Акай

В гостиной воцарилась гробовая тишина, и только пригревшийся на коленях Кролло Апельсинчик громко мурчал, щуря от удовольствия свои круглые оранжевые глаза. – А теперь ещё раз и внятно, - я схватилась за голову. – Скорее всего кто-то пробудил ещё одного стража, непонятно зачем занавесил наш монастырь, потом исчез, оставив внутри какой-то очень сильный проклятый предмет для поддержания джуджутсу, а вы, значит, собираетесь найти оставшиеся маски, влезть в них и остановить нового носителя, потому что у него явно есть ужасно злодейский план. Так? Гето напряжённо кивнул: – В общих чертах… да. – Ага, ясно. Вы, ребята, с катушек слетели, вот что я вам скажу, - я отпила уже окончательно остывший чай. – Знаете, вообще это полное неуважение ко мне: я четыре года жила с этим… с этой Акумой внутри, четыре года так мучалась, что каждый день только и мечтала о том, чтобы поскорее сдохнуть. Вы понятия не имеете, что это такое. Хотите пробудить оставшихся стражей? Пожалуйста, вперёд и с песней. Только будьте готовы потратить с десяток лет хотя бы на то, чтобы договориться со стражем, а потом ещё столько же, чтобы он одолжил вам достаточно силы. Ещё приготовьтесь к тому, что вас будут доставать ночные кошмары, вас будет лихорадить, вы будете кататься в жутком бреду и ловить ярчайшие галлюцинации. Страж будет играть на ваших слабостях и привязанностях, так, что вы обязательно взвоете и станете молить его остановиться. А, кстати, в конце не забудьте покончить с собой моим чудесным и уже даже проверенным способом. В общем, желаю удачи. – Есть вероятность, что можно избежать траты собственных лет, - со вздохом проговорил Гето. – Но мы не уверены. – Если на Китаяме хранилась маска Акумы, значит, в архивах должны быть сведения об остальных стражах и том, как можно их использовать, - продолжил Годжо. – Ну или просто хоть какие-нибудь полезненькие сведения. – А ты не думаешь, что тот, кто овладел одним из стражей, уже вытащил все «полезненькое» из библиотеки? - фыркнула я. – Или ты что, считаешь, он просто почитал свитки и такой: да, отлично, я ими воспользовался и теперь положу на место, как порядочный человек. Что за бред-то? – Я считаю, что наши учителя не допустили утечки информации. – Я вообще перестала понимать, о чем мы говорим, если честно. Кролло тихо откашлялся: – Ты говоришь, что никто из монахов не мог поставить «такую однобокую завесу», поскольку это бессмысленно и непрактично, однако сейчас утверждаешь, что произойти информационной утечки не позволили бы ваши учителя. Вопрос: для чего носителю стража приходить на гору? Гето удивленно обернулся на нас; Кролло, одну ладонь положив Апельсинчику на голову, а вторую — почему-то мне на колено, выжидающе рассматривал его в ответ. Годжо присвистнул: – Вот поэтому мы и просим Сону поехать на Ничирин. – Потому что сами ни черта в этом не понимаем, - устало признался Гето. – Что-то не сходится. – Это вы ещё нафантазировали, что мы сможем снять завесу, - напомнила я. – Может, и не сможем. – Вы знаете, где искать оставшихся стражей? - снова вмешался Кролло. Годжо раздраженно цокнул языком: – Нет ещё, но мы в процессе. – В каком вы там процессе, а? - рассмеялась я. – Мы нашли несколько точек, где могут храниться данные об измерении Дзигоку, - возразил Гето. – Отправимся туда после Китаямы. – А, то есть вариант того, что носитель засел в монастыре, вы не рассматриваете? – Проклятая энергия ощущалась бы по-другому, - мрачно заметил Годжо. – Там именно, как у тебя: остаточная. Кто-то что-то оставил в монастыре и смылся. – Допустим. Что за точки? – Одна на Восточном Горуто — тоже закрытый монастырь, следуют одной из самых первых школ буддизма… – Короче, дикари, - перебила я. – …Вторая точка на архипелаге Манс. Там просто очень большая историческая библиотека и исследовательская база. Засекреченная. Насчёт третьей точки информации поменьше: