Безжалостный мороз

Пустота в голове была ошеломляющей. Идеальное ничего, будто Люмин находилась во сне или же умерла. И всё бы ничего, да только… запах. Сладкий, приятный и тонкий аромат. А ещё упрямые биения сердца, что не собиралось сдаваться. Тело, до этого невесомое, словно опоясало дух и стянуло его тугим корсетом, обретая тяжесть. Ресницы дрогнули и Люмин открыла глаза, с трудом возвращаясь в мир. Картина вокруг была идиллической. Она лежала под бесконечным звездным куполом неба, где пролетало бесчисленное множество комет. Её тело утопало в поле белых цветов. Оно напоминало море. И это море уходило вдаль и соприкасалось с небом где-то в точке горизонта, а дальше… дальше ничего. Тихое время, наполненное спокойствием и умиротворением. Но не для Люмин. Всё было похоже на чудесный сон, явление невероятной важности. Люмин присела и рассеянно потёрла глаза, в которых ещё стояла пелена: нужно было понять, что это не сон. С растрёпанными волосами и опухшими от слез глазами она выглядела по меньшей мере душевнобольной или одержимой. Дрожащими руками дотронулась к цветам в волосах. Одно прикосновение и белые лепестки осыпались будто пепел. Интейват вернулся домой. Плетение судьбы закончено. Пыль улеглась. Она оглянулась и обнаружила рядом Итэра. Он спал, ресницы подрагивали в такт размеренному дыханию, а на лице застыло умиротворение. Но как же так? С падением небесного острого они оба должны были погибнуть. — Итэр. — Люмин потрясла его за плечо. Брат недовольно нахмурился, но всё же открыл глаза. Такой же соня, как и она. Пятьсот лет прошло, а он ничуть не изменился в этом плане. Приятно было узнать, что что-то в каждом из них совершенно неизменно. Правда, Итэр быстро потерял отголоски сна. Как завороженный, он рассматривал цветы, что взялись будто бы из ниоткуда, в то время, как Люмин помогла ему подняться. Затем она нагнулась, срывая один интейват с поля. Покрутила тонкий стебель в пальцах, снова глядя на горизонт. Во рту пересохло, голова закружилась. Она застыла, не в силах оторвать взгляда от прекрасного и в то же время тревожного зрелища. — Почему… — слова Итэра умерли в зачатке. — Каэнри’ах. — тихо произнесла Люмин. — Мы оказались пятьсот лет назад. Она сорвалась с места, побежала по полю. Широкие полы плаща и платья белыми флагами развевались на ветру. Крупные листья интейвата взмывали в воздух после каждого движения ног. Хотелось сбежать, но только жаль, что от самой себя не выйдет. — Только путешествий во времени мне ещё и не хватало! — закричала Люмин куда-то в небо. Она готова была поклясться, что знала чьи же это проделки. Астерот. Не раз в своих путешествиях приходилось сталкиваться с магией времени. Люмин кусала губы, чтобы снова не закричать от безысходности, которая накатывала на нее ледяными волнами ужаса, сжимающего сердце, выворачивающего наизнанку душу, выламывающего кости, заставляющего дрожать, словно в лихорадке. Она уставившись в небосвод и чувствовала, как волны злости и ненависти накатывают, захлестывая с головой, как они не дают нормально дышать. И что хотела сказать Астарот с помощью всех этих перемещений во времени?! — Что происходит? — требовательно спросил Итэр, догнав Люмин. В голосе слышалось что-то незнакомое. Скрытое за пеленой властного тона и напускного утомления. Испуг ли? Тяжело было сказать. Но что-то оголяющее тревожность. — Почему мы находимся в поле интейвата, хотя боги уничтожили Каэнри’ах? — Я не уверена, но… когда нас заключили обратно в метеориты, Астерот поместила кусочек своей силы в один из них, чтобы, когда свет проснется, его обладатель переместился на пятьсот лет назад. Так и вышло. Я видела Царицу во время Бедствия. А теперь же, — Люмин обвела рукой картину вокруг. — море цветов могло оказаться её последней волей перед тем, как она повернулся время назад, обратила Катаклизм и умерла. — Это поле интейвата... её воля? — Похоже. — коротко