***
Гето разжигал костер; ярко-рыжие языки пламени, содрогаясь, облизывали потрескивающий хворост. Уборку минка мы закончили только к полуночи: сегодня был последний день в монастыре перед недолгими летними каникулами; настоятель отпускал послушников к своим семьям ровно на три недели в июле. Собранные со вчерашнего дня вещи стояли у порога нашего домика; Годжо шумно разбирал какую-то набитую доверху сумку. Аюна молилась за нас всех в главном храме. Ночи на Китаяме были холодными даже летом. Я постелила на остывающие камни спуска бамбуковые циновки; Гето мерно ворошил костёр. Где-то вдали надрывно кричал ворон. – Куда собираешься на каникулы? - Гето бросил ещё одну сухую ветку в костёр. – Хотела встретиться с Хисокой в Кука Нью, может, пожить там пару дней и вернуться к родителям в Азию. – Вместе поедете? – Не знаю, - я поднесла к огню руки. Силуэт Гето подрагивал от жара пламени. – Он давно их не навещал, наверное, уже полтора года. Но я его не виню. Просто Хисока такой человек: родная земля его совсем не держит. А ты куда? – На южный остров Джаппонии. Мне до дома недалеко. – Точно. – Целыми днями буду ловить рыбу и купаться, - хмыкнул Гето. – И полировать родительскую энгаву. Я засмеялась. Годжо вдруг громко выругался. – А Годжо куда? – Со мной увязался, - скривился Гето. На его лице заплясали продолговатые тени от костра. – Ну так вдвоём лучше. Заставь его убираться в доме. – Как же, заставишь его. Я прямо вижу, как он лежит на футоне и целый день смотрит в потолок. Он же ненавидит жару, а на Южном острове в это время совсем плохо. Воздух легкие обжигает. Годжо из дома-то будет выходить только ночью. – Он просто хочет побыть с тобой, - я посмотрела на небо. – Будете лежать на пляже, слушать волны, смотреть на звёзды. С утра, пока жара не началась, можно и искупаться. – Вот я бы лучше с тобой поехал, - усмехнулся Гето. – Годжо бывает много. – Позови в следующий раз, я хотя бы дома убираюсь. – А что Аюна? Тусклые отблески свечей в храме Ямадэра беззвучно тонули среди сгустившейся горной темноты; огонёк в кумирне возле главного чайного домика давно потух от налетевшего ветра. – Остаётся на островах, - ответила я. – Мы поссорились сегодня. Когда убирались в нашей минка. – Из-за чего? – Она хотела, чтобы я нарисовала ее. – А ты отказалась? - удивился Гето. – Сказала, что рисую только близких людей. Он присвистнул. – Ты, конечно, не это имела в виду? – Не знаю. Мы помолчали. Годжо стал возвращаться к костру. – Я всегда рисовала только Хисоку, - быстро шепнула я. Гето едва заметно кивнул.***
Когда я дописывала драпировку, в гостевой зал ворвалась взволнованная Мора. Громко шикнув на обернувшихся детей, она схватила меня за руку, чуть приподнимая: – Вот ты сидишь тут без дела, а к нам клиент пришёл! Девочки-близняшки машинально посмотрели на дверь. Мора пригрозила им пальцем. – Иди встреть его, по одному виду ясно, что богатый попался! – К нам богатые не ходят, - с улыбкой возразила я. – А тут, представь себе, зашёл. И ждёт, пока его обслужат. Я посмотрела с лестницы, так его наш дед забалтывает. Сейчас спугнет, если ты будешь медлить. По залу пронёсся сдавленный смех. Я помахала на детей рукой и, закрыв краски, сняла испачканный фартук; пара капель желтой гуаши все же попали мне на руку. Мора потащила меня к выходу. – Иди обслужи его, - советовала она. – Я послежу за экзаменом. – Вы как-то слишком растревожились. Это же просто клиент. К нам на прошлой неделе таких пять человек заходило, мы ведь даже с Вами устали трупы зарисовывать. – Ну! Что ты понимаешь! Этот точно богатый. Возьми за работу семьсот дженни. – Это слишком много, - упиралась я. – Если он обратился к нам, значит, кошелёк у него не резиновый. Зачем отпугивать такой ценой? Если получим двести дженни, уже нужно радоваться. Мора легонько