она на самом отшибе Какина, и это частная коллекция. – Похоже, вам нигде рады не будут. Как собираетесь доставать информацию? – Выкрадем, - задрал нос Годжо. Я с силой хлопнула себя по лбу. – Да-да, конечно выкрадете. Я прямо вижу, как вы это делаете. – Ты нам поможешь, - с вызовом заявил Годжо. – Ага. Я в жизни в такие места не залезала, ничего не крала и информацию ни у кого не вымогала! Вы вообще к кому обращаетесь? Помогу я, пф, тоже мне. Годжо мазанул взглядом по замолкшему Кролло. У меня вдруг против воли сжались кулаки: – Нет. – Что? Я ещё ничего не сказал. – Скажешь, и тут же получишь в челюсть, я тебе обещаю. – Сона, пожалуйста, - взмолился Гето. – С каких пор ты начала решать вопросы дракой… – А не надо меня доставать! - я облокотилась на грудь Кролло. – Произнесёте вслух — я за себя не ручаюсь. – Цепная собака, - сощурился Годжо. – Загрызешь? – Я могу помочь, - внезапно проговорил Кролло. – Однако лишь в том случае, если Сона согласится поехать с вами. Отпусти, или будешь втянут. Я с трудом сдержалась, чтобы не ударить ещё и Кролло. – Ты же сказал, что в первую очередь нужно избрать мэра! Куда ты собрался?! – Никуда, - спокойно ответил он. – Если ты уезжаешь со мной в Метеор, я избираю мэра. Если ты уезжаешь с Годжо и Мастером Гето на Ничирин, я помогаю вам достать информацию о стражах. Я натурально вскипела: – А чего ты такой послушный стал?! – А почему я «просто Годжо», а он целый «Мастер Гето»?! - обиженно завопил «просто Годжо». – Что за дискриминация! – Угомонись, - простонал Гето. – Господь Будда, дай мне сил… – И новую нервную систему, - подсказала я. Кролло едва заметно улыбнулся; и злость… как рукой сняло. Я вдруг почувствовала почти смертельную усталость. – Кролло, выйдем на минуточку. – О, драка-драка! - оживился Годжо. Я смирила его взглядом: – Мы просто поговорим. На лестничной клетке привычно мигала лампочка, и под мутноватым, пожелтевшим от времени и грязи плафоне иступленно билась муха. На грани слышимости жужжал электричеством лифт. По растрескавшемуся кафелю общего коридора прокатывался влажный сквозняк. Я приложилась головой о холодную и неприятно шершавую стену. Кролло крутил в пальцах так и не подожженную сигарету. Отпусти, или будешь втянут. Учитель… Кого мне отпустить? – Нужно прожить жизнь в добродетели. «Джуджутсу существует исключительно ради защиты человечества, и каждый, кто в силах изгонять проклятия, обязан делать это на всем пути своей земной жизни. Защищать людей». Я плохой человек, - я несильно стукнулась лбом о косяк. – Потому что думаю… лучше бы я вообще не снимала трубку. Кролло вдруг подставил руку между моей головой и стенкой, мягко защищая, заслоняя лоб от нового удара. – Пожалуйста, хватит. Не порть себе лицо. – Хуже не будет, я и так вся в этих чертовых печатях. – Сона. – Уродство. Он мягко развернул меня к свету: – Это не уродство. Ты не плохой человек. Пожалуйста, хватит. – Что мне делать? По лицу Кролло скользнула неясная тень. – Что бы ты не выбрала, я останусь рядом. – Считаешь, меня только это мучает? Останешься ли ты рядом? Ха. – Не только. Ещё тебя мучает незакрытый гештальт. – Ты что это вдруг? стал разбираться в людях? – У тебя сейчас две проблемы, Сона, - он чиркнул спичкой; секундно блеснула искра и растворилась в зашедшемся дрожью пламени; потянуло дымом. – И первую я уже решил. Разве нет? – Не надо за мной таскаться. Ты видел, что такое страж, и видел, на что эти существа способны. А Годжо с Гето… - я махнула рукой в сторону квартиры. – У них кроме идиотского, ужасно недоработанного плана вообще ничего нет. И ты при таком раскладе хочешь взять и бросить Метеор и поехать с нами непонятно, куда, и непонятно, насколько. Да тут кругом «непонятно». Зачем тебе это? Он несколько безразлично пожал плечами. – Потому что хочу. – Чего? Потратить время, деньги, силы и, Бог знает, что ещё, на… – Да, - перебил