ответила Люмин. — И мы находимся где-то пятьсот лет назад? — спросил Итэр, уточняя. Люмин раздраженно поджала губы. Хотелось кричать, но что дальше? Только время зря потратит. Впрочем, теперь у нее, казалось, было всё время мира, которое некуда деть. Изощренная пытка знать, что ничего не можешь сделать. — Как ты уже и заметил. Люмин хмыкнула. Злость утихала, оставляя место грусти. Она опустилась и легла спиной в поле. Лепестки интейвата приятно щекотали лицо. Люмин смотрела в светлое, но звездное небо, дышала свежим воздухом и не думала ни о чем. Наверное, ей было это нужно: какое-то время не думать, надеясь, что так сможет успокоить чувства и привести в порядок мысли. — Ты ничего не будешь делать? — рядом плюхнулся Итэр. — Нет. — прозвучало обманчиво безразлично. Но это не было безразличием. Одним лишь смирением и пониманием. — Я устала. — Ты не можешь. — Могу. Люмин знала, что пора уходить. Что-то делать. Но ноги отказывались работать. Она лишь продолжала лежать среди белых цветов, вдыхая их сладкий запах. Да и плевать. Она правда устала. Так устала. Тейват спасен. Все, кто выжил после битвы на Селестии могут до конца жизни наслаждаться свободой. И Аякс… он наконец-то сможет провести время с семьей, когда пойдет на поправку после того, что Люмин с ним сделала. Он и его семья смогут по достоинству почтить память Тони. А потом, когда душевные раны более не будут такими колючими, Аякс возьмет Тевкра и Антона на подледную рыбалку. Или они все вместе возьмут коньки и побредут к широкому озеру, вдыхая свежий морозный воздух. Они станут счастливыми. Рано или поздно. Но без Люмин. Её передернуло. Затаила дыхание. Она не увидит его снова. Люмин скривилась, от мысли, что не успела сказать Аяксу все теплые слова, которые хранила у себя в душе, и показать насколько сильны были чувства. Сколько всего великого могло их ждать впереди. Я не увидела столько всего в этом мире… не сказала столько важных слов… не успела… не успела спасти столько жизней… Он её частичка, её страсть и желания, её любовь и боль, её мир и страх. Её вселенная. Именно так это и ощущалось. Концом. Концом света, концом жизни, концом мира. Для неё. Тревога сжимала невидимыми тисками сердце, стук которого отдавался в ушах. Люмин кинула взгляд на Итэра. Он печально смотрел за горизонт. А там ещё не травмированный тьмой Тейват. Никакой катастрофы. Где-то там ещё живая Райдэн Макото и Нахида до того, как уменьшилась и потеряла память. Где-то там счастье и любовь. — Уничтожить столь процветающую нацию… — вероятно, мысли в слух. И слышалось в осуждающей интонации Итэра что-то смутно знакомое. Отголоски былых времён, когда всё было иначе. — Когда ты наконец-то поймешь, что Архонты не виноваты? — Они могли отказаться и пойти против Селестии. — выговорил Итэр со злостью, с той болью, что звалась потерей. — Тогда и ты мог выбрать другой путь! Вместо того, чтобы принять скверну и быть вместе с Бездной. Они замолчали, будто все слова исчезли из каждого известного им языка, а мир вокруг вторил им своей покорностью. Итэр знал другой Тейват и изучал иные его пределы. Теперь же он лишь кивнул, невыразительно хмыкнув и всмотревшись в кусочек пейзажа. Они снова ходили по кругу, возвращаясь в ту же точку, откуда начали. Просто прекрасно. — Когда мы только пришли… ты помнишь? — голос Итэра снова обернулся чем-то очень знакомым, но далёким. Что это было? Скрытая пелена печали? Древность? — Я разбудил тебя и ты увидела Каэнри’ах в руинах. — Весьма смутно. — глухо произнесла Люмин, оглядывая брата. В горле пересохло, она выдохнула. Приказала себе успокоиться. Люмин должна держать себя в руках. — Видимо, полноценная память одна из тех вещей, которая потеряна навсегда. И в эту секунду ей показалось, что Итэр — это не просто ее персональный кошмар, это ее яд. Он тёк по венам, отравляя каждую клеточку, он в сознании у нее так крепко въелся, что невозможно