POV Харука
— Он был здесь еще вчера?
Мацуно тугодум. Мацуно задает одни и те же вопросы все время, что мы в быстром темпе плутаем по лесу, пытаясь собрать хоть горсть трезвого ума. И все вопросы его
мимо-мимо-мимо, потому что главное, что меня волнует — как выбраться из собственной шкуры и слиться костями и сухожилиями с корнями угнетенных под южным солнцем кедров.
В перегное утонуть будет мало-мало-мало.
— Да! Черт возьми, сколько раз еще повторить?! — я откровенно ору, глотку рву и обхватываю плечи руками, словно в попытке прикрыться или уже избавиться вконец от этого ощущения «оголенности». Будто за тобой вся страна наблюдает по телевидению, а не один Чифую, перескакивающий с корня на корень, чтобы меня догнать, и бормочущий что-то несусветно, очевидно, блядски, неправильное.
Существование Кэтсу
рядом неправильно. Противоестественно.
Он сам рудимент этого мира, ненужная часть, убивающая эволюцию.
Убивающая, убийственная, ублюдски убедительная в своей возможности выживать-выживать-выживать.
Все время бежать, задерживая дыхание — верная самоубийственная тактика. Но дышать нельзя, потому что дыхание меня выдаст. Харука Игараси — или то, что от нее останется, — пойдет на съедение волкам, на паперть, на личную инквизицию.
— Мы можем быть на крючке, — я резко останавливаюсь на повороте. Впечатываюсь в грудь Мацуно, не успевшего притормозить, и чуть покачиваюсь назад, неосторожно сбивая солнцезащитные очки вбок, так, что переносицу саднит от внезапного удара. — Нам нельзя возвращаться в Йокогаму.
— Предлагаешь остаться здесь? — раскаленные ладони парня не ложатся, а падают на мою продрогшую от тропического холода поясницу углями. Чифую спасает меня от падения на спину,
а спасаться надо самому. — В этом лесу?
Я сглатываю. Впервые за минут двадцать сумасшедшего марш-броска, вдалбливаюсь взглядом в его непривычно бледное лицо, и переливающиеся сапфирово-изумрудные глаза напротив на фоне тусклой зелени леса кажутся спасительным оазисом. Чифую потряхивает полегче меня, но испуг, закравшийся между морщинками на лбу парня, меня уничтожает.
Мацуно. Так же? Беспредельно? Страшно.
— Я предлагаю... — я
не знаю, что предложить. Только хватаюсь за его плечи, ногтями сжимая кожу под всеми слоями одежды до рытвин, до зуда, до сердечной боли. — Сука. Мы конченые идиоты.
В моих ушах стоит гул аэродрома, и я вскидываю голову вверх, чтобы найти источник, похожий на вертолетный рокот. Но над нами неба почти не развидеть — одна хвоя да сухие побеги, остроконечные палки, почти как пики...
— Харука, посмотри на меня...
Три ветки сплетаются в единый неразборчивый узел и тянутся к кроне, вниз, под легким ветром шелестя чужими голосами, будто нашептывая: не убежишь, не убежишь, не убежишь — звучит на каждый удар моего сердца отбойным молотком. Одна, вторая, третья гроздь иголок. На седьмом суке от шишки осталось одно подобие, обглоданное не то сыростью, не то местными грызунами. Вам обоим не убежать, но...
— Харука! — раздается за пеленой, словно кто-то пытается докричаться из самой окраины леса, пока незримая авиатехника все кружит и кружит над нами. Сердце рвется наружу, но грудь что-то упорно и тяжело сдерживает, как кандалами.
Вам обоим не убежать, но, может, у Мацуно еще есть шанс скрыться?
— Игараси, посмотри на меня!
И только когда Чифую, почти задыхаясь, оттаскивает меня к стволу дерева под руки, бьет по щекам и кричит
мое-мое-мое имя-имя-имя, все встает на свои места. Шумело у меня в черепной коробке.
Харука. Харука. Харука.
Это я. Я все еще здесь.
— Ты вернулась, слава Ками... — Чифую припадает коленями на мокрую землю, лбом утыкаясь мне в макушку. Он тяжело дышит, почти хрипит. Пугающие звуки — единственное, что он может издавать прямо сейчас, и, на удивление, они меня возвращают в сознание.
