***
Казалось, Кролло совсем не удивился моему поступку. Он повернулся, и тень от высокого воротника куртки угловато легла на его лицо. Мимо нас с гулом проносились машины, обливая улицы ледяной грязью; солнце, будто напоследок, ещё ярче освещало блестящие высотки центра. – Ты ничего обо мне не знаешь, - сказал Кролло. – А я ничего не знаю о тебе. Здесь нет доверия. – Я считаю тебя хорошим человеком. Для меня этого достаточно. Он еле заметно вздрогнул. – Я не хороший. – Ты собираешься помочь тысячам людей вокруг Метеора, пока власти Йорбии умалчивают о творящихся на окраинах ужасах. – Знаешь что-нибудь о Геней Рёдане? - Кролло чуть склонил голову. – Преступники класса А. – Ещё. – Воры и убийцы. – Ещё. – Ты их лидер. Он сощурился: – Ты много видишь, но по-прежнему считаешь меня хорошим? – Я отвечаю добром на зло или не отвечаю вовсе, - я пристально посмотрела ему в глаза. – Поэтому ты хороший. Я буду относиться к тебе только так. Кролло выпрямился; тень от куртки будто бы окончательно въелась в его лицо. – А как мне относиться к тебе? – Точно так же. – Идёт, - он протянул мне руку. – Идёт. Вечером того же дня я позвонила Хисоке. Он долго не брал трубку, а когда ответил, звучал совершенно измотанным. – Я тебя отвлекла? - я сидела на кухне, бездумно ковыряя вилкой спагетти. – Могу попозже перезвонить. – Все в порядке, - треск из динамиков чуть заглушал его голос. – Ты куда-то едешь? – Переправляюсь в Кука Нью. – Решил вернуться домой? – Дом у меня в промышленном районе Йорк-шина, - было слышно, как он улыбнулся. – Вернусь, может быть, к концу мая. Что-то случилось? Я помолчала. – Я решила взять творческий отпуск. Сменить обстановку. – С чего вдруг? - насторожился Хисока. – Устала от города. Сегодня были семестровые экзамены в Академии, я подумала, почему бы не уехать из Йорк-шина на пару недель. Или на месяц. – А как же твои дети? – Переживут. Позанимаются пока живописью с Морой, а потом и я вернусь. А то вдохновение творить пропало. – Ты сейчас в фазе? - глухо спросил Хисока. – До девятого дня ещё три недели. – Я про другую. В маниакальной? – Нет, - я бросила вилку на стол. – Перестань подозревать меня во всем. – По календарю ты сейчас должна быть именно в ней. Что происходит? – Ничего! На другом конце трубки стали слышны лишь дрожащие помехи; Хисока замолчал. Я с силой сжала переносицу. – Послушай, - снова заговорила я. – Маниакальная фаза в любом случае лучше девятого дня. Я чувствую подъем. У меня хорошее настроение. Почему тогда мне нельзя уехать? – Тебе никто не запрещает, - устало ответил Хисока. – Просто постарайся ни во что не вляпаться. Мне неспокойно. – Кто бы узнал, как ты умеешь заботиться обо мне... Не поверили бы. – Не переводи тему, - фыркнул он. – Куда собираешься? – Хочу попутешествовать по Йорбии. Может, на западное побережье. – На континент не поедешь? – Пока нет, - я посмотрела в окно. Синие сумерки проглотили двор, и только редкие отблески фар с Железного шоссе секундными вспышками отражались в стеклах домов. Хисока еле слышно вздохнул. – Йорбия — не лучшее место для путешествий. Особенно западная. – Я ещё точно не решила, куда поеду. – Скажи, хотя бы с кем. Одна? Я нащупала в кармане измятую бумажку с именем и номером телефона Кролло. Карандаш, которым я наспех черкала в блокноте, полустерся на букве «Л». Люцифер. – Я тут познакомилась кое с кем, - уклончиво ответила я. – И мы решили поехать вместе. Чтобы повеселее было. – Кто это? – Ну как кто? Я тебе что, описывать сейчас его буду? – Так это он, - напрягся Хисока. – Как зовут? Я замешкалась: – Керо. – Что это за имя? Он с островов Джаппонии? – Из Падокии, говорит, его родители перебрались туда, когда он был еще ребёнком. – Какая фамилия? – Собираешься пробить его? - возмутилась я. – Вот и не скажу теперь. Не надо быть настолько подозрительным. Я разбираюсь в людях. – Сона, - шумно выдохнул Хисока. – Ты