Безжалостный мороз

«В ряды в наши вступите, пускай, словно гром наш марш землю сотрясет Ведомые Полярной звездой белых ночей да никогда не будут брошены нами...» Божественная колонна безмятежно парила над Шипом Небесной Стужи, окутывая всё вокруг своей энергией. Холодный ветер порывами дул отовсюду, но после бурь и метелей в Снежной он ощущался лёгким бризом. Казалось, что природа находилась в ожидании чего-то и вправду страшного. Как бывает перед большой битвой — мир ждёт. Мир наблюдает. Застывает, в ожидании коллапса или же — отсчитывая последние секунды. Ветер сгустился, холодный, неживой, проклятый, словно её окружили призраки той нации, что проживала много веков назад на этой горе. Всё казалось таким нереальным, словно могло исчезнуть в любой момент, а Люмин была готова провалиться в бездну внутри, которая заглатывала всё больше, оставляя без надежды. Всё таки Селестия была похожа на Бездну: она поглощала всё вокруг, но делала это своими способами. Но этого было мало. Ей всегда требовалось больше жертв. Еще чья-то жизнь. Еще больше крови неверных. Будь сильнее. Хитрее. Безжалостнее и коварнее. Будь готовым принять ещё одну порцию смертей и боли. Этого всегда будет недостаточно. — Ты чувствуешь это? Люмин знала, кому принадлежал этот голос. И знала, что за ней тенью идут уже довольно продолжительное время. — Да. — хрипло отозвалась она, ощущая, как ветер трепет полы пальто с эмблемой Фатуи. Скверна. Один из видов расщепления пространства. Этот вид — ошибка. Они бывают в любом искусстве, Кхемия не исключение. И все ошибки требовали цену. Ей был пропитан весь Драконий Хребет. Жизнью, не имевшей права на рождение, невозможностью реализовать желания, бесплодными, скорбными метаниями, существовавшими лишь в кромешной тьме на краю вселенной — всё это вырвалось в свет в том теле. Теперь она была в состоянии всё это чувствовать. Но то, что открылось перед ней не вызывало эмоций. Больше нет. Только ощущение грязи. И тьмы. Внутри, снаружи, вокруг… Везде. Раны на теле легко залечить, особенно, когда вокруг множество целителей, но если душа кровоточит… Кто бы знал, как лечить чувства. Впервые ей пришла в голову мысль, что Бездна — единственное место, где Селестия беспомощна, где сила носителей пяти корон Фанета ничего не значила. Из-за амбиций Рейндоттир страдали потомки. И все же Люмин не могла отделаться от впечатления, что это Тейват расплачивался кровью за те деяния. — Зовёшь ли себя ураганом, как я? — рассуждающе спросила Путешественница, сжимая и разжимая промёрзшие ладони. Люмин почудилось, что сейчас из снежного урагана покажется неукротимый дух, чтобы поглотить и обглодать каждую косточку. — Переводишь ли стрелки на других, лишь бы не брать вину на себя, как я? Ей не хватало себя сейчас. Той светлой, бодрой и крепкой натуры, на которой зиждилась вся личность. И которая служила опорой в сложные моменты. Но эта история была вовсе не о достойных правителях или правильных рыцарях-спасителях. Она была о чудовищах. И, конечно, они встретились. Это все равно обязательно бы случилось — где-то на стыке веков, на перекрестке событий, на совершенно спонтанной точке на карте. Существовали определенные вещи, которые рано или поздно происходят — остается просто ждать. Она ожидала увидеть его ещё в Снежной. Её «Проводник», которому она когда-то давно заплатила всего пятьсот моры, имел свойство появляться в местах, где происходило что-то важное. И Люмин ждала. — Ложное небо над Тейватом тебе насмешка. — констатировала факт, по прежнему не оборачиваясь к своему собеседнику. Путешественница материализовала несколько созвездий в руке, переключая своё внимание на них. Её проклятье и величайший дар. Дар несносной девчонки, играющей с богами, тьмой и вечностью. — Я был свидетелем настолько багрового неба, словно это была ещё свежая кровь.  Она ничего не ответила. Каждый раз, когда он приближался, Люмин остро осознавала, насколько он опасен. Дайнслейф был весь пропитан проклятьем: оно исходило от него волнами, цеплялась за его одежду и светлые волосы, и, конечно, было частью его самого. Словно он всегда носил мантию, сотканную из темноты, горечи и злости. — Когда Царица с помощью тебя снимет элементальные печати и откроет врата в Первый Престол и Звёздный Дворец, ты взглянешь, и вот, произойдёт великое землетрясение, солнце станет мрачным, и луна сделается как кровь. Это уже происходило. В тот день звёзды пали на землю. Небо скрылось, свившись как свиток. Горы и острова двинулись со своих мест. Люмин резко взмахнула рукой и сжала ладонь в кулак, и звезды мгновенно исчезли. В голове подсчёт всех своих ошибок, которые заменили решения. Для неё дальше вместо спасения — погибель. И она бы соврала, если бы сказала, что не понимает этого. Этот груз должен лежать только на одном человеке. И сейчас он оказался на её плечах. Мысли о смерти появлялись всё чаще. Люмин смотрела им в лицо и всё ещё не верила. Она ничего не знала о ней. Путешественница наконец-то повернулась к Дайну, встречаясь с нечеловеческими глазами, слишком глубокими, бездна… Она никогда не видела его таким. Проклятье, казалось, поглотило его, и было готово вырваться. Люмин сложно напугать чем-то, но сейчас… Нет. Она нашла в себе мужество выдержать взгляд, поедающий душу. Её дух, её воля. Нерушимы. И ей хватит сил сдержать тьму. Ей жаль. Люмин продолжала смотреть на Дайнслейфа — и ей нечеловечески жаль. — Если моя сила это противоположность скверне, то я очищу от неё Тейват. — Тебя называют Архонтом Звёздного Света. — Дайн чуть скривился. — Звезды сияют только в темноте. Не уничтожать, а освещать. Только сейчас Люмин почувствовала разницу, хотя не особо понимала, как такое возможно. Во всех легендах в её родном мире свет всегда уничтожал тьму и противостоял ей. — И почему только всё уникальное в Тейвате приравнивают к божественному. — фыркнула Люмин. Дайн издал вздох, больше похожий на шипение. — Тебя называют Хранителем Ветви. Это имеет отношение к Ирминсулю или к чему-то другому? Капитан Сумеречный Меч усмехнулся. Она подошла ближе к Дайнслейфу, изучая его взглядом. — Ты всегда за всеми наблюдаешь, никогда не вмешиваешься. Если бы твоё сознание было связано с Ирминсулем, то ты бы мог наблюдать за всеми сразу издалека, как Дендро Архонт. Тон Люмин казался обычным и даже легким, но её взгляд внезапно ожесточился. Она слегка склонила голову набок. — Отвлекаешь Бездну от чего-то на себя. Повисла долгая пауза. — Догадливая. Как и всегда. — его