избавиться. Она повторила в миллионный раз себе, что он монстр, который и ее саму превратил в монстра. И тут вспомнила, как ей было хорошо с ним до встречи с Асмодей, с ним одним было правильно. Они вели какой-то странный разговор, будто бы Люмин не была Архонтом Света, а он Принцем Бездны, будто бы они не находились пятьсот лет назад, будто бы они не враждовали. Люмин словно со стороны на них смотрела. И ужасалась, если честно. — Иногда что-то всплывает. В Снежной я вспомнила момент, когда я была совсем маленькой. Как я любовалась снегом. И мамины теплые руки. А ещё, — она печально улыбнулась. — как мы сидели на причале в нашем родном мире и смотрели на уплывающие корабли. Люмин понимала, что это ненормально, понимала, что так нельзя, знала, что это неправильно, но ничего, ничего, ничего не могла с собой поделать. Она отравлена, она сломана, испорчена. — И странствия по звездному морю... Когда-то в детстве они были не разлей вода. Всё делали вместе: играли, хулиганили, заступились друг за друга и наказания получали, конечно же, вместе. Иногда маленькая Люмин воровала сладости с кухни, её ловили, брали за руку и тянули к матери. Она плакала, вырывалась и первым же делом бежала к брату. — Всё должно было произойти не так. — Но оно произошло. — подхватил Итэр, словно прочитав мысли Люмин. И что теперь? Сколько они ещё находились в тишине, сказать было тяжело. Всё вокруг казалось вечным и печальным. А Итэр смотрел с пониманием, практически как раньше, и сейчас его внутреннее холодное умиротворение успокаивало, позволяло ухватиться за какую-то особую нить, натянутую крепко и ставшую иллюзией безопасности в незнакомом месте, незнакомом времени. Люмин боялась лишь того, насколько слабыми они вдвоем выглядели. Таким существам, как они, не до́лжно бояться. И это какое-то безумие. Люмин захотелось взвыть и головой об стенку побиться. Но она замерла, вспомнив весь путь, пройденный тогда. Нельзя было отступаться от принципов и установок, что она задала самой себе в самом начале. Не останавливайся. Иди вперёд. Несмотря ни на что. Борись. За любимых, за тех, кто заслуживал твоих усилий. Защищай тех, кто слаб и не может сделать это сам. А ещё Люмин очень хотела жить. Любое создание хотело. Хотело быть счастливым. Любить. И быть любимым. — Мы выберемся отсюда. — твёрдо произнесла Люмин. — Я найду способ. Так или иначе. Настоящая мудрость заключалась в том, чтобы подняться над проблемой. Увидеть её глазами света. Не гнева и злобы. Перестать бояться и жаловаться. Смотреть в самую суть. Это и значило быть Архонтом Звёздного Света. Стать гармонией и красотой. Нести ясную истину без искажений. Ведь тот, у кого чистое сердце, позволял свету войти. Всё, что являлось светом, притягивало свет. А значит — чистое сердце могло притянуть истинное знание. Люмин вытянула руку и чуть поигралась с силой, как делала обычно, ища то поразительное сродство, что позволяло ей управлять светом, и вдруг заметила то, чего раньше не замечала. Она ощутила его структуру. Везде неспешно текла сила, которую стоило только подчинить себе. Люмин потянулась к ней. Сначала засветились кончики пальцев. Потом стала чертить в воздухе узоры. Они горели ровным золотистым светом, сплетались и расходились, перекрещивались, словно нити вышивки на полотне. Конечно, ключ всегда был внутри. И сколько Люмин не искала снаружи, всё сходилось на одном. Всё было очень просто и сложно. Снова дуальность, которую не способен постичь разум, но легко раскрывало сердце. — У меня есть идея как вернуться. — Ты хочешь изменить время? — поинтересовался Итэр. — Нет. Мы разрушим проклятье, наложенное на нацию Каэнри’ах. — Как ты хочешь это сделать? — скептически спросил он. — Свет — это практически всё, что мы видим. Он вокруг нас и позволяет нам видеть мир. Свет — материя, которая пробирается даже в самую суть. — И что? — безмятежно продолжил он. Люмин не обманывалась