POV Харука
— В каких вы были отношениях с Синахарой? — назидательный тон Тэдэо со столь легкомысленным подтекстом меня на время оглушает. Сделай я несчастный глоток, поперхнулась бы хлеще Чифую. — Что? О чем вы? — я возражаю против любых его намеков, в голове не укладывая, как что-то подобное могло прийти этому, казалось бы, здравомыслящему мужчине на ум. От самой мысли, самого подозрения на какие-либо отношения с Кэтсу меня воротит, но Тэдэо не прекращает смело разбрасываться суждениями: — Сама посуди. Хотел бы он мести — поднял бы на уши всех, кто малую малость ему верен. Даже если все и забыли о Харуке Игараси, даже если за спиной крутят у виска, называя старика ополоумевшим, его подонки выполняют любой приказ. И слова не скажут — за неповиновением идет скорая казнь. — Имеете в виду... — его объяснение все еще кажется мне невнятным, но горсть сомнения Тэдэо все-таки удается во мне посеять. — Он занимается твоими поискам, вероятно, сам. Кэтсу никогда не опускался до такой херни. Кукольник никогда не становился марионеткой. Сколько раз он лично участвовал в заданиях? — Я не... Вспоминай, Харука. Тебе же так нравится счет, вот и подсчитай, сложи эти простейшие один плюс один. — Я не помню, — сумма не вычисляется, но едкое непривычное чувство морозом отпечатывается во внутренних органах. — Я не знаю. — У него всегда были ресурсы, — Юи пальцем водит по столешнице, рисуя незримые запутанные схемы. Будто расписывает шахматную тактику, попутно объясняя, какая фигура какую роль играет. — Информаторы, головорезы, лучшие солдаты дальнего и ближнего боя, закладчики, инспекторы — все под боком, все куплены и дрожат перед ним от страха. Он легко расправлялся со своими. Но когда Кэтсу, — сам, сука, Кэтсу —вставлял дуло пистолета в глотку какой-то сошки или хотя бы искал координаты своими собственными замаранными в гнили ручками? Мне не хватает духу уточнить, к чему все-таки ведет Тэдэо. Не хочется выставить себя дурой. Не хочется признаться в очевидном. — У него всегда было много работы, — мямлю почти оправдательно. — Он строил масштабируемый криминальный бизнес, проводил переговоры, подписывал контракты, неудивительно, что... Тэдэо захлопывает крышку ноутбука, чуть ли не прищемив мне пальцы. Ярость в моей крови закипает с новой интенсивностью, но замахнувшись в его сторону кулаком, я ловлю совершенно невозмутимый взгляд. Под сопутствующий ему непреклонный вопрос мне приходится застыть: — Когда он пропадал и вел личные поиски, Харука? Не было такого никогда. Сегодня я узнала об этом его увлечении впервые и, поверьте уж, не могу с ним смириться. Вместо ответа я качаю головой — мне нужно, чтобы кто-то сам, своими губами извлек истину, спрятанную за десятком замурованных моим подсознанием стен. — А я тебе скажу, — цистерну нравоучения в выражениях мужику не занимать. — В год, когда Араи его предал и отправил тебя в приют. Многие уже тогда заметили изменения в Синахаре. Он сам искал информацию. Сам проверял свидетелей. Сам создал отряд для спецоперации Ямады и не прогадал. Лучшие псы шли по твоему следу, а вожаком был Кэтсу Синахара. Поэтому я спрашиваю — почему именно к тебе он дышит настолько неровно? Потому что он мнил меня похожей на себя, сука. — Мы не трахались, если вы об... — я хватаюсь за нож. Лишь бы что-то сжать. Потому что он доказывал каждым своим поступком, насколько мы можем быть одинаковыми. — Боже упаси от таких подробностей. Не сексуальная связь. Что-то тверже. Что-то более глубокое. Потому что я никогда не хотела стать такой, как он, и игнорировала все эти потаенные смыслы ровно до этой секунды, не преувеличивая их реального значения. — Методы не важны. Главное — результат, Харука. Когда-нибудь ты это поймешь. Цены тебе тогда не будет. А по итогу каждый мой план за последние полгода оказался служением его чертовому девизу о незначимости методов. Просто из всей его псарни я оказалась самым сообразительным щенком, на которого можно делать ставки. Которого можно воспитать по образу и подобию вожака. Рукоять ножа выпадает из моей разжавшейся мокрой ладони. Вдруг я чувствую себя совершенно недалекой умалишенной, потому что, прокручивая в голове все возможные диалоги с Синахарой, вспоминаю один из самых «незначительных». Сейчас он приобретает совершенно новое звучание. Сейчас он становится предвестником бедствия. Сейчас и больше никогда я могу использовать его себе на руку. Единственный шанс из тысячи возможных. — Он устроил мне «вечеринку» на шестнадцатилетие. Для нас двоих. Я замолкаю и жадно глотаю уже остывший черный кофе, с гулким звоном возвращая кружку на блюдце. Красный неоновый светильник над нами кровоточит в моих глазах, превращаясь в еще не тронутое ранами лицо Кэтсу шестилетней давности.флэшбэк 6 лет назад, 2009 год
