***
Сквозь пелену сна Уайт услышал ставший отчасти привычным звук ломающихся костей. Он даже вздохнул со странным облегчением — тварь явилась сразу, не проводя его через круги кошмарного Ада — и открыл глаза. Чтобы мечтать их закрыть, ведь из-за оцепенения он не мог даже вздохнуть. На Арье стеклянными глазами глядела его собственная голова. Отрубленная и с содранной вокруг глаз кожей — там, где ранее красовались алые отметины. Её сухие губы что-то шептали, но до некроманта долетало лишь зловонное дыхание с привкусом смерти. Уайт заставил себя отвести от неё глаза для того, чтобы моргнуть Куну, затаившемуся в проёме меж сундуков у противоположной стены. Тот лишь понимающе кивнул — он явно не галлюцинировал вместе с Арье, а потому лишь мог догадываться по испугу, что же тот видит. Некромант закрыл глаза. Теперь он стоял увязшим по грудь в болотной трясине. Его руки крепко обхватили чьи-то костлявые пальцы, не давая достать их из мутной воды, позволяя только безвольно наблюдать за неспешно приближающимися к нему по поверхности людьми в белых робах. Уайт не помнил, не знал их, но смутно различал черты из прошлого. А потом он уже не мог ничего увидеть: эти люди наступали на его макушку босыми ногами и с силой погружали в протухшую воду, заставляя захлёбываться и тщетно стараться выхватить кусок кислорода. В комнате что-то упало, и Уайт смог открыть глаза. Агеро, очевидно слегка обеспокоенный тем, что Арье долго не приходил в сознание, ненавязчиво столкнул с сундука кучку сложенных простыней. Некромант был с одной стороны благодарен, а с другой переживал, как бы его ночной тиран не сховался после обнаружения «подмоги» у своей жертвы. Но все сомнения в миг развеялись, стоило в углу комнаты появиться женщине, чьё тело было соткано из теней. Была какая-то ужасающая красота в ней: чёрные провалы глазниц ярко контрастировали с бледностью кожи, аномально широкая улыбка — такая, что был виден последний ряд зубов почти около уха — с мелодичным голосом, напевающим колыбельную на неизвестном языке. Тело её, облачённое в чёрное тряпьё, было покрыто кровоточащими струпьями, а кости на руках и ногах казались ещё более раздробленными, чем в первую ночь. Волосы существа сальными локонами свисали в хаосе, прямые и чернильно-угольные. Помимо жуткой песни, она повторяла своей зычной полифонией голосов всего три слова: «Кошмар за кошмар». Будучи полностью обездвиженным, Уайт мог только надеяться на то, что Кун сможет атаковать существо со спины, а пока лежал в безмолвном страхе, явственно ощущая колкое прикосновение изломанных кистей рук к своим щекам. Он закрыл глаза и сотню раз пожалел об этом: тварь большими пальцами принялась надавливать на глазницы, норовя выдавить глазные яблоки. Арье охватила настоящая паника. Что Агнис там так долго? Неужто решил, что это — идеальный момент для мести? Нет-нет-нет, он не собирается умирать вот так! Он вообще умирать не собирается ближайшую вечность так точно! Проклятый Кун, если он и впрямь задумал… И тут грудь чудовища насквозь пронзило железное лезвие меча. Оно истошно закричало, заметалось из стороны в сторону и принялось на глазах таять чёрной густой жидкостью. Перед самым исчезновением существа Уайт наконец смог пошевелиться и отработанным восьмистами годами жизни движением полоснул того по руке. Тройка отрубленных пальцев с глухим стуком повалилась на пол.***