как раз-таки не разбираешься в людях. К тебе всю жизнь липнет какая-то дрянь. Ты точно уверена в этом Керо? Он пользователь нэн? – Я не чувствую от него угрозы, и нет, он не пользователь. Никакой ауры. Он обычный человек. – Врешь. Мне резко захотелось бросить трубку. Моргнул свет. Я пожалела, что позвонила Хисоке. – Да. – Я чувствую, - его голос звучал совсем устало, на мгновение показавшись мне чужим. – Не хочешь говорить, с кем едешь. Не хочешь говорить, куда едешь. И даже не начинай, что Йорбия — это достаточно понятный пункт назначения. Нет, не понятный. На западе есть скопление городов, куда лучше никому не соваться. Я не сомневаюсь, что ты сможешь постоять за себя, я уже это говорил, но просто… попробуй не прыгать туда, откуда не сможешь выплыть. Хорошо? Сона? – Хорошо, - я шумно выдохнула. – Прости. – Извинишься передо мной, если все-таки увязнешь в каком-нибудь опасном дерьме, - было слышно, как Хисока улыбнулся. – А сейчас не надо. Я рассмеялась: – Заботливый братик. – Ну конечно. Когда отправляетесь? – Завтра утром. Встречаемся в Медном аэропорту, и на самолёт до Корпус-Сити. Потом, наверное, пересядем на какой-нибудь поезд. – Тогда набери, как доберёшься докуда-нибудь со связью. – Хисока, - позвала я. – Береги себя и приезжай домой в мае. Он снова фыркнул и, наскоро распрощавшись, сбросил вызов. В онемевшей квартире стук настенных часов показался мне оглушительно громким. В ночь на двадцать второе февраля мне снова приснилась Аюна. Мы гуляли по пляжу; мелкий песок, посеревший от бесцветного, затянутого плотными облаками неба, напоминал пепел. С каждым шагом ноги увязали все больше, и холод, исходивший от стылой земли побережья, въедался в кости. Почти чёрная вода бескрайнего моря, топившего собой дымчатую кромку горизонта, монотонно облизывала ледяными волнами берег; крупные чайки безмолвно глядели нам вслед. Аюна мягко шагала по песку; следы ее узких ступней на многие метры глубоко испещрили безликий пляж. – Я ближе, чем ты думаешь, - ее помутневшие от бесконечной серости глаза смотрели будто бы сквозь меня, – А ты дальше, чем хотелось бы мне. – О чем ты говоришь? - я взяла ее за руку. Ледяная кожа обожгла мне ладонь. – Я здесь, с тобой. – Учителя не стало. У самой кромки воды взметнулась чайка; и тот час же исчезла, слившись с пепельным небом. – Откуда ты знаешь? - меня начало тошнить. - Кто тебе это сказал? Аюна отвернулась: – И меня тоже не стало. Красный глотает меня в красный. Алтарь храма истекает красным; настоятель кричит в красное. Мои ладони, мои пальцы, чужое лицо, чужая шея — красный, красный, красный. Я хочу умереть, но умерев, я увижу красный. Есть свет. И меня тоже не стало.***
Кролло ждал меня в десять часов у главного входа в Медный аэропорт; без сумок и чемоданов, среди нагруженных различным багажом людей, он выглядел несколько чужеродно: под ярким светом крупных ламп терминала его лицо казалось почти белым. Лоб снова был укрыт оливкового цвета повязкой; та же чёрная, стеганая куртка, та же идеально выглаженная рубашка; изменилась лишь обувь — вместо узких кожаных туфель он надел массивные лакированные сапоги с крупной золотой кнопкой посередине. Он поприветствовал меня крайне скупо. Холодный взгляд его серых глаз будто бы заледенел еще сильнее; я вспомнила стылый, пепельного цвета песок из сна. Кролло передвигался исключительно по людным местам: поднявшись по эскалатору на второй этаж аэропорта, через многочисленные рестораны мы вышли к переполненным коридорам паспортного контроля. – А багаж? - я все ещё держала в руках свою дорожную сумку. – Разве его не надо регистрировать? – Нет, - бросил Кролло. До зоны посадки он не произнёс больше ни слова. Прижавшись лбом к стеклу, в закрытом терминале для частных вылетов, я набирала сообщение Хисоке; был облачный день, и солнечные лучи, прорезая нависшие над аэропортом снеговые тучи, неестественно