За несколько часов до нападения Бездны
На стене в одной из гостиных отеля «Гёте» простиралась карта страны ветра с отмеченными красными крестами населенными пунктами. Чайльд застыл перед ней, глазами изучая леса и поля, витиеватые дороги и реки. Он хмурился, был явно недоволен. Обсуждение отхода не помогло: без точно проверенных данных сложно было строить нормальный, рабочий план. Они барахтались в догадках, как несмышлёныши, основываясь лишь на том, что «кто-то» должен прийти. А «кто» — неясно. Каждый из них выдвигал свои теории, которые могли обернуться полным крахом. Тарталья и подумать не мог, что Царица позволила всему этому случиться; она не была из тех, кто рисковал всем ради чего-то одного. — Паймон, будь душкой, подай бутылку «Огненной воды». — сказала Коломбина, запрокидывая ноги на стол. — Она в шкафу. Чайльд застыл перед картой. Он повернулся и скептически хмыкнул, изгибая в вопросительном жесте бровь. — Не в настроении, золотко? Она покосилась на стол, заваленный бумагами, привезенные с собой: прошения и донесения, законопроекты, законы и депеши, несколько чертежей новых творений Сандроне. Коломбина отправила самого быстрого агента, чтобы жители Спрингвейла подготовились к приезду мондштатдцев. Чайльд видел, как долго она подбирала слова на листе пергамента. Никто не знал, как люди в Спрингвейле относятся ко всей ситуации, и все понимали, что вступают на зыбкую почву, но благоразумие должно восторжествовать. Люди, которые несут веру в сердце, более осознанны. Здесь и заключалась главная загвоздка: действительно ли они были людьми, которые верили в Семерых, или просто нуждались в религии и существовании Селестии? Лишь одно они понимали точно: договориться нужно любой ценой, иначе неприязнь перерастёт в ненависть. — Вы пить собрались?! — возмутилась Паймон. — А кто завтра будет людей эвакуировать? — Не жужжи, он меня так опасается, что и крошки не проглотит. Чайльд фыркнул, скрещивая руки на груди. — За такое обычно вызывают на дуэль. — Попробуй. — она страдальчески потёрла рукой переносицу. — «Предвестники Фатуи ранжированы по силе, и я понятия не имею, почему эта девочка занимает третье место. Будь у меня такая возможность, я бы хотел помериться силами с каждым Предвестником, который стоит выше меня, но не с ней... с ней что-то не так. С ней нужно быть очень осторожным». — Третья Предвестница улыбнулась. — Так ты обо мне думаешь? Чайльд недовольно фыркнул. — Гадство. — Ты можешь читать мысли? — спросила Паймон. — В некотором роде. Феечка вопросительно посмотрела на Предвестницу. Дамслетта опрокинула стопку «Огненной воды». Дно рюмки громко ударилось об деревянную поверхность стола. — Я была одной из фей. — она прикрыла глаза. — Правда говоря, далеко не самой лучшей. Легендарные пустоши — это земля рядом со Стеной Позора Богов, лишенная чудес. Там есть лишь призрачные руины, оставленные древними Архонтами, да пустые дворцы давно ушедших фей. Когда один старый волк проходил мимо сереющего среди пустошей дворца, его внимание привлекли звуки музыки. Мои пальцы ласкали струны хрупкой лютни, исполняя давно забытую траурную мелодию. Волк сел перед мной и вмиг забыл о голоде, жажде и одиночестве. Он внимательно слушал. И понял каждое слово, каждую букву, каждую ноту; однако язык был ему незнаком. Он отличался от языков других живых существ. Язык фей. Народ Снежной прозвал Коломбину «голубкой». Людям казалось, что она была нежна и прекрасна. Её умиротворённость, миловидная внешность, очаровывающий голос — мало кто полагал, что её красота была ядовитой. Это всё это хитрая обманка, скрывающая за собой тёмную личность, заставляющую даже у некоторых Предвестников бежать мурашки по коже. Дамслетта искусно пряталась за маской прекрасной девы, собирала по крупицам важную информацию, готовясь в любой момент превратить в пыль тех, кто встал у нее на пути. Все Предвестники чувствовали это. А «Голубка», в свою очередь, прекрасно прослеживала нити мыслей у них в головах. Её оружием были не острые клинки и физическая сила. Её главным оружием была хитрость. А неосторожные мысли в чужих головах могли вонзиться глубже, чем клинки и стрелы. У Коломбины были тысячи обликов, тысячи имен. И