он. – У тебя теперь тоже не все дома? - я ткнула его в висок. – Делать нечего? Или просто жить надоело? – Время сейчас тратишь ты, - с тихой усмешкой отозвался Кролло. – Подумай лучше над тем, что будет, если ты решишь закрыть гештальт, и над тем, что будет, если откажешься. Я потёрла виски; боль, от нескончаемой дневной жары затаившаяся в затылке и с трудом унятая двумя таблетками аспирина, стала вновь растекаться по всей голове, давя на глаза, раздражающе размазывая зрение. – Что будет, если вернусь на Ничирин? - медленно проговорила я. – Даже если мне удастся избежать смертной казни или Тюремного царства… Избежать воспоминаний — нет. Чувства вины — нет. Чувства, что я не заслуживаю нормальной жизни, и при этом так сильно хочу ее прожить, — опять нет, не получится. Если вернусь на Ничирин, буду ненавидеть себя с новой силой. – А если откажешься? – Тоже. – Выходит, никакой разницы между твоими будущими поступками нет, - рассудил Кролло. – Все приведёт к тому, что ты себя возненавидишь. Что мы можем с этим сделать? Мы? Мы. Мы. Мы. Мы… Когда мы стали «мы»? Повторив несколько раз, я вдруг потеряла смысл этого слова. Мы? – Я не справлюсь, - прошептала я. Кролло затушил сигарету о стену, затем, педантично смахнув оставшийся на штукатурке пепел, завернул раздавленный окурок в салфетку и убрал в карман. Отряхнул руки. Поправил и без того идеально сидящий ремень. Пару раз пригладил волосы. – Не справишься — будет новый повод для ненависти к себе. – Да… – Справишься… - он повернулся ко мне лицом. – …И будет повод отпустить. Отпустить. Отпустить? Значит… В этом смысле..? – И жить нормальной жизнью, Сона, которую ты заслужила. Отпустить. Отпусти, или будешь втянута. В этом смысле, Учитель? Нет. Мамору Рю. – Ты чего такой умный, а? - я схватила Кролло за щеки. – Стоишь тут, решатель чужих проблем. – Так у меня получилось? - стоически терпя все мои щипки, улыбнулся он. Я тут же «смяла» эту улыбку ладонями. Получилось, Кролло. Ты делаешь меня лучше, Кролло. Рядом с тобой мне лучше, Кролло. Кролло Кролло Кролло – Спасибо, - я наконец отпустила его. Кролло осторожно потрогал, но будто проверил, на месте ли, свои покрасневшие щеки. – Мне правда нельзя оставаться в стороне. По крайней мере, ради себя. – Молодец, - ласково похвалил Кролло. Не думая дважды, я снова обхватила его лицо. – Синяки оставишь… – Я боюсь за тебя. – Я боюсь за тебя, - чуть громче повторил он. – Пообещаем друг другу не принимать необдуманных решений, идёт? Я протянула ему мизинец: – Идёт. Кролло переплел наши пальцы: – Твоя работа в Метеоре откладывается на неопределённый срок, но не отменяется. Устраивает? – Более чем. – Значит, договорились. Он развернулся обратно к квартире. Мигал свет. По спине Кролло угловато скакали надломленные тени. Что-то изменилось в этом человеке, запоздало подумала я, что-то произошло, оставило неизгладимый след в выражении глаз, в интонации, движениях. Словах. Что-то изменилось. Кролло, которому я пожимала на прощанье руку, у особняка, перед отъездом в Йорк-шин, и Кролло, стоявший передо мной сейчас, куривший на лестничной клетке… Разные люди. Какие же разные люди. Кого любить? Слова вырвались прежде, чем я успела сообразить: не делай; не говори; не трогай. «Не прыгай туда, откуда не сможешь выплыть». – Что с тобой? Кролло остановился возле самой двери; ладонь, обхватившая ручку и готовая повернуть ее вправо, застыла. Мне вдруг показалось, ещё секунда, и я… – Все в порядке? - удивился он. – Почему ты спрашиваешь? Что с тобой случилось, пока меня не было? Почему ты стал такой… мягкий? Кого видят мои глаза? – Просто… выглядишь уставшим, - неловко соврала я. – Извини. – Сдерживание ауры весьма энергозатратно, - усмехнулся Кролло. – Гето сказал, что ты всадил Годжо нож в руку. – Верно. – Годжо не успел увернуться. Кролло выжидающе склонил голову: «Ты злишься? Мне не следовало?». – Я