Акай

– Представляешь, я так долго не называла тебе свое настоящее имя и, честно говоря, ещё так же долго не собиралась, а потом раз — и вырвалось это «скажи-ка, Кролло, “Радзар”». Дурацкая ситуация, правда? Кролло опустил ладонь на мое лицо, ласково, нежно, почти невесомо прикрывая двумя пальцами — средним и указательным — глаза. – Ты была в состоянии шока, - мягко возразил он. – В подобных ситуациях люди зачастую не осознают, что говорят. – Пробалтываются? – Да. Выдают секреты. – Не такой уж это и секрет, если подумать, - я прижалась щекой к чужой груди; мы лежали в обнимку, и малиновый рассвет проникал сквозь тоненькие прорезиненные стенки палатки линялыми бликами. Солнце слизывало с островов Джаппонии сон. Кролло мерно дышал. Я бездумно считала его вздохи. – Хисока предложил сменить имена. Когда мы переезжали в Кука Нью. Восемь лет назад. С тех пор я так всем и представляюсь: «Здравствуйте, меня зовут Сона Мороу, я из Ливелла, королевство Кука Нью. Приятно познакомиться». – Откуда тогда Радзар? Я повернулась к нему лицом. В стремительно таявших тенях утра глаза Кролло казались ещё темнее. – Из Вергероса. Самый северный город союза — Итрория. Радзар Кагана оттуда. – Кагана? - он едва заметно приподнялся на локтях. – У тебя джаппонские корни? – Всем так кажется, кто не знает вергеросский диалект, - засмеялась я. – Это просто созвучный набор слогов: ка-га-на. От старо-вергеросского «кагаран» — означает «идущий гордо». Там добавился притяжательный аффикс, и в общем… Скукота. Но вот, получилось, что я Кагана. – Тебе подходит. – Вряд ли. Отцу моему — да, подходит. Идущий гордо. Идущий к своей цели. Аслад Кагана. Даже звучит красиво. А я… – У тебя прекрасное имя, - Кролло провел большим пальцем по моей скуле. – Радзар. Мне очень нравится. – «Божья помощь». – Это значение? – Буквальный перевод, - я перехватила его руку. – В вергеросском «радзар» было вполне себе самостоятельным словом. Сейчас оно уже, конечно, книжное, устаревшее, такой… симпатичный архаизм, но ещё пару веков назад все, кому не лень, лепили «радзар, радзар». С божьей помощью мы победим — савакар эля окун радзар. Строчка из гимна Итрории. Не очень у моих родителей с выдумкой, да? Кролло отчего-то довольно зажмурился: – Если скажу, что ты полностью оправдываешь свое имя, ты непременно развяжешь спор, однако я все равно не соглашусь с тобой, и мы попросту потеряем время. Поэтому сейчас я отвечу «да». – «Да, у твоих родителей с выдумкой большущие проблемы»? – Верно. – «Да, назвать своего ребенка часто употребляемым словом — идейка так себе»? – Другой вопрос, - фыркнул он. – И на него я отвечать не собираюсь. – А что собираешься делать? Кролло коротко улыбнулся. – Собираюсь выбрать между «спросить настоящее имя Хисоки» и «молча поцеловать тебя». Я прижала мизинец к его губам. – Для рассказа о Хисоке сейчас не самый подходящий момент: там долго, и странно, и… и все такое… Но его звали Хино. Кролло, кажется, совсем не обращая внимания на мою руку, лишь вопросительно изогнул бровь. – Я расскажу тебе, но потом, хорошо, Кролло? Я обещаю, что расскажу. – Идёт, - несколько невнятно проговорил он. – Тогда я тебя поцелую? Я отняла ладонь: – Почему ты никогда не требовал, чтобы я называла тебя боссом? Босс. – Потому что ты не член Геней Рёдана, - Кролло почти болезненно нахмурился. – И я тебе не «босс». – Но я выполняла твои приказы, помогала с расследованием, жила с вами в одном доме, в конце