Я крепко жмурюсь, лишь бы не дать глазам снова закатиться. Лишь бы не дать себе потеряться в беспомощности и снова не кануть в проекцию мира грез, где...
Точно так же страшно и промозгло.
— Да... Я... Легкий... Обморок... Все хорошо. Хорошо, да, — импульсивно хватаю его за волосы и тяну себе на грудь, в объятия, пока мы оба не валимся на что-то влажное и скользкое. Лужайка мха под локтем жмется к земле.
Нам нужно точно так же прижаться друг к другу, чтобы Синахара даже на расстоянии вытянутой руки не заметил ничего, кроме своего эго, и прошел мимо.
— Ты в норме? — спрашиваю хрипло. Пальцы не слушаются, перебирают невидимые линии на шее Чифую, когда я еле-еле начинаю снова чувствовать фаланги. Мацуно отрывается от меня и, шумно сглотнув, кивает. Пытаюсь тщетно найти ложь в его мутном взгляде, но сталкиваюсь только с настороженной собранностью.
— Вспомни каждое слово, которое тебе сказала Сацу... Сацуко?
— Не Сацуко. Она не Сацуко-сама, она... — я теряюсь. Отмахиваюсь и изворачиваюсь. Ищу погоню за его спиной, крепко сжимая нож,
у сердца, как
она велела.
Не Сацуко. Я хочу объяснить Мацуно разницу, на пальцах буквально показать, в чем суть одной и второй, но Чифую уже сжимает мой подбородок, резко разворачивая лицом к себе.
— Хорошо. Ладно. Вспомни.
Его вкрадчивый тон изводит меня. Пусть он не совсем спокоен, эта имитация благоразумия мне все еще непонятна, ведь мы попали в адово ложе и совсем скоро нам всем придет...
— Что она сказала о нем, Хару? Каждое. Слово.
Один вдох — я стойко сохраняю зрительный контакт с Чифую, больше не дергаясь. На выдохе — собираю мозги в кучу, из каши оголенных нервов вылепливая что-то пригодное для ответа.
— Синахара ведет личные поиски...
Мацуно сдержанно кивает. Его пальцы оглаживают мои бедра прямо как дома и вместе с этим проносятся по телу волной непонятной в нашем случае безмятежности. Мой язык тела еще не онемел, в отличие от языка фактов.
Единственный факт, который стоит взять на вооружение — нам срочно нужно валить куда-нибудь в Вальхаллу. Если он найдет нас и там, уже все будет не важно.
— Понимаешь, что это значит?
— Мы смертники.
— Нет, милая. Это значит, он нас не нашел.
—
Еще не нашел, — пожимаю плечами так просто, как будто формулировка не выворачивает меня наизнанку лоскутами, прокатываясь по ребрам болью.
— Это правда, — тихо соглашается он. — Правда. У нас есть фора. Вернуться домой и притаиться. Мое лицо ему вряд ли знакомо. Ты в парике.
— Только не говори, что парик — предел конспирологии! — вскрикнув, я вздрагиваю. Собственный голос раскатами грома летит по лесу. Даже Чифую хмурится, и мне приходится экстренно перейти на шепот, скрипя зубами. — Если мы столкнемся с ним или его людьми лицом к лицу, да даже по камерам, меня едва ли спутают с королевой Елизаветой.
На лице парня рисуется самая что ни на есть мыслительная бойня. Замолкнув, мы перевариваем все, что произошло за последние полчаса, и я, наконец, чувствую, как постепенно сходит напряжение в ногах под степенными касаниями Мацуно. А мы правда бежали не сутки?
— Значит, ты больше не должна быть Харукой Игараси, — выдает Чифую так невозмутимо, как будто нашел значение неизвестной переменной в уравнении, но, не видя моей отдачи, добавляет с надеждой на ответ: — Что нам с тобой сделать, чтобы тебя не узнали ни вблизи, ни на видео?
Закопай меня в этом лесу. Спаси хотя бы часть меня — забрав с собой только память о Харуке Игараси. Пожалуйста.
— Пластическую операцию, Мацуно.
Мой вывод его не устраивает.
— Будь я на месте Кэтсу, ищи я кого-то вроде тебя — в первую очередь обращал бы внимание на молоденькую девочку в черном, пытающуюся слиться с толпой. На солнцезащитные очки, на платок, прикрывающий волосы, на маску. Я бы целенаправленно искал того, кто хочет спрятаться.