голос был безразличным, далеким, почти незаинтересованным. Люмин вздёрнула подбородок. — Что ты скрываешь? — Только то, что должно быть скрытым. — сказал он все тем же тихим, успокаивающим голосом, будто они сидели за чаепитием. Она вновь отвернулась, медленно подходя к уступу и глядя в холодную пропасть. — «И средь гор и ветра ложный отец сожмёт плечи мальчика, что родится на стыке трёх миров, но продолжит смотреть вдаль. Где-то за горизонтом будет их родина. Великий Каэнри’ах...» Выражение лица Дайна стало жестким. Его глаза сверкнули. Профиль у него точёный, вырезанный из вековых скал острыми гранями. Он стоял так неподвижно, словно на него наложили заморозку. Уголок рта Путешественницы дернулся. Она расправила плечи и внимательно посмотрела на него. — Я угадала. Сумеречный меч молчал. Люмин почти чувствовала, как он взвешивал варианты, оценивая её слова. — Кто этот мальчик из пророчества, Дайн? И почему о нём пишется там? Его рот сжался в жёсткую линию, а взгляд продолжал таранить Путешественницу. Она видела, как сжалось его горло и дернулись уголки рта, когда Дайн сглотнул. Люмин продолжала говорить. Медленно и упрямо: — Если ты расскажешь мне, то я сделаю всё, чтобы об этом никто не узнал. И не буду больше спрашивать ни о чем. Губы Дайна скривились. — Ты правда будешь держать рот на замке? Она встретилась с ним взглядом и коротко кивнула. — Да. Дайн изучал ее, прищурив глаза и прикидывая: — Хорошо. Но у меня есть и своё условие. — Какое? — Ты поможешь ему. — Я даже не знаю кто он, а ты про помощь говоришь. — фыркнула Люмин, скрещивая руки на груди. — Как можно согласиться на то, чего не понимаешь? Он огляделся вокруг и медленно кивнул. Дайн молчал достаточно долго, чтобы её сердце бешено заколотилось в груди. — Я Хранитель Ветви династии Чёрного Солнца. — он посмотрел куда-то на горизонт. Его тон был холодным, а каждое слово резким. — Тот мальчик последний из них. От этих слов Люмин побледнела, в то время как Дайн перевёл свой пристальный взгляд на неё. У нации Каэнри’ах ещё осталась надежда. — Кто он? Брат или племянник короля Ирмина? Почему его не посадили на трон вместо Альберихов? Путешественница медленно перебирала в голове людей, которых ей довелось встретить. Вряд ли это был кто-то из Мондштата. Альбедо и Кэйя отлетали сразу. Алхимик был искусственным человеком, которого создала Рейндоттир, а Капитан Кавалерии — на крыше штаба Ордо Фавониус Люмин находила тайник с запиской о прошлом Кэйи и его родословной. Он не обладал королевской кровью. Клан Альберих — временные регенты, которые заняли правление после того, как король Каэнри’ах стал инвалидом в ходе одного из экспериментов. — Не стоит спешить. Я заметил, что ты и правда о прошлом всегда идёте бок о бок. Он последняя надежда. Но последний выходец из Династии весьма... специфичен. Поэтому помоги ему остаться на твоём пути, если всё получиться. — Почему ты назвал его специфичным? Дайнслеф усмехнулся. — Потому что его мать тоже. — Она жива? — Если такое существование можно назвать жизнью. Скорее всего он имел в виду проклятье. Ее разум внезапно стал кристально ясным. Она изучала его лицо, прикидывая. Люмин могла видеть все эмоции в его тщательно сдерживаемом взгляде. — Ты уходишь? — Не знаю. — голос у него охрип, раскатываясь где-то в груди. — Я не могу перестать просчитывать все исходы у себя голове. Может, у тебя и получится свергнуть Селестию. Но проклятие... оно вплетено в саму суть этого мира. Я знаю твоё желание всех спасти, но так не получится. Свет за светлой макушкой Дайнслейфа почти ушел. Просто снежное облако, а ощущалось так, будто от Люмин отвернулся её последний друг, последний шанс на спасение. Солнце. День. — Как думаешь, сколько ещё вы сможете сражаться? — спросил Дайн. — Столько, сколько потребуется, или пока никого не останется. Нет никакого запасного плана. Он кивнул. Грядущее промчится мимо так же, как прошлое, только все будет ещё хуже, потому что цена за свободу будет невероятно высокой. Она сжала правую ладонь в кулак и прислонила его к левой стороне груди. Туда, где находилось сердце. Сделала шаг к нему. Дайн опешил. — Капитан Дайнслеф «Сумеречный меч», моё имя Люмин и я владею элементом Звёздного света. Нация Каэнри’ах ещё не пала до конца. И я сделаю всё, чтобы проклятие, которое вплетено в судьбу самого мира, исчезло. — Ты дала мне слово, и я надеюсь, что ты сдержишь его. Люди есть люди, со своей сутью и сущностью, и они не серая масса, что должна окружать немногочисленных избранников богов. Сейчас твои люди будут пытаться сокрушить этот мир силой, пришедшей из-за его границ. Каэнри’ах всегда был неотъемлемой частью людей. Дайнслейф отрывисто кивнул. Люмин ответила ему слабым кивком головы. Фигура Сумеречного меча бесшумно затерялась среди снегов. — Спасибо за этот путь, проводник... Путешественница осталась стоять посреди развалин на пике горы. Понимая, что делать дальше. Она спускалась вниз, не обращая внимания на тяжесть в груди. Если она станет зацикливаться на своих ощущениях, те раздавят ее насмерть. Тени шли за ней, оживая. День только начинался, но буря в горах становилась всё агрессивнее и холоднее. Щеки алели от ветра, а снег больно царапал лицо, обжигая веки и попадая в глаза, перекрывая обзор, как белая пелена. Люмин миновала разрушенный мост с помощью планера и решила погреться в горной лаборатории Альбедо. В небольшой пещере пахло какими-то травами и костром. Путешественница прошлась мимо столов, оглядывая разные алхимические принадлежности: склянки, сушеные травы, хаотичные записи, щипцы... — Хм, не ожидал здесь тебя увидеть. Путешественница повернулась на голос, оторвавшись от разглядывания зелья на огне. — Привет, Альбедо. Я просто решила погреться. Спуск с пика занял чуть больше времени, чем обычно. — Располагайся. Погода в последнее время здесь более суровая, чем обычно. Люмин уселась на стул возле огня. — Изучаешь этот феномен? — поинтересовалась она. — Именно. — ответил Альбедо, складируя на столе ещё груду бумаг. Алхимик выложил на поднос стебли сумерской розы и направил на них поток гео элемента. Наблюдая, как каменеют листья, другой рукой он помассировал висок. Затем подошёл к шкафу с зельями, поставив новые флаконы на полку, сунул несколько штук в карман и поспешил к столу, беря в руку две деревянные кружки. Послышались звуки возни с чаем. — Ты сегодня без Паймон? — спросил он. — Да, она осталась в городе. И была не очень довольна этим. Наступила тишина. Казалось, Альбедо