концов. Это что, не делало меня членом? – Нет. – Даже временным? – Даже временным. – Неужели тебя совсем не коробило, что я одна говорю «Кролло», когда все остальные — «босс»? - удивилась я. – Звучит, как если бы я тебя не уважала. Кролло. – Нет, - отрезал он. – Меня бы скорее «коробило», говори ты через каждое слово «босс». – Почему? Все же говорят, и ты даже внимание не обращаешь. Босс и босс. И ладно. Никакого «Кролло». – Я тебе не босс, Сона. Никогда им не был и никогда не буду. Пожалуйста, прекрати. – Но ведь формально… – Сона! - Кролло вдруг страшно смутился. – Нет. – Но… – Нет! Я моргнула. Один раз, другой. Кролло демонстративно отвернулся. О. Я с силой зажала себе рот ладонью, чтобы не засмеяться. О… – Так ещё виднее, что ты улыбаешься! - возмутился Кролло. – Я сказал тебе прекратить! – Что? Я… Я же ничего не делаю! Пф-ф… Не засмеяться не получилось. Я с удовольствием уткнулась лицом в изгиб чужого локтя, и Кролло крупно вздрогнул, дернулся, будто его облили кипятком: – Очень смешно! Я ущипнула его за кончик побагровевшего от стеснения уха. – И-извини, пожалуйста… ха-ха-ха! – Не извиню, - тут же надулся Кролло. – И не надо меня щипать! – Извини! – Не извиню. – Просто… ха..! просто… – Сона! – Меня, значит, заклинило на том, как ты говоришь «р», а тебя… ха-ха!.. на том, что я… ха!.. буду называть тебя боссом! Пф… Он обессиленно повалился обратно на подушку. – Хорошо, что мне с самого первого дня понравилось твое имя, да? - я прижалась губами к его оголенной ключице. – А то как было бы неловко! Я тебе «Босс, взгляни на снимки!», а ты раз — и покраснел! Ха-ха! – Я не краснею! – Ну да. Ты не краснеешь. Ты алеешь. Это ведь чуть-чуть ярче… Кролло вдруг больно схватил меня за обе щеки: – Хорошо, что я с самого первого дня не знал твое настоящее имя, да? А то как было бы неловко! Я тебе «Радзар, посмотри на разложенные карты!», а у тебя раз — и ноги подкосились от моего голоса. Ха-ха! Настала моя очередь краснеть. Или алеть. Или даже багроветь. Я так и не поняла, но мне мигом сделалось ужасно, ужасно неловко. – Отстань! – Разве? Радзар ведь нравится, как я говорю. В ответ я снова ущипнула его за ухо. Кролло обиженно зашипел: – Вот это уже было неприятно. – Потому что не надо дразниться! – Ты первая начала. Радзар. – А ты, как ребёнок, продолжил. Босс. – Снова? – Нет! – Ладно, - смягчился он. – Так мне называть тебя Соной? – Угу. – Всегда Соной? Я провела ладонью по низу его напряженного живота: – Можешь говорить «Радзар» в особых случаях. Кролло, будто нарочно медля, пару раз с шумом прочистил горло: – Тоже. – Тоже? То есть я могу называть тебя боссом в особых случаях? – Зачем это повторять? – Для верности. Так что? – Можешь, - со стоном проговорил он. – А теперь, пожалуйста, Сона, убери с меня свою руку. Прямо сейчас. Я обвела указательным пальцем аккуратную впадинку его пупка: – Ну это очень тяжело. Сложно. Слож-но… – Отчего я думал, что ты родилась в Очиме? - попытался перевести разговор Кролло. – Из всех возможных мест Федерация казалась мне наиболее подходящей… – Серьезно? - расстроилась я. – Очима? По-моему, по нам с Хисокой видно, откуда корни. Хотя по Хисоке, может, и нет… – Хисока меня мало тревожил. – Еще бы. Но Очима?.. Ты так невнимательно меня «прочитал», что даже немного обидно. Кролло фыркнул: – Книга на незнакомом языке, а я без словаря; и понимаю через строчку: картинки, конечно, в помощь, но и во зло. Слишком отвлекают. И