Бьюсь об заклад: окажись Мацуно на моем месте, он справлялся бы с ролью беглеца стократ успешнее. Однако его доводы заземляют меня, заставляя вспомнить о главном — все это время у меня
получалось. Правда ведь получалось?
— Предлагаешь мне продефилировать вдоль каждой трассы? Быть настолько вызывающей, насколько это позволяет закон?! — каждое слово похоже на плевки моего негодования.
И все же — у меня
получалось. Почти не оставлять после себя улик. Уходить от расправы раньше ее назначенного срока. Держать себя в узде и сохранять холодность.
Получалось-получалось-получалось годами.
— Не язви.
У тебя просто не было того, что можно потерять, Харука. Тех, кого можно лишиться.
— Я на нервах, — проговариваю вслух настолько вразумительно, насколько позволяет клокочущее в грудине месиво эмоций. Если я придам им вербальный облик, станет же легче? Черт его знает. — Я на пределе возможностей держать себя в руках: не толкнуть тебя в канаву, не сесть самой на первый автобус до границы с Китаем, не соорудить себе погреб, питаясь землей и мхом, пока
он не умрет от старос-
Окончание фразы теряется на плече у Чифую. Он сжимает меня в кольце рук, не давая распасться на атомы. Он не дает распасться на те же атомы
самому себе — чувствую по его пульсирующей артерии на шее, впивающейся в мое нутро тихим быстрым боем.
— Знаю, — его шепот ложится бальзамом на душу. Все-таки знать, что кто-то рядом тебя понимает — великое утешение. — Чувствую то же самое. И если потребуется выкопать для нас погреб на первое время, я найду, где взять лопату.
Ищи лопату для наших могил, Мацуно.
Я оглаживаю его спину всей пятерней и молюсь, чтобы парень не сумел прочитать мои мысли. Когда наваждение прошло, оставив после себя суровый ужас нашей бытности, меня начинает тошнить от собственной слабости и дезориентированности.
Успокаивая меня сейчас, Чифую пытается вывезти этот кошмар на себе за двоих.
И он продолжает это делать. Ради меня? Ради себя? Ради нас.
— Нам нужно что-то сделать с твоим видом, с безапелляционным спокойствием зайти в автобус до Йокогамы и в четырех стенах собственного дома вместе со всеми понять, в какие капканы попадет до безумия хитрый и влиятельный хищник, которого мы так сильно остерегаемся.
Я должна предпринять хоть что-то, чтобы разделить его мучения и по итогу забрать их себе.
— Бесконечно трястись от страха невозможно. Сколько ты продержишься, играя в прятки? Я не хочу такой жизни. Ни для тебя, ни для себя. Ни для кого, Хару, — Чифую незатыкаем.
Я должна забрать его мучения себе до последней капли, потому что это не его война. Не кого бы то ни было из ребят. Даже не Тэдэо и не прочих пострадавших от Кэтсу.
— Бегать всю жизнь не вариант, потому что, убегая в никуда, мы совершим миллион ошибок и никогда не доберемся до пункта назначения.
Это. Моя. Битва. Финальная из всех.
— Какой твой пункт назначения? — вдруг вырывается из меня, и, прежде чем Мацуно отстранится, я сдерживаю его сама, продолжая утыкаться носом в ложбинку за ухом парня. Мята. Шоколад. И небольшой оттенок мускуса. Я заставляю себя улыбнуться — вчерашняя баня у Канэко сделала этого мальчика еще слаще.
— Счастливая, не обремененная опаской за наши задницы жизнь? — бубнит он, уверена, намекая мне, как часто произносил ответ на этот вопрос раньше. Десятки, если не сотни раз.
Тогда нам в разные стороны.
Нет, Харука, твой поезд мчит в одном направлении с ним — когда ты уже смиришься?
Когда на моих путях перестанут минировать взрывчатку.
— Мой пункт назначения — расправа с чудовищем, Чиф. Мы не можем существовать оба. Должен остаться один. Либо я. Либо он.
— Определенно ты, — он внезапно беззастенчиво ведет губами вдоль моей ушной раковины, сцеловывая легкими прикосновениями каждый миллиметр кожи. — А потом? Расправимся — что дальше?
— Мне не нравится, когда ты снова напоминаешь о своей роли в этом сражении с драконом.