— Ты сказал, мы едем на вылазку, правда? Введешь в курс дела? Три часа гонки по полупустой трассе в одной машине с Кэтсу — начало плохой истории с еще более ужасающим окончанием. В прошлые миссии все было иначе: за нами всегда «патрулировали» другие участники, а я в большинстве случаев добиралась с Араи. От того, как подозрительно складываются события этой ночи в один жуткий неясный сценарий, меня коробит. Не подавай вида. Держись особняком. Отвечай уверенно. Опомнись, Хару. — Я знал, что ты не купишься на легкомысленное «хочу отпраздновать твой день рождения», — просто отмечает он и вдавливает педаль газа сильнее. — Поэтому обманом вывез меня, чтобы... Чтобы что? «Отпраздновать мой день рождения?» Араи всегда называл меня любимицей Синахары несмотря на то, что тот давал не так много поводов, как мне кажется. Чтобы получить похвалу за хорошую работу едой и одеждой — нужно всего лишь хорошо выполнять свою работу. И доставалось мне часто от его же руки несладко, так зачем придавать особый смысл моей справедливой оценке за старания? «Отпраздновать. Мой. День. Рождения». Кэтсу хотя бы свой день рождения празднует? — Вечер отдыха тебе не повредит. Прошлое задание вместе с Араи вы выполнили с блеском, солдат Игараси, — я жмусь к сиденью ближе, услышав его излюбленное обращение, за которым обычно следовало распоряжение или кнут. Но Синахара только беззлобно скалится и, подметив во мне нечто похожее на недоверие, заключает: — Неужели я не могу отблагодарить свою подчиненную в столь светлый праздник? Сейчас Араи бы громко рассмеялся, укоризненно посматривая на меня в зеркало заднего вида, но, вот незадача, — он распивает содовую дома и вряд ли подозревает, куда меня мчат четыреста лошадиных сил. Вместо него хохотом разрываюсь я. Почти до слез. Натурально до такой степени, что хоть Оскар бери за игру. — Ты ржешь надо мной? — С чего бы? — показная серьезность Синахары вновь прерывается странным подобием усмешки. В Бонтене есть поговорка: «Видишь улыбку КэСина — пора просыпаться». За две минуты он улыбнулся дважды — значит ли это, что мой сон настолько глубок? На всякий случай я щипаю запястье, но ничего так и не меняется. Оставшиеся пару километров я неловко помалкиваю, не зная, как к нему подступиться. Кэтсу тоже не горит желанием разглагольствовать и вскоре вообще останавливается, выключая зажигание почти на ходу. Я не жду приглашения, чтобы выйти, нервно осматриваясь по сторонам. Мы прибыль в чертову пустошь — ничем не непримечательный участок с тусклым освещением пары фонарей и лесополосой метрах в ста впереди от нас, — и что все это может значить? — Заходи внутрь. О да, и по классике самых уродских ужасов, старое амбарное здание непонятного то ли кирпичного, то ли коричневого оттенка — в ночи не разобрать особо, — куда Синахара так настойчиво зазывает меня последовать за ним, как только захлопывает багажник. — Ты серьезно взял с собой... Раскладной столик? Кэтсу не обращает на меня внимание. Уверенно подвигает дверь для нас обоих, в потемках находит рубильник для активации единственной рабочей лампы, подвешенной по самому центру, и прошагивает прямо под нее, осторожно ставя на землю внушительного размера пакет. В считаные минуты он собирает стол, выставляя с добросовестной галантностью стандартный набор для ужина на двоих, включая пару заказанных навынос блюд, две бутылки и... — Праздничный торт, — я осекаюсь, не находя слов больше, и выкидываю факты, которые просто вижу перед собой. Чудо воочию, гребаный стыд. — Сервированный стол. Пицца. Салаты. Алкашка. А свечки будут? Три улыбки из нуля от Кэтсу — мое новое комбо. Нужно обязательно рассказать Араи, пусть отправит меня на лечение в психушку. Поведение мужчины сейчас не столько пугает, сколько настораживает, но я приучена горьким опытом держать оборону в любой ситуации, где он маячит поблизости. — Вино или виски? — Синахара откупоривает сразу две бутылки, сукин сын, совершенно уверенный, что я выберу вино, а он будет глушить градусы выше. И плевать, что нам ехать на тачке обратно. Он и не такое устраивал. — Мне сегодня шестнадцать, помнишь? — А то ж я не в курсе, как ты проводишь вечера после тренировок с парнями, — Синахара цокает, наполняя мой бокал красным. — Ну конечно же, ты все знаешь. Араи с первого года в Бонтене приучил меня прогуливаться по злачным уголкам группировки вместе с ним. Наблюдать за поведением членов, их боевками, подслушивать пьяные разговорчики, строить причинно-следственные связи, кто какое место занимает в банде и как с ними нужно общаться. До четырнадцати он меня сопровождал, но в пятнадцать дал ясно понять — мне важно научиться выживать в этих компаниях самостоятельно. Тогда по его наказу я начала вычислять самое слабое звено тусовки — намеренно нарывалась на скандал с теми, чьи слабости успевала раскусить, и, пользуясь этим, якобы опрометчиво вызывала наглого оппонента на дуэль. Чтобы победить. Прилюдно унизить и отвадить играть со мной в игры. Когда на меня наступала группа, я спасалась бегством за счет ловкости, миниатюрности и скорости, обязательно оставив после себя перцовый пакет, что подрывался спустя полминуты и заставлял всех в радиусе пяти метров выхаркивать легкие. Когда меня зажимали в углах, я подставляла к глоткам нож или кастетом ломала носы. И так по бесконечному кругу — облеванная, оплеванная и нередко побитая возвращалась домой, ставя крестик в календаре. Еще один день, когда меня не убили. Еще один день, когда меня не трахнули. Еще один день, когда я по крупицам завоевывала малость уважения. Последние месяцы я тренировалась усиленнее обычного и после особо успешных вылазок оставалась