Акай

За два дня до бала я решилась позвонить Море со стационарного телефона в Метеоре; мы с Шизуку отправились за продуктами, потому что настала ее очередь покупать еду и потому что самостоятельно запомнить, что нужно взять и где это купить, она была не в состоянии. А я была не в состоянии водить, поэтому довезти нас до ближайшего магазина почему-то вызвался Кролло. Как будто у него не было других дел в особняке… На самом деле, дела, конечно же, были: весь Геней Рёдан тщательно готовился к предстоящей поездке на искусственный остров; Шалнарк настраивал каналы внутренней связи, параллельно шерстя информацию о возможных спонсорах вечера; Фейтан подготавливал оружие, Финкс — транспорт: было решено захватить патрульные катера, курсирующие вокруг самого замка Васшаена, и один гостевой вертолёт. Франклин помогал пробивать по базе охранников, а Мачи готовила хирургические инструменты. На всякий случай. Кортопи же было поручено отследить всех людей, получивших приглашения, и каждый раз, когда кто-то из них перемещался, отмечать передвижения на картах. Нобунага день и ночь был вынужден крутиться возле Зорнуна, чем был крайне, крайне недоволен и даже взбешён; мне стало казаться, что Кролло нарочно придумал ему такое занятие. Только Боноленов слонялся по особняку без дела, и в какой-то из дней я заставила его помогать с уборкой: чем дольше Рёдан жил вместе, тем более мусорным становился их дом; кто-то постоянно разбрасывал одежду в гостиной, капал воском на перила лестницы, сминал парадную ковровую дорожку. С красивого дубового стола, явно антикварного и дорогого, слезала полировка, а диван методично просиживался, обрастая чьими-то платками, забытыми ручками, очками, картами, книжками... Финкс принципиально не мыл за собой посуду, разводя страшный бардак на кухне. Фейтан от скуки бросал в стену ножи. Нобунага повсюду оставлял за собой какие-то тряпки для полировки катан. Похоже, не захламлял помещения только Кролло. А может, и захламлял, но только свою комнату, куда я больше ни разу не заходила. Боноленов был согласен, кажется, на все: он старательно выбивал ковры, смахивал с груды упакованной в чехлы мебели пыль, драил паркет и чистил плиту; я мыла окна и полы и рассовывала по шкафам вещи; если хозяин так и не находился, я складировала их в полупустую подсобку на втором этаже, очевидно, раньше служившую хранилищем виски. Конечно, я не нанималась в домработницы Геней Рёдану, но смотреть на этот хламовник, именуемый жильем преступников класса А, было практически невозможно; к тому же девятый день проходил мимо, и энергия, обычно высасываемая Акумой, оставалась у меня в даньтяне, и сил непривычно хватало даже на ежедневную готовку. Выучить вкусовые предпочтения Рёдана оказалось не так уж и сложно: все они, за исключением, пожалуй, лишь Шалнарка и Шизуку, любили острое, на дух не перенося «пресную еду»; в основном им всегда хотелось мяса, но и супы, и кое-какие овощные салаты тоже заходили на ура. На завтрак неизменно требовали блинчики. Нобунага все так же возмущался, почему улыбающиеся рожицы из джема доставались только Кролло; Кролло на эти по-детски смешные выпады совершенно не реагировал. Может быть, я и не нанималась в домработницы Геней Рёдану, но давно забытое чувство, когда готовишь на десяток человек, а затем слышишь в их голосах искреннюю радость, удовольствие и похвалу, вот это чувство будто бы вернуло меня на четыре года, шесть, восемь, десять лет назад в Джаппонию, Кука Нью и Вергерос, где навсегда остались те, для кого я любила готовить, и те, кого я просто любила. – А ты можешь сделать суси? - неожиданно спросила Шизуку; мы подъезжали к повороту на Метеор, и Кролло плавно притормаживал, избегая