рада, что ты на нашей стороне, - я легонько хлопнула его по плечу. – Было бы… проблематично, играй ты за другую команду. – Комплимент? – Да. Он только весело фыркнул. Оставшиеся в гостиной вместе с Апельсинчиком Годжо и Гето продолжали до странного тихо сидеть на диване, от нечего делать потягивая порядком потемневший из-за дешёвой, не вынутой заварки чай. Апельсинчик недовольно бил хвостом по подлокотнику. Завидев нас в дверном проёме, Гето тут же поднялся, почти бессмысленно оправляя кэсу: тончайшая хлопковая ткань помялась настолько, что спасти ее от глубоко въевшихся заломов мог разве что утюг. Годжо отчего-то даже не обернулся. – Ну что? - обеспокоенный взгляд Гето нервно перебегал с меня на Кролло, с Кролло на меня и обратно. От чужой нервозности мне мигом сделалось дурно. – Если возьмёте себя в руки и ещё раз подробно расскажете план, мы в деле. Мы. Опять это слово. Годжо наконец повернул голову: – План простой: мы едем на Восточный Ничирин и осматриваем завесу. Когда первый пункт выполним, подумаем о втором. – Сатору, - рассерженно одернул его Гето; но затем, зажмурившись на пару секунд, снова взял себя в руки. – Есть вероятность, что всю информацию о стражах нам удастся найти в монастыре, тогда мы прочитаем, как их пробудить, и… ну, собственно, пробудим. Если в монастыре ничего не окажется, двинемся в Восточный Горуто. – В том, что завеса как-то связана со стражем, ты абсолютно уверен, да? - спросила я. – Никаких альтернатив? Гето шумно сглотнул. – Я доверяю Сатору. Если он сказал, что на Китаяме чувствовалась энергия стража, значит, так все и было. Я доверяю Сатору Годжо заметно передернуло: – А я доверяю бывшему носителю Акумы, так что, Сона, пакуй вещи, и выезжаем. Мы теряем время. – Мне надо дождаться Хисоку. Он будет уже… ну… часов через семь. Подождём. Он пожал плечами: – Только не дольше. Гето обессиленно упал на диван, неуклюже придавив локтем Апельсинчика. Апельсинчик истошно заорал и тут же отвесил обидчику ряд ожесточенных когтистых ударов, чудом не порвав кэсу. Гето в ужасе перекатился к Годжо, совсем машинально хватая того за бедро. И Годжо точно как раньше, до боли привычно, знакомо, как делал уже сотни тысяч раз до, опустил ладонь на чужой затылок, будто закрывая Гето от всякой боли; ладонь успокаивала и защищала. И любила, любила, любила. Кролло нахмурился. Мне вдруг захотелось отвернуться от них, от Годжо и Гето, как не хотелось отвернуться никогда. Пребывающий в гневе Апельсинчик бесшумно спрыгнул с подлокотника и, совсем уж дерзко задрав хвост, поспешил скрыться в кухне. Я принялась собирать с пола чашки. – Если с обсуждениями на сегодня всё, то заказывайте билеты, и спать. – Детское время, - лишь бы что сказать, ляпнул Годжо. Гето засобирался. – Я сам постелю. – Да уж, пожалуйста, - фыркнула я. Кролло с какой-то по-детски явной неуверенностью покосился на диван. Меня как током ударило. Диван. Чертов огромный пустой диван. – Гето, подойди на минуточку, - я поманила его за собой на кухню. – Поможешь посуду помыть? Гето послушно засучил рукава. Кролло, проводив нас нечитаемым взглядом, выскользнул в коридор; послышался тонкий скрип двери. Пошёл в мастерскую, догадалась я. Останется там? Не хочет… со мной? Ему противно? Гето взялся за губку. – Да я просто так сказала, подожди, - я включила кран; звуки падающей воды глотали наши слова, разбивая их вместе с ледяными струями о жестяную поверхность раковины. Гето удивленно приподнял брови. – Можешь со мной сегодня поспать, пожалуйста? На диване. Его лицо вытянулось. – А вы… разве не…? – Нет, конечно, ты что, совсем?! - зашипела я. – Я же сказала, что он только вчера приехал! – А… Я решил, что ты специально так. Чтобы Сатору не прицепился. – Сатору все равно это сделал. – Все по-прежнему сложно, - понимающе кивнул Гето. – Жалко. – Не надо меня жалеть. Выдумал. – Остались бы вдвоём, может, все бы