Акай

Я проснулась от голоса Кролло: он тихо переговаривался с Гето, все так же держа ладонь под моей головой. – Что вам необходимо для ритуала? - едва слышно спросил Кролло. – Помимо людей. – Танто. Это короткий джаппонский нож. И сами маски. Сатору уже все подготовил. – Чем больше людей вы зарежете, тем сильнее будет страж, верно? – Осуждаешь? Ты? - вскинулся Гето. Кролло с шумом выдохнул: – Какая глупость. Мне все равно. К тому же две сотни мертвых заключенных — не такая большая потеря для мира. – Они такие же преступники, как и вы. Как ваш Геней Рёдан. – Не такие. Но ты все равно не поймешь. – Конечно, куда мне, - Гето звонко цокнул языком. Послышалось шуршание: кажется, он поднялся на ноги. – Сатору. Сатору, - принялся звать он. – Вставай. Мы снижаемся. Кролло погладил костяшками мой лоб, осторожно проводя указательным пальцем по изгибу носа: – Сона. Ты не спишь. – Только проснулась. Привет. – Привет, - отчего-то усмехнулся он. – Как спалось? – Лучше, чем ночью. Ты очень… удобный. – Приятно знать. – Мы уже на месте? – Пятнадцать минут, - услышав наш разговор, вмешался Гето. – Тебе лучше сесть. Здесь везде лес, не вижу никакого поля; посадка может быть жестковатой. – Давай, скатик, будь умнчикой, - Годжо любовно погладил проклятие по спине. – Посади нас всех без тряски! Гето на это только фыркнул. Но посадка и правда была куда жестче, чем мы ожидали; чем планировал осторожно ведущий норои Гето: скат, не найдя подходящего места, чтобы приземлиться, не задев плавниками деревья, опустился на узенькой опушке, все же с ужасным грохотом повалив несколько высоких, старых сосен. Из глубины леса с криком взметнулась стая чернокрылых воронов. Еще пару минут, встревоженные, они кружили над нами, словно тени, и Кролло, запрокинув голову, следил за ними задумчивым взглядом. Гето махнул рукавом, и скат вновь стал закручиваться в темный, тугой шар проклятой энергии. Затем, поймав его в руки, Гето привычно, как делал всегда, когда ему приходилось глотать проклятия, отвернулся от нас, и через пару секунд искрящийся, будто наполненный живым электричеством, шар исчез из его пальцев. Годжо, порывшись в карманах своего гакурана, вытащил пару мятных конфеток и протянул их сдавленно кашляющему Гето. – Отсюда… Пара километров до железной дороги, - он разорвал фантик и торопливо сунул в рот леденец. – Думаю, можно остаться здесь до завтра. К полудню уже выдвинемся. – Опять в палатках спать, - заныл Годжо. – Я уже себе всю спину отлежал! Как неудобно, а! Кролло бросил сумки на землю и невозмутимо, совершенно не обращая внимания на причитания Годжо, принялся распаковывать чехол со сложенными палатками: вечерело; мы потратили на дорогу добрых семь часов, и теперь, когда солнце окрашивало затянувшееся облаками небо в еще только слабо-оранжевый, закатный цвет, нам стоило подготовиться к последней спокойной ночи: в том, что после пробуждения масок покой нам будет только сниться, мы все были уверены, как в себе. В последний раз проверив телефон на входящие сообщения — Хисока не писал мне вот уже несколько дней — я стала разбирать купленную в Накамуре еду: сэндвичи, сушеные фрукты, моти Годжо, литровые бутылки с водой; затем я выбила изрядно помявшиеся футоны и обозначила место для будущего костра. Гето помогал Кролло ставить палатки. Годжо не делал ничего, лишь лежал на траве и, глядя на склонившиеся над нами кроны деревьев, лениво посасывал травинку. Мы управились к восьми часам. – Нужно набрать хвороста, - Кролло кивнул на заходящее за кромку леса солнце. – Скоро стемнеет. Мой шанс, подумала я. И сказала: – Мы с Гето сходим. Да, Гето? Поможешь? Гето, явно не ожидавший подобного приглашения и явно намеревавшийся полежать рядом с беспечно сопящим Годжо, только рассеянно кивнул. Я подхватила его под локоть; Кролло проводил нас очередным нечитаемым взглядом. В лесу приятно пахло разгоряченной солнцем корой, и теплые, желтые и оранжевые лучи дрожащей сеткой полосили сосновый бор, пятнисто высвечивая опавшие ветки. Под сандалями Гето шуршала трава и длинные, побуревшие, хвойные иголки надоедливо цеплялись к его белоснежным таби. Мы шли молча, каждый наслаждаясь уходящим днем; где-то в отдалении надрывно плакала птица. Я подобрала с земли первую засохшую ветку: – Что между вами происходит? Гето крупно вздрогнул, кажется, снова не ожидав, что я заговорю. – Что? – Что у тебя с Годжо? - повторила я. – Ничего. – Ничего? – Что, так видно? - после недолгого молчания сдался он. Я только кивнула. – А я думал, пронесет, и ты ничего не заметишь. – Знаешь, после ваших склок такая разительная перемена в отношениях очень заметна. – Я старался вести себя как раньше. – Не получилось. Так что у вас? Гето придирчиво оглядел поднятую с земли палку, на хворост никак не годящуюся: – Ну, мы… Пришли, так сказать, к компромиссу. Да. – К какому? – Там… Я предложил Сатору быть вместе до конца. – До какого конца? - не поняла я. – Я сказал, что у меня дурное предчувствие перед столкновением с настоятелем, и что мне кажется… что кто-то из нас двоих не выживет. Я вдруг выронила из рук уже почти собранную охапку