сила, по мощи схожая с божественной. — Волки — это не народ ветра, их родина — это не страна вина и песен. Они — народ севера, а родина им — страна снегов. Поэтому там, среди пустошей и лесов, куда ушли от людей волки, редко можно услышать запах вина. — Элементальная магия и магия фей находятся на разных энергетических слоях. — заметила Паймон. — Как вышло, что Архонт смог помочь фее? — Боюсь, этот секрет не принадлежит мне. — она пожала плечами. — Вам всем может казаться, что я много знаю. Но, должна заверить, это не так. Кое-где чуть больше. Кое-где чуть меньше. Повисла тишина. Коломбина медленно налила себе ещё «Огненной воды». — За вас, Одиннадцатый Предвестник и странная, уменьшенная версия Богини Судьбы. — она медленно отодвинулась и прикрыла глаза, будто её клонило в сон, а затем поднесла рюмку к губам. — Для каждого из нас уготовлен свой день, свой гроб и свой склеп. Но, надеюсь, никто из нас не будет лежать в столь вычурном соборе, что выбрали для Лоефальтер.***
Теплая весна свалилась на земли Мондштата внезапно. Ещё вчера с утра небо было закрыто серыми тучами, на земле показывалась пожухлая трава с прошлого года, а теперь с голубого небосклона сияло солнце, пригревая почти по-летнему, зеленели поля и цвели вишни да яблони. Люмин щурилась от яркого света, как кошка, подставляя кожу теплым лучам, провела рукой по стволу многовекового дуба в Долине Ветров, вдыхая аромат до боли в легких и головокружения. Опустилась к корням, облокачиваясь спиной на гладкую кору. На душе было тревожно. Даже если их затея и увенчается успехом, то будет немало потерь. Путешественница зажгла слабый белый сгусток света на ладони и устало смотрела на него. Он успокаивал и расслаблял своим приятным, мягким сиянием. Люмин по прежнему смотрела на него, всё ещё не веря, что это её свет и ничей больше. Неожиданный громкий, весёлый голос прервал мысли и похожую на натянутую проволоку концентрацию Люмин: — Знаешь, принцесса, этот твой Мондштат выглядит аляповато и кричаще. Здесь явно нужен капитальный ремонт. Люмин вопросительно посмотрела на него. — Мне сказали, что ты здесь. — ответил Аякс прежде, чем Путешественница успела разомкнуть губы. Чайльд глотнул одуванчиковое вино из бутыли, которую притащил с собой. — Если я выживу, то первым делом вернусь сюда, чтобы поплавать в цистерне этого прекрасного напитка. — Полегче, Аякс. — осадила его Люмин. – Ты нужен нам бодрым к утру. Он застонал. — Люблю сражения, но почему они начинаются так рано? Аякс сел рядом, внимательно вглядываясь в её лицо. — Тоня отказывается со мной говорить после того, как Коломбина посадила её под замок. — Чайльд продолжил говорить, проводя рукой по ее спине и притягивая Люмин ближе. Она послушно прижалась к крепкой груди и спрятала лицо в форменном серебристом мундире. — Мне жаль. — ответила Люмин. — Но вы с ней похожи. — Знаю. И от этого ещё дурнее. Их пальцы соприкоснулись. Невозможно холодные его и ее — еще согретые. Ее светом. Его облаченная в перчатку рука аккуратно заправила цветок ей за ухо и обхватила волосы. Чайльд провел пальцами по локонам, смотря, как они рассыпаются по ладони, и подушечкой большого пальца рассеянно поглаживая шелковистую прядь. — «Наши судьбы подобны жемчужинам, рождённым в один час»... — пропела Люмин. Аякс тихо рассмеялся в макушку Путешественницы и прижался щекой к её шелковым волосам. — «Ах, наши грешные сладкие судьбы»... Они улыбнулись друг другу и продолжили вместе: — «А-а-а, в моих воспоминаниях всплывают плоды, красные словно гранат. Даже если судьба закроет твои глаза и песня застынет на губах. Песня будет литься, даже если под ногами у нас окажется дорога из огня»... Хрупкие моменты счастья именно такими и бывали. Простыми, лёгкими, нежными и… недолгими. К сожалению. Однако это заставляло ценить их пуще всех сокровищ. — Итак, — Аякс хитро сощурил глаза. — ты безумно влюблена в меня? — Конечно, глупый. — их пальцы переплелись, и страх пронзил её сердце. Столь странные ощущения… будто в Люмин зародилось что-то неведомое и живое… или, быть может, оно находилось там всегда, но она не замечала этого. Пальцы подрагивали. Путешественница думала лишь об этом ощущении, позволяя ему