и разрешилось. Я плеснула на него водой: – Ну конечно. Особенно хорошо это все разрешится в вашем присутствии. – Кто о чем подумал, - заулыбался Гето. – Ладно, посплю. Но это будет выглядеть бегством. – Это оно и есть. – Трусиха. – На себя посмотри. – Не отрицаю, - он миролюбиво вскинул руки. – Не отрицаю. – Как мне с Хисокой ещё объясниться. Вот где настоящая проблема. – Ему Кролло не нравится. – Мягко сказано, - вздохнула я. – Чувствую, будет скандал. Не поубивать бы ещё друг друга. Гето дурашливо обнял меня за шею: – Насчёт этого не переживай: нас трое, а братец твой один. Ничего не случится. – Вот Хисока обрадуется такому раскладу, - наконец засмеялась я. – Что теперь уж… мне деваться некуда. Обманывать его я больше не хочу. – Ты так изменилась, - прошептал Гето, и шёпот его унесла вода. Изменилась… Кого из «меня» любить? Посуду мы домывали в абсолютной тишине. Перед сном, застелив свою половину дивана, Гето раскурил кисэру, и табачный дым, тяжелый и плотный, медлительными клочками расплылся по гостиной, потерявшись в складках штор, подтаяв на сквозняке приоткрытой форточки. Я разожгла благовония. Сладковатый запах сандала, нагретое восточным солнцем дерево; душный август за окном. Джаппонская курительная трубка. С удовольствием скинув футболку и домашние шорты, я несколько раз потянулась, усаживаясь в баддха конасану. Тело приятно заныло: оно избавлялось от напряжения уходящего дня. Я тщательно размяла ступни. В даньтяне больше никто не шевелился. – Землю, умащенную благовониями и усыпанную цветами, украшенную горой Меру, четырьмя континентами, солнцем и луной, представляю как поле будд и подношу в дар: пусть все страждущие наслаждаются этой совершенно чистой землей. – Наму Амида Буцу, - выдохнул Гето. – Не думал, что ты ещё молишься. – Куда я денусь. Молюсь, конечно. – А просветление все не наступает… Я крепко зажмурилась; из легких почему-то совсем не хотел выходить воздух, будто кто-то удерживал его внутри против моей воли. Было тяжело сделать и вдох. – Нужно оставаться терпеливыми, - пробормотала я. – И благодарными. – И за что ты благодарна? – Я прожила ещё один день. Солнце взошло и солнце село. Я видела улетающих птиц и смеющихся детей. Мои близкие люди здоровы, как здорова и я. Этого достаточно для благодарности. – Святая, - фыркнул Гето. – Ты это серьезно что ли, Сона? – Вполне. – А ты за что благодарен? – Да ни за что, в общем-то. Я пересела в позу лотоса. Гето продолжал дымить, лёжа на спине и вальяжно закинув ногу на ногу. Комната пропитывалась дымом кисэру и терпким храмовым сандалом. В мастерской что-то глухо упало и покатилось по паркету. Кумар проглатывал отзвуки квартиры. – Раньше ты говорил по-другому, - заметила я. Гето только шумно отплюнулся в платок. – Поблагодари хоть за то, что я согласилась с вами поехать. – Это разные благодарности. – Начни с малого. – Да, Учитель, - съязвил он. – Знаешь, как линяют змеи? Начинают сбрасывать кожу целиком, с головы; потом трутся мордой об острые предметы, чтобы разорвать старую чешую. И все, готово, выползают из старой кожи. Внезапно поза лотоса показалась мне жутко неудобной. Потирая затёкшую ногу, я перебралась обратно на диван. – Это к чему вообще? – Просто вспомнилось. Я все думаю, вот сколько бы кожи змея не сбрасывала, она ведь по-прежнему будет кусать свой хвост. – Уроборос? - удивилась я. – Как он связан с кожей? – Замкнутый круг. Змея обновляется, но все равно остаётся змеёй. Она рождается змеей, живет змеей, производит на свет своих крошечных змеят и умирает все той же змеей. – Да тебе надо было в герпетологию податься. С такими-то мыслями… – Кто ещё может так линять и все равно оставаться собой? - задумчиво протянул Гето. – Удивительная способность. Никакого перерождения. – Жуки какие-нибудь вон тоже линяют; почему только змеи? – Смысл не тот. Я снова начала зевать. – Слушай, я так много