Иди на мой голос

— Помнишь, как Родригез развела нас на тройничок, а потом сказала, что это уверенная девятка? — Это когда ты потом неделю бегал за Донато и хотел потрахаться с ним, чтобы узнать, что же такое десятка? Забудешь такое. — Да не то чтобы прямо хотел. Для меня-то и ты был десяткой. — Лестно. К чему вспомнил? Или Джесс тоже здесь? — Джесс и в Питере? Нет, хватит на сегодня встреч бывших сослуживцев, Поварёшкин. Олег хмыкает и откидывается к стене — верх глупости при его разодранной спине, но слишком хочется прижаться к холодному. Хорошо хоть Вад стащил его с крюка, а то Олег мысленно уже успел попрощаться с многострадальным плечом. — Когда ты понял, что это я? Ты не особо удивился. — Серый поднял записи с камер. Лица не было видно, но… «Но я тебя всегда узнаю» так и повисает в воздухе — не то время и не то место. — Вот оно значит как, — с виду беззаботно отвечает Вадик, перекатывая зубочистку, но Олег чувствует его злость и раздражение. И прекрасно понимает, если честно, сам на его месте был бы в бешенстве. — А я вот до последнего надеялся, что Разумовский вернулся к былой дичи, потому что ты его кинул. Олег закрывает глаза, не в силах смотреть на Вадика. Бегать от самого себя и последствий собственного выбора было проще, когда на него не смотрели так пристально с застарелой болью и предательством, которые не скрыть показным весельем. Он сам решил, что Серый съехал с катушек, потому что его не было рядом, он сам решил взвалить на себя эту ответственность и проследить, чтобы ни Питер, ни Венеция не повторились. И он сам слишком поздно понял, что переоценил силу своего влияния на Серого — но к тому моменту возвращаться, поджав хвост, было бы уже просто смешно. И тогда он сам решил остаться — чтобы защитить хотя бы Валеру, чтобы каждый день смотреть в зеркало и удивляться произошедшей с ним трансформации, гадая, куда же делся прежний Олег Волков, доводящий до белого каления Джоша, бегающий от Джесс и по-идиотски наивно влюблённый в Вадика. Хуже всего осознавать, что даже сейчас: с убитым плечом, изрезанной спиной и почти невидящим глазом — он всё равно рад хоть недолго, хоть вот так посидеть рядом с Вадиком. — Те пять штук, которые ты мне скоро проиграешь. Добавь и купи на них билет куда-нибудь подальше отсюда. То, что скоро начнётся в Питере из-за Разумовского… Оно тебе не нужно, Поварёшкин. — И где в это время будешь ты? — А тебе есть до этого дело? — А мой ответ что-то изменит? Совершенно абсурдный диалог из одних только вопросов — под стать всей их истории. Но Вадик усмехается будто бы мягче, как в бесконечно далёкие старые-добрые. — Не попробуешь — не узнаешь. Олег тоже усмехается. И думает про Прагу, где они целый месяц провели как обычные люди, покончив с работой в Германии. — Promiň. — Договорились, — Вадик поднимается, заслышав гулкие шаги, и бросает последний открытый взгляд, прежде чем снова нацепить маску. — Постарайся не сдохнуть и сегодня.