Иди на мой голос

Ника находит их в Коста-Рике и снова пренебрегает дверью — в этот раз Серёжа даже не хватается за нож. Он всё ещё не до конца уверен в том, что чувствует к Нике — слишком привык за столько лет, что его единственная семья Олег, — но даже просто осознание, что у него есть самый настоящий родной человек, родной по крови, что-то невольно переворачивает внутри. Ника всё ещё не любит ходить вокруг да около, и сейчас почти сразу переходит к главному. — Я из Питера. Ты не говорил, что у нас ещё жива тётка. — Я и не знал. Ника, я так ждал, что меня кто-нибудь из родни заберёт из детдома, всё думал, что это какая-то ошибка, но никто даже не приходил навестить. Так что, когда у меня появилась возможность их найти… Пошли они к чёрту. А ты?.. — Серёнь, меня подбросили в цирк почти сразу после рождения. Конечно, мне хотелось знать, почему меня бросили, даже элементарно, когда у меня настоящий день рождения. Но это не так-то просто, даже с нашими навыками, когда ты ничего не знаешь о себе. Но когда появился ты, Джонни смог всё разузнать. Ладно, ты ничего не потерял, тётка у нас и правда мерзкая. Зато я нашла у неё кое-что интересное. — И стащила. — Забрала своё. Смотри. Ника через стол толкает к нему небольшую шкатулку, и Серёжа мгновение медлит, неуверенный, готов ли открыть прошлое, от которого закрывался всё это время. Но рядом с Никой не удаётся поддаться слабости. Внутри небольшие памятные безделушки, недорогие украшения (Серёжа догадывается, у кого осели остальные, и мысленно ставит ещё одну цель в планируемом возвращении домой), фотографии. Серёжа уже успел забыть, как выглядели родители, лишь какие-то обрывки: руки на плечах, мелодичный голос, узор платья, всполох волос — поэтому разглядывает, словно видит впервые, но с каждым кадром узнаёт всё больше и больше. На последнем фото его руки всё-таки дрожат: мама уже откровенно беременна, отец обнимает её со спины, а маленький Серёжа прижимается к её округлившемуся животу. У них на руках забавные плетёные браслеты, явно самодельные, — они тоже лежат в шкатулке, он уже заметил. — Надо же, у нас всё-таки есть совместное фото, — выходит слишком хрипло, и Серёжа кашляет, пытаясь скрыть накрывшие его эмоции, разобраться в которых ему не под силам. — А ещё там было вот это. Ника достаёт из внутреннего кармана два обручальных кольца и осторожно кладёт на стол. — Это точно их, там внутри дата свадьбы. На этот раз Серёжа не доверяет голосу, молча забирая отцовское кольцо. Чуть великовато. Ника прячет обратно мамино и, поколебавшись, всё же берёт его за руки, чуть сжимая. — Что-то Олег долго не возвращается, — говорит, наконец, Серёжа, не желая как-то обсуждать короткий миг родственного единения. — Он, наверное, с Джесс, — беззаботно отвечает Ника, предусмотрительно убрав со стола нож и отъехав, отвратительно скрипнув ножками стула по полу. — Ты, сестрёнка, как-то забыла упомянуть, что приехала не одна, да? Я ведь в прошлый раз сказал, что не желаю её видеть. — Технически, ты её и не видишь, верно? Серёнь? Серёжа, ты же не будешь с ней драться! Уже ночью, после очередного отвратительного скандала с Родригез и прощания с Никой (и её клятвенного обещания в следующий раз приехать одной), Серёжа долго сидит в постели рядом со спящим Олегом и крутит отцовское кольцо, а потом аккуратно надевает его на безымянный палец Олега — подходит идеально, будто под него и покупалось. — Серый, чего ты там возишься, спи уже, — сонно бормочет Олег и притягивает Серёжу к себе. Семья, верно? Один из плетёных браслетов лежит на тумбе, рядом с той самой фотографией.