желтыми лучами падали на взлётные полосы. Пару раз миниатюрная девушка в синей униформе Сагельтских авиалиний предлагала нам выпить; Кролло брал виски со льдом и, не притрагиваясь к содержимому, мягко оглаживал указательным пальцем тонкое горлышко стакана. В ответ на мое сообщение Хисока прислал звездочку и голубоватую каплю: «Пиши». Я слабо улыбнулась. В соседнем от нас терминале закончилась посадка; служащие аэропорта, одетые в ярко-оранжевые куртки, суетливо откатили трап. Даже через толстые окна был слышен гул огромных турбин: пузатый красно-белый самолёт медленно сдвинулся с места. Кролло позвал меня к выходу. Никто не проверил наши билеты, и даже девушка в синей униформе будто бы не заметила, как мы шагнули в длинный полутемный рукав на посадку. У самых дверей самолёта нас встретил крепкий молодой человек в иссиня-черной форме старшего пилота; золотая брошь в виде распахнутых крыльев на его фуражке чуть поблескивала в приглушённом свете салона. Увидев меня позади Кролло, он оживлено воскликнул: – А! Привет-привет! Кролло, не оборачиваясь, указал ладонью на широко улыбающегося пилота: – Шалнарк Рьюсей, шестой номер Рёдана. – Да, это я, - с готовностью подтвердил он. – А ты Сона Мороу. Я поздоровалась с ним за руку: – Очень приятно. – Это нам приятно. Ну во всяком случае должно быть, - Шалнарк тут же принялся закрывать дверь. – Летим напрямую до Клибаса, босс? Кролло молча кивнул. – Ты говорил, это будет Корпус-Сити, - я прошла вслед за ним в салон. – Если за тобой хвост, то Корпус-Сити. А если нет — Клибас. – Что мешает мне позвонить и оповестить «хвост» прямо сейчас? - я покрутила телефон в руках. – Отсутствие связи. – И живого диспетчера! – радостно отозвался Шалнарк. – На случай, если кто-нибудь захочет нас отследить. Внутри самолёт был действительно красивым. И запредельно дорогим. Четыре коньячного цвета кресла с широкими подлокотниками и подушками на спинках стояли по бокам салона друг напротив друга; отполированные столики из пурпурного амаранта сочетались с продолговатой панелью управление, тянущейся вдоль всех иллюминаторов. Между сидений был протянут темно-красный ковер с золотистым узором. Не останавливаясь, Кролло прошёл в самый хвост самолёта и скрылся за тёмной бархатной шторкой. Шалнарк, закончив все приготовления к взлету, стал с интересом разглядывать меня: – Значит, владеешь джуджутсу? Покажешь? – Наверное, не здесь, - я сдержанно улыбнулась. – Значит, в Клибасе, - тут же согласился он. – Никогда раньше не видел ваше шаманство в деле. – Скорее всего, ты просто не сталкивался с настоящими проклятиями. Норои. Обычно к пользователям нэн они не прилипают, потому что чувствуют сильную энергию, которую человек, может быть, совсем не замечая, все равно выделяет. – Даже при активации зецу? – Да. Проклятия видят гораздо больше, чем позволено обычным людям. Шалнарк присвистнул: – Так ты правда можешь быть нам полезна! – Вылетаем, - перебил Кролло. Он снова вошёл в салон. Я обернулась. Вместо привычной одежды на нем был темно-фиолетовый плащ с красной подкладкой и крупным меховым воротником белого цвета; под плащом — неожиданно оголенная крепкая грудь. Кролло зачесал волосы назад и снял повязку: посередине его высокого ровного лба была крестообразная татуировка. В ушах по-прежнему блестели круглые серьги. Он сел в кресло напротив меня, широко расставив ноги. – Я расскажу тебе о терактах. Сейчас. Самолёт, заурчав турбинами, стал плавно выезжать на взлетную полосу. Кролло плотно застегнул на талии ремни. Через двойные толстые стекла иллюминаторов было видно, как главный аэропорт Сагельты медленно ускользает, теряясь за поворотами бесконечно длинных асфальтированных дорог. Сверкающий хромированными зданиями Йорк-шин оставался позади. Впервые за пять лет после моего возвращения из монастыря я снова сидела в самолете. Мы стремительно набирали скорость.