веток: – Ты что?! Почему мне не сказал! Гето! И давно у тебя это… предчувствие? Гето стыдливо отвел глаза: – Честно говоря, никакого предчувствия у меня нет. Я так сказал, чтобы Сатору испугался и принял мое предложение до схватки с Идзэнэдзи-самой побыть вместе. Как раньше. Потому что, ну, если кто-то из нас все равно умрет, нам не придется выяснять отношения после. Сатору подумал и согласился. Не захотел терять время и упускать возможность — я так и планировал… – Какой же ты противный! - я несильно стукнула его по спине. – Обманщик! А что потом будет, ты подумал? Вот вы оба выживете, и что? Как потом будете расставаться? Потому что явно быть вместе при нынешних обстоятельствах вы не сможете! Если бы не твое «предчувствие», Годжо бы ни в жизнь не согласился начинать с тобой отношения! – Но вероятность, что кто-то из нас умрет, все же есть, - возразил Гето. – Тогда… – Даже не начинай, - разозлилась я. – Я вам не позволю. Вы оба будете жить. И разбираться с тем дерьмом, что ты заварил. Как такое в голову могло прийти… – А что ты хотела, чтобы я сделал? То, что между нами произошло в Накамуре, никак иначе было не исправить! Я загладил свою вину. – Ты сделал только хуже! – Это ты так думаешь. – Что, все-таки надеешься умереть? – Сона, ты въедливая, как моя бабушка. Была. Тоже прицепится и вот клюет, клюет, клюет… Дай мне пожить хоть чуть-чуть перед этим… этим… перед этой чертовщиной с масками и настоятелем. Хоть чуть-чуть. Я так устал быть без Сатору, ты просто не представляешь. Для меня это сейчас, как глоток свежего воздуха. Мы не обсуждаем, кем стали, не обсуждаем ни проблемы, ни планы, ни будущее. Все как раньше, как было в монастыре. Жить только одним моментом, понимаешь? - Гето запрокинул голову к небу. – Мне этого очень не хватало: легкости отношения к жизни. И Сатору — как будто прошел лишь день, как будто мы только вчера распрощались у наших минка. Он такой же. Совсем не изменился. Над нами плыли закатные облака. Шептали кронами деревья, и легкий ветерок оглаживал наши лица. Мне сделалось до боли в груди тоскливо. – Ты не вернешь прошлое. Вы оба только притворяетесь. – Дай мне прожить свою жизнь, Сона, - он слабо улыбнулся. – А ты проживи свою, как считаешь нужным, хорошо? Я ничего не ответила. На обратном пути к нашему импровизированному лагерю Гето перехватил мою охапку хвороста и, закинув ее на плечо, пихнул меня локтем: – Мы же не обижаемся друг на друга? В его голосе отчетливо слышалось веселье: Гето, за те минуты, что мы молча собирали ветки, похоже, оттаял и снова стал ласковым и непринужденным. Я не стала портить ему настроение: – Конечно нет. – Вот и славно! У палаток нас встретил Годжо, старательно обкладывающий крошечными камешками место для костра. Кролло курил, сидя на краю вытащенного футона, и, поджав колени к груди, немигающим взглядом смотрел на чужие руки. Пальцы у Годжо длинные, без татуировок и печатей, чуть костлявые — выпирают суставы, с синими змейками вен. Вечно холодные и бледные. Я машинально оглядела свои: на подушечке большого пальца — неглубокая царапина; поранилась, когда ломала сухие ветки дзелькв. Гето, мягко потеснив Годжо локтем, сложил охапку хвороста в середину каменного круга и, достав из рукава начатый коробок спичек, поджег одну, и кинул в кострище. Ветки тут же затлели, затрещали ярко-оранжевыми искрами. Я отряхнула руки. Кролло молча похлопал по футону, приглашая меня сесть. – Вас долго не было, - он выпустил колечко дыма; и ветер мгновенно растрепал его на сизые нити. – Здесь неподалеку оказался ручей. – Вы ходили? – Я один. Принес оттуда камни для костра. Я только кивнула. Кролло привычным жестом положил ладонь на мое колено. – Нужно пораньше лечь. Все-таки переживаю за завтрашний день. – Поужинаем и ляжем, - согласилась я. – Только никаких ночных разговоров. Не как в прошлый раз. В палатках. – Извини, - глухо рассмеялся он. – Тогда меня очень взволновала твоя книга. Не смог удержаться. – Надеюсь, сегодня, пока меня не было, ты не лазил по моим вещам. – Больше незачем. – Удовлетворен? Он сильнее сжал пальцы: – Естественно. Гето, все еще раздувающий костер, скользнул по нам нечитаемым взглядом. Я отвернулась. Годжо принялся делить разложенную мною еду, в первую очередь, конечно же, откладывая сэндвичи и пакетики с сушеными яблоками для Гето. Потом для себя. Потом для меня и в самом конце для Кролло. Когда пламя объяло все ветки, и в воздух стал подниматься еще чуть тлеющий пепел, мы расселись вокруг костра и стали молча ужинать. Молчал даже Годжо, то ли уставший от долгого перелета на проклятии, то ли, ровно как и мы, озабоченный предстоящим нелегким днем. Гето задумчиво крутил в руках пустую упаковку от моти. – Тебе придется расчистить для нас это место, - я обратилась к Годжо; он едва сфокусировал на мне взгляд. – Когда начнешь? – Как только вы уйдете к путям, - Годжо небрежно махнул рукой. – Использую фиолетовый, и здесь ничего не останется. Двести тридцать семь человек должно уместиться. – Возместишь природе ущерб? - улыбнулся Гето. – Конечно, - ответила я. – Но тебе придется пожертвовать парочкой