с самыми адекватными членами группировки за одним столом, получая кивки одобрения, жирный гриль и бутылку вина, к которой притрагивалась только за порогом. Так и повелось. Но, смакуя полусладкое глоток за глотком — для храбрости, — я так и не могу раскусить хитрый замысел Синахары, поэтому начинаю с тузов: — Что ты еще хочешь, Кэтсу? Я и так взяла на себя платформу и еле-еле успеваю собирать нужные тебе данные. Это почти невозможно, учитывая полное обеспечение технической безопаснос- Он отмахивается, опустошая салатницу: — Харука, ты много разговариваешь о работе, когда находишься не на задании. — Араи знает, что ты беззаботно выкрал меня из-под его носа? Синахара медленно прожевывает кусок мяса, который мне бы встал поперек горла. Сурово зыркнув на меня своими маленькими глазками, он отвечает в привычной ему манере — твердо и жестко: — Я не обязан держать подчиненных в курсе всех своих дел. Проглатывая оставшиеся вопросы и высказывания, я вновь принимаюсь за еду, решив не злить Дьявола. Старый добрый Кэтсу проснулся. Моя вина. Моя оплошность. Последствия. В самом разгаре молчаливого ужина он, будто для настроения, вместо опустевшей коробки с пиццей выставляет торт. Синахара и правда достает единственную свечку из кармана, пытаясь поджечь фитилек от зажигалки, но тот почему-то ему не поддается. Хоть что-то ему не поддается. — Счастливо мне дня рождения. Я правда стараюсь держать ровный тон, отвешивать шуточки и не нарываться. — Если тебе не нравится, придется смириться, — от него прямо-таки сквозит раздражением. Он все борется с зажигалкой и не может получить от нее ни искры. — Не все в этой жизни соответствует нашим желаниям и планам. Ты прав, Кэтсу. Жизнь в банде совсем не соответствует моим желаниям. И пока меня выворачивает наизнанку от каждой минуты, проведенной рядом с тобой, в штабе и на поле, я буду терпеть. Кому как не мне знать, что происходит с неугодными тебе, чертов ты старикашка. Я буду угодной, пока ты хочешь видеть именно эту мою сторону. — Мне все нравится, — спешу его заверить и немного сгладить углы. Вместо долгожданного торта перебиваюсь куском пиццы, отвлекая его от собственной неудачи. — Просто очень непривычно. Хару, дурная ты голова, не забудь поблагодарить Санта-Клауса, чтобы в следующий раз он не испек тебя в камине вместо вручения заветно подарка — пожить еще денечек. — Спасибо, Кэтсу. Несколько мгновений он всматривается в мое почти благоговейное лицо и сдержанно кивает, расслабляясь. Он правда видит то, что хочет. — Повысить тебя до прямого помощника Араи по технической части было моим подарком сегодня. Но постоянные нападки на систему вынудили дать тебе эти обязанности на прошлой неделе. Ты справляешься? — Более чем. Вы с Араи многому меня обучили, поэтому проблем нет. — Ты помнишь, как перенаправлять адресацию в случае серьезной атаки? — Да. Утром как раз пригодилось. Он удостаивает меня еще одним кивком. — Молодец. Ты наедаешься? В следующем месяце будет еще один выезд на полигон для новичков. Зная тебя, на еду смотреть будет тошно. Мне и сейчас тошно, знал бы ты, насколько. Вот только для выживания среди гиен нужны силы, а черпать я их могу только из еды и какого-никакого сна. Все остальное высасывает из меня возможный максимум. — Тебе шестнадцать, Харука. А ты справляешь лучше, чем многие наши старперы. — На то они и старперы, разве нет? Я более обучаемая, чем твои тридцатилетние головорезы. Их не тошнит от вида трупов, как меня, потому что, смею предположить, у них нет мозгов. Как и чувств. Как и доли человечности, которую я теряю по крупицам, просто просиживая этот вечер напротив тебя. Синахара посмеивается в кулак, не успевая поднести вилку ко рту. Он тоже бросил затею с тортом, и это я ему еще не сообщила, что у меня есть своя жига. А пока я веду счет: четыре улыбки из нуля возможных — победа или отсрочка? — Мне всегда нравилась твоя спесь. В кого ни тки в Бонтене, каждый замолвит слово о своей гордости, но они теряют ее одномоментно, стоит снять предохранитель пушки за их затылком. Помнишь ту сцену, которую ты устроила после проваленной операции? Меня в раз передергивает. Пальцы напряженно сжимают бокал с красным, но я старательно закатываю глаза, будто от скуки, лишь бы зверь напротив не почуял страх. Когда Синахара приставлял дуло пистолета к моему виску после поражения отряда на задании, только колющий ужас я и могла испытывать, но храбрилась. Возможно, однажды мне суждено погибнуть от его руки, но ни грамма страха Кэтсу от меня не получит. Никогда. Страх его пища, так пусть ублюдок останется голодным. — Забудешь такое. — Моя смелая Хару-Хару. За эти несколько лет ты сильно изменилась. Немного подумав, он подливает себе виски и залпом осушает граненый стакан. — Как сейчас помню твое первое появление в моем кабинете. Маленькая, безвольная девочка. Плачет и брыкается, а при этом умудряется заплевать и облевать мне весь ковер. Любая моя реакция будет мимо, правда? Я продолжаю жевать салатные листья, вдавливая ступни в землю от напряжения. — Я думал, от тебя не будет толку. Отдал Араи, чтобы самому не марать руки. Кто бы знал, какой ты станешь. Чему ты научишься в банде. Как завоюешь себе уважение. Я тобой