быть, заполнять душу. И от этого становилось мирно и спокойно, словно всё происходило как нужно и вовремя. Тонкой рябью прошлось оно по душе, заставляя глаза увлажниться. — Я так и думал. — усмехнулся он. — Моя маленькая звездная богиня. Аякс всегда смотрел на неё так, будто... Ему всегда будет мало. И он, чудовище из чудовищ, принадлежал только ей. С именем, со всем своим голодом и ухмылками, которые Люмин хотела запечатать прикосновением. Он улыбнулся шире и склонил голову набок. Видеть его таким было почти физически больно. Больно. Больно даже допускать мысль, что скоро кого-то из них может не быть. Это было сродни тому, когда человек думал о будущем, мечтая и представляя, но никак не получая частичку из него. Но теперь было значимо лишь сегодня. Сейчас. И он. В такие моменты Люмин понимала, сколько же оттенков в этом мире, как они расцветали перед ней, сменяя друг друга в этой гармонии цветов, света и теней. Словно они появились ниоткуда, будучи всегда рядом с людьми, просто она ощутила их только сейчас. Это расширяло сознание даже больше, чем пресловутая философия, которую пыталась донести Царица. Здесь же всё становилось понятно без слов. Осознание расцветало изнутри, не облекаясь в сложные слова, не требуя долгих объяснений. — Все в порядке? — спросил он, нежно касаясь ее подбородка, заставляя поднять голову. Его улыбка померкла. Аякс подался вперед. Его глаза горели. Люмин видела это. Тёмным огнём на грани безумия и морока. Пропасть вожделения разверзлась, затягивая их всё глубже и глубже... Обоих... Это пугало. Открывало врата в бездну. Люмин почувствовала его дыхание у себя на шее, затем легкое, как вздох, прикосновение губ к коже. — Я уничтожу их всех. — прошептал он ей на ухо. — Каждого. Они будут умирать долго и мучительно. Я сравняю Тейват с землёй, я заставлю Селестию и Бездну полыхать. — его голос хрип. Она невольно задержала дыхание, мурашки пробежали по коже, подобно электрическому разряду, волоски на руках встали дыбом. Люмин была загипнотизирована этим жадным взглядом, этим неприкрытым вожделением, терпким и сладким. — Я сделаю всё. — голос Чайльда сорвался, он поцеловал её шею, прикусил мочку уха, снова скользил губами по шее. — Тебе стоит лишь приказать. Все вокруг исчезло, пока мир рождался; пока мир умирал в их войне, в их единении. В его имени, произнесённом на выдохе, клятвой — ненавистью и большим, чем может вынести ткань мироздания. Слова его — смертельный яд, принесенный из Бездны. Но он уже в крови Люмин, разносился по телу, отравляя каждую клеточку её организма. И не было лекарства от этой отравы. — Тогда я приказываю. — тихо произнесла она. Аякс решительно схватил её за подбородок и посмотрел в глаза, где «плескалось» самое настоящее горе. И в этом они схожи — тёмное прошлое и, вероятно, полное отсутствие будущего. Жизнь была наждачкой, что затачивала на их телах и душах острые грани.***
Скверна Бездны летела во всех направлениях. Воздух был тяжелым от такого количества магии, запаха дыма, крови и горящей плоти. Пространство города заполняла какофония звуков: со всех сторон слышались крики и громкие стоны боли. Подкрепление армии Бездны приближалось. Новые силы наступали и буквально прижимали рыцарей и Фатуи к стенам города, загоняя в ловушку. Ордо Фавониус, Фатуи и владельцы Глаз Бога продолжали попытки атаковать, но раз за разом их вынуждали отступить. Люмин увидела в толпе Лизу. Спиной к ней находилась Эола, яростно отбивающаяся от чудищ. Сахароза находилась неподалеку от них: она уводила Кли, чтобы оставить её в безопасном месте. Многие знакомые лица неслись к воротам: Кэйя. Розария. Мона. Барбара, которая защищала город, несмотря на то, что была целительницей. Люмин уклонилась от нескольких потоков скверны и сумела подобраться достаточно близко ко входу в Мондштат. Через некоторое время она оказалась на мосту через Сидровое озеро, и от картины, представшей перед ней, кровь стыла в жилах. Кровь везде. Густая, застывающая. Оторванные руки. Чьи-то туловища. Головы. И этот хохот… Повсюду… Утробный смех тонул в её голове всё глубже. Люмин пришлось поучаствовать в огромном количестве сражений, но поднявшаяся из желудка кислота практически