его нарочито мирным видом. Скорее всего, Итэр был зол, глядел чуть прищурившись, плотно сжав губы. — Мы можем проникнуть в суть Тейвата и уничтожить проклятие, ведь мы на моменте, когда оно должно появиться. Значит, проклятье не настолько сильно вплелось в структуру мира. Это и хотела сказать Астерот, отправив нас сюда. Мы должны сделать надрез, чтобы проклятье разрушилось именно пятьсот лет спустя, в нашем отрезке времени, иначе мы запустим мощные изменения. Возможно, это и вернет нас обратно. Итэр лишь покачал головой. Он слишком долго прожил со скверной, позволил ей врасти в себя, заполняя сердце и разум. И сейчас она могла снова заговорить в нём, твердить его устами ложные истины, которые отравляли слабые умы. Возможно, поэтому он так яро противился исцелению и далее откажется пойти на идею Люмин по доброй воле. Скверна не позволит. Но в этот раз нельзя было отступать. — Я смогу защитить нас. У меня есть для этого силы. Мы избавим Каэнри’ах от проклятия. Просто помоги мне. Ты ведь мой усилитель. Ради Каэнри’ах, ради Тейвата, ради искупления… — Искупления? — он коротко рассмеялся. Низко, раскатисто… — Какого искупления, Люмин? Ты думаешь я способен на избавление от этого греха, вины или получение прощения за содеянное? Его слова отдавали холодностью ледников. Люмин захотелось накричать на него, обвинить во всех грехах, обозвать глупым… Но дело ведь было не в этом. — Ты столь же наивна как и в детстве, Люми. — уже с тоской проговорил Итэр. — Мечтательница… Она нахмурилась. Слишком нежное слово, навевавшее мысли о сладких снах, жарких днях возле морских берегов. Да, возможно Люмин всё ещё и цеплялась за свои мечты, но назвать её так было глупо. Люмин не мечтательница. Она борец. — Мои силы ограничены не из-за правил. — жёсткость проскользнула в её голосе. Впрочем, впору для бывшего Архонта Звёздного Света, зелёного и неопытного, но всё же Архонта. — Они лишь скованы чужими предрассудками. И твой дар здесь играет не последнюю роль. Пускай даже и искажённый скверной, но природа его — свет звёзд. Элемент света никогда не был ногами, отрезав которые, люди теряли способность ходить. Близнецы родились с силой в крови, в дыхании, в каждом ударе сердца — во всей их сути. Это то, что было разлито в них при самом творении всех вселенных. Эта та самая нить. Один усиливал, расширял, давал возможность взглянуть с новой стороны, а другой наносил удары. — Вмешиваешься в суть этого мира. Дайнслейф был бы недоволен. — Он всегда был недоволен. — проворчала Люмин. Звёздный Архонт стиснула зубы, выпрямила спину и старалась принять непринужденный вид. Она не покажет Итэру, что все его ранее сказанные слова ее задели. Итэр дотронулся до её плеча, отчего Люмин испытала всепоглощающее растерянность и смятение. — Возьми. Дыхание спёрло. Он протянул ей тот самый золотой клинок, который раньше они пропитывали своими силами и делали надрезы во вселенных, чтобы путешествовать по морю звёзд. — План такой: усиливаем свет насколько можем, проникаем в суть и делаем надрез. После этого, возможно, нас выкинет обратно в наше время. — Вперед в наше время. — поправил Итэр. Люмин закатила глаза. — Как тебе угодно. — она пожала плечами и задрала подбородок. Ладонь крепче сжала золотой клинок. Раньше он проделывал расщелины в пространстве, с помощью которых они уходили в другие миры. Но клинок ничто без силы владельца. Люмин закрыла глаза, слушая остальной мир. Ощущая, как трепетали лепестки цветка, что символизировал «тепло родины». Слыша, как протекали беспорочные артерии с элементальной магией под землей. Она свет. А свет можно отыскать даже в самых тёмных уголках мира. Близнецы расправили крылья. Люмин сделала глубокий вдох, испытывая легкое волнение перед полетом, всё же это отличалось от использования планеров. Но вот эти несколько легких шагов в небо, дарующие возможность стать птицей и купаться в ветрах. Испытать