крупных и глубоких луж на разбитой дороге. Я посмотрела в зеркало заднего вида. – Могу. Я, на самом деле, очень хорошо их готовлю. – Правда? Ты была в Джаппонии? – Да, я какое-то время даже жила на Восточном Ничирине. – О-о-о… - снова удивилась Шизуку, будто я никогда раньше не рассказывала эту историю. – Тогда сделаешь? – Если найдём подходящие продукты, - я повернулась к Кролло. – Пробовал когда-нибудь? Он отрицательно качнул головой: – Нет. – Думаю, тебе понравится. – Все, что ты готовишь, мне нравится, - мягко отозвался Кролло; я вдруг почувствовала, как вспыхнули щёки. – Откуда столько рецептов? – Со временем выучила, - попыталась отмахнуться я. – Раньше постоянно на всю семью готовила, а потом… потом на друзей и так далее… Потом на себя и ещё потом ни на кого. – Ты одна живешь? – Да, - меня почему-то начал беспокоить этот разговор. – Теперь одна. – Что-то случилось? Я тебе ни за что не расскажу. – Просто разъехались. У всех теперь своя жизнь. Кролло будто бы понимающе хмыкнул. Ты будешь последним человеком, который узнает о моем уродстве. Магазинчик, в который нас отвёз Кролло, оказался совсем небольшим, но, к моему удивлению, доверху набитым самыми разнообразными продуктами: полки ломились от блестящих, начищенных воском фруктов и спелых овощей, всевозможной зелени и каких-то самодельных специй; с низенького потолка свисали плетёные веревочки с крупными цукатами, густо обвалянными в сахарной пудре. В больших стеклянных холодильниках, занимающих всю заднюю стену, стояли десятки алюминиевых баночек, пластиковых бутылок и пакетов с соком. В морозильных камерах напротив грудой лежали пакеты с мясом и рыбой. – Как вкусно пахнет, - я с удовольствием втянула воздух. – Свежим хлебом! – Здесь пекарня, - Кролло вытащил из кармана длиннющий список продуктов и отдал его Шизуку. – Иди за тележкой. Шизуку, послушно кивнув, заскользила между стройными рядами стеллажей; я стала оглядываться; Кролло в задумчивости провёл указательным пальцем по полке с какими-то крупами. – Откуда здесь столько продуктов? - я вгляделась в до безумия заниженные ценники, напечатанные на ярко-оранжевых бумажках. – Танхулу, сухофрукты… Сто лет не видела таких сладостей. – Привозное с континента, - неохотно ответил Кролло. – И цены совсем низкие… Это ведь все для людей, да? Для Метеора? Потому что здесь с роду не видели таких продуктов? Кончики его ушей вдруг снова вспыхнули. – Город жив вашими силами, - я чуть наклонилась к его лицу. – И твоими особенно. – Мы равно вкладываемся в Метеор. – Деньгами и временем — может быть, да. Но не сердцем. – Ты не знаешь, - его голос предательски дрогнул. – Вот этим бьется Метеор-Сити, - я с улыбкой постучала по груди Кролло. – Что там у тебя за рёбрами. Он несколько нервно схватил меня за запястье: – Прекращай. – Почему? – Это приказ. – У тебя самое красивое сердце из всех, что я видела. – Я тебе сколько раз говорил, что я не добрый и не хороший, - раздраженно прошипел Кролло. – Разве я сейчас говорю именно это? - я тихо переплела наши мизинцы. – Я говорю, что у тебя красивое сердце. Знаешь, как это? Кролло в каком-то почти священном ужасе разорвал наше прикосновение и спешно отвернулся. Краснеет, со смехом подумала я, как ребёнок краснеет! – Тележка, - исполнительно объявила Шизуку. Кролло с облегчением схватился за длинноватую пластиковую ручку, как если бы хватался за спасительную соломинку. Я не сдержала улыбки. В итоге наш поход в магазин оказался неожиданно хаотичным и совсем непоследовательным: Шизуку то и дело отвлекалась на яркие упаковки, забывая про основной список покупок, а Кролло, раскрасневшийся и, кажется, потерявший все свое тщательно выстроенное хладнокровие, никак не мог сосредоточиться