Но мне нравится, когда ты настолько рядом, — отвечаю едва слышно, купаясь в остаточной панике и накатывающем удовлетворением от того, что могу переживать эти мгновения внутренней смуты в такой сокровенной обстановке.
Плевать на лес и морось под ногами.
Плевать на Синахару.
— Не увиливай, — пронырливым носом Чифую чертит линию вдоль моей скулы. Он чертовски соблазнителен, когда дышит мне в губы, прикрыв глаза, делится своим воздухом, не прося взамен моего. Но я все равно отдаю. Его длинные подрагивающие ресницы дразнят меня снизойти до откровений.
Опять-и-опять-и-опять. Он умеет это делать, как никто. — Подумай. Признайся себе. Чего ты хочешь по итогу?
— Того же, что и ты, Мацуно.
Я могу сражаться, пока ты рядом. Потому что ты рядом.
Удовлетворенный реакцией на свои действия, он радует меня мягкой полуулыбкой, прибавляя уверенности в том, что ничего не кончено. Пока мы живы. И мы будем живы, потому что мне мало Чифую Мацуно между скитаниями и паническими атаками.
Повиноваться инстинктам с ним у меня
получается лучше всего. Запретив себе тонуть в переживаниях, я прикусываю еще недавно бледную губу Мацуно и слегка оттягиваю, давая себе пространство для действий. Обвожу языком верхнюю, коротко чмокаю в каждый уголок и подаюсь вперед, пока он сам не начинает реагировать. В мокром переплетении языков я тушу свой пожар отчаяния и со стоном разочарования, смешанным в коктейль с признанием, любовью и благодарностью, отстраняюсь, когда воздух заканчивается совсем.
Минутное помутнение возвращает способность мыслить с утроенной скоростью. Чифую подхватывает, едва приведя дыхание в норму:
— У нас есть время все обдумать в безопасной обстановке... Где безопаснее, чем дома? Пока будем бежать — ты везде как на ладони.
Силы приходят ко мне штормом. А желание управлять своей жизнью просыпается вместе с готовностью Мацуно поддерживать эти самые силы во мне до тех пор, пока мы не попрощаемся с именем Кэтсу Синахары навсегда. Пока я не исчерпаю всю свою боль, высвобождая место для самых искренних светлых чувств к парню с зелеными глазами напротив.
— Если он еще в городе, как нам остаться незамеченными на автовокзале, а после добраться до квартиры?
Не такой уж Чифую и тугодум.
Нынешние его вопросы попадают в самую цель, и я треплю его шевелюру, заранее обтерев о джинсы испачканные мхом и землей ладошки.
Старые стратегии скрывания не помогут, когда речь идет о Кэтсу. Он знает меня как облупленную — сам учил скрываться и вести себя на людях, сам впаривал понятие дресс-кода для «призраков». Он лучше всех понимает, что конкретно ему нужно высматривать и на какие маячки реагировать.
И если раньше я выбрала тактику превратиться в собственную тень, сейчас даже ее придется убить.
— Я тебя услышала. Дай минутку.
Поднявшись на ноги, я тяну Мацуно за собой вверх. Шестеренки в голове запускают свой извечный механизм все стремительнее — с каждым моим вдохом и шагом вокруг столетнего кедра, заменяющего сейчас любую точку безопасности.
— Суммарно наш путь до автовокзала займет минут пятнадцать на такси. После придется трястись среди попутчиков около пяти часов. И дальше — до самого порога квартиры двадцать минут средним шагом...
Можно попасться на глаза сразу сотне людей, засветиться на всех камерах без возможности вовремя стирать материалы, а позаботиться о себе заранее буквально не в моих силах — в лесу, как на зло, не ловит ни одна вышка.
Нам в любом случае придется быть на виду. Когда Кэтсу может наблюдать со стороны, находясь всего в паре метров. От этих мыслей меня снова бросает в жар. Я чертыхаюсь и вздрагиваю, наворачивая мелкие круги перед носом напряженного Чифую. Ощущение, будто вся жизнь, заключенная в один этот день, распадается на пиксели и вновь собирается в замысловатые фигуры.