абсолютную свободу. Через тернии к небу. Как только они оторвались от земли, ветер всколыхнул её волосы, но в мгновение Люмин ощущала столкновение разных сил, словно они спорили друг с другом, примериваясь и оценивая. Они продолжили стремиться ввысь, Итэр коснулся руки Люмин, усиливая её свет. Внутри неё начал нарастать ком, пульсация усиливалась, скапливая всё больше сил. Она усилила напор, перераспределяя свет, меняя его структуру, выплескивая всю свою злобу, горечь и печаль, забывая, что ей противостояла злоба не меньшая. Резкая боль пронзила все тело и была сильнее неё. Люмин вскрикнула. По всему телу начали образовываться глубокие раны. Горячие слёзы. Горячая кровь. Струились. Она не могла думать ни о чём, и искренне не понимала, как можно было не чувствовать боль. Как возможно противостоять такому яростному и стремительному натиску, готовому уничтожить за секунду? Но конца не было. Ничего не происходило. Словно у неё были силы держаться, но в глубине души Люмин понимала, что уже всё равно. Энергия проходила через неё, не жалея тела. И тут её озарила мысль: «Я не выживу». Но от её осознания стало легче. Так всё и должно быть. Опустошённость. Звёздный Архонт резко перестала что либо чувствовать. Ей было всё равно. Всё кончено. Она перешла границу, отделявшую от всего, что было дорого ей. Словно небеса уже приняли Люмин к себе. И осталось сделать один шаг… лишь шаг… Ей было бы легче… Не чувствовать эту пытку, словно тысячи иголок вонзались в один момент, не чувствовать душевные муки, словно сопротивлявшееся проклятье с невероятной скоростью пожирало, оставляя лишь пустоту, не думать, что она... должна совершить так многое… что путь ещё так долог… что всё это что-то значит… Какая же это всё глупость… иллюзия смысла… Больше ничто ничего не значит. Никогда. Но что такое боль? Всего лишь ощущение. Ещё одно. Как зимняя стужа на коже, дыхание в лёгких или сладость на языке. Да, это одно из ярчайших ощущений. Но это не меняло сути. Ощущения — это лишь ощущения, но они не равны боли. Стоило устремить внимание вверх. В сознание. Люмин собрала последние силы и надрезала проклятие, вытаскивая его из сути мироздания. Небо раскололось. — Итэр, мы это сделали. — прохрипела Люмин. — Мы смогли! — Я рад, что смог хоть немного исправить всё, что натворил… — Что? Итэр улыбнулся ей, и в последний момент свет ринулся из Люмин огромной волной, уничтожая последние остатки проклятья. А потом его ладонь выскользнула из её, и бездыханное брата тело понеслась вниз.

***

Она опустилась на верхнюю часть Мондштата золотой кометой. Мощные лучи света отходили от Люмин, и первое время она не могла понять, где находилась. Ощущение, что просто сошла с ума. По-настоящему. Вдруг со всех сторон послышались крики. Толпа снова и снова выкрикивала имя Люмин. Она издала задушенный всхлип и вцепилась в подол платья, будто это помогло бы удержаться на ногах и не свалиться на землю от отчаяния. Грудь сдавило, перед глазами роились противные темные точки, свет угас так резко, что вокруг на мгновение стало темно и очень холодно. Голова отяжелела, пульсируя тупой болью, и сложно было осознать, что было вчера, а что — сегодня, где правда, а где сон. Люмин упала на колени, больно ударившись о землю. Обессиленно смотрела на брусчатку. — Люмин! — Паймон бросилась к тому месту, где находилась её подруга. Звук шагов показался оглушительным. Люмин подняла голову, посмотрела на Царицу снизу вверх. Она была ещё более бледной, чем обычно, под носом красовалась засохшая капля крови, волосы спутались и были влажными от пота. — Ты жива! — закричала Паймон, зажимая рот рукой. Захотелось истерически рассмеяться. Люмин одолело неприятное и страшное чувство. Она на минуту сжала губы, собираясь с мыслями, прежде чем заговорить. — Даже не знаю радоваться мне или плакать. — хрипло отозвалась Люмин. Она прижала руку к груди, пытаясь вздохнуть. — Что