горжусь. Вилка почти выпадает из моих рук. Оторвав взгляд от тарелки, к нему, я вижу: все, что Кэтсу вешает мне на уши — его личная правда без доли иронии. Гордишься? Не смею возражать. Видимо, в моей ДНК уже была прописана способность к выживанию, но развил ее совсем не ты, а Араи. Надеюсь, он не переживает о моем местоположении — маячок в рабочем телефоне я все-таки настроила на лад. Не хватало, чтобы дядя сделал какую-нибудь глупость. Прошлой, с моим годовалым побегом, хватило. Подставить его еще раз я себе не позволю. — Рада слышать. — Какие твои планы на будущее? Хочешь сместить Араи? Или, может, меня? Я в момент кожей ощущаю накаленный до предела воздух вокруг нас. Лицо Синахары ожесточается, и вид напряженной челюсти на фоне его абсолютно будничного тона вводит меня в оцепенение. Очевидно же: одно неверное слово — подарком на шестнадцатилетие станет пуля в сердце. Я осторожно собираю предложение, наблюдая за каждой морщинкой на загорелом лице Кэтсу. — Полагаю, рано или поздно мне придется взять под свою опеку весь отряд, пока они не расклеились, — проговариваю как можно медленнее, уверенно накидывая в тарелку еще один кусочек гриля. Разрезая мясо ножом, я пытаюсь скрыть покалывание в пальцах и в целом занять руки хоть чем-то, чтобы не начать цепляться за край стола на нервах. — Думаешь, в тебе хватит характера? — и без того властный голос дополняют нотки вызова. — Не было бы во мне характера, сидела бы я сейчас с тобой в этом сраном амбаре, попивая винище? — произношу расслабленно и для полноты картины отпиваю еще два глотка из бокала. Синахара промакивает тонкие губы белоснежной салфеткой, но даже она блекнет на фоне его безупречно выглаженной рубашки. — Ты в курсе, что я делаю с теми, кто пытается дерзить? Напор мужчины выбивает почву из-под моих ног. Мне бесконечно везет сидеть, крепко стиснув бедра, чтобы не потерять ориентацию в пространстве. В его сконцентрированном на мне грозном взгляде веселятся бесы. Он явно ждет ответного нападения, проверяя меня на стойкость. Неизменный в привычках зверь, так любящий поиграть с жертвой. Медленный вдох. Добрая улыбка, посланная от меня Кэтсу почти без запоздания. И на выдохе: — Ты расправляешься с ними не из-за дерзости. Она лишь дополнение к их неуважению и глупости. — В том, что ты умна, я не сомневаюсь. А что насчет уважения? Ты меня уважаешь? Кэтсу, наконец, отмирает и берет в руки широкий кухонный нож, медленно разрезая поздравительный торт на равные кусочки. Свечка на нем все так же не горит. Если я обману его кратким согласием, лезвие со скоростью звука рассечет мне гортань. Не буду осторожной — не выбраться мне сегодня живой. С днем рождения, Харука. Вижу, ты прекрасно проводишь время. Мужчина терпеливо ждет ответа, а мне даже сглотнуть невыносимо сложно. Поэтому я выбираю правду — и подаю ее без соуса лизоблюдства. — Я знаю твои способности и вижу потенциал. Кроме того, мне очевидны последствия каждого своего поступка. Быть заложницей Бонтена — не та перспектива, к которой я стремлюсь, поэтому, несмотря на свой возраст, я стараюсь быть на равных с остальными. Ты меня этому обучил. Я это благосклонно приняла. Люди играют по правилам, когда знают их и уважают свое место в этой системе. Я уважаю свое право быть сильнее, чем вчера, и рано или поздно переиграть каждую твою победу. Рано или поздно у меня получится. Рано или поздно я вырвусь, хотя раздача карт в этом блядском покере на жизни не обещает быть гладкой, как и честной. — Тем не менее, твоего уважения лично я не достиг, — он откладывает кусочек на новую тарелку, но не спешит подвигать ее ко мне, дожидаясь нового ответа. Занавес, Игараси. Араи получит твой труп в ночи едва теплым, так что смирись и жри свой кремовый торт с особым наслаждением, если сможешь получить его как предсмертное последнее желание. Я только пожимаю плечами, рассматривая амбар изнутри, словно между делом: — Тебе этого и не нужно. Я уважаю твое место в Бонтене и способы управления бандой. Это настоящее мастерство. Тем не менее, одно дело — знать лидера Синахару. Другое — понимать, кто такой сам Кэтсу как личность. Деревянные балки под потолком находят друг на друга крест-накрест. Их суммарно восемь, по две вдоль каждой стены. Широкие доски уложены на стенах изнутри несимметрично, словно переднюю его часть перестраивали гораздо позже остальных. Спереди — семь, одиннадцать, семнадцать... Девятнадцать досок за спиной Кэтсу. Справа — пять, восе- — Меня устраивает твой ответ. С незаметным выдохом я получаю тарелку со сладостью из его рук. Кэтсу улыбается — сука, снова, — и закармливает меня. Я обещаю дать себе вечность, чтобы отдышаться после этого разговора, но лишь оставшись в собственной комнате наедине с четырьмя стенами. Ты ничего не увидишь, тварь. У меня ушли годы на самообман, и провести тебя в нашей словесной дуэли прямо сейчас — дополнительный бонус. — Я не случайно выбрал это место сегодня, — он возобновляет разговор спустя пару минут почти парализующей тишины. — С этого сраного амбара, как ты выразилась, началась жизнь лидера Синахары. Хочешь услышать мою историю? — Сочту за честь, шеф. Кэтсу хмыкает, оскалившись, но отчего-то беззлобно добавляет: — Не язви. — Такой