на том, что именно из продуктов было необходимо Рёдану. Я таскалась за ними, как нянька, вынимая из тележки бездумно набросанные упаковки макарон, каких-то сладостей и консервов; Шизуку по-детски тяготела ко всему цветному, и мне приходилось следить за тем, к чему тянулась ее рука. На кассе Кролло оставил намного больше, чем говорилось в чеке: пять тысяч дженни. Возле телефонной кабинки, обклеенной десятками разномастных объявлений, я попросила его остановиться и позвонить. Кролло рассеянно махнул рукой, очевидно, все еще дуясь на мою выходку в магазине. Очень кстати. Я опустила в аппарат пару монет и набрала общий для всей Академии номер. Через несколько гудков трубку снял наш старый смотритель. – Академия Искусств и «Бюро надгробий» на связи, - важно проговорил он. – Чем могу помочь? – Дядя Озгар, это я, Сона, - я обернулась: снаружи, за мутными стеклышками телефонной будки, застыл Кролло, смиренно ожидания, пока я закончу разговор; рядом с ним так же неподвижно, напоминая фарфоровую куколку, стояла Шизуку. – Сона Мороу. – А! Сона! Где ты пропадаешь? Детишки уже соскучились. Да и старик твой тоже! – И я по вам всем скучаю, но пока, к сожалению, вырваться не могу. – Отпуск хорошенько затянулся, а? - добродушно усмехнулся смотритель. – Кстати, а чего ты не по мобильному? – Нет возможности… Дядя Озгар присвистнул: – Где ж это? Без мобильника-то? – Да вот, занесло кое-куда, - я снова посмотрела на Кролло. – Дядя, можете, позвать Мору, пожалуйста? Я ей ещё ни разу не звонила. – А я вас сейчас соединю! У нас тут такая связь новомодная появилась, о-о-о, что ты..! Сейчас-сейчас… Я бросила в автомат ещё пару монет; с минуту трубка шуршала помехами, и когда я уже подумывала сбросить и просто перезвонить, из динамика вдруг полились причитания Моры. – Ты смотри, кто позвонил! - закудахтала она. – Небось, забыла про нас всех, в своём отпуске! – Я отсутствую чуть больше двух недель, - я невольно улыбнулась, и Мора, словно почувствовав меня через сотни километров, тут же подобрела. – Да просто пусто без тебя в Академии. Детям скучно с такой старухой, как я. Ноют каждый день: «где учительница Сона, где учительница Сона». А кстати, где ты? – Путешествую просто, нигде конкретно не останавливаюсь. Так, проездом, автостопом… – Ну бесстрашная, - прогудела Мора. – Возвращаться-то планируешь? – Естественно, у меня же квартира в Йорк-шине, помимо всего прочего. – Да кто вас молодых знает; познакомишься с кем-нибудь в пути, и фью! смотаешься на другой конец света, а мы тут совсем скуксимся в своей Академии. Я заметила, что Кролло подошёл ближе к будке. Подслушивает, подумала я; ну и слушай, ничего интересного нарочно не скажу. – Я вернусь, обещаю. Расскажите вкратце, как дела? Что там с надгробиями? – После зимы люди мрут — ой-ой! - обрадовалась Мора. – Делаю потихоньку, хотя тяжеловато без тебя. По району мотаться, так у меня ноги уже не те… Тьфу! – А денег хватает? – Тебе честно сказать или лучше не портить отпуск? – Честно. – Ну тогда нет, вообще ни на что не хватает, - выплюнула Мора. – Как так-то? У нас ведь приличный запас был… куда деньги делись? – О, ты же не знаешь. Затопило нас! От спрессовавшегося снега крыша обвалилась, весь второй этаж напрочь снесло! Все в воде, и ветер ещё задувает. – Да в смысле?! - не сдержавшись, выкрикнула я. – Мы же только недавно ее чинили! Кролло придвинулся ещё ближе. – Чинили, чинили, да что толку! - Мора тоже повысила голос. – Здание насквозь гнилое, нам капитальный ремонт нужен, а не эти заплатки. А сейчас вообще денег не осталось, мы все спустили на отделку. Все равно дует, конечно, но не так страшно. Я с силой приложилась лбом об автомат: – Что же мы делать будем..? – Вот