проклятий. Здесь в округе никого нет, даже мелких норои не чувствую. – Интересно, кстати, почему? - встрял Годжо. – В лесах часто бывают природные проклятия. Здесь же совсем никого, Сона права. Гето оглянулся на темнеющую чащу леса: – Значит, просто благоприятное место. Так бывает. – Но редко! – Но бывает же. – Это по крайне мере странно, разве нет? - сказала я. – Даже низкоуровневых растительных норои не чувствуется. Я уже говорила. – Не накручивайте себя, пожалуйста, - тяжело вздохнул Гето. – Все здесь в порядке. Мы бы узнали, будь это дело рук нашего настоятеля. Я смяла пластиковую упаковку от сэндвича. – А может быть, что его энергетический след сметает все проклятия? Как бы автоматически? Просто поглощает их и все, и Идзэнэдзи-сама даже этого не замечает? Годжо удивленно склонил голову: – А ведь может… – Ваши теории необоснованны, - снова заговорил Гето. – Энергетический след мы бы точно почувствовали. Здесь обыкновенное благоприятное место. Все. Хватит. – Тебе просто страшно, вот ты сам и признаться не хочешь! - поддел Годжо. – Мы с Соной правы. Гето устало махнул на нас рукой: – Думайте, как хотите. Кролло повернул ко мне голову. – Нам стоит быть осторожнее? – Да! - ляпнул Годжо. – Мне это все не нравится. Очень-очень не нравится. Сона правильно заметила. – Кто-то должен остаться на стороже? - спросил Кролло. Гето сердито вытащил кисэру, так, будто собирался сломать ее или даже в кого-нибудь швырнуть. Быть может, в Годжо. – Оставайтесь, делайте, что хотите! Я лично буду спать. Спокойным сном, потому что меня не будут доставать низкоуровневые проклятия! Кролло, не обращая на него никакого внимания, продолжил разглядывать мое лицо: – Так что? Кому-то остаться? Я с силой потерла глаза: – Наверное, не стоит. Я не чувствую угрозы. Только странно, что проклятий нет… Годжо облокотиться спиной о плечо Гето. – Я посмеюсь, когда мы с Соной окажемся правы. Да, Сугуру? Гето промолчал. Кролло раскрыл пакетик с сушеными грушами и, выудив одну, протянул мне. Аппетит отчего-то пропал. Мне было неспокойно. Через полчаса, когда все запасы были уничтожены, а темы для разговора иссякли, мы потушили костер и стали расходиться по палаткам: Годжо с Гето, я с Кролло. Годжо ехидно пожелал нам хороших снов. Я ничего не ответила. – Нужно выспаться. Ложись, - Кролло перетащил мой футон поближе, так, что наши матрасы слились в один, большой и длинный. Я стащила с себя дневную хаори. Кролло вежливо отвернулся. – Мне нравится с тобой спать. Я подавилась невыговоренным «спасибо». – Чего?.. – Нравится с тобой спать, - невозмутимо повторил он. – Чувствую себя спокойнее. Однако в этом тоже есть свои минусы. – Например? - я легла на футон, и Кролло тут же перекинул через мой живот руку. Я прижалась к его груди, неожиданно голой, ничем не прикрытой: ни футболки, ни его обыкновенной хаори. Шарики пирсинга… Мне вдруг сделалось нестерпимо жарко. Я попыталась спрятать горящее лицо в изгибе чужой руки. – Я сплю несколько глубже, чем обычно, когда ты рядом. Рефлексы притупляются. Боюсь, я потеряю пару секунд на то, чтобы прийти в себя после подобного… сна. Не успею вовремя защититься. – Тебе не от кого. Мы рядом. – Конечно. Он запустил пальцы в мои волосы, мягко оглаживая затылок. Я прильнула в это прикосновение. Кролло тихо рассмеялся. – Радзар. Я прижалась к нему еще сильнее, почти вплавляясь в чужое горячее, крепкое тело. – Радзар. – Что? – Мне нравится твое имя. – Ты это уже говорил. – Скажу еще раз. Мне не жалко. – Кролло. – Что? – Мне нравится твое имя. Он весело хмыкнул. Я коснулась губами его кадыка. – Мне так хотелось лежать с тобой вот так, в обнимку, просто разговаривая или молча, но чтобы ты была рядом, - зашептал Кролло. – Первый раз мне была позволена эта роскошь, когда ты лечила мою головную боль. Только мы одни на первом этаже особняка, и больше никого, и темнота вокруг, и твои нежные руки. Он сжал мои пальцы: – Такие нежные руки. Я не знал, как к тебе подступиться, что сделать и что сказать. Я был в растерянности. Меня раздирало изнутри это чувство, которое я не мог облечь в слова. В мысли. Я и подумать не мог, что люблю тебя. С первого взгляда, с первого прикосновения. Только ты. Шорох. Кролло обхватил ладонями мое лицо. – Радзар. Не оставляй меня больше. Я прижалась губами к его приоткрытому рту: – Не оставлю. Обещаю. Он нежно выдохнул в поцелуй. – Надеюсь, мне приснится еще один сон с тобой. Где ты будешь дома. Хочу увидеть, как ты жила. Но мне ничего не снилось. Я проснулась от того, что Кролло ласково целовал меня в висок, почти невесомо, чуть щекотно от его теплого дыхания. Рука в руке: я так и не отпустила его ладони; Кролло, кажется, и не сопротивлялся. – Проснулась? - прошептал он. Сквозь тонкие стенки палатки проникал белесый утренний свет, растекаясь неровными полосами по смятым простыням. Я с удовольствием потянулась. – Привет. – Привет, - он ткнулся губами в краешек моего рта. – Как спалось? – Лучше всех. Снова. – Я рад. Сходим к ручью? Я разбудил тебя немного раньше. Годжо и мастер Гето еще спят. Я согласилась. Наспех переодевшись, мы вышли из палатки и