стукнула меня по затылку: – Ай, ты все припираешься со мной. Иди уже, иди. Если попросит зарисовать сейчас же, так ты не отказывайся, я тебя подменю. – А мой рисунок? – Потом доделаешь! - она выпихнула меня на лестницу. – Посвети своим лицом, может, он просто так оставит нам хотя бы пару сотен. Я хотела возмутиться, но Мора уже побежала к гостевому залу. Подол ее цветастого платья короткой вспышкой мелькнул между колоннами. Настроение ссориться совершенно пропало: сегодня был тёплый, красивый день; в Академии приятно пахло красками и свежими листами бумаги. Даже старый плотник, щурясь от белёсого света, вышел покурить к укрытым талым снегом клумбам. В фойе возле кресла смотрителя стоял высокий мужчина. Толстые стеклянные двери главного входа умножали каждый проходивший сквозь них солнечный лучик; в искрящимся золотом ореоле света фигура вошедшего казалась ещё темнее. Издалека не было видно его лица. Я сбежала по лестнице вниз, ещё около расписания махнув смотрителю рукой; он с видимым облегчением откланялся посетителю. От гранитных плит пола гулко отлетали звуки моих шагов. Едва я подошла к дверям, мужчина резко шагнул вперёд, выходя из пучка ослепительного света. Я легко поклонилась: – Добрый день. Мужчина склонился в ответ. – Меня зовут Сона. Вы хотели бы обратиться непосредственно в Академию Искусств или в «Бюро надгробий»? – «Бюро надгробий», - ответил он. Мягкий, но в то же время сильный, несколько властный голос эхом прокатился по фойе. Смотритель приподнялся в кресле. – Тогда прошу, следуйте за мной. Мы свернули в просторный коридор первого этажа; отзвуки наших шагов мгновенно слились в один монотонный гул. Мужчина держал руки в карманах своей черной стёганной куртки. Я заметила на его лбу оливкового цвета повязку. – Вы бывали у нас раньше? - я открыла дверь нашей импровизированной мастерской, бывшей когда-то роскошным обеденным залом. Мужчина на пару секунд замер у порога. Его взгляд метнулся к сгрудившимся в углу ещё не обработанным камням. Я поспешила исправиться. – Простите за неточность. Вы заказывали надгробную плиту? Могу я узнать Ваше имя? Он наконец вошёл, прикрыв за собой дверь. С минуту он со странным безразличием смотрел мне в глаза; его собственные на ярком свету отливали еле заметной голубизной. Сизый цвет тяжело поддаётся палитре, вдруг вспомнила я. Мужчина, одним плавным движением стянул с себя куртку и присел на предложенный мною стул. – Люцифер Кролло, - ответил он. Я поискала в блокноте его имя, но ничего хоть сколько-нибудь похожего на это странное сочетание звуков найти не смогла. – Кажется, Вы здесь первый раз. Примите мои искренние соболезнования. – К счастью, пока у меня никто не умер, - Кролло поводил пальцем по столу, как будто стирая невидимую пыль. – Однако вполне себе скоро могу умереть я. Пласт талого снега с шумом скатился по покатой крыше Академии. Я убрала бумаги обратно в папку. – В соседних от моего городах началась серия терактов, - продолжил он. – Один — в школе, второй — в детском саду. Третий пришёлся на жилой дом. Люди не успевают хоронить людей. – Это ужасно, - я почувствовала, как жар прилил к щекам. – А что мэрия? Полиция? – Все бесполезно. Подрывники с ног до головы обвязываются взрывчаткой, и после взрыва, конечно же, от них ничего не остаётся. – Никаких следов… Я не слышала об этом в новостях. Где Вы живете? Кролло слегка наклонил голову: – На западе Йорбии. – Странно, почему о таких событиях все молчат, - я достала из ящика стола блокнот с рабочими эскизами. – Никому нет дела до тех, кто живет вокруг Метеор-Сити. Я резко подняла на него глаза. Бледное аккуратное лицо, чистые, мягкие даже на вид, волосы; педантично выглаженная белая рубашка, может быть, даже с накрахмаленным воротничком. Явно не дешевая кожаная куртка. Узкие ладони, длинные нежные