без понятия! Видимо, подождём подачек от нашего тайного благодетеля. – Сомневаюсь, что он нам что-нибудь переведёт в ближайшее время, - мрачно ответила я; не после случая с Иллуми, если вдруг узнает, и уж точно не после моего «побега» в Метеор. – Ну тогда можно помахать Академии ручкой. Тут даже наше с тобой бюро не спасёт, - Мора беспомощно вздохнула. – Мне так жалко наши труды, Сона, ты не представляешь. И Академию до слез жалко. И детишек наших… За что так с нами? Мы разве виноваты, что живем на окраине? – Что-нибудь придумаем, - я попыталась хоть немного приободрить ее. – Я сейчас переведу нам на счёт все, что у меня осталось, только пообещайте сразу же стереть этот номер, ладно? У меня теперь другой телефон. – Скрываешься, что ли, а? – Нет, просто так вышло… Я тогда Вам сама позвоню ещё как-нибудь, тоже со стационарного телефона. Не возражаете? – Добрая ты душа, Сона, - ласково позвала Мора. – Добрая-добрая, светлая-светлая. Как хорошо, что ты у нас есть. Я вдруг почувствовала неприятный ком в горле. – Мы с Вами справимся, вот увидите. Академия ещё весь Йорк-шин переживет. Передавайте моим детям привет! – Хочешь, я даже обниму их за тебя, - пошутила Мора. Я слабо рассмеялась. – Это можно. Берегите себя, пожалуйста. Я скоро вернусь, и у нас все наладится. – Деточка моя, и ты себя береги, не болей! Будем очень ждать твоего звоночка. Она повесила трубку; ещё с минуту я бездумно накручивала тугой телефонный провод на палец, а затем, вытащив из кармана запасной мобильник, вышла из будки. Завидев меня, Кролло сразу же выпрямился, одернув плащ; на его лице проглядывал плохо скрываемый интерес. – Что-то случилось с Академией? - участливо спросил он; я с ужасом осознала, что ещё немного, и разрыдаюсь прямо здесь, посреди Метеора, на глазах у Кролло и Шизуку, и остановиться уже вряд ли смогу. Я хотела было ответить, но в носу предательски хлюпнуло; только не вздумай плакать, грубо приказала себе я, только не на глазах у этого человека. Кролло, заметив мое напряжение, уважительно отступил в сторону, кажется, уже и не надеясь на ответ, но я подняла на него взгляд и, пересиливая себя, заговорила. – Крыша обвалилась, здание затопило, ветер все насквозь продувает, и остатки сбережений ушли на ремонт, - я принялась копаться в телефоне, отыскивая иконку мобильного банка. – Как нарочно… стоило мне уехать… – Что ты делаешь? - нахмурился Кролло. – Хочу перевести им хоть что-нибудь, нужно купить дополнительные обогреватели… иначе дети замерзнут. – Дети..? – Да, - я сняла со счета пятьдесят тысяч дженни, оставляя себе считанные копейки, на случай, если снова придётся бежать. – Я же преподаю там живопись; детям; мы им и краски раньше покупали, и кисти, а я ещё и нескольких мальчишек подкармливала. Все из неблагополучных семей… Окраины везде бедные. Все крутятся, как могут. – Я не знал про детей, - удивленно проговорил Кролло. Я пожала плечами. – Ну вот, теперь знаешь. Мне нужно возвращаться в Йорк-шин. Надеюсь, у нас скоро получится поймать Левиала. – И что ты сделаешь, когда уедешь? Его голос подернулся внезапным холодом. – Помогу Море с надгробиями, может, ещё какую-нибудь работу найду. Академия просто развалится без постоянных вливаний. А мне она очень дорога. – Дорога? - Кролло приподнял брови. – Любишь это место? Я начала видимо раздражаться: – Ты что сейчас хочешь услышать? Да, я люблю это место, я люблю там преподавать, я люблю рисовать, я люблю всех моих детей, и Мору, и нашего старого смотрителя! Я в Академии даже каждое окошечко люблю. Так понятнее? – Спасибо, - он удовлетворенно закивал. – Действительно, так понятнее. Издевается, со злостью подумала я, точно издевается; Акума призывно толкнулась в даньтяне.

