...покамест побудем здесь

      – Ах, много горя натерпелась я от рода мужского. Они отняли мою жизнь – а вы хотите отнять увядающую красу! – навка театрально вздыхала, расчёсывая рыжеватые волосы своими заиндевелыми пальцами с обломанными ногтями; будучи насильно оживлённым духом, занимающим разлагающееся тело, она не могла похвастаться растущими локонами, а потому каждая их потеря была вечной. – Убирайтесь обратно в свой мёрзлый лес! Пока я вас не утопила.              Ни Кун, ни тем более Уайт сильного страха перед навкой не испытывали: чувство это было вымещено инстинктивным отвращением к покрытому сетью гнилостных вен телу. Очаровывающая ворожба утопленницы более не могла скрыть степень её разложения – должно быть, это озеро путники обходили стороной десятилетиями. Согласно легендам, найденным Агнисом в старых книгах, у навок не было кожи на спине, и через этот ужасающий свищ можно было разглядеть все внутренние органы девушек – и малолетних детей. Однако у встреченной навки следы дырчатых струпьев виднелись по всему телу – и отказ её отдавать прядь волос, служащих естественной завесой её уродства, был вполне ожидаем.              – Брось, м-мур, красна девица, разве ты не хочешь помочь этим доблестным богатырям? – махнул пушистым хвостом Баюн, запрыгнув на нос лодки. – Послушай же сказ о них, ибо подсобит он тебе принять верное решение! Мне рассказал его мой отец, а ему его отец, а тому отец отца моего отца. Ему же рассказал его отец, что приходился отцом отца, что был отцом моего отца…              Навка, до того лишь наблюдавшая с расстояния, ощетинилась – во рту мелькнул ряд жёлтых зубов. Оттолкнувшись от чего-то на дне, она рывком приблизилась к лодке, ударив раскрытой ладонью по борту подле Баюна.              – Молчи, Баюн, молчи! – видимо, о губительной магии слов этого кота были наслышаны не только обычные люди, населяющие Неявь. – Так уж и быть, я отдам вам прядь своих волос. Но только если… Расскажете, чего вы хотите больше всего! – навка замешкалась, подбирая оправдания своему решению, чтобы сохранить ведущую роль в разговоре: – Вдоволь я наслушалась историй сестричек, так хочется чего-то новенького…       – Признаться честно, единственное, чего я сейчас хочу – посетить хорошо натопленную баню, – Агнис не был уверен, что подобный ответ удовлетворит утопленницу, но ничего более стоящего в его голову не приходило.       – Справедливо! – хихикнула навка, руками забираясь на лодку, тем самым креня ту набок. – Ну а ты, красавчик?       Некромант на мгновение пересёкся взглядом с Куном.       – Вернуться туда, откуда Нас призвали, – без запинки отчеканил Уайт.       – Нескладно ты врёшь, – в воде позади утопленницы что-то возмущённо плеснуло. – Ах, не по душе мне это!       – Право слово, м-мур, право слово! Негоже так обращаться с девушкой, ох, негоже! – примирительно мурлыкнул Баюн, вставая на сторону навки. – Попроси прощение, сейчас же! Поцелуй её, м-мур, поцелуй! – кот знал, что навки, алчущие самых примитивных знаков любви и внимания, что не достались им в бытность человеком, не могли отказаться от подобных предложений. Если и существовали в мире те, кто мог противиться своей природе, то их количество было ничтожно мало.       В красноречивом взгляде Уайта, брошенном Баюну, трудно было разобрать хоть одно не бранное слово. Где это видано...?! И всё же вскоре он повиновался указанию кота – не раньше, чем получил кивок от едва заметно ухмыльнувшегося Куна, который явно что-то задумал. Как бы то ни было, за свою долгую жизнь некромант совершал и куда более омерзительные поступки. Тёплые живые губы встретились с льдисто-каменными. Всё естество навки – от невидимых под водой ног до макушки – принялось по-змеиному извиваться, своим поступательным ритмом вызывая ассоциации с пиком страсти; вода вокруг лодки начала бурлить, нарушая прежнюю неподвижность. Улучив момент, когда дух утопленницы ещё сильнее увлечётся Арье, Агнис выхватил из-за пояса походный кинжал и умелым взмахом отсёк ближайшую к нему прядь медных волос навки, тут же подхватывая трофей другой рукой.              Продолжавшие ещё несколько мгновений извиваться волосы вскоре безвольными нитями повисли в ладони юноши.       – Обманщики!!              Отпрянув, навка с размаху полоснула ногтями перед лицом Уайта, но тот был готов к нападению с её стороны, а потому успел уклониться. Озеро забурлило пуще прежнего, когда девушка отодвинулась от лодки, всё ещё сохраняя вертикальное положение – пошатываясь, она стояла во весь рост, демонстрируя всему белому свету своё обрюзгшее тело. И тогда из-под покрова воды показалось то, во что накрепко вросли ноги утопленницы. Жидкие, как кисель, тела других навок вперемешку с их жертвами слились в одну размягчённую массу, занимающую собой котлован лесного озера. Секунда – и вся эта масса во главе с рыжеволосой навкой ринулась на лодку. Вылупленные глаза на расплывшихся лицах ошалело смотрели на обращённых в бегство пассажиров лодки. Даже стонать от боли ртам не позволяли разбухшие языки. Гнилостная венозная сетка объединяла десятки тел в единый организм, такой мёртвый и отвратительно живой одновременно – как и всё в этом странном мире.       Руки человеческой части навки вытянулись вперёд и уже готовы были схватить лодку, чтобы утопить, сожрать, оставить рядом навсегда, как вдруг девушка замерла. Взгляд её посиневших глаз на миг уловил собственное отражение в лезвии кинжала, только что обрубившем ей прядь волос. Навка издала нечеловеческий вопль и содрогнулась в порыве безудержного плача. Утопленница закрыла лицо руками, остатками ногтей сдирая с него кожу. До человеческих ушей донеслись обрывки её истерического бормотания: «Нет, нет, нет, я же была не такой, я была не такой, не такой, не такой, не такой, не такой! Я была красивой! Он любил меня, любил красивой, красивой, красивой! Любил! Точно любил?..»              Воспользовавшись временным прекращением погони, Кун и Уайт, прихвативший на шкирку Баюна, достигли берега и несколькими быстрыми шагами отошли на безопасное расстояние от взбаламученного озера.       – Зачем ты соврал ей, Уайт?! – Агниса явно не так сильно волновала чудовищная перемена, произошедшая с утопленницей, как то, что ему пришлось на ходу придумывать хоть какой-то мало-мальски рабочий план. Да ещё и пытаться незаметными жестами объяснить его коту!              – Мы и не намеревались лгать, – флегматично пожал плечами Уайт. – Видимо, из-за поглощённых Нами душ желание не было истолковано правильно.              Кун с недоверием покосился на некроманта, однако придираться к нему не стал – то было не лучшее место и время для препирательств. Они спешно удалились от озера. Солнце уже клонилось к закату – хотя, казалось, на воде они провели не больше получаса.