пальцы. В ушах — крупные сине-зелёные серьги в золотой оправе. Кролло не выглядел бродягой из Метеора. Поймав мой взгляд, будто бы в ответ, он оглядел меня, секундно остановившись на крупных чётках вокруг моей шеи. – Так Вы… хотите свой портрет? - спросила я. – Да, если возьмётесь за такой заказ. – Почему нет, - мой вздох потонул в тишине зала. Солнце светило все ярче, и плиты в самом углу мастерской поблескивали редкой гранитной крошкой. – Мне нужно, чтобы Вы выбрали само… надгробие и позу, в которой я зарисую портрет. В профиль, в анфас, в три четверти. Кролло легко поднялся со стула и прошёл в конец зала к камням; напряжённые мышцы на его прямой спине при каждом шаге выступали из-под тонкой хлопковой рубашки. С минуту он молча выбирал надгробия словно ради приличия, затем, повернувшись ко мне, мягко ответил: – Седьмая плита. В три четверти. Я пригласила его обратно за стол. Рисовать живое лицо было непривычно; мне казалось, солнечный свет из окна несколько искажал, будто бы портил его черты. Лучи высвечивали его острый профиль, и чёрные точки зрачков тонули в переливающихся серо-голубым радужках глаз. В какой-то момент я даже пожалела, что рисую его не красками. Кролло неподвижно сидел на деревянном стуле, устремив взгляд на потрескавшуюся от влаги лепнину. Его по-мертвому безразличное лицо не трогала ни одна эмоция, будто весь он был выточен из ледяного белого мрамора; лишь мерное, еле заметное дыхание выдавало в нем живого человека. Эскиз не получался. Я стирала чёрные штрихи, с раздражением замечая, насколько сильно продавила грифелем бумагу. Мне вдруг захотелось придушить Мору: в гостевом зале недвижно сидели мои ученики и под ее пристальным, совсем неласковым взглядом писали экзаменационную композицию. Пятнышко от желтой гуаши на руке придавало мне какую-то особую нервозность. – У меня некрасивое лицо? - словно почувствовав мое напряжение спросил Кролло. Я с силой зажмурилась. – Нет-нет, дело вообще не в Вас… У Вас как раз красивое лицо. Просто непривычно рисовать живых людей. – Трупы не так отвлекают? - на его губах проскользнула почти настоящая улыбка. – Трупы от меня ничего не ждут. Он не ответил. Солнце перекатывалось истончающимися лучами по полу: февральский день клонился к закату. Почти изодрав карандашом тонкий лист блокнота, я наконец закончила портрет; Кролло долго смотрел на своё лицо, и было не понятно, о чем он думает. Мне захотелось вырвать рисунок из его рук. – Хорошо, - наконец ответил он. – Вас все устраивает? – Да. Может быть, я получился даже лучше, чем в жизни. – Ну это вряд ли, - я забрала блокнот из его рук. – На гравировку плиты уйдёт где-то два дня. У Вас есть возможность подождать? Кролло отвёл взгляд в сторону. – Я остановился в Йорк-шине. Можете не спешить. - он сцепил пальцы в замок. – Ручная работа требует времени. Я решила проводить его до фойе. – Позвольте задать вопрос, - мы остановились между толстых колонн на парадной лестнице. Кролло стоял на пару ступеней ниже меня, и витражи с вытянутых окон центральной части Академии отбрасывали на его лицо разноцветные блики. – Спрашивайте. – Почему Вы решили заказать надгробие именно здесь? В шестом квартале Йорк-шина есть знаменитое похоронное бюро, Вы знали? – Я приехал в Сагельту по делам, - ответил он. – Так вышло, что человек, вызвавшийся помочь в расследовании терактов вокруг Метеора, живет именно в этом районе. Вернее жил. – Его тоже убили? – Да. Кто-то узнал, что я направляюсь сюда ради заключения контракта, и устранил его раньше моего приезда. Я почувствовал, что скоро надгробие понадобится и мне. – Вы правда думаете, что кто-то может быть сильнее Вас? - я спустилась к нему на одну ступеньку. Кролло сощурился: – Кто угодно. – Если это правда так, не думаю, что Метеору можно помочь. – Считаете, безнадежная