она совсем не напрягала, а Люмин наоборот — в её голове будто нервно тикала стрелка часов. — Я слышал, что произошло в Мондштате пару дней назад. Люмин поерзала на стуле. — Теперь будешь рядом со мной настороже, как и остальные? — Нет. — ответил Альбедо, протягивая ей дымящиеся кружку с чаем. — Я всего лишь алхимик и не могу как-то тебя судить. К тому же, мы друзья. Люмин слабо улыбнулась. Она чувствовала себя измученной. — Спасибо. Она сделала несколько слабых глотков. Чай действительно был вкусным, не приторный и естественный, отдавал нотками валяшек с Гор Буревестника. — Ты выглядишь усталой. — спокойно подметил Альбедо. Люмин знала, что из-за того, что он был искусственным человеком, ему было тяжело разбираться в чужих чувствах. Поэтому подобные комментарии уже не удивляли её. — Прости я... очень устала, пока добиралась в Мондштат. Это было жалким оправданием. Все спали по несколько часов в сутки, давно забыв о нормальном режиме. К какому бы шатру в Большом Коридора она не подошла, ночью рядом с ними всегда бодрствовали несколько человек. Они пили, играли в карты и занимались чем угодно, лишь бы скоротать время до утра. Люмин почти всегда была среди тех, кто страдал от бессонницы. Она каким-то образом продолжала держаться на ногах и взбираться по крутым склонам, несмотря на невероятно малое количество сна. Она даже не была уверена, что снившиеся ей кошмары — это влияние Итэра и Бездны, а не её собственное чувство вины и накопившийся стресс. Засыпала она только тогда, когда была уже слишком измучена, чтобы видеть сны. Люмин подняла глаза на Альбедо и добавила: — Просто я старалась много тренироваться со своей силой. — Что ж, покажешь, чему научилась? — Конечно. — Путешественница рассеяно кивнула и отставила кружку. Она свела ладони вместе и в них образовался небольшой шар света, освещающий их лица. Затем расщепила его и теперь в каждой ладони было по сгустку света. Свет щекотал кончики пальцев, вспыхивая — разлетаясь вокруг солнечными зайчиками. Альбедо смотрел практически как одержимый и, кажется, даже не моргал. Лазурный цвет его глаз обрёл странную искру и Люмин могла поклясться, что она не от лучей в её руках. Путешественница погасила свет в ладонях, но алхимик ещё некоторое время сидел, глядя в одну точку. Потом вздрогнул и резко встал, пристально глядя на неё. — Это невозможно! Я говорил, что от тебя веет аурой звёзд, но едва ли мог предположить. Это может полностью изменить структуру семи элементов. Он заметался по лаборатории, выискивая какие-то записи. — Мы можем провести несколько экспериментов... — Альбедо. — Вдобавок к тем, что были... — Альбедо. — Использование этой силы может дать совершенно другие результаты... — Принц мела, Архонты тебя побери! Он замер. Посмотрел на неё долгим взглядом и покорно кивнул. — Прошу прощения. — Ничего. — Люмин пожала плечами. — Я обязательно тебе помогу, но в следующий раз. Сейчас мне нужно идти. Она ступила на покрытую снегом тропинку, спускаясь обратно в город. Ощущая на себе взгляды двух каэнрийцев. И её прошибло незримой дрожью от этого.

***

— Мы тебя уже потеряли! — крикнула Паймон, когда Люмин оказалась возле городских ворот. Мондштат пах кедром, теплым ветром и одуванчиками. Если чуть глубже вдохнуть — немного кирпичной пылью и кислым вином. Феечка смотрела на неё исподлобья, как недовольная сорока, у которой только что отобрали хорошенькую блестяшку. — Почему так долго? — Простите. Люмин замерла на длинное мгновение и посмотрела на Чайльда. Её сердце забилось так быстро, ей казалось оно вырвется из груди. Когда он был перед ней весь мир переворачивался, просто переставал существовать. — Они уже ждут нас. — сказал он, протягивая руку Люмин. Он выглядел расслаблено, а расслабленность Чайльда в её восприятии — этот зверь, лежащий в тени, подальше от разморяющего солнца, дабы не терять бдительности и откусить потянувшуюся руку. Он становился немногим мягче, и многие бы подумали, что причина в большом разнообразия мондштатских вин. Но Люмин знала, что пьянеет равнодушный ко всякого рода увеселениям кроме битв Тарталья от иного. От неё. И его одержимость становится только острее и терпче. Люмин поймала его за руку. Прикасаясь. Чувствуя, попадая под прицел синих глаз. — Чего ты улыбаешься? — в голосе сквозила глубокая усталость с ленным любопытством. Под этой изнанкой он почти доволен. — Твоё самодовольство слишком заметно. — подметила Путешественница, ощущая почти физически, как расширились зрачки у неё в глазах. — Да неужели? — углы его губ приподнялись в улыбку, предназначенную ей одной. Люмин была не уверена, что не засветилась в ответ: все её внутренние звёзды стремились к бездне его океана. — Твое эго переживет нас всех. — Твое упрямство может составить ему конкуренцию. Летающая рядом феечка фыркнула. — Паймон уже думала, что ты упала в какую-нибудь пропасть! Или эти ужасные чудовища из Бездны застали тебя врасплох! Люмин слегка пожала плечами. — Думаю, им бы досталось сильнее. Воздух казался влажным и прохладным, и Путешественница пару раз ловила Чайльда на том, что он то и дело поднимает взгляд в пасмурное небо, но все равно продолжает идти дальше. С разных сторон доносился говор, казавшийся теперь таким непривычным. В каждом регионе Тейвата были диалекты, которые и позволяли определить малую родину. В городе Люмин встретила много знакомых лиц. Они смотрели на неё и видели того человека, которым она всегда была. Сильного и опытного воина, открытого и добродушного человека. Наверное, это одна из причин, почему она поехала. Они позволяли ей вспомнить, кто она, кем является, и что может. Что значила. Ей это было нужно. Но давление нарастало, вокруг вспыхивали неприятности, грозившие перерасти в настоящий пожар. Веяло переменами, бурными и разительными. Простые люди и носители Глаз Бога чувствовали это, Люмин видела в их глазах. Царица была права: они смотрели на них и после информации о божественной судьбе невольно искали поддержки, словно деревья, вырываемые с корнем сильным ураганом. Это придавало сил. Ведь когда за тобой целый материк и народ, ты не можешь поддаваться слабости и унынию. Просто не имеешь права. Личные желания не берутся в расчёт и уходят на второй план. Люмин пыталась убедить себя, что это не волновало. Практически все мечты сейчас сосредоточились на благополучии Тейвата. Они уже подходили к отелю «Гёте», когда их окружили дети. Двое мальчишек и столько же девчонок. — Путешественница, ты правда