направились к ручью. Кролло шел чуть впереди, раздвигая для меня ветки. Солнце, еще не в зените и оттого не такое жестокое, не такое палящее, висело лимонным диском на безоблачном, голубом-голубом небе. Легкий ветерок колыхал кроны деревьев, шуршал высокой травой и тихим, седым ковылем: чем ближе мы подходили к ручью, тем больше болотных трав встречалось нам на пути. Осока смешно колола наши ступни; где-то у кромки леса кричали дикие гуси. Ручей извивался тонкой серебряной лентой, журча о выступающие, чуть замшелые камни, разбрызгиваясь и искрясь на солнце. Кролло присел на корточки и зачерпнул ладонью воды, затем умылся и, намочив волосы, привычно зачесал их назад, обнажая лоб и вытатуированный на нем изящный фиолетовый крест. Я села рядом. Наши отражения дрожали в спешащей воде. – Смотри, - Кролло запустил руку в поток и вдруг выудил крупный блестящий камешек, белый, почти прозрачный, с переливающимися на свету сколами. – Кварц. – Очень красивый. Здесь таких много… – Да. Океан близко. – Я в детстве собирала такие, - вспомнила я. – В Итрории было много белого кварца. Мы с Хисокой даже соревновались, кто найдет камень побольше. – И кто выигрывал? - улыбнулся Кролло. – Чаще я. Еще с минуту он рассматривал минерал, а затем, будто в одночасье потеряв к нему всякий интерес, бросил его обратно в воду. Ледяные брызги окропили нам руки. Кролло снова умылся. – Мне все же не нравится, что здесь нет никаких проклятий, - снова сказала я. – Может, Гето и прав, и мы с Годжо просто все напридумывали, но я, честно, не помню таких безмятежных и спокойных мест. Когда такое было? Ни единого норои. Никакой проклятой энергии. Просто лес. – Просто лес… - задумчиво повторил Кролло. – Мне хочется думать, что прав мастер Гето, иначе окажется, мы идем по горячим следам вашего настоятеля, неподготовленные, решившие пробуждать маски. Он мог бы нам помешать. Тогда все кончилось бы печально. – Да. Мне тоже хочется, чтобы Гето был прав. Но двое против одного… Я доверяю Годжо: все-таки он сильнейший. – Нужно сосредоточиться на масках. Мне — на Золдиках. Будем считать, что мастер Гето знает лучше. – Волнуешься? Кролло на это презрительно фыркнул. – У меня будут проблемы только в том случае, если Сильва решит остаться вместе с Зено внутри поезда. Тогда пострадают заключенные и, возможно, я: против двух Золдиков я, конечно, выстою, однако последствия могут быть не такими… радостными. Нам нужно сохранить как можно больше жизней, верно? – Главное — сохрани свою, - попросила я. – Не думаю, что Сильва проигнорирует нас с Гето. Мы уж постараемся. Он ласково усмехнулся: – Проигнорировать вас будет сложно. Воспользуешься одати? – Конечно. С ним будет… эффектнее? – Молодец, - похвалил Кролло. – Хотел бы я на это посмотреть. – Тогда заканчивай побыстрее и возвращайся на крышу. Я покажу тебе, какой может быть завеса. – Договорились. Посидев у ручья еще немного, всего с четверть часа, мы вернулись к палаткам, где только-только проснувшийся Гето, сонно потягиваясь, надевал свою измятую кэсу. Годжо лениво копался в остатках вчерашнего ужина, очевидно, пытаясь найти хоть что-нибудь сладкое. Завидев нас с Кролло еще у порога леса, Гето махнул рукой: – А я уже собирался вас будить. Ходили к ручью? Я кивнула. Годжо, наконец отыскав чуть сплющенную моти, победоносно воздел ее к небу. Гето на это только рассмеялся. Кролло, цепко следивший за их движениями, нахмурился. Я принялась складывать футоны. – Сколько у нас еще времени? – Полчаса есть. Отсюда пара километров до железной дороги, но, думаю, нам стоит прийти пораньше, - ответил Гето. Я снова обратилась к Кролло. – Сможешь скрыть наше присутствие? Мне кажется, они будут использовать эн. – Верно, - тут же согласился Кролло. – У Зено радиус действия — пятьдесят метров; этого достаточно, чтобы заметить нас еще на подходе. Я скрою наше присутствие. Не стоит переживать. – Везет вам, - глубоко вздохнул Годжо. – Можете оставаться незамеченными. Нам, шаманам, такое только снится. Мы всегда выделяем энергию, никак не скрыться… Сона вдвойне счастливая. И джуджутсу, и нэн. – Здесь тоже куча своих минусов, - напомнила я. – Не надо завидовать. – Я не завидую, я жалуюсь. – Одно и то же… Гето ласково потрепал его по волосам. Завтракали мы в абсолютной тишине, и ощутимое напряжение, всеобщее, наэлектризованное, витало в воздухе. Кролло почти не ел; Гето, выпив половину бутылки воды за раз, с видимым неудовольствием принялся жевать вчерашнюю сушеную грушу. И только Годжо, обнаруживший сохранившийся с вечера сэндвич, с огромным аппетитом откусывал от него большие-большие куски. На его гакуран сыпались белые крошки. Мне не хотелось есть. Закончив, мы собрали оставшиеся вещи в палатки, предусмотрительно отодвинутые в сторону от кострища: Годжо намеревался начать использовать «Фиолетовый» прямо отсюда. Гето выложил из рукава кисэру и, отойдя от нас на добрые четыре метра, стал проверять «Игривое Облако», то складывая его в тонкую красную палку, то снова, со свистом рассекая ветер, раскладывая. Кролло, теперь не имевший с собой никакого видимого оружия, молча наблюдал за