заставила Путешественницу согнуться пополам. Быстро пересилив рвотный позыв и вытерев рот ладонью, Люмин снова подняла взгляд вверх. Множество людей были мертвы. То, что осталось от их тел, кусками валялось вокруг. Некоторые все еще оставались живы, но были истерзаны так сильно, что вряд ли смогли бы продержаться долго. Из вспоротого живота одного из агентов Фатуи свисали внутренние органы. Какой-то рыцарь из Ордо Фавониус лежал рядом с ним. Их тела были в таком ужасном состоянии, что не оставалось сомнений: они мертвы. Здесь пахло ужасом, который отстреливал от городских стен прямо в её голову, рождая панику. Страх дробился… за Аякса, за себя, за Паймон и за Ирэн, которые находились непонятно где. — Альбедо! — Люмин на мгновение замерла, когда заметила алхимика. В зловещем свете факелов его лицо было похоже на обтянутый кожей череп; его щеки впали, под глазами, казавшимся ярко-голубыми дырами на фоне бледной кожи, залегли темные круги. — Ты видел Одиннадцатого Предвестника? — Слышал, что оба Предвестника и их Архонт в первой линии обороны. Люмин почувствовала, как сжалось горло, а затем взглянула на бесчисленное количество монстров. — Прикрой меня. Алхимик отрывисто кивнул. Люмин сильнее сжала в ладони меч, больше похожий скорее на произведение искусства, нежели на оружие — каждой гранью, изяществом линий, складывающихся в рисунок на тонком лезвии. Выпуклая, украшенная рукоять словно идеально создана под её пальцы. Вспышка света, и множество монстров Бездны обратилось в пепел. Вместо магов Люмин видела улыбающихся Джинн и Лизу, которые впервые встретили её в штабе Ордо Фавониус. Вместо криков слышала звуки песни ветров на фестиваль вина, когда Венти сказал, что быть семьёй — это не иметь общую кровь, а поддерживать друг друга. Воздух был полон режущих ухо залпов. Выстрелы следовали быстрой дробью, как капли дождя барабанили по крыше при начале бури. Драконы руин хлопали металлическими крыльями, кружа широкими дугами. Люмин двигалась дальше, как вдруг плечо пронзила обжигающая боль. Вскрикнув, она упала на спину. Одна из элементальных атак достигла её. Путешественница распласталась на окровавленной земле, чувствуя, как хватка на рукояти меча ослабевает. Рядом возникло очертание Альбедо. Путешественницу охватила паника. С отчаянием она попыталась вернуть остатки самообладания. Правая рука онемела. Люмин заставила себя дышать равномерно. — Помоги мне встать. — быстро проговорила она. Оказавшись на ногах, Люмин собралась с силой и начала призывать свет, хоть и могла орудовать только одной рукой. Её терзали сомнения, что она сможет вызвать настолько сильную вспышку, чтобы уничтожить достаточно количество демонических зверей. Шанс невелик, но она им воспользуется. Люмин вскинула руки. Луч на секунду загорелся и исчез, а затем вспыхнул рядом с ней, образуя золотую мерцающую сферу. Путешественница позволила свечению шириться и нарастать. Она резко развела руки, и мир задрожал, расщепился, съёжился. Белое пламя засиял повсюду, останавливая чудовищ Бездны. Скверна раскалывалась вокруг, как стекло. Казалось, свет заполнил её голову, ослепил, оглушил. Рыцари и Фатуи ринулись на землю, избегая ударной волны. Но Альбедо... Он стоял неподвижно, разглядывая Люмин. Глаза его были полны горечи, но на лице играла легкая ухмылка. Кожа переливалась золотым блеском. Он откинул голову назад и расхохотался. — Прости. Я не знал, что должен потерять контроль при таких обстоятельствах. Искусственный человек. Творение Великой Грешницы. Средство предотвращения разложения, метод, погружающий любое живое существо в летаргический сон. Гончие, пожирающие ткань этого мира. Эксперименты, в которых Голд убивала зверей и возвращала их к жизни, порой неоднократно, углубляясь в изучение мутации, творения. Сила алхимиков, расширенная до предела и вышедшая за него. В запретное знание, куда она не должна была заходить. — Скверна. — прошептала Люмин. — Власть над жизнью и смертью... Внезапно свет обратился против неё же самой. Мир Люмин взорвался. Она закричала, ее ноги подкосились. Неведомая сила заставила её оставаться на месте, не давая возможность отозвать магию. Тело билось в конвульсиях, и ей казалось, что в