Архонт? — подошла к ней самая младшая девочка. Зелёные глаза ярко выделялись на бледном лице. — Взрослые говорят, ты умеешь вызывать свет. — Ну конечно Архонт. Ты слышала насколько она сильная. — пробубнил мальчик за спиной. Он был чуть постарше её. — Ты правда умеешь? Покажи нам. — хором запросили они. Люмин замерла. — Это не фокусы, нельзя просто так расточать силу! — запротестовала Паймон. При этом Люмин вспомнила, как порой создавала ореол света вокруг себя или небольшую радугу в ладонях, пока никто не видел. — А Роза говорит, что когда вырастет, то получит Глаз Бога, станет Искательницей Приключений и будет защищать Тейват от зла. — сказала другая девочка, чуть постарше первой. — Не хочу, чтобы она уезжала. От этих слов всё сжалось внутри. Слишком свежи были все воспоминания. Старшая девчонка схватила за руку свою подругу и прижалась к ней. Люмин пострела в глаза той, что могла получить Глаз Бога. Если это правда, то каждый час её жизни был уже прописан... Путешественница наклонила голову, навскидку оценивая возраст. Лет шесть. Как малышкам Кли и Саю. Её могут ждать многолетние странствия и тренировки, а не как у Люмин, полное погружение с головой. Дети обступили их, не давая уйти. — Ну, покажи, пожалуйста, покажи! — просили они. Люмин вздохнула, кидая мимолётный взгляд на Паймон. Все равно ведь не отстанут. — Только не говорите своим родителям. — хитро подмигнула она им. Дети закивали. Путешественница присела, чтобы поравняться с детскими лицами, и вытянула руки. В тот же момент сила внутри откликнулась на зов и меж ладоней возник небольшой шар из света, рассыпая своё мягкое сияние вокруг. — Это как крошечное солнце! — Или звезда! Глаза детей восторженно блестели. Если карьера спасительницы мира пойдёт прахом, пойду в фокусники. — усмехнулась про себя Люмин. Она медленно соединила руки, а потом резко развела, отчего между ними образовалась длинная световая дуга, что пестрила яркими красками, подсвечивая любопытные детские лица красным, желтым, синим и другими цветами. Люмин довольно улыбнулась и перевела мимолётный взгляд на Чайльда. Хоть его глаза и не способны были на блеск после Бездны, но Путешественница могла поклясться, что там промелькнули звезды. При всем желании она не могла понять того, что сейчас творилось под той толщей воды. — Если ты единственная, кто так может... ты Звездная Королева? — спросил младший мальчик. — Не глупи. — не отрываясь сказала старшая девочка. — Таких в Снежной зовут княжнами. Люмин мягко рассмеялась, сжала ладони и радуга рассеялась, а вслед за ней и свет. — Никакая я не королева или княжна. — она потрепала мальчишку по голове. — Помните, что вы обещали молчать. Дети есть дети. Всё равно разболтают, Путешественница это понимала. — Это потрясающе! — сказала Паймон, с явным желанием в голосе, чтобы Люмин ещё раз повторила это. — Свет — это жизнь. — Путешественница смотрела на феечку, замечая лукавую ухмылку. В помещении на втором этаже отеля было несколько раз прохладнее, чем на улице. Здесь всё было выполнено в дорогом стиле: тяжелые бархатные шторы графитового цвета, канделябры, ковры, наверняка из Сумеру или Натлана. Шторы были плотно задернуты, пропуская лишь пару лучей света, а воздухе игрались снежинки. Люмин сразу ощутила ледяное напряжение, потоками льющееся от Царицы. — Последняя певица, первая фея, на струнах песню конца играет, восседая в ангельском зале. — тихо пропела Крио Архонт, кутаясь в шаль на плечах, которая выделялась за счёт своего орнамента и пестроты на фоне чёрного платья. Кожа Архонта светилась и мерцала, будто снег лунной ночью. У Люмин промелькнула только одна мысль: «Неземная. И красивая, как луна». — Вы наконец-то здесь. — встала Коломбина, захлопывая книгу. Теперь волосы Третьей Предвестницы больше не обладали привычным рыжим цветом — теперь же они стали чёрными, будто ночь, а кончики отливали фиолетовым цветом. Сколько в этой красоте могло быть яда... — Что с твоими волосами? — спросил Чайльд. — Немного сменила облик. — хихикнула она, накручивая одну из прядей у лица на палец. — Один из моих талантов. — Сменила облик? — фыркнул он. — Коломбина, мы на войне. Что у тебя в голове вообще творится? — Может, там и ветер гуляет как у большинства жителей Мондштата, но зато она красивая. Уголки губ Люмин слегка дрогнули. Путешественнице нравилась её язвительность. Иногда это казалось очаровательным. Иногда — до изнеможения надоедающим. Но в этом была вся Коломбина. В острых иголках, к которым Путешественница уже привыкла. — Помолчите все. — без эмоций и тихо сказала Царица. Но даже этот тихий голос заставил всех резко замолчать и собраться, перестав ёрзать и переговариваться. В такие моменты Люмин задумывалась, способна ли была Крио Архонт по настоящему чувствовать радость или печаль. Казалось, сам воздух отяжелел, и все стояли, ожидая, когда Ледяная Императрица заговорит. Она смотрела в просветы между шторами сосредоточенным взглядом, а затем повернулась и подошла к столу в середине комнаты. «Она сделала из себя главного монстра» — с тоской подумала Люмин, глядя на Царицу, стаскивающую темно-синие перчатки. Один палец за другим, обнажая светлые запястья. Путешественница знала, что кожа Крио Архонта невероятно холодная. — Завтра настанет день, который Тейват должен был ждать столетиями. — наконец-то сказала Царица. — Мы активируем статую, снимем с неё печати элементов и откроем Врата в Селестию. Завтра. В такие моменты Люмин ненавидела ждать. Она терпеть не могла, когда ей приходилось бояться неизвестности. Ее разум всегда начинал дико метаться по сценариям того, что произойдет. Обычно ее воображение оказывалось намного хуже реальности. Но сейчас она была уверена, что всё будет ровным счетом наоборот. Поступки Селестии обладали необычным талантом удивлять всех. — Коломбина уже говорила с Магистром, гражданских после полудня попробуют эвакуировать хотя бы в Спрингвейл. Третья Предвестница тихо фыркнула. — Логично, Мондштатцы недовольны. Ещё больше людей наверняка не захотят оставлять город нам из-за недоверия. — прекрасное лицо Коломбины скривилось. — Так что для справки — мы не несём ответственность за их жизни. Они в городе свободы, поэтому пусть делают то, что хотят. Царица изложила детали того, что задумала. План пробраться в Мондштат казался дерзким, но он, по крайней мере, строился на хитрости и дипломатии. План действий на Селестии же был настолько отчаянным, что мог прийти в голову только безумцу. Люмин прислушивалась