его движениями. Годжо, точно так же прилепившийся к Гето взглядом, с удовольствием следил за чужими сильными руками, умело крутящими «Игривое Облако» — когда-то его клановое проклятое орудие, но теперь — это был ценный подарок — лишь собственность Гето. Понаблюдав за ним еще с пару минут, я тоже достала свой амулет Интоку и, щелкнув по нему несколько раз, материализовала в руках длинный, изогнутый, сверкающий ледяной сталью на солнце одати. Кожаная ручка привычно легла в ладонь, шероховатая и теплая. Кролло вдруг резко повернул ко мне голову. – Без ножен? - кивнул он. Я несильно взмахнула мечом, и солнечный луч, отразившись от гладкого начищенного лезвия, больно резанул глаза. – Так удобнее. – И опаснее. – Я владею им достаточно хорошо, чтобы не пораниться, - улыбнулась я. – Все будет в порядке. Гето снова сложил «Игривое Облако», и Годжо, потеряв всякий интерес к скрывшимся за тканью чужой кэсы рукам — больше не оголенным — крутанулся на пятках, оборачиваясь ко мне. – Как давно я тебя не видел с этим чудовищем! - развеселился он. – Четыре года! Тебе правда нравится такая махина? По-моему, жутко неудобно. И тяжело! – Я привыкла. Теперь, наоборот, катана кажется слишком легкой. – Тебе идет, - Гето показал мне большой палец. – Как и всегда, в общем-то. Кролло протянул ко мне руку: – Можно? Я осторожно передала ему меч. – Действительно тяжелый, - Кролло почти невесомо огладил острие подушечками пальцев. – У тебя сильные руки. – Нам пора, - скомандовал Гето. – Выдвигаемся. Годжо подскочил на ноги и, совершенно не обращая на нас с Кролло никакого внимания, обхватил голову Гето ладонями и поцеловал; коротко, лишь только коснулся чужих приоткрытых губ. Гето, очевидно, не ожидавший подобного прощания, неловко отшатнулся. – На удачу, - подмигнул Годжо. Кролло едва ощутимо толкнул меня локтем. Мне тут же сделалось до жути неловко, но все же, кое-как переборов это страшное смущение, я ткнулась губами в щеку Кролло. Годжо, заметив мой жест, только широко разулыбался. Гето кивнул: пора. И мы, более не оборачиваясь на оставшиеся позади палатки, на машущего нам вслед Годжо, на зеленую опушку леса, побежали вперед, продираясь сквозь низкие ветки и плотно растущие кустарники, в сторону железнодорожных путей. Гето уводил нас все дальше и дальше, метр за метром расчищая «Игривым Облаком» путь. Под ногами хрустели старые сучья, резалась остролистными побегами осока, шуршала надзуна, мелкая, белесая, бледная без солнечных лучей. У меня заходилось сердце, то ли от высокого темпа бега, то ли от волнения: я поступала так, как мне не велел Хисока, и все мысли были только о нем. Хисока, Хисока. Что ты скажешь, когда узнаешь? Позвонишь? Будешь сердиться? Не захочешь прощать? И что тогда будет? И будем ли «мы»? – Приближаемся! - крикнул Гето. – У нас еще пять минут! Мы замедлились, перейдя на обыкновенный быстрый шаг: впереди, за грядой высоких корабельных сосен, виднелись темные и толстые рельса. Кролло, потеснив Гето плечом, остановился в паре метров от железной дороги и, подняв руку, активировал ин. Вокруг нас тотчас же расплылась светло-голубая, дрожащая чужим сильным нэном завеса. Но Гето, конечно же, ничего не заметил. – Поезд идет, - обронил Кролло. – Я его слышу. – Тогда цепляемся за предпоследний вагон, и на крышу, - сказал Гето. – Чем быстрее, тем лучше. – Три минуты. Сердце гулко стучало в горле. Тук-тук-тук. Три минуты. Две. – Одна, - прошептал Кролло. Одна. И мы снова побежали. Громадный, почти черный от толстых слоев закаленного железа, без единого оконца, бронепоезд, больше напоминающий быстро движущееся стальное чудовище из северных легенд, со свистом прорезал застоявшийся в лесу воздух. Первые составы с грохотом пронеслись у нас перед глазами; один вагон, второй, третий. На седьмом Гето больно схватил меня за руку, утягивая за собой в длинный и быстрый прыжок, вверх, на самую крышу. Я неловко приземлилась на колено, но тут же вскочила, с силой вонзая одати в обшивку. Во все стороны разлетелись ярко-оранжевые искры; по желобкам и винтам, до самых шляпок вкрученных в железный пласт крыши, потекла моя проклятая энергия, закапала с кончиков пальцев, застелила глаза. Кролло, прыгнувший вслед за нами, перекатился и, мгновенно встав на ноги, бросился к голове состава. Между ладоней замерцала фиолетово-черным книга. Не оборачиваясь, он с силой ударил ногой по аварийному люку; крышка с жутким лязганьем отлетела в сторону, покатившись и наконец сорвавшись с поезда. Кролло спрыгнул в разинувшуюся черноту. Я скрестила пальцы, средний и указательный: – Явись из тьмы, что чернее ночи, очисти все нечистое. И над поездом стала стремительно расползаться иссиня-черная завеса. Моя. Дождавшись, пока энергия окутает все тело бронепоезда, Гето, встав у меня ровно за спиной, раскинул в сторону руки и громко, будто пробуждая проклятия ото сна, прокричал: – Максимум! Удзумаки! Над нашими головами образовалась темная спираль, водоворот из стенающих, ревущих, визжащих на все голоса проклятий. Гето махнул рукавом кэсы, и огромный зеленый змей, тот, что я видела на Китаяме, забив своим