Утро у Куна началось с похода к небольшому роднику, обнаруженному парнями неподалёку от опушки с домом. Обязанность обеспечивать их водой и продуктами органично перетекла к нему, ведь Уайт не то, что запамятовал какие-то базовые факты насчёт еды, Арье буквально приходилось напоминать о необходимости употреблять пищу: некромант до самого последнего момента отрицал эту нужду. Агеро хулил себя за то, что помогал Убийце. В самом деле, что на него нашло? Оправдывал парень себя тем, что если и он и собрался мстить за грехи Уайту, то сделает это своими руками. Когда Агнис вернулся в избу, Арье сидел на скамье возле окна и с огромным усердием пытался расчесать свои волосы деревянным гребнем. Длинные платиновые пряди за такую беспокойную ночь кое-где связались в узелки, распутать которые казалось невозможным свершением. Разумно было бы предложить отрезать волосы до нормальной длины, однако Агеро с неким — как он убеждал себя — садистским удовольствием наблюдал за мучениями Уайта. Ну или, вполне возможно, причёска некроманта просто была по душе парню. — На самом деле это очень странно… — Кун поставил на стол две чашки чая с таёжным ароматом. — То, что мы зарубили ночью какого-то злобного духа, то, что так быстро уходит еда, или в целом вся ситуация? Выражайся конкретнее, — съязвил некромант. — Я не об этом. Странно то, что мы всё ещё здесь: Баам должен был уже перепробовать всё, чтобы вернуть хотя бы меня! Не понимаю, как у него что-то может не получится… — Закрадывается Нам мысль о том, — Уайт тем временем добавлял в свой напиток уже третью ложку мёда. Кто бы мог подумать, что сладости так придутся ему по вкусу? — что для Незаконного ты являешься не более, чем тлетворной ответственностью, от которой он рад был избавиться. — Что? Уайт, я понимаю, что ты не в восторге от Баама, но нельзя отрицать, что он действительно заботится о своих друзьях! Он честный, бескорыстный, милый, нежный, доброжелательный, милосердный, альтруистичный, никогда не опуститься до воровст… Восторженные речи Агеро прервало содержимое его же кружки с чаем, флегматично вылитое Арье на голову парню. — Мы и не думали, что ты настолько слеп, отпрыск Семьи Кун. — Какого чёрта, Уайт?! — Агнис мысленно поблагодарил экзисов за то, что напиток к тому времени успел хоть немного, но остыть. — Мы — последнее существо, которое должно говорить это, но твоя зависимость от этого Незаконного — нездоровая, — некромант был пугающе серьёзен. — Кто бы говорил! Сам-то сколько всего сделал, чтобы только сожрать его душу! — Но Мы не растворялись в другом человеке полностью. Как ты не поймёшь, что чем дольше находишься рядом с ним, тем хуже, никчёмнее, ты себя ощущаешь? — Кун был готов поклясться на чём угодно, что смог различить в до того равнодушной белизне глаз Уайта что-то странно похожее на волнение. — Взгляни на себя! Сколько можно безрассудно бросаться на самоубийственные миссии ради человека, который даже не удосужился попытаться спасти тебя, когда ты был в этом твоём сне! Из-за таких заявлений Агеро пришёл в замешательство. В голову услужливо лезли воспоминания, подтверждающие мнение его оппонента в споре, однако парень заставил взять себя в руки и неуверенно, но очень эмоционально, парировал: — У него были причины! — В таком случае всегда можно сказать, что у каждого свои причины, — пожал плечами Арье. — Но если ты — не главная его причина в целом, то зачем тогда настолько надрываться? Ответом ему стал испепеляющий взгляд со стороны Агниса и его яростное восклицание: — И зачем ты всё это мне говоришь, а?! — Агеро, у каждого свои причины, — недолго думая, с усмешкой ответил Уайт.***