— Мне нужно выглядеть неприглядно. Нелепо, но совсем не броско. Подойдет любое безвкусное платье ниже колена. Не цветное, светлое. Что-нибудь на манер скромняги-студентки. Очки дурацкой формы с прозрачными диоптриями и широкой оправой. Иллюзия поддержания зрения: они не будут явно скрывать лицо, но исказят его черты...
Мацуно обрывает меня на полуслове. Ему позволительно:
— Мы проезжали мимо пары барахолок, пока ехали сюда, — боковым зрением замечаю, как он отряхивается от пыли, возвращая себе не только пристойны вид, но и самообладание. От следующих его слов у меня кружится голова и ком сомнения застревает в солнечном сплетении. — Я оставлю тебя подальше от магистрали и пеших троп. Вернусь с вещами один.
— Ты... Я не уверена, — развожу руками и, подойдя на пару шагов ближе, признаюсь. — Не хочу отправлять тебя одного.
Хотя его предложение благоразумно. В нашей ситуации так точно.
— Кому я сдался, котенок? — с ненатуральным хохотом он вытаскивает из портфеля кошелек, бросая в мою сторону пару насмешливых взглядов, и даже в них прослеживается твердость. Мацуно готов привести план в исполнении тотчас же. — Не мои красивые глазки стоят на вес золота.
Я вся содрогаюсь. Если мои глаза висят в теневом интернете в качестве дорогого лота для головорезов, мне стоит самой их выколоть или же поселиться в этом сраном лесу и никогда не выходить в город.
Отвратительно.
— Ты помнишь, как он выглядит? — уточняю на всякий случай, хотя определенно знаю ответ.
Еще бы Мацуно не помнил Синахару. Я показываю ему фотографии из старых и более-менее актуальных архивов раз в день, если не чаще.
— Нам осталось повесить его фото только в ванной, чтобы наверняка не забыть эти хитрые глазенки и острые скулы...
— Скорее всего, его лицо будет немного изуродовано. Какие-то шрамы все равно бы остались, даже если он делал пластику после моего... нападения.
Чиф кивает. Еще раз поправляет одежду и оглядывается в поиске ориентиров, а я вспомнить не могу, когда в последний раз в этом уверенном мужчине могла разглядеть былого софт-бойчика, над которым мысленно измывалась так первое время.
— Оставь рюкзак, — я достаю из-за пазухи нож и рукоятью протягиваю ему. — И возьми мой...
— У меня есть твой.
Парень и правда шарится рукой по дну сумки и достает почти идентичное холодное оружие с выгравированной «А» на черном матированном дереве. Он с ухмылкой вкладывает его во внутренний карман куртки, поднимая большие пальцы вверх.
— Ты правда носишь его с собой? — невозмутимость его действия меня поражает. И даже огорчает. — Прости...
Огорчает потому, что рядом с со мной даже сам Чифую Мацуно вынужден искать чувство безопасности.
— За что ты извиняешься, котенок? — его теплый поцелуй на моем лбу ощущается как оберег. Чифую смахивает с моей щеки прилипшие прядки волос, любовно поглаживая подушечками пальцев. — Это твой подарок. И отличное средство самообороны в нашем ненормальном мире.
— Он бы тебе не пригодился, если бы ме-
Я затыкаюсь, столкнувшись с ним носом к носу.
Как обычно. Обезоружить нежностью, поцеловав в разгар словесного боя — твое кредо?
— При себе всегда хорошо иметь что-то в этом роде. Спасибо за подарок, Хару, — и напоследок оглядев облюбованную нами «поляну», он уходит, оставив за собой последнее слово. — Будь осторожна. Я быстро вернусь.
Последнее слово и здоровый румянец на наших усталых лицах. Хоть что-то светлое.
***
Мацуно нет двадцать минут. И я уже не уверена в адекватности этой идеи с переодеванием. Сама мысль о том, как легко он ушел в город обескураживает. Я палкой ковыряю почву рядом, спрятавшись за стволом дерева, в страхе не то что пискнуть — пошевелиться. Так и не поймав связь, я отбарабаниваю смартфоном по коленке нескладный ритм.
— Тысяча триста сорок восемь... — с телефоном под руками я все равно считаю секунды сама, лишь бы не перейти за черту своего личного рубежа безумия.
Если секунды перейдут в часы, я пойду строить дом на дереве из дерьма и палок в буквальном смысле.