какой-то момент ее мышцы не выдержат и порвутся. Боль была такой адской, что Люмин кричала, пока не сорвала голос. Всхлипывая, она продолжала стоять на месте, пока ее тело билось в судорогах, а сила продолжала подпитывать Альбедо. Но боль не прекращалась. Она медленно умирала. Внезапная вспышка холода отбросила Люмин на землю. Мышцы дрожали в конвульсиях. Казалось, тело разорвали на куски. Из сжимающейся от пыток груди невольно вырывались жалобные всхлипы. Путешественница услышала голос Царицы, будто сквозь толщу воды. — Схватить его, немедленно! Люмин свернулась калачиком на земле. Тело продолжало судорожно дрожать, но она не обращала на это внимания. Она оцепенела от ужаса. Чайльд унес ее от места резни. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем она смогла перестать дергаться. Где-то через полчаса Люмин пришла в себя, и какое-то время они просто молчали. Возвращение в сознание было похоже на столкновение с землей после бесконечного падения. Она почти ничего не могла рассмотреть. Люмин попыталась приподняться, но руки Аякса стиснули её ещё больше. Она попыталась вздохнуть. Сердце бешено колотилось, отбивая безумный ритм в груди. Путешественница инстинктивно потянулась к нему. Он был жив. Он все еще был жив. Она сохранила ему жизнь. Наконец Чайльд нашёл голос. — Что случилось? Люмин молчала. — Скажи мне. Она сделала резкий вдох и почувствовала себя так, словно ее раздавили насмерть. — Я использовала свою силу. — Что было дальше? Чайльд не мог отвести взгляда от порезов на ее руках и темная часть его души требовала больше крови. — Альбедо был создан Рейндоттир, будто бомба замедленного действия. — Люмин подняла глаза. — Она просчитала всё ещё пятьсот лет назад и сделала так, чтобы он реагировал на элемент света и в нужный момент разнёс Мондштат в щепки. Вокруг суетились целители, помогая раненым рыцарям и солдатам Фатуи. В воздухе до сих пор витал железный запах крови и бездновской магии. — Творение Рейн передайте Магистру Джинн на время, пока мы не закончим операцию. — послышался сбоку голос Царицы. — И найдите для Люмин целителя, чтобы её осмотрели. Путешественница замешкалась и пристально посмотрела на нее. Рядом с ними вырос один из агентов. — Господин Тарталья. — Что? — раздраженно спросил он. — Ваша сестра... её нет в укрытии. Стальной голос заставил их замереть. По спине пробежал холодок. Чайльд и Люмин в ужасе уставились на него. — Я иду с тобой. — моментально решила Люмин, ощущая, что мышцы всё ещё болели и тряслись мелкой дрожью. — Ты ранена. — сказал Чайльд, раздраженно выдохнув. — Мне всё равно. Последовала пауза. — Нет. — его ответ был похож на рык. Люмин посмотрела на него с омертвевшим, но решительным выражением лица. — Возможно, если сейчас нужна помощь гораздо больше, чем мне. Чайльд вздрогнул. Люмин продолжала говорить. Медленно. Упрямо. — Мы не можем быть уверены, что мой свет полностью очистил Мондштат от демонических чудовищ. И последнее, что ты сделаешь, это подвергнешь себя и Тоню опасности. Он смотрел на нее, и она не отводила взгляд, пока он, казалось, колебался. — Хорошо. — в его голосе прозвучала горечь, и Чайльд отвернулся. Люмин медленно кивнула и встала.***
Это случилось спустя полчаса после тщательных поисков. Они нашли её в одном из переулков. Тоня находилась в полусидящем состоянии, прижавшись спиной к фасаду здания. Из тела торчали три стрелы, ранее принадлежавшие Чёрному доспеху. Она дрожала. Плакала. Смотрела по сторонам. Отчаянно пыталась ослабить потоки крови, зажав руками раны. Нет. Нет Нет... Аякс ринулся к сестре. Люмин закричала, чтобы привели целителей. Она чувствовала, как сдавленные рыдания застревали в горле, словно животное в смертельной агонии, мечтающее вырваться на свободу. Разряд мучительной боли прокатился по изможденному телу, отзываясь в каждой клеточке. Казалось, что она тоже умирает. Тоня. Пожалуйста. Ты ведь сильная... Тоня кинула мимолётный взгляд на Люмин, а затем радужки голубых глаз стали пустыми. Путешественница увидела её умиротворённое лицо. Тоня словно поняла то, что им остальным было не постичь, но мёртвый холод уничтожал, забирал последние капли тепла из ее тела и жизни. Аякс же тряс её, словно это