***

Ближайшим рейсом, решительно выкинув в мусорку измятые билеты до Очимы, Хисока вернулся в Йорк-шин. Их квартира ожидаемо пустовала; все осталось на своих местах, совершенно не тронутым: мастерская Соны с засохшими пятнами краски на полу, торчащие ежиком забытые кисти в граненом стакане на подоконнике; закрученный тугой резинкой ватман. Лишь смятая постель и разбросанные по полкам вещи: футболки, платья, ночные сорочки; на вешалке в коридоре — ее любимая кожаная куртка на меху, предательски выдавали, в какой спешке Сона бросала Йорк-шин. Хисока сжал кулаки от злости: ни за что не поверю, что она не знала, с кем убегает, подумал он; она прекрасно знала и все равно уехала. Керо, значит. Из Падокии. Путешествие по Йорбии без пункта назначения. Она выбрала Геней Рёдан. Зачем? Зачем? Хисока прошёл в гостиную и выудил из прикроватной тумбочки плотный конверт с пленочными фотографиями: засвеченный снимок пляжа, Сона в насквозь промокшей футболке, густой белый крем на носу; отель «Океания»; сам Хисока, растянувшийся на мелком белёсом песке, смотрит в камеру и улыбается. Улыбка широкая, искренняя. Он принялся перебирать фотографии, и с каждой новой-старой, бережно взятой за уголок подушечками пальцами, ком в груди продолжал разрастаться, оседая тяжестью на сердце. Может быть, ей угрожали. Может быть, у неё не было выбора. Как Геней Рёдан мог выйти на неё? Хисока с силой сжал переносицу: – Я же стёр всю информацию. От прежней Соны ничего не осталось, кроме имени. Может быть, стоило сменить и его. – Ты меня обманываешь, - Хисока в отчаянии схватился за следующий снимок: Сона сидела вполоборота у темнеющего окна, вечер, вспышка камеры, белые блики на стекле; в руках — блокнот и обгрызенный карандаш. Сона рисовала. – Ты убила за него, обернулась к этой чертовой Акуме за него. И сколько ещё лет ты отдала, чтобы он остался жив? Для чего он остался жив, что тебе с этого… Ты не была с ним знакома, пока я находился в Рёдане, нет. И когда я приезжал на Рождество, похоже, тоже. Когда он тебя выследил и когда ты решила, что уедешь? Дурацкая Сона никогда не думала дважды. – Что такого он тебе наговорил? - Хисока раздраженно бросил фотографии обратно в ящик, продолжив сердиться в звенящую пустоту. – Что ты… Как в здравом уме можно было пожертвовать годами жизни, только чтобы Курапика не отомстил этому ублюдку?! Хисока, конечно же, не был глупым, однако найти хоть одну адекватную причину, почему Сона так поступила, он просто не мог. Вопросы беспомощно роились в голове, и ни на один из них не оказывалось подходящего ответа; к тому же Кролло сказал «прости меня», если верить словам Иллуми. Хисока не хотел верить словам Иллуми, потому что, поверь он, вопросов стало бы только больше. За что «прости»? Босс Геней Рёдана извиняется перед кем-то? Этот кусок льда? Этот… этот ходячий труп, бесчувственный, у которого не сердце, а камень, у которого ни жалости, ни сострадания? Кролло извинился перед тем, кто поставил его собственную жизнь в приоритет? Перед Соной, нарушившей первое и самое главное правило Паука? – Да что за бред! - взбесился Хисока. Может, это была и не Сона вовсе. В мире столько людей, мало ли кто носит чётки и использует одати. – Точно. И так кстати уезжает в западную Йорбию, и изо всех сил не даёт мне узнать, с кем, куда именно, на сколько, и принципиально не берет трубку! Конечно же, это не Сона. – Как я тебя иногда ненавижу, - он отыскал в груде набросанных бумажек свой старенький ноутбук, который теперь служил исключительно для совместных просмотров фильмов, и, войдя в закрытую сеть хантеров, наспех вбил номер лицензии. – Четырнадцать, двадцать семь, ноль… Ме-те-ор-Си-ти… На голубоватом экране высветился приличный счёт на оплату запрашиваемой информации, и Хисока, совсем не глядя на шестизначные цифры, перевел деньги в общий банк; картинка секундно моргнула, загружая десятки разномастных статей о Метеоре, новостей, фотографий… Нетерпеливо перейдя уже по шестой, кажется, такой же бесполезной, как и все остальные, ссылке, Хисока с удивлением заметил несколько размазанных снимков: на первом был запечатлён разрушенный до основания жилой дом, на втором — похоже, что школа; над третьей фотографией сиротливо висел исчерпывающий заголовок: «Ряд взрывов вокруг Метеор-Сити». Хисока нахмурился, продолжая листать статью вниз: – Теракты произошли в Клустине, Ларкиде, Ичорке… - забубнил он. – Стоп! В Ичорке?! Хисока в ужасе приблизил снимок взорванного почти до самых свай здания: от поднявшейся пыли и совершенно безобразного качества камеры видеонаблюдения разглядеть, чем же на самом деле раньше являлась постройка, было невозможно. Хисока посмотрел на дату: первый взрыв — восемнадцатого февраля. А Сона покинула Йорк-шин… двадцать второго. – Твою мать… - неверяще прошептал он и вдруг совсем по-детски зажмурился, будто боясь снова открыть глаза. Кролло что, попросил тебя разобраться с терактами?!