Мацуно нет сорок пять минут. Вся моя выдержка идет насмарку. Каждый шелест и скрип из леса отдаются в теле мандражом, но я учу себя привыкать к этим звукам. По вибрациям из-под земли я догадываюсь, что где-то рядом может быть источник воды. Окажись она питьевая, я бы не умерла здесь от обезвоживания, а охотиться я научусь — нож уже имеется.
— Две тысячи семьсот шестьдесят...
Мацуно нет час и десять. Смогу ли я добыть огонь? Обзавестись теплыми одеялами на зиму или сделать себе шатер из кожи животных? Насколько велик риск отравиться растениями или подхватит ротавирус? Как обезопаситься от заблудившихся грибников и заблудших душ?
— Четыре тысячи...
Я подрываюсь с места, краем уха схватывая торопливые человеческие шаги позади. Дерево прячет меня полностью и, осторожно выглянув, я нахожу приближающуюся фигуру вполне знакомой. И даже родной.
— Мацуно! Я здесь!
Он изначально взял курс левее, но теперь, услышав мой голос, бежит в верном направлении, обеими руками обхватив непрозрачный пакет с покупками. Это даже выглядит смешно на фоне всего, что происходит в мире. Нашем с Мацуно мире.
— Как все прошло?
— Без единой проблемы. Все готово, — первым делом он достает светлое, как и договаривались, шерстяное платье, осторожно расправляя его в руках, и торопливо добавляет. — Раздевайся.
Даже его растерянный приказной тон в этом контексте заставляет кровь прилить к моим щекам, а сам Мацуно усмехается. С каждым мгновением осознания этого «раздевайся» на него накатывает веселье, пока легкий смех парня совсем не приближается к истеричному хохоту. Вмиг Чифую меняется в лице, опасно мигая взглядом — я боковым зрением замечаю, насколько хищно он осматривает меня, стягивающую с себя джинсы.
— В другой ситуации я бы посчитал этот опыт достаточно сексуальным. О нет, даже в этой ситуации — сексуальность зашкаливает. Когда все закончится, обещаю вывезти тебя в лес и хорошенько отодра-
— Чифую!
Успокоившись, он все-таки помогает мне нацепить остальные аксессуары, с восторгом наблюдая за результатом.
— Уже отлично! Но вот
это будет весьма кстати.
С сомнением выхватив из его рук новую помаду, я распечатываю ее почти с опаской. Упаси господь, он не смог удержаться от пестрого алого или вишневого.
— Дурацкая морковная помада, а это... — парень вдогонку протягивает какой-то детский ободок из жемчужных бусинок. — Какая дрянь. Ты и правда нашел отличную барахолку.
— Старался, — заключает победоносно. Для общей картины не хватает короны или нимба над головой.
Равномерно нанося на губы матовый оранжевый оттенок (не без помощи фронтальной камеры), я все же улавливаю озадаченность Чифую.
— Что-то не так?
Парень смущенно потирает шею и подходит почти вплотную. Неуклюже поправляет контур помады большим пальцем, касаясь лица мягче перышка.
— Ты невероятная, Хару. Хотя это и не твой стиль от слова совсем, — он отмахивается от наваждения наклониться ближе и спешит добавить: — У нас все получится, помнишь?
Я крепче сжимаю его запястье, с облегчением вдыхая
аромат Чифую Мацуно. Он действует лучше любого успокоительного. И если совсем недавно моя зависимости от морфина в особо сложные моменты казалась катастрофой, я нашла ей замену. Зависеть от зеленоглазого арендодателя полезно для здоровья.
— Да, — и еще увереннее заключаю, чтобы наверняка отложить в памяти: — Помню.
— Здесь недалеко есть бистро. Для вида возьмем напитки и закажем оттуда такси. Тут явно сеть не але, да и мы, выжидающие машину у леса, в таком виде будем смотреться странно.
— Ты стал осторожным, — бубню под нос, помогая ему собрать свои шмотки в рюкзак. — Общение со мной не идет тебе на пользу.
— Так разве это минус? — он еще раз обсматривает меня с ног до головы. Удовлетворенно улыбнувшись, поправляет оправу незаконно-несоразмерных моему лицу очков. — Готова?
— Готова.
POV Чифую
Кофе в бистро оказался отстойный. Из плюсов — мы беспроблемно добрались до автобусной остановки и отправились уже в течение минут десяти прямиком до Йокогамы.