шипастым хвостом, вихрем унесся к первым вагонам, затем растворившись в железной обшивке поезда. Вслед за ним из спирали вихрем вылетела стайка оглушающе свистящих мухоголовок, мелких и надоедливых. Гето повел левой ладонью, и на свет выскользнул громадных размеров морской угорь, от кончика хвоста и до головы наполненный голубоватым электричеством. Гето повел правой ладонью, и за угрем устремилась вереница джаппонских демониц-ёкаев, одетых в кроваво-красные ритуальные кимоно. Трехголовые драконы, огромные насекомые, своими размерами больше напоминающие хищных птиц, призраки из древних городских приданий, немыми тенями облепившие поезд. Гето высвобождал все новые и новые проклятия, и каждое последующее было страшнее и изощреннее предыдущего. Завеса расползалась чернильным пятном, скрывая небо, скрывая солнечный, безоблачный день. Ветер трепал наши волосы, зло бился в складках одежды, свистел в ушах. Гето за моей спиной ощущался горячечно пульсирующей проклятой энергией, сильной, яростной и свирепой: так порой ощущались самые настоящие, жестокие норои. Я повернулась было к нему, чтобы спросить, сколько времени прошло с момента нашего «вторжения», как вдруг соседний аварийный люк, точно такой же, в который прыгнул Кролло, с грохотом распахнулся: смялось толстое железо, повылетали винты; и из темнеющего проема показалась беловолосая голова. Гето положил мне ладонь на плечо. Я с трудом сглотнула. Золдики. Оказалось, голова принадлежала крупному мужчине лет сорока: на его кипенно-бледном лице ровными линиями выделились глубокие морщины, возле плотно сомкнутых губ и между таких же светлых, как и копна его густых волос, распущенных небрежным потоком, бровей. Он был необычайно высок и крепок, со стальными мускулами, обтянутыми тоненькой фиолетовой робой, больше походящей на отрезанную мужскую юкату. Вокруг его сжатых, ненормально больших кулаков были обмотаны широкие бинты, белые, почти в цвет кожи. Взгляд его ледяных голубых глаз, будто насквозь промерзшие озера, намертво прилепился к моему лицу: кажется, мужчина совсем не обращал внимания на стоящего за моей спиной Гето. Если ему около сорока, подумала я, значит, это Сильва. Отец Иллуми. И Кролло как всегда был прав. Гето, не дожидаясь, пока мужчина сделает и шаг, щелкнул пальцами, и из спирали с диким криком, похожим то ли на вопль раненого животного, то ли на человеческий плач, вылетело четыре огромных летучих мыши с длинными и острыми даже на вид когтями. Они кинулись на мужчину, облепив его со всех сторон, впившись в кожу и волосы. Я видела, как Сильва пытался освободиться, как яростно и зло он размахивал своими громадными руками, но все было бесполезно: когда нэн сталкивался с джуджутсу, выигрывало всегда оно; норои, сотворенные из чистой проклятой энергии, и было не важно, природные ли они, или рукотворные, образовавшиеся из негативных эмоций людей, подавляли человеческую ауру, не давая активировать нэн. Летучие мыши полностью поглотили Сильву, теперь слипшись с ним в один чернеющий комок проклятий. Я обернулась к Гето; приходилось перекрикивать свист ветра: – Сделай так, чтобы он не пострадал! Это отец человека, на котором женится Хисока! Гето кивнул, и в тот момент, когда он собирался поднять руку, чтобы отозвать проклятия, в голове состава — это был третий вагон — раздался оглушающий взрыв. В воздух мгновенно поднялся стоп черного дыма, и разлетелось во все стороны покореженное взрывной волной железо. Нас страшно затрясло, так, будто в одночасье началось десятибалльное землетрясение. Я схватила Гето за локоть: мы едва устояли на ногах. Сильва, все так же окутанный проклятиями, повалился на крышу, едва не соскочив с несущегося поезда на землю. – Что это было?! - заорал Гето. – Откуда взрыв?! Нас тряхнуло еще раз. Затем еще, и еще, будто мы подскакивали на огромных кочках и затем снова проваливались, проваливались вниз. От ряби перед глазами и едкого запаха гари меня начало тошнить. Раздался лязг. И мы вдруг стали тормозить. Взрыв. Тряска. Вагоны. Я в ужасе вцепилась в чужую руку: – Гето! Нас отцепило от передних вагонов! – Что?! – Взрыв! Автосцепки! Гето, мы сейчас останемся позади! Он в панике рассеял по ветру Удзумаки: – Оставайся здесь! Я попробую зацепить вагон, где произошел разрыв! Только не двигайся с места! – Быстрее! Сугуру! Гето кинулся к голове состава мимо Сильвы, мимо разинутых аварийных люков: взметнулась темно-синяя кэса, словно воронье крыло; ветер разметал по затылку некогда тугой пучок. Гето бежал вперед, и от невозможной тряски его быстро удаляющаяся фигура теперь сливалась с выпущенными норои, дрожащими, исходящими зловонной эктоплазмой. Я схватилась за меч. Мне оставалось только держать завесу. Что с Кролло? Чей это был взрыв? Кто… пострадал? И пострадал ли? Минуты тянулись как часы. Из сгустка проклятий, так внезапно и так не вовремя потерявших своего хозяина, вдруг выбился кулак, и летучая мышь, жалобно взвыв, в одночасье истаяла в воздухе. Затем вторая и третья: Сильва разбил их одной рукой. Оставалась четвертая. Я крепче сжала одати. Последнее норои, взвизгнув, разорвалось на