового исступления страсти до томной тягучести нежной любви. И когда они засыпали в одной постели, в изнеможении плотской истомы переплетясь руками и ногами, белые и иссиня-черные волосы в беспорядке рассыпанные по подушке, обращали девушек в древний символ инь и ян. Они боялись произносить слово «любовь» вслух, боясь спугнуть его грубостью нежное чувство, растущее между ними. Но обе знали, что это именно оно. Годы шли, слухи множились и крепли, но оба главы Дозоров смотрели на их запретную любовь сквозь пальцы. Так прошел не один десяток лет, пока Судьба не вмешалась в их жизнь вновь. Инквизиция отозвала приказ, больше не было нужды работать вместе. Лазейка закрылась, не оставляя для них никакой возможности. Джек Кроуфорд был неумолим, и впервые за сотни лет Ганнибал Лектер был с ним солидарен. Беделия и Беверли должны были расстаться. Они, те, кто уже слились воедино настолько, что не представляли, как существовать друг без друга. Они просто не могли этого сделать. План родился просто и быстро — они поженились. Тайно, под покровом ночи, по человеческим законам в одной из крохотных церквей провинции Шампань, пользуясь тем, что падре, венчавший их, был стар, глух и слеп. Они заказали парные медальоны у ближайшего чеканщика, решив, что кольца это слишком избито и банально, а потом… Потом они отправились к морю. На побережье залива, впадающего в океан. Туда, где впереди нет ни одной человеческой души, только бесконечная водная гладь. Они обе знали эту легенду — когда Иной любит другого так сильно, что готов даже пожертвовать собой, ткань мироздания рвется, слои Сумрака расступаются, пропуская их сквозь себя, и они могут обрести новую жизнь. Они готовы были рискнуть. Чтобы быть вместе. Всегда. Глубоко вздохнув, Беверли допила виски, и Уилл с удивлением заметил, что они вдвоем успели выпить бутылку. Она протянула руку, забирая свой медальон и повесила его на шею, оборачиваясь к Грэму. — Они появились оба. Одновременно. Лектер и Кроуфорд, я так и не поняла, откуда они узнали. У нас не вышло.. — за время рассказа Бев растеряла всю свою хищную остроту, становясь просто женщиной. — Теперь ты знаешь, за что меня наказали. Я должна была быть птицей до тех самых пор, пока в мир не придет Великий Иной, грозящий нарушить равновесие навсегда. Но это детская страшилка. Равновесие не может быть нарушено, поэтому мне светило быть птицей до бесконечности. Катц пихнула Грэма плечом. — Так что спасибо тебе, Уилл. Если бы не угроза тебе, Джек никогда не вернул бы меня обратно, — Беверли поднялась со своего места и плотнее запахнула халат. — Только запомни, чувак, никогда, вообще никогда не влюбляйся в Темных. А теперь пойдем спать, Кроуфорд не позволит нам завтра долго валяться в кровати. — Бев, — Уилл поймал азиатку за запястье, чтобы задать последний вопрос. — А что будет дальше? — Кто знает? Но, пока над ней и надо мной светят одни и те же звезды, я не собираюсь терять надежду.