затея? – Я считаю, что ещё никогда не видела такой ауры, как у Вас. Старый смотритель, завидев нас посередине лестницы, с готовностью солдата вскочил с кресла. Я смотрела на Кролло, и теперь его взгляд казался мне чуть более заинтересованным. – Знаешь о нэне? - наконец спросил он. – Когда-то даже пользовалась. – Почему тогда Метеору ничем не помочь? – Потому что если теракты устраивает такой же пользователь, на мой скромный взгляд, исход дела вполне понятен. Кто подавит тебе в схватке, тот подавит и все города. – А если я буду не один? – Тогда шанс есть, - почему-то меня задел этот разговор. – Но тогда я опять же не понимаю, зачем ты заказал памятник. – Я просто не уверен, что найдётся кто-нибудь готовый помочь безымянным людям этой огромной мусорки. Кроме меня. Кролло продолжил спускаться вниз. Я сбежала следом за ним. – Не верю, что абсолютно все люди настолько безразличны, - воскликнула я. – Ты говоришь, что можешь быть не один. Тогда нужно драться. Каким бы ни было это место, если происходят настолько страшные вещи, нельзя оставаться в стороне. Смотритель вытянул шею, немного испуганно глядя на нас; от скользящего между входными дверьми ветра нервно колыхался листок с расписанием. Кролло безжизненно улыбнулся: – Но кто-то все равно остаётся, даже если речь идёт о десятках погибших детей и стариков. В любом случае я благодарен тебе за потраченное время. Значит, через два дня зайду за надгробием. – До свидания, - я чуть заметно поклонилась; жар обжигал щеки. На краю сознания вдруг облизнулся красный. Не оборачиваясь, он вышел из Академии. Глухо захлопнулись тяжелые створки дверей; в отражении стекла я заметила на своей щеке зелёный мазок гуаши. Смотритель молча протянул мне салфетку.***
Хисока полулежал на диване, запрокинув голову назад: в Кука Нью стояла невыносимая жара, и даже крупный потолочный вентилятор не разгонял застывший в комнате влажный, тяжёлый воздух. Сквозь клетчатые шторы пробивалось белое тропическое солнце. Я сидела за небольшим круглым столиком у окна и перебирала купленные накануне вечером открытки. – Оставить нам такую? - я показала Хисоке голубоватую глянцевую фотокарточку. – Тут пешеходный мост и городской пляж. – Мы ведь живем здесь, зачем нам такие открытки? – Не знаю, - я убрала снимки обратно в плетёную сумку. – Я просто отбирала, кому что подарить, вот она и осталась. – Лишняя? Хисока приподнялся с дивана. Я снова показала ему открытку с пляжем. – Ну оставь, - махнул рукой он. – Не надо было столько покупать. У тебя сколько осталось? – Денег? - я покопалась в лежащем на столе кошельке. – Пятьсот дженни. – А куда остальные делись? Родители же прислали нам по две тысячи. – Я… их потратила. Хисока пристально посмотрел мне в глаза. За окном вдруг вскрикнула чайка. – На что? – Я купила в монастырь леденцы. – Это всего триста дженни. Дальше. – Почему я должна перед тобой отчитываться? - я скрестила на груди руки. – Ты в баре вчера сколько потратил? Ещё что-то с меня спрашиваешь. – Все-таки отдала их той кучке беспризорников с пристани? Я резко повернулась к Хисоке: – И что с того? – Они обыкновенные попрошайки. Принесут твои дженни в притон к родителям, вот радости у взрослых будет, напьются аж на целую тысячу. – Это же дети, - повысила голос я. – Что ты думаешь, я бы отдала им в руки такую сумму? – Ну и что ты сделала? – Купила еды. – На тысячу дженни? - уточнил Хисока. – Еще они попросили корм для котят. Отвели меня к лесу, а там такая тощая кошка лежала, в прохудившейся картонной коробке с десятью котятами. У всех рёбра видны, глазки запали. Сама кошка явно больная, долго бы не протянула. – И ты потратилась на нее? – Я дала им денег на врача, - я встала со стула. – Если можно помочь кому-то, пусть даже мелочью, нужно помогать. Бросай добро в воду, пойдут круги, и оно к тебе вернётся. Хисока схватил меня за руку. Каждое прикосновение в липкой жаре Кука Нью отзывалось ожогом на коже. – Зачем ты такая? - он притянул меня на диван. – От твоего добра скоро пойдёт цунами. – Это ведь не плохо.***