Крепко сжимая иногда подрагивающую ладонь Хару, я на себе испытывал ее усилия
держаться большую часть пути, пока мы не выехали за полосу префектуры. И я чертовски разделял ее настроения.
Кэтсу Синахара рядом. Признаться честно, я все еще не до конца осознаю, в какой заварушке мы оказались. После всех поведанных мне историй, сводок его преступлений, фактов насилия и даже моей личной очной ставки с Ямадой — я, безусловно, в ужасе предполагаю, к чему может привести встреча с подобного рода «человеком». Однако я могу только догадываться, какой кошмар сейчас творится на душе у Игараси.
Мне страшно, в первую очередь, за нее.
— Дай мне свой телефон.
Харука, пусть и задает вопрос, но, не дождавшись быстрой реакции, сама запускает руку в мой карман.
— Могла бы и не спрашивать...
— А я и не спрашивала.
В точку. Я фыркаю для приличия, наблюдая, с какой скоростью она вводит мой пароль — я ей его сообщал вообще? — и скролит переписки, пока не находит нужную.
— Ты собираешься его предупредить?
— Без господина Юи нам не обойтись, — подумав секунду, она поправляет вечно скатывающиеся с переносицы очки, поднимая на меня уставший вопрошающий взгляд. — Что думаешь?
Убежденный в правильности ее решения, я незамедлительно киваю. Чем больше нужных ресурсов мы сейчас привлечем, тем легче разберемся со всеми выпавшими на наши плечи испытаниями. Вместе — всегда разумнее.
Вы сейчас одни? Важно.
Тэдэо Юи
И тебе привет. Дома, с семьей.
Что-то случилось?
Бешеный пес, которого мы обсуждали в прошлый раз, бегает на воле без привязи. Он знает о девушке, которая причинила ему вред несколько лет назад. Он хочет найти ее. Мы не знаем, где он. Но должны найти раньше, чем он нас. Убедитесь в своей безопасности, у него может быть стая.
Тэдэо Юи
Если я тебя правильно понял, это ТОТ САМЫЙ питбуль, щенки которого сейчас на ошейниках за, эм, недостойное поведение? Тот самый, которого боится и ненавидит весь собачий хуевый род?
К сожалению.
Тэдэо Юи
Понял. Я все проверю. Заеду сегодня, обсудим.
После двенадцати.
— Ты собираешь встретиться с ним в кофейне?
— Я не хочу, чтобы кто-то сейчас приходил к нам домой.
Переживания Харуки болью оседают мне на сердце. Я притягиваю ее за плечи, ближе к себе, и не могу расслабиться ни на дюйм ближайшие несколько часов.
У меня не получится расслабиться ближайшие недели — это точно.
***
Мы добираемся до Йокогамы к одиннадцати вечера и решаем не петлять из дома до «Черного кота» и обратно. Меньше шагов — больше шансов не накосячить и, в конце концов, привлечь чье-то внимание. Казутора, оставшийся после закрытия благодаря моему смс-предупреждению, отпирает дверь сразу же, как мы подходим к главному входу. Бита неизменно зажата в его кулаке.
Замечаю, что на столах нас предусмотрительно ждет две кружки чая и пропущенный ужин: еда была последним, о чем мы думали в переезде, но при взгляде на полную тарелку овощного омлета, у нас обоих громко журчат желудки.
— С возвращением, орлы! — Казутора, по обычаю, бодрячком, но длинные взлохмаченные волосы, едва держащиеся в слабом хвосте, сами говорят за него — дружбан дожидался нас не менее нервно. — Я соскучился.
Ханемия заключает нас с Хару в объятия быстрее, чем нам удается поприветствовать его. Неудивительно, что Игараси даже не пытается сопротивляться такой близости с кем-то, кроме меня. Ее голова мирно ложится между нашими с Казом грудными клетками, пока она сама, прикрыв глаза, пытается не уснуть стоя. Мы совсем обессиленные. Сейчас бы поесть и в кроватку.
Нам не удается отойти друг от друга почти минуту. Но, кроме всего прочего, меня напрягает и беспокоит подозрительно сожалеющий взгляд друга. Заметив наше с Казуторой замешательство, Хару прокашливается:
— Вам явно нужно обсудить что-то свое и посплетничать. Я пойду за свой столик. Вздремну и... — снова обратив внимание на блюда, она сглатывает. — Сначала поем.
