Иди на мой голос

Олег лишь плавно скользит рукой под подушку и обхватывает ствол пистолета, когда ключ в замке пытаются провернуть на лишний оборот. За окном уже густые сумерки, но темнеет рано, так что Олег не обманывается — Серый всё ещё пялится на своего Боттичелли, позабыв обо всём остальном. Когда в коридоре слышатся шаги, Олег немного расслабляется — от него бы сейчас всё равно было мало толку, — но пистолет не выпускает. — Зашёл проведать? Очень мило. — И тебе привет, Поварёшкин. Как плечо? Старался поберечь, но сам ведь понимаешь, насилие не карамельки, ровно не отсыпешь. — Глубокомысленно. Как нашёл? — Поварёшкин, ты кажется забываешь, что это я научил тебя всему, что ты умеешь. Тем более что твой псих совершенно не знает о конспирации. Вадик наконец-то обходит кровать и оказывается в поле зрения Олега — и вот он-то умеет оставаться неприметным, даже со своим ростом и яркой татуировкой. Вадик бесцеремонно стягивает одеяло, осматривает перебинтованную спину, укрывает обратно и только хмыкает на пистолет под подушкой, но не отбирает, а садится прямо на пол, запрокидывая голову на матрас. — Не боишься? — Тебя-то? Не смеши. Как глаз? — Твоими молитвами. — Не прикидывайся идиотом, Волчик. Если бы я тебя действительно избил, а не разукрасил, ты бы даже встать не смог, не то что драться, и мы оба это прекрасно знаем. Олег всё же отпускает пистолет и, протянув руку, сжимает ладонь на подставленной шее Вадика — тот даже не дёргается, — и Олег опускает руку чуть ниже, к волку. — Зачем ты здесь? — Проведать зашёл, ты ж сам сказал. Убедиться, что твой рыжий и правда променял тебя на какую-то сраную выставку. — Вад. Вадик послушно замолкает, но Олег и сам не знает, что сказать. Удивлён ли он, что Серый снова не прислушался и поступил, как сам для себя решил? Нет. Обижен ли он, что Серый оставил его практически беспомощным, после того, как Олег снова пострадал за него? Чертовски. А вот имеет ли он право на эту обиду… — Олег, я за все эти годы так и не понял, что же, блядь, в тебе такого, но любого другого я бы и правда убил, — Вадик звучит на удивление серьёзно, даже непривычно. — Но с тобой вечно всё… Так что последнее предложение, Поварёшкин. Давай уедем. Питер уже не тот, что был раньше, я предупредил Разумовского, но, судя по всему, этот «аватар Бога» никого кроме себя не слушает. — Прекра… Стой. Ты виделся с Серым? — Буквально на следующий день. А что, твой дружок решил не передавать привет? Пять косарей-то он за тебя не заплатил, так что ты всё ещё мой должник. — В куртке возьмешь, когда уходить будешь. Можешь прямо сейчас. — Нет уж, Волчик, я не для того кинул золотейшество со всех их кланом. Поэтому, без шуток — поехали со мной. — Поехали с тобой куда? — Куда угодно. Хочешь, найдём Родригез и её новую команду, то ещё должно быть зрелище. Или просто вдвоём, по местам боевой славы. Подальше от Питера. — Ты меня похитил и испортил тату. — А ты сбежал от меня к своему рыжему психу, наплевав, что наши волки парные, так что квиты. Олег, я хуй его знает почему, но ты единственный, кому я бы доверил свою спину — даже сейчас. У меня паспорта и билеты на ночной рейс до Будапешта. Нет значит нет, преследовать не буду, но подумай, где и с кем тебе правда хочется сейчас быть. У Олега, должно быть, и правда стокгольмский синдром, а может он просто всё-таки поехал крышей от совокупности всех полученных за жизнь травм, но ведь сомнения в сделанном когда-то выборе появились ещё задолго до возвращения в Питер. И морщась от боли, Олег всё же надевает на шею подвеску с волком — единственное, что ему и правда хочется забрать. Они медленно уходят к поджидающей их за углом неприметной машине незадолго до вечерних новостей.