***

Оказалось, Шалнарк заказал для меня четыре платья, очевидно, совершенно без понятия, какой у меня размер: каждое из них было… чудовищно маленьким. Аккуратно разложенные на кровати, педантично выглаженные и космически дорогие на вид, они показались мне чересчур вызывающими даже для готовящегося маскарада. Самое крайнее, мягко-лилового цвета, было расшито тысячью переливающихся бусин, издалека напоминающих настоящие бриллианты; безмерно длинный кружевной шлейф, изящно сшитый из тончайшего кружева, повторял орнамент чашечек плотного корсета, который абсолютно не хотел сходиться на моей спине; и даже дополнительные застежки спереди не спасали положение. Ну и пожалуйста, подумала я, с таким разрезом до бедра разгуливать на непонятном «празднике» все равно не очень-то хотелось. Следующее карминовое платье, касающееся самых щиколоток, без рукавов и теперь уже с двумя по-настоящему развратными высокими разрезами я даже не стала примерять: его узкие атласные бретельки не налезли бы мне и до середины плеча. Третье оказалось слишком коротким: нагнись я подобрать что-нибудь или поправить туфли, платье тот час же соберётся в гармошку, оголив не самые приличные части. – Идиотский Шалнарк, - я принялась с трудом натягивать четвёртый наряд. – Выдвигаемся уже сегодня, неужели нельзя было снять с меня мерки и купить платье хоть немного заранее… Кто вообще ему это доверил? Я бы лучше все… сделала… сама..! Ладно, подумала я, в последнее платье втиснулась, и на том спасибо. А платье, на самом деле, выглядело не так уж и неплохо: иссиня-чёрное, в пол, оно было искусно пошито из легчайшей газовой ткани, не утяжеленной никакими украшениями; объемные полупрозрачные рукава крепко обнимали шелковыми манжетами запястья, и мягчайший подол, изящно струясь, трепетал при каждом моем шаге. Конечно, и здесь не обошлось без подлости: глубокий вырез, хотя и достаточно узкий, доходил чуть ли не до самого пупка, кончаясь очень, очень тугим пояском; расправив все складочки, я снова с раздражением обнаружила разрез, на этот раз переходящий все границы дозволенного: он пошло рассекал подол платья до основания бедра, вынуждая меня либо надеть плотные колготки, что, конечно же, было категорически запрещено дресс-кодом, либо — чулки, предусмотрительно завёрнутые Шалнарком в тончайшую упаковочную бумагу. К платью шли лакированные туфли-лодочки с высокими, резными, покрытыми, кажется, настоящим золотом, и чрезвычайно неудобными каблуками. Туфли выглядели несколько пугающе и, похоже, дороже всей моей одежды вместе взятой. На каблуках я не ходила с того самого момента, как поступила в монастырь. Значит, с шестнадцати лет. Кое-кто сегодня вечером страшно опозорится. С большим трудом спустившись с лестницы, я похромала в зал, надеясь не встретить по пути никого, кроме Шалнарка. Подол так и норовил запутаться под ногами, и мне приходилось то и дело спешно поднимать его, аккуратно перешагивая через многочисленные, расстеленные почти по всему особняку, ковры. И чего ещё я ожидала, распахнув в комнату дверь? Двенадцать пар глаз мгновенно прилепились к моему телу, а затем, видимо, заметив над ним недовольное лицо, в некотором удивлении обернулись на Кролло; он отчего-то прятал взгляд в стакане с ядовито-зелёной газировкой. – А тебе… идёт, - несколько вопросительно проговорил Франклин. – Очень… непривычный образ. О, туфли… – Да-а-а, - оценивающе протянул Нобунага следом. – Я бы даже сказал, красиво. – Во! - Боноленов потряс в воздухе боксерской перчаткой. Шалнарк сдавленно хихикнул. – Ага, только кто-то меня переоценил, - я нахмурилась, пытаясь более-менее симпатично покрутиться на месте. – У меня совсем не хрупкая фигура и вообще… я не настолько худая, чтобы втиснуться в такие платья. – Остальные не подошли? - как-то странно поинтересовался Кролло. Мачи на это только цокнула языком. – Одно я даже мерять не стала, потому что с длиной перебор. – Слишком длинное? – Наоборот, короткое! - я раздраженно похлопала себя по ноге, где заканчивалось третье платье. – Вот досюда еле-еле доходило: ни нагнуться, ни ударить кого-нибудь, если