праздник лишь раз в году. И я хожу по острию, словно выдуманная открытка с пожеланиями всего наилучшего на день рождения, мой верный билет в рай. Господь милостивый, вино явно дало мне в голову. Но Кэтсу оставляет мою пародию на шутку без ответа. — Когда я был примерно в твоем возрасте, я часто здесь скитался. Отчим не шибко жаловал меня в своем доме после смерти матери, и все, что мне оставалось — шататься после школы по окрестностям. Я никогда не был особо примерным мальчиком и часто вызывал на себя неприятности. Одному мне хватало сил отстаивать свои права на территорию у других школьников или уже студентов, если их было не больше двух-трех. Слушаю его, застывши в одной позе, впитывая каждое слово под кожу, сохраняя, как стенограф. По историям Араи, он знаком с Синахарой большую часть своей жизни, но таких подробностей я не слышала никогда, как, уверена, и никто в банде. — Пока однажды меня не загнала в угол местная группировка. Это были младшие братья из якудз, до зубов начиненные ножами. Им хотелось просто повеселиться с таким оборванцем, как я. Все понимали, отпор я не смогу дать. Да и сам уже не надеялся. Признаюсь, я испытывал невероятный ужас в ожидании своего скорого конца, но адреналиновый шок позволил мне какое-то время бегать от них по всей территории и отбиваться. Когда я залез на второй этаж по той деревянной стремянке... — кивком он указывает в сторону и, обернувшись, я узнаю в изломанной лесенке без средних перекладин то, о чем он говорит. — Я выхватил у преследовавшего меня пацана нож и столкнул его головой вниз. Он сломал шею. Мое первое убийство, пусть и непреднамеренное. Но после началась настоящая охота. Не сумев сдержаться, я вздрагиваю и вдыхаю носом как можно глубже. Осознание того, что мы сидим прямо на месте преступления — меня шокирует. Желудок делает кульбит. Но еще больше ошарашивает то, с какой прозаической обыденность Кэтсу рисует свое кровавое прошлое. Точно. Я вспоминаю, с кем имею дело. Чем бы он тогда ни занимался, это ни разу не сравнится с масштабами его настоящего. Хватит на сегодня еды. — Они полезли наверх с разных концов, зная, что, отбиваясь, я смогу поразить лишь одного, пока подставляю спину остальным. Оставшиеся парни ждали снизу по периметру. Сколько их там было, семь или восемь, не помню. Но надежду выбраться я потерял. Лучше бы ты остался там и издох, честно слово. — Пока в амбар не ворвался Араи со своими парнями. Как оказалось, у него уже водились прихвостни, жаждущие помахать кулаками, но и они не были достаточно опытны. Не как ты в своем возрасте, Хару. Он спас мне жизнь, прибежав на шум из заброшенного здания, а я спас его, когда мы стояли спиной к спине против оставшихся противников совсем одни. В результате поножовщины погибли все, кроме меня и твоего глубоко почитаемого дядюшки. «Глубоко почитаемого дядюшки» — он почти выплевывает. Что это? Ревность? Собственничество. Мое тело каждой своей клеткой сжимается в комок отвращения. Я провожу свои шестнадцать не просто на месте преступления, а в самом эпицентре массового убийства. Приходится держать голову прямо, вытянувшись на стуле по струнке, — чтобы не дать взгляду упасть на пыльную землю и вдруг случайно не рассмотреть пятна крови под собой. Алые ее реки, учитывая количество погибших. — У нас было мало времени. Стоило быстро линять, но именно в этом амбаре мы обменялись рукопожатиями и поклялись идти дальше рука об руку. Ничего не смыслящие об этом мире, но уверенные в том, что сила и власть дадут нам все, чего мы только пожелаем. Синахара горделиво откидывается на спинку стула, наблюдая за сменой моего настроения. Я выжимаю из себя убедительные кивки похвальбы, мол, восторгаясь Кэтсу и его божественной сутью в столь юном возрасте. Не сегодня так завтра я расспрошу Араи обо всем мне поведанном куда подробнее. — Немного позднее мы сколотили свою шайку. Начали отбивать деньги. Тренировались до крови из ушей. Отбирали земли и влияние. Мы начали строить криминальную империю. А девять лет назад захватили самую нашумевшую в Японии банду Бонтен, став у ее начала. Татуировка между ребер жжется. Измученная рассказом Кэтсу, я слегка горблюсь, лишь бы не потрогать ее. Лишь бы не содрать уродливый символ вместе с эпидермисом и самой дермой. — Никто не знает об этом месте, кроме Араи, — вкрадчиво, как малолетнему ребенку, объясняет он, чуть придвинувшись. — Оно сакрально. Не думаю, что он когда-либо сюда возвращался, но я бываю здесь... Изредка. Это было место нашей... слабости, — голос Синахары скатывается на хрип. Само слово «слабость», кажется, дается ему особенно сложно. — И нашей возродившейся силы. Ощутив его мертвецки холодную ладонь на своей, я натужно сглатываю, надеясь, что Кэтсу отвлекся на воспоминания достаточно, чтобы не заметить моей неприязни. — Понимаешь, Хару? — наклоняется сильнее, почти через весь стол, в самое сердце вгрызаясь зоркими глазенками с непонятными мне эмоциями в глубине. Синахара ищет... единодушия? — Мне было шестнадцать, когда я начал учиться и проникаться мыслью о свободе и величии. У меня не было ничего. Не было наставника. Не было сильной воли. Не было достойной выдержки. Хитрости. Жажды. Эту жажду, с которой я строил