Одолжи мне счастье

Тело тяжеленное, словно окутано тонной цемента, а голова находится в каком-то темном коробе, из-за которого нельзя увидеть ни солнечного света, ни услышать каких-то звуков окружающей действительности. Он хочет почувствовать запах кофе, доносящийся из их уютной кухни, ощутить приятные касания к своей коже горячими ладонями, медленно прикрыть глаза от блаженства, а затем открыть их, чтобы взглянуть на своего любимого. Он так несправедлив к нему. Нужно действительно уходить из этой чертовой больницы, бросать это дело, пусть и любимое, но собственная безопасность и чувства Джонни отчего-то именно сейчас взволновали особенно сильно. Доен резко вздрагивает, распахивая тяжелые веки, но вместо привычного потолка своей квартиры видит темный, а вместо запаха кофе слышит древесный аромат. Он непонимающе оглядывается, едва поворачивая гудящую голову, но все, что видит сейчас, - это только массивная черная дверь и широкая постель, на которой лежит. Что-то идет не так. Что-то происходит совсем не то, к чему Ким так привык, но голова болезненно раскалывается, в висках пульсирует кровь, готовясь прорвать кожу, но мысли все никак не могут собраться в кучу, вспомнить, что же случилось и как он сюда попал. Темные блестящие глаза заставляют Доена отпрянуть на постели, однако дальше нее у него не получается куда-либо уйти, потому что нога застревает в каких-то тисках, и только сейчас он замечает тяжелую звенящую цепь на голой щиколотке. Но Ким не оставляет попыток вырваться, дергая ногой только сильнее и царапая нежную кожу, которая уже саднит и кровоточит, паника захватывает его все больше и стремительнее, дыхание тяжелеет, и последние события четко вклиниваются в его сознание, будто стекло в мозг. Виски стучат, отдавая тупой нервирующей болью в затылок, а на глаза наворачиваются слезы, как мужчину заставляют лечь на постель снова, приковывая знакомым весом и холодными ладонями. Доен замирает, словно мышь перед львом, глядит сквозь пелену во все глаза на своего похитителя, который только ласково улыбается и прикладывает указательный палец к его губам, заставляя замолчать, но из больного горла и так ни звука не вырывается. Грудь тяжело вздымается, а конечности дрожат от страха, а Юта только глядит на его лицо пристально, выискивая все новые черты, все новые детали, которых не мог видеть прежде, ведь сейчас Доен напуган, как никогда, дезориентирован и слаб, что заставляет низ живота сладко потяжелеть. - Ну, все, наконец, мы вместе с тобою, - шепот этот тихий, но у Доена закладывает уши, а сердце бешено бьется. - Я сделал этот домик специально для нас с тобою, он уютный, тебе обязательно понравится. Но сейчас не будем ничего смотреть, тебе нужно отдохнуть после тяжелой дороги. Поспи еще. Накамото настойчиво целует его в горячий висок, пытаясь казаться милым и спокойным, но Доен знает, что это далеко не так. Что-то во всем этом было не так. - Я хочу домой, - Доен едва слышно выдавливает эту мольбу, и тяжелые слезы срываются с его глаз, но парень только удивленно приподнимает брови, и невесело усмехается. - Ты дома. Дома. Со мной. Это ведь то, чего ты так давно хотел, и чего тебе действительно не хватало. - Я-я живу не здесь. Я хочу домой. Отпусти меня. Отпусти меня, пожалуйста, я тебе не нужен, - Ким не может мыслить здраво, все его знания в психиатрии будто улетучились в одну секунду в тот момент, когда Накамото повалил его на пол в кабинете, и это настолько страшно, что вынуждает его лишь лить слезы и дрожать от ужаса. Он еще ничего не сделал с ним, но мужчина уже настолько измотан его присутствием. Парень подрагивающими пальцами ласкает его лицо, стирая слезы, касается губ, слегка обнажая нижний ряд зубов, и с дрожащей улыбкой произносит: - Ничего. Ничего. Это ничего. Это пройдет. Называется дезадаптация. Сейчас ты отдохнешь, потом поешь и примешь ванну, увидишь, как прекрасен этот дом, и уже не захочешь никуда уходить. Навсегда забудешь своего любовника и тот дом, в котором якобы был счастлив. Доен не унимается, потому что дом и Джонни - это все, о чем он может думать в данный момент. - Отпусти меня. Отпусти, прошу! Он молил бы и дальше, но осекается, когда его щеку обжигает сильная пощечина, заставляющая его голову заболеть только сильнее, а в глазах возникнуть какие-то темные круги. Юта над ним тяжело дышит, явно не владея собой, стискивает пальцами его шею снова, шипит и глядит, совершенно не моргая: - К любовнику своему просишься! Ты всегда меня бросаешь, Ким Доен! Всегда! Но я впредь не позволю тебе ускользнуть из моих рук! Доен задыхается, не смея отвести взгляда от черных глаз Юты, который явно намеревается его задушить, но спустя несколько секунд это наваждение пропадает так же резко, как и появилось, а пальцы исчезают с горла. Ким надрывно кашляет, пытаясь перевернуться на бок, поскольку его начало мутить, однако ему не дают этого сделать, и Накамото снова заставляет посмотреть на себя, держа за лицо своими невозможно цепкими пальцами. - Скажи:"Я останусь с тобой, мой Юта". Ну? Скажи это. Я же знаю, как сильно ты хочешь этого, - его голос ласковый, просящий, обманывает Доена и заманивает в свои сети, и если бы прежде он сопротивлялся, то именно сейчас сил не было никаких. И Доен сипло произносит, глядя ему прямо в глаза: - Я останусь с тобой, мой Юта. Это заставляет парня преобразиться в одно мгновение: широкая счастливая улыбка расцветает на его лице, глаза засиять сильнее прежнего, а ладони радостно захлопать, словно он был каким-то ребенком, заполучившим сладость. Накамото нежно говорит, наклонившись прямо в губам: - Я знал. Знал, что когда-нибудь услышу от тебя нечто подобное, ведь наша с тобой любовь преодолеет любые преграды. Ты меня так любишь, а я обожаю тебя. Что может быть великолепнее таких взаимных глубоких чувств? Теперь спи, милый, я посижу с тобой, чтобы надежно сохранить твой сон. Он накрывает веки Доена ладонью, и тот, несмотря на то, как боялся закрыть их, все же делает это, ощущая себя одной сплошной заболевшей точкой, которая все никак не может найти времени и сил на восстановление и выздоровление. Горло першит и царапается, щека горит, ноги гудят, а голова тупо стучит, как тоскующее сердце. Под веками стоит лицо Джонни - тот момент, когда Доен видел его в самый последний раз в полутемном коридоре рано утром с мягкой любимой улыбкой и мелкими морщинками в уголках глаз. Надо было послушать его еще в тот момент, как Со впервые сказал уходить, но упрямство и безрассудство повелевали Кимом всю его жизнь. И теперь он за это поплатился.