могло помочь. Они не успели. Тихий промежуток между замедляющимися ударами сердца, до того момента, когда оно больше не билось. Это был тот самый звук. Вакуум. Пустота. Глаза застилали жгучие слезы печали и ненависти. В груди вспыхнуло неутолимое желание забраться в самые глубины Бездны, найти Рейндоттир и отомстить ей за всех погибших по её вине. Люмин почти увидела, как у Аякса встал ком в горле, глядя на носилки, которые подняли тело Тони. Он продолжал молчать, сильно стискивая зубы. Его глаза стали холоднее северного моря, не выражали никаких эмоций, и во взгляде не осталось ничего человеческого. Когда люди исчезли, он упал на колени, тупо глядя перед собой. Люмин села рядом с ним, крепко обхватив рыжую голову, прижимая к своему плечу. Она была настолько близко, насколько могла. Внутри всё клокотало и переворачивалось. Казалось, каждая мышца её тела наполнилась жгучим отвращением к человеку, который сейчас руководил Бездной. Человеку, некогда бывший её братом. — Пожалуйста, только не думай, что снова надев маску тебе станет легче. — прошептала она и слёзы покатились из глаз. — Чувствам тоже нужен выход. Люмин ощутила как намокло плечо. Он ничего не говорил, не издавал никаких звуков, лишь поток слез усиливался с каждой секундой. Она гладила его по рыжим волосам, чувствуя, как осколки её искалеченного сердца окончательно превратились в пыль. И не могла представить, насколько больнее это ощущалось Аяксу. Она знала, что он бывает на грани, когда злость захватывала его с головой. Но она никогда не видела, как его накрывало горе. Хотя до этого дня Аякс и сам не знал себя в этом состоянии. — Ты представляешь какого это будет — объяснять восьмилетнему ребёнку? — ни одна мышца на его лице не дрогнула. — Объяснять её близнецу, который пришёл с ней в этот мир? Объяснять матери и отцу, которые так хотели отгородить её от всего этого? Люмин не могла ответить. У нее не было ответа. Она останется здесь, рядом с ним, молча сидя и обнимая, неся свет и утешение, спасая и не давая упасть. Она останется, протянув руку, чтобы вытащить из бездны и не дать захлебнуться отчаянием и горем. Она останется, чтобы спасти его. Но невыносимо было быть в тот момент живой. Она хотела забрать хоть толику боли, которую сейчас чувствовал Аякс, она ощущала все: одиночество, которое разрывало душу, чувство предательства от того, что он не смог защитить Тоню. — Посмотри на меня. И он посмотрел. Бездонным водоворотом глаз закручивал как будущую утопленницу. Отчаянную. Самоубийцу. Неспособную к сопротивлению смертницу, безвольно идущую ко дну неумолимо зовущей пучины. Мир превратился в ничто. В осколки. В руины, где нет даже толики жизни, кроме обволакивающей, вездесущей и душераздирающей синевы.***
Было странно идти по пустому ночному Мондштату. Люмин казалось, будто кто-то наблюдал за ней из окон. В этой тотальной тишине шелест листьев звучал слишком громко, почти зловеще. Неужели здесь, где всё началось, всё и закончится? До тошноты — символично. Люмин уставилась в небо, пытаясь осмыслить все, что произошло. Она чувствовала, что должна плакать, но больше не могла. Смирение и безнадежность окончательно переплелись с ее душой с того момента, как она увидела смерть Тони. Прижав руки к губам, она буквально заставляла себя дышать. Медленный вдох на счет до четырех. Выдох через рот. Снова вдох и выдох. И так раз за разом. Возможно, вся ее жизнь была галлюцинацией. Быть может, Аякс умер, а она попала в плен во время сражения с Бездной в Снежной и видит его во сне. Она просто представляла, что каким-то образом нашла его в темноте. Нет, это было реально. Люмин была уверена, что все это — реально. Ведь то, что происходило, было намного хуже самого жуткого кошмара. Она не боялась, что ее труп сгниет где-то на Селестии. Эта судьба была ничем по сравнению с отказом от того, что она защищала. Ноги сами привели к отелю Гёте. Она брела через бесконечные коридоры, едва соображая из-за той путаницы, что творилась у нее в голове. Миновав очередные массивные двери, она оказалась в комнате, где проводились собрания Фатуи. — Не спиться, «Сошедшая»? Царица сидела на кресле перед погасшим камином. Её голос хриплый, просевший. Вымотанный. Свеча