свое государство, я разглядел в тебе еще в прошлом году. Нынешняя ты смогла бы одолеть меня прошлого в равном поединке. Тонкие пальцы мужчины едва сжимают мое запястье, оставляя на месте своих касаний подкожные язвы. Я прокашливаюсь и сиплю: — Захватывающая... история. Спасибо за комплимент. Но Синахара настаивает: — Ты алмаз, Хару-Хару. При нужном воспитании, дисциплине и развитии твоих особенностей и способностей тебя ждет великолепное будущее. — Мне еще сложно смотреть настолько вперед. Мне нужно многому... научиться, —внутренняя потребность выяснить, к чему все эти разглагольствования, побеждает, и я допытываюсь: — Но кем ты видишь меня в этом будущем? Кэтсу обдумывает ответ недолго: — Не иначе как моей преемницей. В следующее мгновение он уже достает из пакета черную коробочку с уродливым в своей помпезности, по меркам скромных подарков Араи, бантиком, и подталкивает ее ко мне, нетерпеливо дожидаясь, пока я разверну упаковку. Холодная сталь блядского револьвера поблескивает под светом лампочки. Пот стекает по моему животу, впитываясь в резинку колготок. — Ближайшие недели из-за серверных атак у тебя почти не будет времени на тренировки. Но как только мы разберемся с этой небольшой проблемой, я выделю тебе свое время. Оставь кулачные бои безмозглым легионерам, до которых мне нет дела. Твой удел — дальний бой. Однажды ты так же будешь взывать в людях страх и быть уважаемым лидером. Но не обессудь. Лишь после моего согласия. Или твоей смерти. Засунув принятое с благодарной улыбкой оружие в новенькую кобуру, я проговариваю растерянное «спасибо», с ужасом представляя, чего мне ожидать от следующего дня рождения. Половинка съеденного торта остается на столе между нами нетронутой, как и свечка, не обожженная пламенем. Решившись закончить странный вечер на мирной ноте, я копаюсь в карманах, наконец, найдя зажигалку с сигаретами. Синахара не без удивления скептически ведет бровями. Он знает о моей вредной привычке, но не понимает, почему я до последнего молчала о зажигалке, пока сам он неистово пытался добиться пламени из своей. Одним движением пальцев я заставляю фитиль гореть и высовываю свечку из торта, вручая ее в ладонь недоумевающего мужчины. Сигарету зажимаю между пальцев. — Прикуришь? Когда Кэтсу понимает, что именно я предлагаю ему сделать, его губы растягиваются в ухмылке. — С радостью, именинница. Под огненным дыханием фитиля сигарета начинает тлеть. Я затягиваюсь, не задумываясь, и дымом тушу свечку, загадывая как можно скорее стать навсегда свободной от криминального мира. На завтра я заработала себе несварение желудка.конец флэшбэка
— Однако мои грядущие семнадцать Синахара был шибко занят подчищением рядов, а запоздалым подарком преподнес... — меня передергивает, но я стойко добавляю, —убийство Араи. И единственную на тот момент возможность очередного побега. Каким бы горьким осадком фраза ни оставалась на небе, я не на шутку задумываюсь: а если бы событий того злосчастного вечера удалось избежать, я бы все так же отсиживала свой бонтеновский пожизненный срок в рядах банды? Если бы Араи был жив, смогла бы я попытать удачу выбраться на свободу вновь, но теперь удачно? Или стала бы преемницей КэСина? — Обещаю, что на твои двадцать три года устроим нормальную вечеринку, — Казутора добавляет тихо, с едва натянутым обнадеживанием. — Да, Мацуно? Зафиксировав взгляд на Чифую, я с неудовольствием наблюдаю, насколько настороженно он хмурится, обдумывая нечто только ему известное. Лишь когда Ханемия укалывает его локтем под ребра, Мацуно взбадривается и коротко кивает. Неужели ты теперь тоже сравниваешь меня с Синахарой и находишь сходств больше, чем противоречий? Потому что я — да. — Так значит, он видел тебя потенциальным заместителем? — недоверчивость в голосе Тэдэо меня отрезвляет окончательно. Хоть кто-то еще может усомниться в столь абсурдных умозаключениях Кэтсу. — Я не думала, что все может быть настолько серьезно. Мне было шестнадцать. Я была напугана и подыгрывала. Но... Давай, Харука. Тебе нужно признаться самой себе, насколько доверенным лицом ты слыла у Синахары. Признать, что подсознательно ты делала все возможное, чтобы быть на вершине — и совершенно неважно, что вопрос первостепенно стоял о твоей личной безопасности. Ведь получить почти полную дозволенность и самой управлять своей жизнью, как и жизнями всего бонтеновского отродья, — вторичная сладкая выгода. — Это имеет смысл. Все, что он когда-либо для меня делал – в этом ключе имеет особый смысл. Тэдэо все же соглашается с моими выводами, но сразу же находит, чем осадить: — И, думаю, после всего, чем ты ему «отплатила», ему особенно важно сделать все возможное, чтобы от тебя избавиться... — Юи! — Чифую змеем шипит на мужчину, грозно пронзая того взглядом. Ему, как никому здесь, хочется воздержаться хотя бы от острых углов в высказываниях, раз уж не выходит избежать расхлебывания всей этой ублюдской солянки. Тем не менее, слова Юи меня не очень-то и волнуют, потому что я уже догадываюсь, как обернуть восторженные планы Синахары себе на руку. И я возлагаю все надежды на то, что их срок годности еще не истек. — Вы не правы. Точнее, не совсем. Я знаю этого чело... — осторожнее в выборе