***

      На Неявь опустилась ночь.              Стоило прочим путешественникам погрузиться в сон, как Уайт выбрался из импровизированного шалаша, на скорую руку сложенного из еловых лап. Сильное даже для этого мира тело, выторгованное за бесценок у прислужницы местной богини, не раз выручало Арье в бытовых ситуациях, но во время похода пригождалось всё больше и больше. Стараясь не наступать на разбросанные вокруг предусмотрительно затушенного костра шишки и мелкие ветки, некромант направился в сторону озера, на котором обитали навки и территорию которого им пришлось покинуть, мягко говоря, в спешке. Нет, Уайт вовсе не оставил что-то на его берегу – ни вещь, ни душу; нет, он не поддался чарам милейших утопленниц... Впрочем, в какой-то степени всё же поддался.       Без труда пробравшись сквозь перелесок, окружающих ивовую рощу, Уайт остановился у крутого берега. На спуске, в паре пядей от кромки воды, одиноко дрейфовала брошенная лодка. В воздухе, как и прежде, не мелькали звуки, даже лёгкий ветерок, встретивший путников в первый раз, тоже притих. Балансируя при помощи одной руки, Уайт соскользнул к лодке. Он распахнул ещё не успевшую просохнуть от водяного пара дублёнку и достал из внутреннего кармана умело сплетённый амулет для приманивания добрых сновидений – тот самый, что в ещё одном экземпляре был изготовлен и для Куна. Уайт что-то прошептал оранжевым нитям и положил оберег на дно лодки. В ночи озёрная гладь ещё больше напоминало твёрдую поверхность зеркала, слабо отражающую тусклый изгиб убывающего месяца. Некромант легко толкнул лодку ногой в сторону от берега.              Не пройдя и половину пути, что преодолел Уайтом с Куном днём, та резко затонула. Провалилась под воду, словно под ней разверзлась голодная пасть. Где-то в мутной глубине растерявшая надежду вернуть человеческий облик девушка прижала к остановившемуся сердцу подарок – первый и, как думалось ей, последний за эту стылую вечность.