на одной из тумб зашипела, догорая, потонув в мокром воске. Люмин сжала пальцы в кулаки, с болью впиваясь ногтями в кожу. — Нет. — Тарталья? — Делает вид, что спит. Каждая жизнь была бесценна... И Бездна забрала эту жизнь у девочки, у которой всё было впереди. Тоня могла стать высокопоставленным алхимиком в Снежной. Или искательницей приключений, которая использовала свои знания в путешествиях. Увидела бы Ли Юэ, исследовала обрывистые горные пики и песчаные отмели Инадзумы, пообщалась с мудрецами из Академии Сумеру... Царица сидела с понурой головой, почти не поднимая взгляда. — Как глубоко ты опустишься, Люмин? — усмехнулась она. Во рту пересохло. Путешественница нащупала во рту немного влаги и протолкнула её внутрь языком. Сглотнула. Слишком громко. Слишком выдавая себя. Ноготь указательного пальца проехался по сухой коже, сдирая кутикулу куда-то вниз, прямо с кровью. — Морские глубины кажутся прекрасными. Но ты утонешь, если пробудешь там долго. Как ты будешь тонуть? Однажды они скажут тебе то, о чём ты боишься услышать от меня. Что хотела сказать Царица? Что хотела продолжить танцы на осколках? Но ноги Люмин давно в крови, ведь она босиком. Всегда босиком. Она не понимала язык вечности Царицы. Не понимала. Люмин прижалась к столу, нагнулась чтобы взглянуть ей в лицо, и устало спросила: — Аня, зачем весь этот спектакль? Она не ответила. Смотрела перед собой, сжимая пальцами ткань черного платья. Ледяное самообладание спало, открывая нервозность. — Как ты обошла контракт с Селестией? — У каждого Архонта были свои условия контракта. А прошлый Крио Архонт был гениальным, хоть и в последствии его гениальность была убита скверной, а затем и он мной в ходе государственного переворота. — она горько усмехнулась, переводя взгляд на небесный остров, висящий на ночном полотне. — Он смог ввести в меня древнюю магию фейской цивилизации. Я часто вижу сны о тех временах, знаю песни, которые они пели. — Предыдущий Крио Архонт создал тебя с помощью Кхемии? — Нет. Я не похожа на тех существ, которых создавала Рейндоттир. Селестия делала из элементалей Архонтов. Мой отец смог повторить их трюк. Кхемия лишь на начальных этапах помогла ему успешно соединить свою силу с магией фейской цивилизации. — Он знал Рейн? — К сожалению. — И ты? — Лично. И вновь звенящая тишина. Люмин подошла к окну, скучающе разглядывая высокие шпили собора Барбатоса. — Все твои благородные побуждения строятся на жажде мести? Она тебя настолько ослепила? — Жажда мести и ненависть укрепляют всех живых существ не хуже остального. Люмин продолжала смотреть на одну точку за окном. Она чувствовала, что приближалось что-то ужасное. — Расскажи мне. — голос звучал спокойно. — Какой твой секрет? Люмин обернулась. Серебряные глаза Архонта светились в темноте, и её взгляд проникал в душу. Царица молчала, словно то, что она могла сказать, мучило её. Как плохо получалось у Ани держать себя в руках. Как плохо получалось у Люмин делать вид, что ей не хочется сорваться и уйти. Как плохо получалось у всех не сдаться. Наконец Царица подала безжизненный голос: — Хорошо. — тихо, невесомо. Она поднялась на ноги. Сделала несколько неспешных, слитных, плавных шагов. Двигалась осторожно, почти хищно. Царица прикоснулась ко лбу Люмин и перед глазами тут же вспыхнула темнота. А потом картина незнакомой комнаты. Дальние предметы вокруг расплывались и она могла видеть только несколько людских фигур: в одной из них она узнала Царицу, а вот другой человек был ей не знаком. Аня лежала на кровати. Из серебряных глаз сочились слёзы. А в руках, крепко прижато к груди, находился ребёнок... Еле заметные темные волосы на его крошечной голове, один глаз сине-сиреневый с типичным зрачком в форме звезды для жителей Каэнри’ах, а другой светло-серебряный, зрачок в котором практически сливался по цвету с радужкой. — Анфортас, я могу доверить его только тебе. — сказала она. Её голос отчаянно дрогнул. Она изучала его лицо, а он смотрел на нее в ответ. Выражение его лица было непроницаемым. Что бы Альберих ни чувствовал, он тщательно это скрывал. — Пушпаватика — из древнейшей расы фей. А правило с тем, что им нельзя любить людей — это изначальное