что. Кролло судорожно выдохнул. – Зато тоже очень красивое, - поддержал Шалнарк. – И светленькое мне тоже понравилось, такое… блестящее. – Да мне тоже понравилось, только оно на меня не налезло. – А почему? - искренне удивилась Шизуку. Я с силой потёрла лоб. – Потому что я с шестнадцати лет пользуюсь катаной и одати, а мой нэн, хоть я и специалист, требует очень, очень хорошей физической подготовки: это не так, что я материализовала какое-нибудь супер самостоятельное оружие, и приказываю ему драться за меня. Нет. Вот, - я показательно похлопала себя по рукам и ногам. – Вот этим я дерусь. Конечно, мне ничего настолько прекрасное не подходит. Потому что я сама не такая, у меня и внешность не для этих красивых вещей. Так, вот мое обычное джинсовое платье — пожалуйста, как будто специально для меня. А эта роскошь… я просто не дотягиваю до ее уровня. Кролло излишне громко звякнул стаканом о мраморную столешницу; Кортопи вздрогнул; комната потонула в неловком молчании. Нобунага слышимо сглотнул. – То есть не пойдёшь в этом? - холодно уточнил Кролло. Я подняла на него взгляд и только сейчас заметила, в какой изящный, иссиня-чёрный, точно как мое платье, и дорогой смокинг он был одет. Бархатный пиджак плотно прилегал к телу, вычерчивая крепкую широкую грудь и, наоборот, очень-очень узкую, не по-мужски тонкую, красивую талию. Такие же бархатные брюки с блестящими лампасами облегали сильные и стройные ноги, и кожаные ботинки в цвет всего комплекта выделяли его аккуратные ступни. Кролло привычно зачесал волосы назад, обнажая вытатуированный крест на бледном высоком лбу. Настала моя очередь судорожно выдыхать. – Пойду, - я попыталась взять себя в руки. – У меня просто никогда раньше не было такой дорогой одежды. Мне в этом платье даже страшно ходить. – Оно тебе удобно? – Да вроде… – Тогда собираемся и выезжаем, - сурово скомандовал Кролло. Все собравшиеся быстро повскакивали со своих мест, деловито разбегаясь по особняку. Наконец дождавшись, пока последний человек, Мачи, выйдет за дверь зала, Кролло подошел ко мне, протягивая темно-синий продолговатый футляр. – Что это? – Бери, - с нажимом произнёс он. – Так, а что это? Он недовольно фыркнул, самостоятельно раскрывая бархатную коробочку. Белёсый свет упал на мелкую россыпь искусно огранённых камней, закованных в обрамление тончайшей серебряной листвы; посередине сверкающей цепи висел массивный чёрный кристалл, точно так же окружённый витиеватыми узорами поблёскивающих самоцветов. Я в ужасе отшатнулась. – Надевай, - сухо потребовал Кролло. – Да ни за что! – Не нравится? – Это же колье четвёртой королевы Кука Нью, и ты предлагаешь мне его надеть! - я отступила ещё на пару шагов. – Я даже касаться его не хочу, не то что носить на шее. На лице Кролло промелькнула обида: – Почему? – Потому что оно стоит дороже, чем моя жизнь! Это же самый большой чёрный бриллиант, откуда он… Ты его украл, да?! – Естественно, - безразлично отозвался он, будто бы красть такие драгоценности для всех людей было обычным делом. – Как ещё бы он ко мне попал? Я схватилась за голову: – Какой ужас… – А ты думала, Геней Рёдан почему называют первоклассными ворами? – Ты просто так буднично сказал мне его надеть, - ответила я. – Что в голове не укладывается. Я как будто в музее. – Так тебе не нравится? – Конечно, нравится! У меня в детстве была книжка про минералы, и там на одной страничке как раз была история про этот чёрный бриллиант, ну, что он самый редкий и самый большой, где его нашли и так далее… Помню, как донимала папу, чтобы он мне его купил, - я неловко рассмеялась; Кролло, сощурившись, чуть наклонил голову. – А теперь вижу это колье вживую, и… так странно. Даже не верится. В меня как будто молния ударила. – Подожди! - я снова в ужасе схватила его за руку. – А что тогда в том музее?! В Кука Нью? – Подделка. Кортопи постарался. Мне вдруг захотелось взвыть, но вместо этого я почему-то… засмеялась. – Если нравится, то надевай, - Кролло вытащил колье из футляра и одним ловким движением расстегнул массивный замок. – Поворачивайся. – Я его потеряю. Я его точно