Акума умела превращать душу в камень, я же старалась раскалывать эти валуны. Двадцать первого февраля я бросилась за ним в залитую солнечным светом улицу. Кролло стоял возле обледеневших клумб, будто заранее зная, что я выбегу следом. – Я не останусь в стороне, - изо рта вырвалось мягкое облачко пара. – Я владею джуджутсу.***
– По ней ничего нет, босс, - Шалнарк крутанулся на стуле. – Никакой информации. Кролло сидел в кресле напротив; голубоватый свет от мерно урчащего компьютера холодно падал на его задумчивое лицо. – Должно быть что-то, - он сцепил руки в замок. – Она сказала, что не может пользоваться нэном, потому что он запечатан, однако мои раны стянулись всего за одну ночь. С ней что-то не так. – Я нашёл только это: Сона Мороу, двадцать четыре года, проживает в десятом районе старого Йорк-шина, Соединённые Штаты Сагельты, в доме номер три на шестом этаже. Работает в Академии Исскуств в том же самом районе, ведёт курсы живописи и занимается изготовлением надгробных памятников. Прежнее место жительства — королевство Кука Нью, западное побережье. Больше ничего нет. Даже группы крови. – Какая у неё фамилия ещё раз? - нахмурилась Мачи. – Мороу. Кролло выпрямился. – Что если она жена Хисоки? Или сестра, - предположил Нобунага. – Там есть какие-нибудь фотографии? Шалнарк вывел на монитор два изображения: на первом она смотрела точно в камеру, будто фотография была сделана на документы; лицо серьёзное, без тени улыбки; голубые глаза, чуть вздернутый нос, ямочка над верхней губой, и ровно в ней — синеватый кристалл пирсинга; маленький округлый подбородок. На втором снимке она шла по улице в чёрных джинсах и кожаной, на пару размеров больше, куртке. Возле левого кармана болталась связка цепей. – Это что, все? - удивился Нобунага. – Да, и это очень подозрительно, потому что на любого человека можно накопать хотя бы полсотни фотографий: люди на улице каждый день попадают в камеры видеонаблюдения, заливают в интернет свои фотографии, ведут блоги. Их засекают на вокзалах и в аэропортах. У неё ничего такого нет. Даже с лицензией хантера к ней невозможно подкопаться. – Кто-то сильно заморочился, чтобы стереть за ней все следы, - заметил Франклин. – Нечисто. – Она жена Хисоки, - уверенно повторил Нобунага. – Или сестра. – Не похожа, - продолжал он, – Лица совсем разные, у Хисоки узкие глаза, а у неё большие. И цвет волос разный. – Хисока крашеный, - пробормотала Мачи. – Они кузины, - зачем-то вмешался Финкс. Сидевший в углу Фейтан презрительно фыркнул. – Это джуджутсу, - голос Кролло мгновенно унял нарастающий гул в комнате. На долгую минуту весь особняк на краю Метеор-Сити погрузился в оглушающую тишину. – Разве такое бывает, босс? - первой нарушила молчание Мачи. – Нельзя одновременно владеть и нэном, и джуджутсу. – Можно, - Кролло прошёл к монитору, пристально вглядываясь в лицо на снимке. – Джуджутсу — врожденная способность, человек появляется на свет с глазами, уже способными видеть проклятия. Этому не нужно учиться. – А нэн? - перебил Нобунага. Мачи с силой пнула его ногой. – Его можно приобрести. По комнате пронесся шёпот; Шалнарк хмыкнул: – Нельзя украсть нэн, не владея нэном. Босс, как бы ты забирал способности, не будь у тебя специализации? – Я говорю не о воровстве. Нэн может быть клятвенным подарком. – Зачем она тебе? - Мачи кивнула на монитор. – Думаешь, как-то сможет помочь с терактами? – Паук лишился трёх конечностей, - Кролло повернулся лицом к сидящим в полутьме людям. – Она будет нашим инструментом. Отслужившие вещи превратятся в мусор. Без ущерба живущим и без сожаления.