сегодня разговаривала, уже, честно говоря, язык устал. Так что не поддержу этой замечательной беседы, извини. Годжо вдруг с диким грохотом принялся лупить по смежной стене мастерской: – Хватит курить! Хва-тит ку-рить! – Заткнись! - проорал Гето. – Не спится?! – Воняет! Хва-тит ку-рить! Я решила стукнуть в ответ: – Все, мы закончили! Не мешай соседям! – Благовония свои тоже потуши! – Потушила уже! Спокойной ночи! – Да спасибо! Гето тихо рассмеялся: – Не мешай соседям, да? У меня аж в ушах зазвенело от твоего крика. – Отстань, - я щелкнула по выключателю, и гостиная тут же провалилась во мрак. – Давай поспим, денёк завтра будет… ну, так себе. – А мне почему-то кажется, что все пройдет гладко, - прошуршал одеялом Гето. – Сто лет вместе не спали, а? Начнёшь пихаться, как раньше, я тебя на пол скину. – То же самое, если будешь храпеть. – Я не храплю! – Бу-бу-бу, - передразнила я. – Ты храпишь, и ещё как! Как будто кто-то пузыри в воду пускает. – Вот не надо врать, а! Годжо опять яростно хлопнул по стене: – Хорош бубнить! – Ты посмотри, он нам сейчас комнату продырявит, - рассердилась я. – Хорош стучать! – Хорош бубнить! - снова завопил он. – Поесть не дали! В квартире накурили! Спать на жёсткую кушетку положили! Где гостеприимство?! Кто-то принялся недовольно барабанить по батареям. Гето скрипнул зубами: – Ты хотела ему вломить? Сейчас самое время. – А Кролло что же, получается, на полу? - спохватилась я. – Если Годжо на кушетке… – Не замёрзнет, - пробурчал Гето. Годжо продолжал распаляться: – Меня ещё и ударили! А теперь спать не дают! Про змей они поговорить решили! – Это у нас такая слышимость в доме?.. - запоздало поняла я. – Почему-то не замечала… – Зато я заметил! – Закрой рот, Сатору! - не выдержал Гето. – Ты себе сам спать не даёшь! – А вот заставь меня! Иди сюда и заставь меня! – Скучает по тебе, - со смехом прошептала я. Гето натурально взвыл. – Кролло! Меняемся! Мне мигом сделалось дурно: – Нет! В мастерской скрипнул пол. Я схватила привставшего Гето за шиворот: – Мы же договорились! – Иначе он не заткнется. – Ну ты предатель. Кролло приоткрыл дверь и тут же закашлялся: в комнате до сих висело тяжёлое дымное марево. Гето просочился в коридор, босой и взъерошенный, но явно не такой уж и расстроенный из-за «переселения». Как, кажется, и Кролло. Одна ночь. Ничего. Я выдержу. – Извини, - Кролло мягко опустился на диван. – Сандал… Мне нравится, как ты пахнешь. Годжо не прав. Нет, не выдержу. Я смяла в ладонях простынь. – Ты только что кашлял. – Это от табака. В соседней комнате Годжо, хотя и чуть тише, и будто бы лишь ради приличия, опять принялся причитать и жаловаться. Гето, вопреки собственным угрозам, стоически молчал. Апельсинчик, наконец заметив Кролло, вопя, бросился к изголовью, с готовностью и даже как-то подобострастно выгибая спину и топорща хвост. Кролло откинулся на подушки, и кот тотчас же забрался ему на грудь. Послышалось довольное мурчание. – Молодец, - шепотом похвалил Кролло. – Хороший Апельсинчик. Апельсинчик стал топтать лапками одеяло. Кролло вдруг передернуло: – Что это он?.. – Ничего, массаж тебе делает, - расстроилась я. – Зачем? – Показать, что ты ему нравишься. И что он к тебе привязался. – Как будто тесто разминает, - удивился Кролло; мне почему-то сделалось ужасно смешно. – Точно. Апельсинчик — пекарь. На утро превратишься в бисквит. Годжо с новой силой залепил по стене, так, что опять осыпалась побелка. Кролло раздраженно фыркнул, покрепче прижав к себе кота. Фосфоресцирующий циферблат настенных часов безмолвно растворялся в темноте, и длинные тусклые стрелки показывали десять минут за полночь. Кролло вдруг нащупал мое плечо и пару раз мягко «потоптался» пальцами, точь-в-точь повторяя движения Апельсинчика. – Помурчи ещё, - тут же смутилась я. Кролло лишь тихо усмехнулся. – Спокойной ночи, Сона. – Спокойной. Кролло. Спасибо, что ты есть.