После выходки с чаем взаимоотношения Арье и Куна на удивление улучшились. Разумеется, Агеро не раз припоминал некроманту этот случай, но обыкновенно в шутку. Теплохладная гордыня Уайта слегка поуменьшилась, а угрозы поглотить душу Агниса проскальзывали в речи разве что после поручений сходить за новыми дровами в лес. Сам же Кун всё чаще стал ловить себя на мысли о том, что неплохо было бы как-то поддержать своего невольного сожителя — как тот ни хорохорился, всё же было заметно, насколько потеря возможности использовать свои силы ударила по Арье. Парень даже боялся представить, что могло бы случиться с Уайтом, если бы накопленные им души кто-то в действительности у него отнял… А ещё Агеро всё чаще замечал отсутствие привычной щемящей нежности при мысли о Бааме. Да, поначалу Агнис воспринял гневливую речь некроманта не более чем в качестве способа специально посеять разлад меж чувствами, однако уже поздно ночью, когда бессонница беспристрастно не давала парню уснуть, он начал видеть в доводах Уайта смысл. И правду — куда делась его хвалёная хитрость и сообразительность? С каких это пор главными его грёзами стали не успешно приведённые в исполнение планы, а Незаконный, невольно стонущий от удовольствия, когда Кун исполняет какую-нибудь его дикую прихоть? Кризис ориентации прошёл как-то мимо парня, а потому он никогда не стеснялся своей симпатии по отношению к Бааму. Только вот в какой момент эта его симпатия перешла в, как верно подметил Арье, нездоровую зависимость? В какой момент вполне очевидное «я хочу быть с ним рядом» превратилось в «главное — он, а на себя мне с высоты всех ста тридцати девяти этажей плевать»? Агнису стало не по себе, когда пришло осознание того, что ещё чуть-чуть, и его индивидуальность стёрлась бы к Захардовой матери. И это был первый раз, когда Агеро поблагодарил пространство за то, что он оказался в этой… Неяви. И за то, что его компаньоном оказался Уайт — впрочем, от этой мысли он шарахнулся, как от огня, и избегал потом глядеть на Арье ещё несколько последующих дней: примирение примирением, но дружба с маниакальным убийцей в его планы не входила.***
Как-то раз Кун нашёл в одном из коробов погреба замороженного до практически каменного состояния чира. Разумеется, он и раньше видел хранящуюся во льду рыбу, однако чтобы кто-то явно нарочно доводил её до такой степени твёрдости, Агеро видел в первый раз. А потому в избу он зашёл озадаченный и небрежно кинул чира прямо на деревянный стол. — И на кой нужно было так сильно замораживать рыбу, вот скажи мне… — Может, они пробовали вызвать у неё состояние анабиоза, прямо как у тебя? — усмехнулся Уайт, мимоходом плетущий что-то странное из шерстяных ниток, которые он получил, распустив парочку свитеров, которые явно были малы обоим парням. — Катись-ка в Ад с такими шутками! — вспылил Кун, перекрывая гневом улыбку, за которую он сразу же возненавидел бы себя. — Мы царствовали в парочке таких мест, так что отправимся туда с радостью. А вот насчёт этого ледяного недоразумения — Арье постучал кулаком по казавшемуся каменным боком чира, — у Нас есть одна идея… Некромант отложил своё рукоделие и вышел из дома дабы что-то взять. Спустя полминуты он вернулся, держа в руке топор, и безжалостно принялся молотить по рыбе его обухом. Агнис поначалу резко дёрнулся, словно бы в руке у Уайта лежал не деревянный челнок топора, а эфес меча, который в воображении Куна был почему-то направлен именно на него. Как бы лучше они не стали общаться, доверия друг к другу у них до сих пор было маловато. Но, стоило попробовать кусочек приятно холодного белого мяса, как ставшая хронической тревожность потихоньку начала отступать, уголки губ чуть приподнялись вверх. За окном светило яркое солнце, хрусталём мерцал снег. Ветра не было, и лес не казался боле таким жутким, каким был поначалу. Впрочем, всё казалось таким спокойным и умиротворённым недолго. — Не было беды… Кажется, объявился хозяин нашей юдоли, — подскочил с места Уайт, рукой указывая на вышедшего на опушку из чащи мужчину с длинной бородой и в шубе из волчьего меха.