мелкие тени: огромных размеров электрический шар, запущенный с чужой ладони, прокатился над моей головой и ударился о деревья. Взрыв. И разлетелись щепки. Передо мной, тяжело дыша, со струйкой крови у обметанного рта, стоял Сильва Золдик. Ничем не сдержанный. Ничем не остановленный. И я, никем не прикрытая. Без нэна. С моим бесполезным, бесполезным джуджутсу. Сердце пропустило удар. Я вытащила меч из обшивки. Сильва не двигался, все так же разглядывая меня в упор, то ли пытаясь поскорее восстановиться, то ли выискивая, куда ударить в первую очередь. А бить было куда: я стояла полностью открытая, и против чужого нэна — Хисока ведь меня предупреждал! — абсолютно безоружная. Мысли путались, я не могла придумать, как себя защитить: оставить одати, чтобы между нами было хоть какое-нибудь расстояния? вытащить катану, потому что она легче? или копье, потому что его можно кинуть? танто? вакидзаси? Что мне делать? Что мне делать? Что мне делать? А ведь Хисока предупреждал. Я направила на Сильву меч. Блеснуло лезвие; такое же ледяное, как и чужие глаза. Но он отчего-то даже не пошевелился. Ждет Зено? Я не представляю для него угрозы? Почему не нападает? Но если нападет, куда? Чертов Гето, паника предательски подступала к горлу, бросил меня, бросил в такой момент! Одна не справлюсь. Не справлюсь. Что мне делать? Что? – Февраль этого года, Ичорк, - вдруг произнес Сильва; его сильный голос прокатился по ветру, ничем не заглушаемый, громкий и властный. – Ты была в городе? Что? Он ждал моего ответа. От тяжести одати сводило мышцы рук; я стояла и, ровно как и Сильва всего пару минут назад, не могла пошевелиться. Он ждал. – Да, - наконец выговорила я. Сильва на это лишь медленно кивнул. – Мой старший сын запомнил твое оружие. Восточный изогнутый меч. Им ты отсекла ему руку. Будет мстить? в панике подумала я; но Сильва по-прежнему выглядел до жути безэмоционально. – Ты работаешь с Геней Рёданом? Для чего? Для чего? Для чего? Что мне ответить? – Нет! - прокричала я. – Я сама по себе! – Ты с боссом Геней Рёдана, - спокойно возразил Сильва. – Это не «сама по себе». Что с Кролло? Он его видел? Чей это был взрыв? Где ты, Гето? – Я работаю на этом поезде, - снова заговорил он. – Меня наняли сопровождать заключенных окружной тюрьмы. Вы вмешались. Значит, я вас уберу. Защищаться. Напасть и ударить первой я точно не смогу — не без нэна — значит, мне остается только защищаться. Не дать коснуться себя, не дать зацепить, ни прямым соприкосновением, ни аурой. Защищаться. – Мои следующие действия не будут иметь к моему сыну никакого отношения. Я выполняю свою работу, как ты — свою. Он раскинул в сторону руки, и между его широких мозолистых ладоней заискрило настоящее электричество, принялось скручиваться в тугой шар, почти такой же, какой Гето использовал для хранения своих проклятий. Я не знала его нэна. Я не знала его способностей. Я не знала, к какому типу хацу он принадлежит. Но в том, что этот электрический шар, как только прекратит расти и набирать искрящийся ток, полетит в меня, я была уверена. И вопреки здравому смыслу — защищаться! защищаться! — я, не думая дважды, бросилась вперед. Все, что я могла — сократить расстояние, всего пара жалких секунд до момента, когда Сильва будет готов ударить, сократить расстояние и бить первой. Я замахнулась. И одати, ударившись о чужую грудь, вдруг завибрировал в моей ладони и тотчас же рассыпался на мелкие стальные осколки. У меня осталась лишь кожаная цука. Какого черта?! Сильва, нисколько не потревоженный моим ударом, закрутил в руках шар и с силой швырнул его в меня, так, будто эта энергия ничего не весила. Доля секунды. И я успела увернуться. В голове билось лишь одно, лишь одна мысль, один выкрик: какого черта! какого! черта! Это был меч из проклятого амулета! Из ритуального Интоку! А Хисока ведь предупреждал. Значит, остальное оружие тоже бессильно. Из чего у этого ублюдка тело?! Не дожидаясь, пока Сильва сделает еще хоть шаг, я выкинула вперед нож, тот самый, одолженный у Кролло: эпоха Бенз, два лезвия, на втором — желобок. Нож отравленный. Должно сработать. Сильва неожиданно помедлил. Испугался? Узнал нож? Конечно узнал. Это же Кролло. Я шагнула вперед, но тут же об этом пожалела: вагон снова затрясся так, будто кто-то ожесточенно раскачивал его изнутри, залязгало плотное железо, полетели во все стороны искры. Сильва пошатнулся, но удержался на ногах; я же неловко повалилась на колени. Удар. И рассеченная кожа. Я зашипела от боли. Завеса вдруг дрогнула и распалась на мириады чернильных пятен: я не удержала ее в руках. Проклятия Гето вырвались на свободу: поезд затопил палящий солнечный свет, словно кто-то выкрутил колесико яркости на максимум, до самого конца. От солнца болели глаза. Я ничего не видела. – Сона!! Один крик. Мое имя. Звук удара. Я резко подняла к небу глаза. Громадный золотой дракон, будто сошедший со страниц восточных легенд, искрящимся змеем парил над нашими головами; переливающаяся чешуя на его сильном, словно тоже металлическом брюхе, отбрасывала на землю косые радужные блики. Взмах хвоста, и на крышу поезда