правило, наказание которого даже она боялась. Ты хоть представляешь что может случиться, если на Первом Престоле прознают, какое существо теперь есть на этом свете? Он на одну часть Архонт, на другую человек, а на третью — фея. — Я знаю. — отрезала Аня. Она дёрнулась и нервно сглотнула. — Никто не должен знать о его существовании. Увези его. Дай любое имя, которое сочтешь нужным. Первый Престол не должен узнать. Он не выглядел обиженным или удивленным ее словами. — Как я по твоему проверну такое? — ухмыльнулся он. — Они будут искать такого близкого к трону Каэнри’ах человека, как я. Даже после провала плана «Рыцарей Лебедя». — Я могу... использовать вещь, о которой я случайно услышала при встрече с Голд... Вы уедете и впадёте в сон. — И куда вы предлагаешь мне отправится? Катаклизм сейчас бушует повсюду. Царица призадумалась. — В Мондштат. Я слышала от Барбатоса, что сейчас там бушует дракон. Но это лучше, чем монстры в Ли Юэ и Инадзуме. Когда вы приедете туда, мальчик достаточно подрастёт, чтобы считать вас отцом. Спустя многие года, как вы проснетесь, найди ему тех, кто может приютить. Она изучала выражение его лица несколько мгновений. — К сожалению, сейчас он последняя надежда твоей нации. Ты это прекрасно понимаешь. Он сын Ирмина... — Он сын Ирмина и той, чья нация сейчас убивает моих людей. От этих слов сердце Люмин рухнуло вниз, как будто из-под нее резко исчезла любая опора. Ей хотелось закрыть глаза, потерять сознание, чтобы все ускользнула, и она забыла. Чтобы подобная правда исчезла во тьме. — Позволь мне иметь все, чего я когда-либо хотела, о чем когда-либо мечтала. — взмолилась она. Её голос дрожал. — И получить с этим вечное страдание. Позволь мне жить с осколком льда вместо сердца. Альберих выглядел озадаченным. Он наклонил голову и просто разглядывал Аню несколько секунд, прежде чем поднять руки, чтобы забрать у неё ребенка. Видение исчезло. Люмин видела, как губы Крио Архонта слегка шевельнулись. — Я тысячи раз возвращалась к тому мгновению. — её голос был ровным, ледяным. Казалось, она пережила всё, раз так спокойно говорила об этом. Вот только можно ли такое пережить и остаться живым? — В минуты отчаяния и сожаления, печали, отвратительной жалости к себе и гнева. Путешественница вздохнула и едва не захлебнулась спазмом, но слёз нет. Слёзы уже попросту не лезли. Вот такая истинная история Ледяной Императрицы. — Нет. — прошептала Люмин. Её сердце пропустило удар, и она почти боялась дышать. Царица засмеялась со стиснутыми зубами. Хрипло, почти до истерической грани, за которую вот-вот перейдёт. — Других вариантов не было. — Нет. — повторила она. Ее сердце снова начало биться. Все быстрее и быстрее. — Всё уже произошло. Назад пути нет. За спиной Крио Архонта начали медленно плясать снежинки. Люмин покачала головой, чувствуя, как вращается комната перед глазами. Гнева и страха больше не было, лишь попытки отрицания и отчаяние. — Нет. — повторила Путешественница. Царица больше не была расслабленной — воспоминания о том, что на самом деле случилось пятьсот лет назад сделали ее глаза слишком блестящими. Казалось, секунда — и слезы сорвутся с ресниц, оставляя следы слабости. Но Аня на мгновение прикрыла веки и, открыв глаза, вновь смотрела вперед сильным взглядом. — Ты очень добрая. Когда-нибудь тебя это убьёт. — в её голосе лишь ирония и притворное сожаление. Вот и маска Ледяной Императрицы вернулась. Люмин стояла, не в силах дышать, и пыталась осознать то, что сделала Царица. Она смотрела на Путешественницу, склонив голову, и Люмин поверила ей. Сколько столетий этим глазам? Лёд в них вечен: они, словно ледяное вино, впитывающее в себя холод прошедших веков, с каждой минутой становились лишь холоднее. — Кэйя... Родословная, которую я нашла на крыше штаба Ордо Фавониус — подделка... Он… твой сын. Люмин не знала, что сказать. Глаза Царицы сверкнули, а челюсть дернулась. Она выпрямилась и отвернулась от Люмин. — Капитан «Сумеречный меч» думает, что он — наше спасение. Царица выглядела так, словно её выпотрошили. Последовало долгое молчание. Аня снова посмотрела на Люмин, сжав руку в кулак. — Я же считаю по-другому. — её голос был ровным. — Он — наша погибель.