слов, Хару-Хару. — Кретина. Его мысли о подчинении настолько безрассудны, что... Возможно, я всего лишь полагаю и не могу быть уверенной точно... — я начинаю запинаться. Обвожу пальцем каемку кружки с недопитым чаем так нервозно, что жидкость расплескивается внутри. Важно использовать этот шанс. Необходимо. Неизбежно. — Хару. Все хорошо, — Мацуно подбадривает, окольцевав мое запястье. Останавливает меня от возможной порчи имущества. Большие пальцы плавно водят по венкам, почти щекочут, снося все опасения в мою личную эмоциональную урну. — Ты можешь сказать. О, поверь, тебе это снова не понравится. — Возможно, он и хочет меня убить. Но прежде всего... Его могло бы сильно вдохновить мое возвращение. «Хотя бы попытаться» не получится. Тут или пан, или пропал. В конце концов, если мне раньше приходилось игнорировать колоссальные риски в миссиях, на которые я соглашалась и которые сама создавала, — сейчас пойти в отступление недопустимо. — Что ты имеешь в виду? — касания Чифую останавливаются. Он непроизвольно сильнее сжимает мою руку; если не отпустит сейчас же, оставит синяки. Пусть запятнает мою кожу — не жалко. Зато я буду знать еще несколько дней, какими надежными наручниками прикована к мыслям о лучшем будущем. — Он был бы вне себя от восторга, если бы «блудная дочь» вернулась в ряды, чтобы вылизывать ему зад, — я решаю объясниться доходчивее, чтобы до каждого рядом сидящего дошло так же однозначно, как и до меня. — Я оказалась самым изощренным предателем. А его эго чрезмерно велико, чтобы отказаться от такого бойца и вновь взять над ним верх. Даже на мгновение. На минуту. Сама мысль об этом помешала бы ему пристрелить меня молниеносно. На «пристрелить» мужчины, будто по команде, обмениваются опасливыми взглядами. Чифую накрывает мою ладонь теперь всей пятерней, удерживая менее болезненно, но крепко. Мнит, я могу сорваться с места прямо сейчас, наплевав на наши договоренности «вместе и до конца». Я и сама до сих пор рассуждаю об этом, как под воздействием двух противоположных религиозных сущностей. Ангел за плечом всегда шепчет о чувствах и всеспасении в единстве. Чифую, это ты его подговорил. Дьявол — всегда отчеканивает дерзкую речь о рациональном отпоре без свидетелей и сдерживающих факторов. Он сам себе воин и сам себе судья. Дьявол смел, но ангел отчаяннее, а потому побеждает.***
— Ты зол на меня? — первое, что я спрашиваю у Чифую, как мы переступаем порог дома. Оками уже торопится поприветствовать нас обоих, выражая какую-то непонятную ему кроткость. Казутора подкармливал его все дни, но кот, кажется, скучал, даже если сам в этом не признается, любовно принимая мои почесывания за ушком. Они с Чифую похожи, но мы с Оками одинаковые. — Да, — Мацуно отвечает не сразу, хорошенько вымывая руки после наших приключений. Я жду своей очереди. Нам бы вообще помокнуть в ванной и смыть с себя все, включая кожу. — И на себя. И на Тэдэо. План никчемный — в нем даже от слова «план» почти ничего нет. И меня злит то, что он наша единственная лазейка. Обнимаю его со спины, сама подставляя руки под воду. — Тебе действительно нужно в этом участвовать? — Ты сам знаешь. Никто не сможет. Никто, Чифую. А я смогу. У меня получится, как получалось и раньше. — Ты снова будешь в опасности, — упадническое настроение возвращается к нему, но не так скоро, как я предполагала. Мацуно смиряется? — Опасность — моя близкая подруга, к сожалению. Последние десять лет мы с ней идем рука об руку, почти ни дня порознь. Парень перекрывает воду, смыв с нас мыло. Под мурлыканье Оками под ногами достает пару полотенец и передает одно мне с досадой в каждом микродвижении. — Хэй, просто вспомни: у меня за спиной годы служения Бонтену. Бои без правил. Мошенничество. Список правонарушений длиннее моей биографии, — переплетая наши пальцы, я строю из себя отпетую злодейку, которой и горы нипочем, какой уж там Синахара. — Но Синахара силен. Знаю, милый. — Не сильнее меня, — я давлю улыбку. Самую широкую из всех возможных, пусть и усталую. — У меня есть ты. — Я ненавижу это. То, что я есть, но почти ничего не могу сделать. — Тебе и не нужно. Просто будь рядом. Отбросив мокрые полотенца, Мацуно рывком припечатывает меня к кафельной стене и приподнимает за ягодицы, сравнивая наш рост. Он выбивает из меня весь воздух, впивается губами в отнюдь не нежном поцелуе, грязно рыча и постанывая так, что ноги сводит. Чифую мастер поднимать мое либидо даже в самые стрессовые дни. — Если близнецы не предложат ничего умнее — поклянись мне... — широкая ладонь очерчивает путь по бедру, задирает чертово платье до пояса и останавливается поверх трусиков, там, где сквозь тонкую ткань мое лоно уже пульсирует, умоляя быть ближе. — Черт, клясться в чем-то — это апиздахуительно бесполезная затея. Я как будто сбрасываю ответственность за все... Чифую врывается языком в мой рот так, будто мы ни разу не целовались. Посасывает губы по одной, надавливая пальцем на чувствительный клитор, но его движения никак не сравнятся с толчками затвердевшего члена вдоль голого бедра. Я ною и изнемогаю, цепляясь за него сильнее, изворачиваясь, пытаясь дернуть за язычок на ширинке, но он не дается — трется о половые губы все чаще, все быстрее, шипя и кусаясь. — Клясться — тупо. И все же ответственность ты... продолжаешь брать как не в себя каждый день, — отвечаю я в промежутке на дыхание, в белье насаживаясь на него все яростнее. — Хочешь... правду? Она будет ужасна... Я на грани удовольствия и искренности, но этого мало. Мне нужно забыться на эти минуты, почувствовав горячую плоть зеленоглазого ангела в себе, его кожу на своей, его мысли в собственной голове, черт возьми. — Что может быть ужаснее... — движения Мацуно даются с болью. Пока он пытается сформулировать предложение, я все-таки расстегиваю ширинку на его штанах, стягивая их ниже ягодиц вместе с неизменными сексуальными боксерами. — ...