***

      Агнис проснулся чуть позже ухода Арье. Юноша с беззвучным ворчанием отодвигал попадавшие аккурат на его спальное место колючие ветви, когда заметил отсутствие своего невольного сожителя. Закономерная тревога задержалась в разуме Куна ненадолго: Баюн с волколаком спокойно спали, следов борьбы нигде не было видно, а, значит, Уайт покинул лагерь по своей воле – об этом свидетельствовала и всего одна цепочка следов на снегу. Не тратя времени на раздумья, Агеро направился за некромантом. Тишина леса непривычно давила на слух, вызывая неприятный писк в ушах. Единственной благостью, которую отсутствие всяческих животных давало, была возможность не тратить время на устраивание подвесного места для сна – самого надежного защитного сооружения от хищников, доступных путешественникам (впрочем, наличие волколака и Баюна под боком также предоставляло некоторые преимущества).       Нагнал Уайта Агеро только у озера: тот только закончил свой странный ритуал, невольным свидетелем которого стал Кун. Ему подумалось, что он, к сожалению или к счастью, никогда не сможет в полной мере понять, каким конкретно «кодексом чести» руководствовался Арье всю свою жизнь. Кун мог лишь утверждать, что он, этот внутренний кодекс, у некроманта был. Крайне своеобразный, но всё-таки был.       Агнис вышел из-под покрова деревьев навстречу Уайту, не скрываясь. Тот, казалось, заслышал шаги юноши ещё издалека (что было не так сложно в условии отсутствия иных шумов) – а потому лишь в приветственном жесте приподнял ладонь. Им обоим мучительно хотелось нарушить тишину, а потому разговор как-то сразу начался сам собой.       – И какого это – целоваться с утопленницей? – задал наконец проглоченный ранее пикантный вопрос Кун.       – От неё жутко пахло тиной! – шутливо сморщил нос Уайт.       – И что, – с сарказмом продолжил Агнис, – бедная девушка тебе совершенно не понравилась?       – Ну, она была довольно миловидная. Когда-то, – некромант чуть усмехнулся.       – Надо же... – неожиданно зло бросил Кун. Он и сам не знал, на что так вдруг взъелся. Должно быть, это просто сказывался недосып.       Агнис скосил взгляд на Арье, бессознательно поигрывающего выбившейся из-под шапки пряди волос. Даже в этой нелепой зимней одежде Уайт не переставал быть всё таким же преступно красивым – Кун мотнул головой, отгоняя неподходящие мысли. Меж тем некромант приблизился к нему и, как бы невзначай задев юношу плечом, в полголоса произнёс:       – Но тебя Мы считаем куда более миловидным.       Агеро не нашёл, что ответить.              Какое-то время они шли, погрузившись каждый в свои мысли. Установившееся молчание, в отличие от неестественного отсутствия животных звуков, не напрягало молодых людей. Оба с удивлением для себя отметили, что это молчание казалось им не менее комфортным, чем легкомысленный обмен шутками. Дыхание становилось глубоким, а голова уже не кружилась от свежего воздуха – сколько они уже были здесь? Несколько месяцев? Полгода? Год? Дни сплетались вместе, как нити на дивном плетении гобелена, что вышивала своими цепкими руками Судьба. Только когда под ногами вновь захрустел снег, а щёки обдало морозным дыханием леса, Кун нарушил тишину.              – Я перестал чувствовать, что от меня хоть что-то зависит, – внезапно для самого себя произнёс Агеро.              – Стало легче?              – Стало тяжелее.       Внезапно Уайт остановился, как вкопанный. Кун последовал его примеру и вопросительно наклонил голову набок, без слов пытаясь выяснить причину поведения некроманта.       – Кун, засекай пять минут на часах.       – Что? – ещё больше оторопел Агеро. – Зачем?       – Засекай, – почти что ласково приказал Уайт, тут же по привычке горделиво добавляя: – Пока Мы не передумали.       Агнис сделал чудесным образом оставшиеся при нём часы видимыми и установил на них таймер на пять минут, всё ещё совершенно не понимая причину надобности этих действий.       – Молодец, – с нечитаемой интонацией кивнул Уайт. – Эти пять минут ты можешь контролировать Нас, как тебе угодно.       – Ничего лучше не придумал? – фыркнул Агнис, всем своим видом показывая, что терпеть подобного издевательства (если это вообще было оно) он не намерен.       Ответом ему послужило молчание и внимательный взгляд белых глаз. В горле пересохло и Агеро сглотнул.       – А если я наделаю глупостей? – уже осторожнее поинтересовался Кун.       – Делай.              Первой мыслью было впиться губами в эту самодовольную ухмылку. Второй – отвесить самому себе пощёчину. Третья мысль– врезать со всей дури уже Уайту. Четвёртая – вытворить любую забавную ересь. Пятая, шестая, седьмая мысли пронеслись перед глазами так быстро, что даже не успели обрести форму хоть каких-нибудь малость вразумительных слов. Впрочем, восьмой было повалить некроманта на снег и… Агнис резко развернулся на пятках и направился в противоположную сторону от Уайта. Юноша, имея полную свободу действий, так ничего и не сделал – будто его и так устраивало всё, что он имел сейчас.              – Пойдём спать, Уайт. Завтра мы едем домой.