путают. Я слишком часто возвращаюсь в начало. – Напридумывал! - засмеялась я. – Мои картинки — это палочка, палочка, галочка, и все, вот тебе обычное сердечко. Доступней некуда. – Помимо обычного сердечка, которое вовсе не обычное, на мой взгляд, в твоей «книге» ещё с десяток неясных схем. Ты забыла. – Когда чего-то не понимаешь, самое верное — просто спросить. – Я спрашивал. – Да, когда мы чуть не умерли в Васшаене, а потом я проснулась в твоей спальне вся в синяках и ссадинах и ещё почему-то в твоей футболке, да, ты спросил: «Откуда ты?». Время и место — ну лучше не придумать. – Ты говорила о своем доме, и я спросил «Где это?», а не «Откуда ты?», Сона, - обиделся он. – Не искажай факты. – Льдины, солнце редко светит, постоянный холод; какой-то мыс и океан вокруг — вот это все тебя натолкнуло на Очиму? Почему? Кролло недовольно засопел, будто отличник, которого впервые в жизни отругали за неправильный ответ. – В следующий раз повнимательнее Кролло, - поддразнила я. – Так много деталей упустил… – Каких? - в его голосе проскользнула ничем не прикрытая досада. – Ты не похожа на северян. Что в тебе от Союза? Я легонько хлопнула его по губам: – Говор. И это раз. – Нет. У тебя самая чистая речь из всех, что я слышал. – Серьезно? – Да. – И тебя такая «чистота» совсем не смущает? - я заглянула ему в глаза. – Это же обыкновенная чиканка: мы с Хисокой говорим, как на обучающей стандартному пленке; гласная к гласной, все звуки по эталону — четко и внятно, от вергеросского диалекта в нашей речи — ноль. Но ты прислушайся ко мне, когда я нервничаю, или когда боюсь, или когда начинаю злиться, и от нашей «чистоты» не останется и следа. Это будет постоянное оканье, проглатывание окончаний, звук «н» — прямо в нос так, что сразу понятно: вот оно, да, на связи самый настоящий Вергерос. Кролло удивленно моргнул: – …Я не замечал. – У нас хорошее воспитание, - пожала плечами я. – Мама постаралась. Но мы все-таки люди, и происхождение, как ни старайся, полностью не скрыть. Печать Союза слишком въедливая, такая северная «чикара», да? – Я судил по внешности, - неожиданно смутился он. – Конечно, во вторую очередь, и все-таки от Вергероса ничего не нашел. Особенно в Хисоке. – Потому что это Хисока. – А ты? Я перевернулась на спину, заставляя Кролло разомкнуть объятия. Солнце почти встало. Начинался новый и длинный день. – Джаппония тоже оставила на мне след. Может быть, по глубине такой же, как Вергерос: теперь и от него не избавиться, - на пару секунд я прикрыла глаза. – Родители продали наш дом в Итрории и на следующую оттепель, сразу после нас, переехали в Очиму. Смешно получилось: считай, ты отгадал нашу новую «родину». Кролло почти невесомо коснулся губами моей переносицы: – Ты сейчас окаешь, Сона. Смешно получилось. Вергерос, Джаппония, Йорбия, Очима. Моя Итрория и мой Восточный Ничирин. Йорк-шин. – Да. – Почему? Я поцеловала его в уголок рта: – Я очень хочу домой, Кролло. Но дома у меня нет. Мне вдруг показалось, он хотел что-то сказать; слабый вздох; дрогнули пальцы — ладонь на моем затылке, привычно ласково, привычно по-родному. По-родному. – Скорей бы это все закончилось, - я с силой растерла лицо. – Уехать и не возвращаться. – «В конце пути — свобода. До тех пор — терпение». Потерпишь ещё чуть-чуть? – Да, Учитель. – Звучит даже хуже, чем «босс», - рассмеялся Кролло. – Не надо. – Я в шутку. – Я знаю. – Кролло, - позвала я. – Кролло, Кролло. Какая нескончаемая ночь.