к своему сердцу, ожидая отыскать там тревогу или страх, но чувствовала лишь готовность. — Эй, ты идёшь? — спросила Паймон, когда Люмин застыла посреди комнаты после окончания собрания. — Да, минутку. Подождите меня снаружи. На несколько мгновений в комнате повисла тишина. Первая заговорила Царица: — Что тебе нужно, Путешественница? Слишком много всего было посеяно. Слишком много ошибок допущено. Но история помнит всё, поэтому придётся разбираться с последствиями, а отрицать и замалчивать — глупо. — Я хотела извиниться. — тихо произнесла она. — Я знаю, когда ошибаюсь. Независимо от наших разногласий, я стараюсь быть человеком справедливости. Но это не значит, что я останусь в Фатуи после того, как всё закончится. Это было не больно. Не больно просить прощения. Это было освобождением от мук сожаления своего поступка. Потому что оно — колючее сожаление — самое больное в жизни. От него всегда нужно избавляться. Любым путём. Крио Архонт растерянно посмотрела на Люмин. Путешественница казалась ей сплошным противоречием. — Ты не человек. Ты — Архонт. — Нет. Если я порежусь, то у меня тоже идёт кровь. Я тоже могу плакать, если мне сделали больно. У меня также бьется сердце. Во взгляде Царицы вспыхнуло раздражение. — Наивная маленькая девочка. Она отвернулась, но Люмин успела заметить грустную улыбку на её лице. — Не называй меня так. Это неправда. Больше нет. Твои взгляды на жизнь слишком стары. Мир меняется. Сейчас всё возможно. Ведь я же здесь. Архонт Звёздного Света. — Путешественница, кто может предать? — Логично, что любой. — удивилась она, услышав вопрос Крио Архонта. — Нет, не любой. — надменно усмехнулась Царица. — Предать может только близкий человек. И чем ближе — тем больнее. — Ты не считаешь меня близким человеком. — В этом и прелесть моей тактики — у меня нет близких людей. — Ты так боишься снова испытывать человеческие эмоции? Царица всё ещё не до конца верила ей. Не так, как бы Люмин того хотела. Слишком подозрительная, временами — до паранойи, но всегда безупречная в своём контроле над ситуацией. Возможно, в физической силе они могли быть на равных, но в остальном — богиня, которая прожила много сотен лет и девчонка, которое всё это время проспала в метеорите. Что касалось титула Предвестницы... Даже если это было сделано для того, чтобы жители города могли не так сильно волноваться, Люмин не была готова к такому. Если не получится? Если она окажется слишком слабой? Слишком много подобных рассуждений. Но у неё не было времени на подобные раздумья. Мир диктовал свои правила, которым приходилось следовать. И, глядя на Царицу, она понимала, что многие свои желания, мысли и импульсивные придётся запихнуть куда-то подальше. — Это война. Если кто-то из твоих друзей, знакомых или близких умирает, то ты не оборачиваешься назад. Не бежишь к ним. Не спасаешь их. Смотришь только вперёд. Прямо на своего врага. Отделяешь их от своего сердца как можно быстрее, потому что то, что стоит на кону намного серьезнее. — Снова погибнут люди. Я не могу. — И будут гибнуть, у всего есть цена. — она была удивительно терпелива, но слишком ощутим край её рвущегося самообладания. — Звучишь отвратительно. — А ты лицемерно. Всё это, — Царица подошла к окну и обвела рукой улицу, весь Мондштат, а то и мир. — наша с тобой доска для шахмат. Думаешь, они этого не понимают? — Даже если понимают. — Мир не изменить красивыми словами. — Знаю. Но... Что же тебе ещё пришлось пережить, что ты говоришь такое? — голос едва не надорвался. За это тоже стоило себя ненавидеть, потому что Царица слишком хорошо её слышала: каждую ноту вдохов и выдохов, биение сердца. А интонации раскладывали Люмин перед ней по полкам. В ушах вдруг резко начал нарастать белый шум. — Что ещё пришлось отделить от своего сердца? Где-то за стенами жизнь шла своим чередом, а Люмин смотрела и не дышала. Будто от ответа Царицы изменится история. Слово, которое сможет изменить будущее. В глазах Архонта появилось какое-то другое выражение, что контрастировало с сильной, уверенной линией челюсти. Уязвимость. Это случалось слишком редко — возможность увидеть человечность за тенями холодной силы и безразличия, за которыми она обычно скрывалась. — Оно на то и отделилось, что стало ничем. — Путешественница даже не моргала, а Крио Архонт говорила ей чистую правду. Люмин раздраженно взмахнула рукой. У нее накопилась сотня вопросов, но Анна, как обычно, держала все ответы при себе. — Твой брат в ответе за всё. Даже если был одурманен силой Скверны. — Но ты не веришь в это? — спросила Люмин, подмечая её интонации. — Нет. Принятие скверны — это грех, более глубокий, чем небо, однако его шёпот сладок, а мудрость ясна. Если вспоминать его сущность, тьму, смотрящую с самых глубин, сложно поверить, что в Итэре осталось что-то человеческое. Люмин слишком плохо знала, что может сделать с человеком время. Порой оно безжалостно, порой лечит… Она не хотела быть такой как Итэр, но, слава Архонтам, пока что её срок намного короче. Я же знала, на что шла. Нет, она не знала. Да и можно ли быть готовым к такому? Люмин вздохнула. Холодное пробирающее до костей равнодушие разливалось где-то в груди. Равнодушие. Признак исцелённого сердца. Но, как и любой яд, оно лечит, лишь когда знаешь меру. Сейчас оно отравляло её. Обоих близнецов. Повеяло чем-то мёртвым и Путешественнице стало не по себе. — Чего ты от меня хочешь? — спросила Люмин. — Настало время говорить откровенно. Юлить уже не получится. Ставки слишком высоки. Путешественница напряглась. Дышать становилось тяжелее, но незачем было волноваться. Она не предавала себя. И Тейват. — На чьей ты стороне? Вопрос прозвучал громом среди ясного неба. — Я думала, что мы всё решили ещё в Заполярном Дворце. Знаешь разницу между уверенностью и наглостью? Она повернулась к Люмин спиной. — Если я захочу послушать проповедь на эту тему, то обращусь к этим монашкам из собора Барбатоса. Путешественница встала с места, намереваясь уйти. Аня говорила на каком-то непонятном ей языке. И название ему — вечность. Люмин придётся разбираться еще долго с тем, что она постигала столетиями. — Я никогда... — она споткнулась на собственных словах, но приказала себе звучать твёрдо, только всё равно скатываясь в шёпот. — Я никогда не жалела о том, что осталась. Но кое-что она всё же поняла. Путешественница победила скверну снаружи, не поддалась на её чары в Бездне. Теперь нужно одолеть её внутри. Война перетекла с одного фронта на другой, более сложный