всего этого? — Без тебя я бы уже несколько раз умерла... — член в руке дергается. Чифую жмурится, утыкаясь мне в шею и внезапно кусает за ключицу, вырывая из меня сдавленный вскрик. — Помнишь наше первое совместное дело, когда ты... ввалился через окно в больницу Ямады... в поисках меня? Он мычит неразборчиво. Зализывает мою рану от своих же зубов, кожу посасывает остервенело и злостно, пока я хватаю его за запястье, направляя мне в трусики. Мацуно входит в меня сразу двумя пальцами, сгибает и вдалбливается до упора, рыча от того, как я надрачиваю ему ладонью в том же ритме, хоть и сбивчиво. — Не дай мне упасть, Чифую... — опираясь о стену лопатками, крепко-накрепко обхватив его ногами, я отнимаю лицо парня от своей шеи и восстанавливаю зрительный контакт с мудрыми, затуманенными страстью глазами. — Не в этот раз... — ...и никогда, Хару, — поцелуем он запечатывает обещание. — Я не дам тебе упасть, милая. Чифую входит в меня во всю длину одним движением, упиваясь моими стонами и мольбами. В спальню мы попадаем часом позже, расслабившись в спонтанном сексе и отмокнув в горячей ванной. Уже в постели, утыкаясь ему в шею, я даже представить не могла, что утром ад извергнется, и тварь выйдет из своей обители теней.***
Утром мы проснулись до будильника от другой надоедливой телефонной трели. Чифую кто-то усиленно названивал, и, не успев поднять трубку, он сразу подскочил с постели, подавая мне мой телефон. — Юи написал! Включи прямой эфир новостей. На токийском канале. Еще сонная, я быстро вбиваю в браузере прямое вещание телеканала, глотая ком за комом, стоящие в горле. «В 7:30 из токийской прокуратуры поступила новая информация о нашумевшем деле хирурга-убийцы. Заслуженный профессор Японии и кандидат на смертную казнь Ямада Като скончался в тюремной больнице в 5 утра, собственноручно задушив себя лоскутом простыни. Следствие ведет...» — Тэдэо печатает, смотри! Я потерянно перевожу взгляд на смартфон Чифую со вскипающим в венах ужасом осознавая, что происходит. Тэдэо Юи Я вел с ним пару разговоров в тюремной больнице. Он не мог покончить с собой. Это подстава. Ямаду убили. — Это дело рук Синахары, Чифую! Он начал подчищать за собой, сукин сын! Сонное наваждение мигом уходит. Я путаюсь в одеяле, вскакиваю с кровати в поисках ноутбука и сажусь в постель обратно за секунды. Пытаясь усмирить пульсацию в ладонях, внимательно рассматриваю свое отражение в веб-камере. Специально подальше от окна. На белой стене позади ни одной подсказки. Он не вычислит наше местоположение, пусть хоть усрется. — Больше нельзя телиться. — Ты... — Чифую заглядывает в экран. Волнительно отшатывается на шаг, увидев кусочек своего же лица. Он молча мечется по комнате, пока я смиряю его понимающим взглядом. Первый пункт плана осуществится прямо сейчас. Мацуно нужно быть готовым. Колесо сансары с треском запускает свой ход. — Мы справимся. Справимся, Чифую. Прости, я так тебя люблю,Эта суббота.
15:30.
Место, в котором родился лидер Кэтсу Синахара. Наше место.
Я все еще помню вкус праздничного торта на свое шестнадцатилетие. Харука Игараси снова станет твоими незаменимыми пятьюдесятью штормами, и ни одна плотина не выдержит нашего разрушительного влияния. Навеки твоя, шеф». Стоп. Запись завершена. Отбросив компьютер подальше, я несколько раз натужно вздыхаю, унимая дрожь в ногах. Руки все время держала сцепленными, и пусть речь моя не заняла шибко больше минуты, они успели занеметь. Я подгружаю видео на платформу незамедлительно, но паника догоняет меня только в момент, когда вижу собственное лицо уже в ленте. Количество просмотров увеличивается до двух. Мой и чей-то еще. А я ведь совсем не подумала, как к моему возвращению отнесутся другие участники группировки, но оставляю этот вопрос еще одним подвешенным, когда вижу иконку нового активированного комментария под своей записью. — Чифую... Иди сюда... Когда парень прыгает ко мне на подушку, я рискую открыть уведомление. Мы с Мацуно переглядываемся. Теперь я точно вижу себя в отражении его расширенных зрачков и понимаю: никто из нас не знал, что такое настоящая паника.«Я скучал, Хару-Хару. Но быть по-моему. Позволишь мне такую вольность? Впрочем, мне неинтересно твое согласие. Я сообщу тебе место и координаты. До скорейшей встречи, Игараси.
Твой Кэтсу».
Мой Кэтсу. Мой фатум. Мое бремя. Моя слабость. Мое искупление. Мой способ жить. И моя потенциальная смерть. Не услышав вопрос Мацуно, я прикрываю рот и убегаю в туалет хорошенько проблеваться. Сегодня он не откажет мне в пачке сигарет.