градом посыпались огненные стрелы, пронзая железо, вплавляясь в толстую обшивку поезда. Стрелы летели вниз и… пролетали мимо: надо мной будто бы раскрылся купол, и ни одна искра не попадала мне на кожу, и ни один лучик не касался моего лица. Сильва, со спины пронзенный грудой золотых копий, оказался пригвозжден к крыше, без возможности пошевелиться и даже сделать вдох: на его пальцах еще теплилось электричество, в тщетной попытке соскользнуть, превратившись в смертоносный бело-сиреневый шар. – Сона! Крик Гето. Я резко обернулась в его сторону: он бежал от головы состава, перепрыгивая пролеты между вагонами, и стрелы сыпались ему на голову, и Гето, закрываясь от них рукавами изорванной кэсы, бледный, с царапинами по всему лицу, выкрикивал мое имя. – Сона! Сона!! А над нами божественным ликом парил золотистый дракон. Не проклятие Гето. Не нэн Сильвы. Зено? Тогда почему… Гето, перескочив через распластанного на обшивке Сильву, одним крепким ударом опрокинул меня на крышу, закрывая своим телом от стрел. Но стрелы по-прежнему меня не касались. – Что это такое?! - заорал он. – Все тело как будто в занозах! – Это не твое проклятие?! – Что?! – Смотри! - я схватила его за руку, пытаясь остаточной энергией моего неактивного нэна показать золотого змея. – Дракон! Это не твой?! Гето, будто ошпарившись, отдернул ладонь: – Что это за хрень?! Сона! Чей это нэн?! Из разинутого рта аварийного люка вдруг высунулась бледная рука, вся испещренная синеватыми синяками и ссадинами, и, схватив Сильву за ногу, утянула его неподвижное тело вниз, вглубь поезда. И через пару секунд послышался еще один взрыв. Грохот. Я закричала: от взрывной волны больно заложило уши. Гето до крови прикусил язык, и горячая алая струйка капнула мне на щеку. Кап-кап. Вагон страшно затрясло: если бы не намертво вцепившийся в мою одежду Гето, меня бы давно выкинуло с крыши, прямиком под колеса бронепоезда. Скрежет покореженного металла, лязг сцеплений: мы снова начали тормозить. – Гето! Вставай! - в ужасе закричала я. – Разрыв сцепки! Гето со стоном вскочил на ноги; я поймала его ладонь и мы, в одночасье сорвавшись с места, перепрыгивая разметанный люк, бросились на крышу соседнего вагона. Я споткнулась и утянула Гето за собой: спиной мы повалились на вывороченную обшивку, больно царапая кожу, разрывая одежду, оставляя стальные занозы и раны. Отсоединившийся от состава вагон, скрежеща колесами о рельса и высекая столпы оранжевых искр, остался далеко позади, среди безучастно стоящего, зеленого леса дзелькв и криптомерий, и вместе с ним — Сильва Золдик, утянутый в глубину поезда. Я повернулась к Гето лицом, но вдруг заметила: стрелы прекратили сыпаться, и золотой дракон, скрутившись в фиолетово-черный вихрь, еще раз ударив хвостом, исчез с голубого безоблачного неба. Фиолетово-черный. – Сона!! Я тут же подскочила с обшивки, нечаянно пихнув Гето локтем. Кролло со страшной силой вышиб крышку аварийного люка и в несвойственной ему панике бросился ко мне навстречу. – Ты в порядке?! - он до ужаса цепко схватил меня за плечи, то ли боясь, что я стану вырываться, то ли боясь, что я попросту исчезну. – Сона! Сона! Я кинулась ему на шею: – Ты цел! – А ты?! – Я тоже! – У тебя кровь на одежде! - Кролло уцепился за край моих хакама. – Ты ранена?! – Просто разбила колени!.. И тотчас же заметила, что все руки Кролло, оголенные, бледные — изорвал футболку — покрыты неглубокими ранами, словно кто-то царапал его тупым ножом. И на лице — ссадины, под глазом — кровоподтек. Разбита нижняя губа. Вот, чья рука это была. От Кролло пахло кровью. – Что с тобой?! - я обхватила его лицо ладонями. – Где болит?! – Я в порядке, - он несильно стукнулся лбом о мой лоб, а затем отстранился и холодно прикрикнул. – Мастер Гето! Готовь птицу! Я обернулась: Гето, весь исцарапанный золотыми стрелами, с трудом поднялся на ноги и махнул рукой; закрутился тугой шар проклятий, и над нами мгновенно повисла громадная тень: шестикрылая птица опустилась на край вагона, своим весом сминая и без того покореженное от взрывов железо. Кролло взял меня под локоть и осторожно помог забраться проклятию на спину; обхватил поперек живота, с силой прижимая к себе, так, чтобы я не упала. Гето, вцепившись норои в ногу, громко скомандовал «Вперед!», и птица, забив крыльями, поднялась ввысь. – Сейчас будет трясти! - заорал Гето. – Держитесь! Кролло сдавил меня в объятиях. Проклятие, оказавшись уже на достаточной высоте от несущегося поезда, резко спикировало вниз, к первому вагону, и, вцепившись острым клювом в обшивку, с ужасающим грохотом принялось сдирать крышу. Во все стороны полетели искры; грохот, шум ветра, все смешалось в один трещащий, невероятно громкий звук. Но звук вдруг пропал. Кролло закрыл ладонями мои уши. Тем временем птица сорвала с бронепоезда крышу и, вернувшись в начало, разинула свой огромный клюв, летя вдоль состава и собирая вовнутрь потерявших сознание людей. Когда был обчищен последний вагон, норои захлопнуло свою пасть, и Гето звучно вскрикнул: – Назад! И птица, сделав крутой разворот, полетела обратно к поляне, где нас уже ждал Годжо.