и глубокий. Какое оружие оставалось? Она уже хотела выйти, как услышала тихий голос Царицы. — Люмин... Ладонь замерла на ручке двери. — Любовь точит скверну. Путешественница кивнула ей и ушла. Она остановилась посреди пустого коридора и растерла солнечное сплетение, пытаясь успокоить колотящееся сердце. Но оно не унималось, билось так, словно Путешественница пробежала с подножия Драконьего Хребта на самую верхушку без остановки. Ей нужно отдохнуть от всех сведений, что получила за последнее время. — Она ужасно себя ведет. — сказала Люмин Паймон и Чайльду, которые стояли снаружи отеля «Гёте». — Зато эффективно. — покачал головой Аякс. — Злиться на Её Величество за безжалостность — все равно что злиться на котел за то, что он горячий. Мы все её знаем. Люмин скрестила руки на груди. Это была игра. Царица всегда играла. Если у Ани и возникали сомнения по поводу того, что они задумали, она этого не показывала. Хотела бы Путешественница разделять её уверенность! — На тебя я тоже злюсь. — На меня? За что? — Не знаю. Я еще не придумала. Чайльд быстро сжал ей руку, и через секунду Люмин, смягчившись, сжала ее в ответ. Паймон дернула Люмин за шарф. — Что? Феечка ткнула пальцем в какой-то переулок. — Вам не кажется тот человек вдалеке... знакомым? Они выглянули на невысокую фигуру, которая быстро прошмыгнула за угол, и на секунду Люмин подумала, не привиделось ли ей. Все трое дёрнулись вперёд и рванулись с места. Они быстро миновали лестницу, чуть ли не перепрыгивая через ступени. Люмин на секунду затормозила, оглядываясь по сторонам. Казалось, ещё секунда и сердце выпрыгнет из груди. — Туда! — Паймон тыкнула пальцем в подворотню. Они проследовали дальше. Перед глазами предстал тупик. Девушка, за который они гнались, нервно оглядывала стену перед собой, пытаясь найти выход. — Можешь не утруждаться, бежать тебе некуда. — резко сказал Аякс. Она повернулась и её волосы красиво взметнулись вверх, развеваясь по ветру. Нервно хихикнула, глядя Чайльду и Люмин в глаза. К сожалению, не привиделось. Тоня. Путешественница почувствовала, как кровь отхлынула от лица, а в груди кольнуло, но она лишь медленно моргнула. — Гадство. — прошипела Тоня, оглядываясь вокруг. Чайльд оценивающе смотрел на неё. — Только дёрнись, ты пожизненно из дома не выйдешь по возвращению. — зло парировал Чайльд. — Что ты здесь забыла, Архонты тебя побери? Ты шла за нами до самого Мондштата? Тоня закатила глаза. — Я же сказала, что не буду сидеть на месте. — У Тевкра этому научилась? — в его усмешке почувствовалась горечь. — Каким образом ты вообще смогла выследить отряд? — Не важно каким образом, смогла же. — Ведёшь себя максимально безответственно. — Ты тоже себя всегда так ведёшь. — Что ты вообще творишь? Архонты побери, а если б ты упала где-нибудь в горах и сломала бы что-то? Тоня закатила глаза. В такой ситуации даже Паймон молчала. — Слишком много беспокойств на твою голову, тебе не кажется? — Тебе семнадцать. — он чуть сузил глаза. — Тут дети около семи лет имеют звание рыцаря и глушить рыбу с помощью бомб ходят. Аргумент не засчитан. — О, Тоня уже успела с одной из главных жемчужин Мондштата познакомится. — протянула Паймон. Все умолкли. Путешественница не выдержала и закатила глаза. Одной заботой больше. Как некстати. Горячая волна беспокойства за Тоню прошлась по всему телу и обосновалась под диафрагмой. Она кинула быстрый взгляд на Чайльда, челюсть которого сильно сжалась, а на скулах играли жевалки. — Хватит так смотреть на меня. — Тоня пожала плечами. — Хороших целителей мало не бывает. Кроме того, ты учил меня стрелять из лука. — Его бы самого поучить. — хмыкнула Люмин, вспоминая, что иногда Чайльд чуть ли не бил луком противников по голове. Тоня громко фыркнула и посмотрела на Путешественницу. — Ты так наивна, что мне тебя жаль. — выпалил он. Чайльд кипел от злости. Его руки то сжимались, то разжимались, словно он с трудом подавлял желание что-нибудь сломать. — О, так ты у нас, значит, знаешь все и про всех. Знаешь, какие все на самом деле и на что способны. — злобно отчеканила Тоня. Аякс застыл, а его лицо словно превратилось в безэмоциональную маску. — Мир требует перемен. — хмыкнула Тоня, наконец поднимая голову, смотря на Аякса и Люмин уже по-другому. Напряжение не ушло из черт её лица, но глаза, казалось, в глубине засияли надеждой. — И для этого каждый человек на Тейвате должен стать теми переменами, которые все хотят увидеть. Смысл разрушения фальшивого неба и созвездий был в том, что когда люди освободятся от того, кто они есть, они станут теми, кем они могли быть. — Братец, пожалуйста. — мольба. — Нет. — ровным голосом сказал Аякс. Он замолчал на мгновение, и Люмин ощутила всю горечь, скользнувшую по языку, словно лекарственный отвар. Всё вокруг наполнилось его разочарованием. — Я бы даже не стал думать, если бы ты была в Фатуи. — Прошу. — её голос дрогнул. — Я так хочу помочь. Пока Люмин стояла там, её пронзало чувство физического разрыва между братом и сестрой. Незаметно к ним подошла Коломбина. — Я попрошу кого-нибудь из рыцарей, чтобы её эвакуировали завтра. — её голос прозвучал словно прекрасное пение птицы. — А пока могу найти кого-то из солдат, кто может присмотреть за ней. Чайльд стиснул зубы, каждый вдох отдавался болью. Затем отрывисто кивнул Коломбине. — Пойдём, посидишь в отеле «Гёте», малышка. Наверняка я смогу найти тебе свободную комнату. Уложу спать и спою колыбельную. Детям же ещё поют на ночь? — Я не ребёнок. — прошипела Тоня. Её руки сжались в кулаки, а тело пробовала лёгкая дрожь. — Хм? Даже если так, даже моя дорогая подруга слушала их. Правда, — Предвестница рассмеялась. — последний раз она её слушала будучи уже в своём гробу. — Ты её так только запугаешь! — крикнула им в след Паймон. Чайльд вздохнул и провел рукой по волосам. Это был самый откровенный жест дискомфорта, который Люмин когда-либо видела от него. Его глаза, обычно — голубая бездна, яркие и глубокие, но сейчас — такие блёклые и прозрачные. Бесцветные. Ей было больно в них смотреть. Перенимать его состояние. Он немного опустил голову и едва слышно выдохнул, словно рассмеялся. Люмин внимательно посмотрела на него. Аякс больше ничего не сказал. Путешественница как можно мягче опустила руку на его плечо. Она ощутила под пальцами изгиб его ключицы и видела яростно пульсирующую вену на шее. Вот и всё. Всё кончено. Так всегда всё и заканчивается. Пустыми словами совсем не о том. Разочарованием. И сожалением. Болью. Грустью.

