Иди на мой голос

Из Олега ужасный пациент, уж себе-то он в этом может признаться, но Вадик — обычно такой громкий, вспыльчивый и мгновенно загорающийся Вадик — всё ещё рядом и молчаливо сносит все его закидоны. О, он безусловно злится, уж за столько лет Олег научился читать его как открытую книгу, но, судя по всему, дожидается полного выздоровления, чтобы потом выбить всю дурь в спарринге. А пока лишь бегает по магазинам, открывает в себе ранее незамеченные кулинарные таланты и самым настоящим драконом бдит за приёмом таблеток и перевязками. Если бы Олег не пропал бесповоротно ещё в Сирии — точно пропал бы сейчас. Такая забота просто не может не сказаться, и когда до них доходят новости из Сибири, Олег уже может ходить, почти не опираясь о стены или Вадика. Вот только голоса у него практически нет, а это немного затрудняет возможность вставить хоть слово в яростный монолог. — Только через мой труп, ясно? Ты, блядь, только стал походить на человека, а уже рвёшься снова похоронить себя, и ради кого? Ради маньяка, который чудом тебя не убил? Я не для того тебя на ноги поставил, чтобы ты опять полез в какую-то ебанину! — Джесс… — У Джесс в сообщении даже предлоги были матерные! А уж если откуда-то сваливает Родригез, это место нужно обходить десятой дорогой! Вад уходит на кухню, от души грохнув дверью, а Олег снова смотрит на фотографию, которую переслала им Джесс, после чего пропала из сети. Серый тут сам на себя не похож, явно под чем-то, хотя — знает ли вообще Олег, какой он сейчас, Сергей Разумовский? В Сибири он не в себе, в Венеции тоже откровенно был не в себе — или Вадик прав, и не в себе именно Олег, который не в силах просто вычеркнуть Серого из жизни, желая по привычке защитить, а уже потом разобраться. — Олег, я каждый день смотрю на твои шрамы и ненавижу себя, что отказался поехать с тобой на заказ Разумовского, причем из-за своей же дурацкой ревности к твоему драгоценному другу детства. И я в жизни больше не отпущу тебя, идиота, куда-то одного, — чеканит Вадим, раскладывая притащенные откуда-то виноград и персики. — Я рад, что ты не поехал, — хрипит Олег, перехватывая его руку. — На тебя моей удачи могло и не хватить, а этого я бы точно не пережил. — Как есть идиот. Я еду с тобой. И если это будет опасно, то я просто закину тебя на плечо и увезу оттуда, ясно? А потом оттрахаю так, что ты физически уже никуда пойти не сможешь. — А сил хватит? Ты-то тоже не молодеешь. — Не льсти себе, Поварёшкин. Тебя сейчас и школьник бы завалил, — Вадик протягивает ему половинку персика и вгрызается в другую. — Не хочу школьника, мне и тебя за глаза хватает. Вадик задумчиво слизывает сок со своих пальцев, а потом бросает тот хитрый взгляд, который обычно знаменует или какую-то пошлость, или очередной анекдот из категории б. — Кстати, ты читал книжку, где школьник трахал персик? — Я всегда знал, что за обложками исторических трактатов ты прячешь низкосортную порнуху. Лучше найди нам самолёт. И дай мне уже виноград.