произошло? — не унималась Паймон. — Проклятья над нацией Каэнри’ах больше нет. Это стоило моему брату жизни. Люмин дернулась. — Поднимайся. — сухо бросила Царица. — И никогда не стой ни перед кем на коленях, Архонт Звёздного Света. Шатаясь, борясь с головокружением, Люмин приняла вытянутую руку Ани и поднялась. Взгляд ее уперся в тела, которые складывали в тени, прикрыв тканью. Именно так Бездна и пробралась на Селестию. Ударив по Мондштату. Люмин много раз видела боль и смерть, но горько и больно ей всегда было, как в первый. Сердце сжималось, билось нехотя, разносило боль по всему телу. — Ирэн жива? — Да — ответила Паймон. — Хорошо. — просипела Люмин. — Где Аякс? Царица и Паймон замолчали. Аня стиснула зубы, и на лице её появилось нечитаемое выражение. — Я знаю, что целители должны были оказать ему помощь. Где он? Люмин показалось, что по венам разлился холод. — Аня, не смей молчать. — произнесла просто в пустоту, вполголоса, уже не надеясь на ответ. Она посмотрела Царице в глаза, уверенная, что неправильно поняла ситуацию. Но все уже было написано на её лице. Горло сжалось, и все тело затряслось. Скулы и грудь болели. Люмин почувствовала себя хрупким стеклом, всего в одном вдохе от того, чтобы разбиться вдребезги. — Целители сражались за его жизнь сколько могли… но было слишком поздно. Боль. Кровоточащая, живая. Настоящая. Люмин чуть снова не осела на землю, но Царица вовремя успела подхватить её за локоть. Чувствуя себя дезориентированной и оглушенной, Люмин с трудом удерживалась на ногах.. Усиленно моргая, она помотала головой, пытаясь вернуть ясность мыслям. В ушах раздавался пронзительный, болезненный звон, перекрывающий все остальные звуки. — Нет. Нет-нет-нет-нет. Ты врешь мне, я… я не могла… Мир вращался под ногами. Ее челюсть дрожала, а дыхание было прерывистым, но она продолжала бороться со слезами. — Пойдем. — тон голоса Царицы был абсолютно спокойным. Пока Люмин перебирала ногами, ее пронзало ощущение разрыва. Ей казалось, что ее сердце разбито, но она все еще была слишком потрясена, чтобы чувствовать это. Не оглядываясь, спотыкаясь, борясь с подступающей дурнотой, она дошла до палатки целителей. Полог задернулся. Здесь были установлены кровати, как в госпитале, слышались тихие стоны, пахло лекарствами и кровью. Люмин провели к одной из коек и оставили одну. От увиденного пытка от борьбы с проклятьем теперь казалась пустяком по сравнению с тем, что она испытывала сейчас. Огонь разгорелся прямо в ее груди. Люмин едва могла осознать происходящее перед ней. Она не могла говорить, не могла ничего почувствовать, кроме одного. Все, что заполняло ее сознание: невероятная агония, прожигающая грудь. Ее кожу. Ее кости. Аякс лежал, словно бы спал, на лице застыло умиротворение. Ноги подкосились, оцепенев, Люмин смотрела на него, чувствуя, как внутри разрастается пустота. — Аякс… — прошептала она, подходя ближе. Этого не могло случиться. Люмин опустилась к койке, сжимая его руку. Она так отчаянно пыталась почувствовать пульс, но ничего не происходило. И был ли смысл этой жертвы? Ради чего Люмин жила — чтобы стать примером цены жадности? В этом истина безумия Рейндоттир и Селестии — в какой-то жестокой расплате, которая взяла всю их любовь и скорбь и помножила на ноль? Но несмотря на все мысли, Аякс был мертв. Люмин ничего не могла сделать, чтобы вернуть его. Даже в мире с волшебством элементов воскрешение мёртвых было не более чем сказкой. Всё, что она делала. Оно перестало иметь значение. Всё теперь было бесполезным. Губы Люмин искривились в кривой усмешке, а по щекам бесшумными потоками покатились соленые струйки. Физически она была раздавлена горем. В груди у нее ощущалась такая боль, словно ее разорвали на две части. Она ласково погладила его по щеке, переместилась на лоб и заправила рыжую прядь за ухо. — Прости… — надрывно прошептала Люмин, оставив невесомый поцелуй у Аякса на лбу.