***

Жить, неся на плечах все обиды мира — ужасно. Ужасно и то, что это — необходимость на пусти спасения материка. Но по сравнению с тем, что пришлось пройти в прошлом всё это казалось сущим пустяком. Пустяк, что пришлось покинуть старых друзей, если можно их было так назвать, находиться много столетий под властью тех, с кем должен был бороться. Пустяк, что в родном доме вечный холод и зима, а то, что цветёт зеленью мороз внутри уничтожал. Пустяк и то, что в головах людей твоя персона на веки высечена под клеймом «злодей». Пустяк... А потом эти пустяки упали на плечи, стали практически непосильным грузом, с которым приходилось каждый день выживать. Жизнь. А жила ли она когда-нибудь? Кажется, что да. Только это было очень давно. Настолько, что эрозия могла в любой момент начать поедать эти воспоминания. Царица долго разглядывала каменную статую в верхней части города, ища скрытые свойства. Подобные воздвигали ей в Снежной, она знала даже проведя столько лет не выходя из Заполярного Дворца, появляясь перед народом лишь издалека на его просторных балкончиках. Когда-то Барбатос, а ныне обычный бард, слоняющийся по улочкам Мондштата, сидел в ладонях каменной фигуры, свесив ноги. Я не полезу на эту статую. — подумала она и всё же полезла. Неведомые ветра привели его в эти земли. Порой его песни были стары как свет, а иной раз он напевал ещё ненаписанные строки. Она помнила, что он любил яблоки и живую атмосферу, но не любил сыры и всё липкое. Аня также помнила, что когда он управлял ветрами, его Анемо сила проявлялась в виде перьев. Барбатоса привлекала их лёгкость и беспечность. — Olah! — он обернулся, широко улыбнувшись. — Так хиличурлы говорят «привет». Ты чего там стоишь, старый друг? Садись. Царица села, продолжая держать королевскую осанку. Аккуратно разгладила складки на платье ладонями. — Не думала, что мы друзья. — холодно подметила она. Анемо Архонт пропустил эту фразу мимо ушей. — Как только принцесса в моей истории спасёт принца, — беззаботно произнес он, глядя на темнеющее небо. — я сразу сделаю так, что песнь о ней разлетится по всем уголкам Тейвата. Она хмыкнула, пожала плечами. Вряд ли он увидит всю иронию на её лице. Принц Бездны должен умереть. Она позаботится об этом. — Ты изменилась за пятьсот лет. Стала такой величественной. Прямой взгляд серебряных глаз, прямо с острым предупреждением: «Не лезь, убьёт». — К моему величию был только один путь, и этот путь проходил через страдания и потери. — отчеканила Царица. — Потери… столько потерь сломали бы любого, даже самого сильного. — О многих ты даже и не слышал. — Ну, что ж, — заключил бард. — тогда за безвозвратно утерянных близких. Венти поднял бутылку и отпил одуванчиковое вино из горла, прощаясь с призраками прошлого. Снова. Затем передал бутылку Ане. — За ошибки, которые мы совершили. — с ледяным спокойствием поддержала она. Царица тоже приподняла бутылку вверх и допила напиток, прожигающий внутренности. — Тебе, Царица, нужен отпуск. — Анемо Архонт слабо улыбнулся. — Мне не нужен отпуск, Барбатос. Вы, боги, решили, что можете спокойно уйти в отставку и сбежать от проблем. С тех пор Тейватом правят богини. Мне нужна другая жизнь. В моей настоящей нет места отдыху. — Мне жаль, что я не вмешался. Мне жаль, что я не принял твои слова о Рейндоттир за что-то серьёзное. Мне жаль, что этого всего не изменить. Царица стиснула зубы сильнее. Она практически не чувствовала обиды. Просто не хотела говорить об этом. Чем меньше она вспоминала, тем меньше хотелось рвать на себе волосы, разносить мир вокруг себя до обломков. Каждый думал, что он справился. «Время лечит» — так говорили в Снежной. Но время не возвращало умерших. Да и поговорка была лживой. Время совершенно не лечило, лишь притупляло боль и заживляло раны, превращая их в шрамы. А шрамы не могли исчезнуть, близкие — вернуться, прошлое — меняться. — Спасибо, Барб... Венти. Было важно знать, что Анемо Архонту не всё равно. Знать, что один из старейших Архонтов не просто пил каждый вечер в тавернах, а потом спокойно и без угрызений совести спал до обеда. Знать, что он помнит. Что сожалеет. Да, сожаление было как время — не могло вылечить и вернуть тех, кто канул в небытие. Но никто ни разу не сказал, что ему жаль. Царица не молила о жалости, она просто хотела поддержки. Разглядела её в Пьеро, но, возможно, если какая-то из его болей и была настоящей, то он бы ещё ходил по этой земле. — Не думала, что наша встреча может быть такой мирной. — Я тоже. — кивнул он с легкой улыбкой на лице. — Но всё-таки я рад этому. Серебряные глаза подметили мелькнувшую фигуру в белых одеждах на лестнице. И, кажется, Венти тоже заметил её. — Она изменилась. — по-доброму начал он. Нежный голос было приятно слушать. Царица даже подумала, что была бы рада услышать как он поёт. После появления Люмин в Фатуи положение вещей особо не менялось. Цели, преследовавшие Царицу много столетий, остались неизменными — построить дом для всех существ на Тейвате, поистине свободное место от Божественной Судьбы; достигнуть мира на материке. Если будет нужно — подчинить хоть все семь королевств, лишь бы прекратились бесконечные смерти. Аня не любила кровь, ненавидела смерть и убийства, но иногда единственный способ достигнуть мира — это заставить приклонить колени в страхе, граничащим с бесконечным уважением. Ей надоело подобие мира, подобие свободной жизни, в которой пришлось пожертвовать многим. Еще пятьсот лет назад она поклялась, что будет идти до конца. Ведь цель оправдывает средства. Её называли чудовищем. Но она, всеми любимая Путешественница, куда чудовищнее. В памяти возникла первая встреча с Люмин. Даже в тот миг Крио Архонт поняла, вглядываясь в бледное девичье лицо, в глаза лишенные жизненной энергии, что бедная девочка, путешественница была рождена для создания нового мира. Сила, заключённая в измученном теле, неосознанно находящаяся в постоянной борьбе со своей сущностью. Но уже тогда она ощутила странную, непривычную тягу. Совсем не похожая на богиню, немного болезненная от постоянных путешествий и сражений, худощавая, с выпирающими ключицами, в бальном платье, одетым явно не по её желанию, с дрожащими от волнения руками. На дне янтарной радужки плескалась целая буря из эмоций, одни сменяли другие, начиная от бешеного испуга и заканчивая нотками природного величия. Люмин была иной. Разбитой, сломленной, иногда по человечески слабой. Но каждый раз, смотря на нее, Аня ощущала себя.  — На самом деле ты очень хорошая. — Венти говорил это почти с полной верой в слова. Даже не подозревая, как он далек от правды. — Ты заблуждаешься. Она убивала сотни, не щадя никого. Ни разу не усомнилась в правильности своего выбора, преследуя собственные цели и питая амбиции кровью. Её люди убивали других людей, превращая их в пыль под ногами. Расшатывали другие страны Тейвата. Она точно не хороший «человек». — Мне нужно идти. — Аня. — он тепло улыбнулся. — Удачи. Хоть двигалась она медленно, но ветер все равно играл с её волосами, развивая их белоснежным облаком за спиной. На одно короткое мгновение, лишь на одно, ей захотелось стать этим ветром, быть свободной от обязательств, от ответственности и от бесконечности. Вода в фонтане Мондштата отсвечивала яркие краски заката, что опустился на город совсем незаметно. Облака наверху разошлись и теперь на небе ни одного облачка, потихоньку зажигались звезды. Улица дышала теплом и влагой. В Снежной очень редко бывало такое небо из-за бурь. Может, когда-нибудь там и придёт лето, по которому она так часто тосковала. Аня ждала, когда асфальт в Столице, венчанный кромкой льда, наконец, овдовеет. Когда лучи тёплого света озарят комнаты Заполярного Дворца и подарят душе недостающего тепла, чтобы промерзшая душа стала двигаться, а вместе с тем — жить. Но пятьсот лет назад зима начала день за днем отвоевывать себе право на дальнейшее существование. Она надрывно и отчаянно билась, пытаясь отвоевать у весны еще месяц. Лишь месяц, думала Аня. А затем еще, еще и еще. И так на столетия. То время ощущалось по-иному: его ход, долгий, вязкий, неправильный. Словно кто-то ломал его по прихоти. Сухой огонь сжирал заживо. Бездна разверзлась прямо в ней. Всё казалось таким эфемерным, стены давили, будто готовые рухнуть на меня в любой момент. Та гнетущая тишина. Одиночество было её первым испытанием. Тогда Аня осталась с мыслями один на один, и они тянулись по замкнутому кругу, словно узники в кандалах. Перемалывали в голове одну и ту же безысходную ситуацию, плотной завесой закрывающую завтрашний день. Потом появился он. Капитан Сумеречный Меч. Сначала он просто появлялся в тенях и молчал так долго, каждый раз пытливо всматриваясь, гипнотизируя своим пронзительным взглядом, от которого любому было бы не по себе. А потом он начал говорить. И Аню окутывала злость, сколько пришлось услышать в свой адрес громких обвинений, что она — манипулятор, хотела лишь власти, завладеть силой, господствовать. И ни разу Сумеречный Меч не давал слова, не выслушивал, ставя клеймо вруньи, которая подчинялась Селестии. Но Аня не была такой, все её помыслы были лишены эгоизма. Всю эту вечность она держала данное слово — пыталась создать безопасный дом для людей. Ради этого она была согласна носить статус безжалостного монстра, тирана — это всё не имело значения, главное — цель, которую столь долго преследовала. Раньше Аня была наивной девочкой, которая кричала от борьбы, противостояния, ненависти и смерти. Но впереди ждала вечность, а Архонты умели ждать и терпеть. Но... Что случилось, если хотя бы он был жив? Что она должна была бы сказать? Что почувствовать? А самая главное, почувствовал бы что-нибудь он? Она обвела взглядом дома вокруг. Многие люди не уйдут. Они останутся. Это было сродни суевериям. Мондштат и её народ всегда были излишне восприимчивы к ним, хотя иногда они же их и спасали. Народ легко понять в том, почему далеко не все жители покидают свои дома независимо от тяжести обстановки. Царица их понимала. Аня рассекла в голове оттенки печали, которые ей самой и не принадлежали. Эти эмоции принадлежали лишь редким людям на улицах, которые обходили её как только фигура в темном плаще с опущенным назад капюшоном появлялась в поле видимости. — А я и не подозревал, что Архонты могут быть такими бездельниками, Ваше Величество. Царица обернулась через плечо и заметила чуть поодаль одного из рыцарей, которого видела при входе в город. Капитан Кавалерии, кажется. Хитрая искорка в хрустале его глаз была чиста и холодна, будто лёд. Темно-синие брови сведены вместе, края губ приподняты, выдавая всё тот же хитроумный нрав, как и глаза. — Вряд ли Вы имеете право так со мной разговаривать. К тоже же, я даже не знаю имя рыцаря, который так пристально следит за моими действиями. — она наклонила голову вбок, чуть ухмыляясь своей колкости. Он остановился рядом, схватившись за каменный бортик фонтанного бассейна, и уставился вперёд, на темнеющую воду. И совсем не боится. Для такого нужно быть либо безмерно храбрым или безмерно глупым. — Кэйа, Капитан Ордо Фавониус. Она пристально смотрела на него. Обычный человек с Глазом Бога? Нет. Что-то другое. Слишком многое в нём было вещей, которые не вписывались под определение обычного мондштатца и, тем более, под человека из любого другого региона Тейвата. Каэнриец? Возможно, но не полностью. — Ты не Мондштатец. — подметила Царица. — Как твоя фамилия, мальчик? — Альберих. Была ли она растеряна? Абсолютно. Но продолжила держать спину, как и подобает королевской особе. — Каэнриец. — обольстительно-хитро улыбнулась она, довольствуясь тем, что чутьё и собственные глаза как обычно не подвели. — Но я не припомню, чтобы у Анфортаса Альбериха были дети. Уголок его губ дëрнулся, но в воздухе начало витать напряжение — тема его семьи явно вызывала у него отторжение, но Царице вдруг захотелось выдавить из него эти жалкие крупицы информации. — Вы знали моего отца? Аня видела в его словах искренний порыв, но чуйка была права — было в его глазах нечто хитрое. Он, безусловно, умëн, и острый язык вкупе с интеллектом были его неотъемлемой частью. — Да. Он был маршалом-регентом, когда Ирм... — она запнулась, но сразу же продолжила. Будто ничего не было. — Когда король Каэнри’ах в ходе неудачного эксперимента остался инвалидом. Для меня честь, что я была знакома с этим человеком. — Что ж, а Вы и вправду много знаете. Видели ли Вы сову с Драконьего хребта? Если посмотреть прямо ей в глаза, покажется, будто она смотрит сквозь тебя, не рассказывая своих секретов... — Завораживает, не правда ли? — вырывается у неё чуть быстрее. Голос прозвучал немного хрипло. — Завораживает, не правда ли? — сказал синхронно с ней Кэйя, пропуская через маску хитрости удивление. Они затихли. Ане пришли в голову старые воспоминания. Старые слова и старая просьба. И тот знатный Каэнрийский мужчина, забравший осколки света и любви в её душе, забравший с собой по её просьбе ощущение жизни. Она потеряла всё, потеряла себя, часть души, оставшись лишь наполовину живой. Когда-то давно она пыталась заполнить пустоту, искала его в каждом новом человеке, лгала себе, что всегда и всех можно заменить, но в глубине души она сразу всё поняла. Счастье было так близко, словно домашняя птичка, лакомившаяся с руки, но она не смогла удержать его, сохранить, сберечь. Это было её решение, и от этого было ещё больнее. И теперь она здесь. В этом самом городе, название которого слетело с уст пятьсот лет назад. Стоит напротив офицера Ордо Фавониус. Что дальше скажет этот странный человек? Но больше он ничего не сказал. Лишь около городских стен послышались взрывы такой силы, что затряслась земля. Десятки рыцарей у входа в город были отброшены назад полыхающем столбом чёрной и липкой субстанции. Орден Бездны.