потеряю, - запротестовала я. – Ты не знаешь, как у меня все из рук валится. Я кладу кисточку на стол, а потом полдня не могу ее найти! А тут такое… – Я прослежу, чтобы этого не случилось. Поворачивайся. – Ты уверен? Совсем не жалко, да? Кролло мягко опустил цепь мне на грудь; ледяной металл обжег кожу, словно оставляя глубокое клеймо; я вздрогнула: пальцы Кролло секундно коснулись основания шеи, бережно застёгивая на мне тяжёлое колье. – Я с тобой до конца жизни не расплачусь, если все-таки потеряю его, - я невесомо погладила холодный бриллиант, так удачно расположившийся посередине выреза платья. Кролло глухо хлопнул крышкой футляра, небрежно откидывая его на стол. – Это подарок. У меня даже в глазах потемнело; я с силой схватила Кролло за лацканы пиджака, кажется, совершенно забыв о том, что от моей хватки тончайший бархат может запросто порваться, и я испорчу ещё одну невероятно дорогую вещь. – Прекращай, слышишь меня?! Ты же… Да ты… - я задохнулась от внезапно накатившей злости. – Зачем?! Кролло мягко отцепил мои руки: – Мы опаздываем. Собирайся. – Нет, ты мне скажи, зачем! Это! Делать! - я несколько раз раздраженно ткнула его в грудь. – Что это вообще такое? – Подарок. – К чему?! – К платью подходит, - невозмутимо ответил Кролло. В фойе громко копошился Финкс, вместе с Фейтаном вытаскивая из подвала доверху набитые разнообразным оружием сумки. За окном плыла чернота. Я бессильно уткнулась лбом в чужое плечо. – Так никто не делает… Это ужасно. Кролло напряжённо замер, кажется, снова не зная, куда деть руки. – Почему? – Нужно дарить подарки, соответствующие человеку, которому ты собираешься их дарить. Вот это колье — это просто… просто вообще не для меня. – Тогда что для тебя? – Не знаю. Но точно не такая дикая сумма на шее. – Можешь считать, что это — всего лишь декорация для спектакля на сегодняшний вечер, - излишне холодно отозвался он. – Очередной атрибут. Обиделся? удивленно подумала я. На меня? И вот за это? – Кролло, - звук его имени вдруг показался мне до странного знакомым, словно я звала его так уже десятки лет, словно я всегда его… знала. – Спасибо. И за колье тоже, но… спасибо за то, как ты смотришь на меня. И за то, как видишь. Он ощутимо напрягся, с глубоким сомнением вглядываясь в мое лицо. Я попыталась улыбнуться. – Мне кажется, я становлюсь лучше, когда отражаюсь у тебя в глазах. Как будто чище или… Как будто без прошедших лет за плечами, как будто это Сона, которая мне когда-то нравилась и которую когда-то кто-то любил; как будто я никогда не испытывала к себе ненависти, как будто я значу что-то, как будто я по-настоящему живая. Кролло на пару секунд прикрыл глаза, кажется, в страшном волнении собираясь с мыслями. Я затаила дыхание. Финкс с грохотом ввалился в гостиную, призывно звякая ключами от машины: – Все готово, босс! Можем выдвигаться!

***

– Меня зовут Кролло. – Не утруждайся, - я помахала ему карандашом. – К вечеру я даже не вспомню твоего лица. Извини. Он еле заметно склонил голову. – Или вспомню, если останешься до завтрашнего утра, - за окном вдруг шумно полил дождь. – Поворачивайся спиной, карандашом я ничего тебе не сделаю. – Я могу ручкой, - спокойно заметил он. – Поздравляю.

***

– Могу я узнать твоё имя? - все так же ровно спросил он. Я отложила карандаш в сторону. – Меня зовут Сона. – Спасибо, Сона. – Пф, - я потёрла лицо. – Мне говорят, я добрая. Тебе повезло. – Обязательно, - он вежливо улыбнулся. – Вчера меня чуть не убили, я лежал лицом в грязи, а сегодня на моем теле ни царапины. Искусная работа.

***

– Ты трогал мой нэн, - слова вылетали из меня нестройно, разбито, и голос тоже будто бы надтреснул от неслышимого крика. Дощатый пол комнаты ещё больше холодил ступни, я попыталась привстать, но слабость притянула меня обратно. Из рук Кролло вдруг исчезла книга. – Хотел украсть его? - мне стало до странного смешно. – Ты думал, я вылечила тебе нэном?

***

Я вспомнила его. И все-таки мое отражение оказалось ненастоящим, как если бы с новенького зеркала ещё не сняли защитную плёнку. Спектакль — так спектакль. Черт с ним. Я доиграю до конца.