Спасибо, Казутора Ханемия.
— Всегда к вашим услугам, миледи Тэкера-Харука, — он заговорщически ей подмигивает, расплывшись в дежурной улыбке.
Я знаю — Казутора притворяется. Харука тоже видит это, но только молча хмурится и отступает.
Последовав ее примеру, я забираю еду и занимаю столик вместе с Ханемией в другом конце зала, чтобы не докучать ей разговорами. Чтобы действительно «посплетничать», ведь, как оказалось, дружеского плеча под боком мне ой как не хватало.
— Я переживал о вас, — начинает он, дождавшись, когда я осилю половину ужина. Тора измученно потирает осунувшееся за несколько дней нашего отсутствия лицо и оттарабанивает пальцами по столу неровный мотив. — Меня не было рядом и...
Сейчас еще четче я отмечаю синие круги под его глазами и ловлю мутный взгляд. От Каза несет куревом и удрученностью похлеще нашей.
— Дебич, ты чего? Тебя там и не должно было быть. Между прочим, на твои сильные мужские плечи было возложено сразу два бизнеса.
— Хотя бы с ними я справился, — бурчит он без должной гордости. — Чифую, ты мой самый близкий человек, не считая матери. И Хару стала мне совсем не чужой. Когда ты написал, я... Не знал, что думать. Даже запорол пару рисунков на латте.
Будто сильно нашкодив, он опускает глаза и зарывается пальцами в волосы, окончательно их спутывая. У меня язык не поворачивается отвесить ему шутку про «хуевые» латте-арты или что-то в таком духе.
— Ты прав, — протягиваю руку через столик, похлопывая его по плечу. — Нам в лесу не хватало твоего чувства юмора, Ханемия. В остальном — мы справились.
— Как-то невесело звучит это твое «справились». Рассказывай.
И тут я зависаю, не понимая, с чего начать. Основную суть он уже знает, но волнующим для меня оказывается другое событие. Издалека я наблюдаю за Хару. Прямо как в первые недели нашего знакомства. Она осторожно, беззвучно, откладывает столовые приборы и с ногами забирается на диванчик, прикрывая веки.
— Она сказала, что ей нужна очная ставка.
— Разъеб, — Казутора шепчет и тоже оборачивается посмотреть в ее сторону. — Но мы и так это знали.
Ты это знал.
— Я в курсе.
— Остановишь ее?
Остановишь. Как с Ямадой? В этот раз моя потерянность обезоруживает.
— Мы обсуждали этот вопрос миллион раз. Она все равно все сделает по-своему, и единственное, на что я могу повлиять — обеспечить ее всем необходим для... — замолкаю, не в силах подобрать нужное слово. Я немею. Мои способности воротить языком просто к черту иссякают, когда я начинаю представлять сотни сценариев ближайшего будущего.
Необходимым для чего, Чифую Мацуно?
— Выживания? — едва слышный вариант Казуторы умертвляет бой моего сердца. Всего девять букв вместо пулевого в грудь.
— Заткнись, дебич. Паскудное слово. До этого не должно дойти, понимаешь? Не должно. Она сможет встретиться с ним в тюрьме,
если когда мы все разрешим, или...
— Или?
Или
что, блядь?
Я качаю головой. Поскуливаю побитым щенком и жестко сжимаю ладонями колени, лишь бы не разъебать этот стол, все это помещение к чертовой матери. Выразить бы все свое негодование, костяшки сбив в кровь, но при этом не разбудить Хару, ебаный ты — ебаный ты! — случай.
— Даже не представляю, чего ожидать от встречи с Тэдэо, — меня начинает трусить. Адреналин просачивается в кровь ядовитой инъекцией. — И после нее — тем более.
— Я надеюсь, мы разработаем план, — Тора поддерживает. — Этот тип, точнее, возможность его прижучить важна всем. Хару с ее историей, нашему бизнесу, семье Юи да и многим, судя по всему.
— Но почему этим занимаемся именно мы? Я имею в виду... Она? Почему?
— Почему судьба так несправедлива — отдельный вопрос, — я слышу между строк и по его задумчивому, устремленному в никуда взгляду, даже по интонации считываю, что Ханемия говорит не только о Харуке, но и о чем-то своем.
— Потому что такова ее война, Чифую. Она не сможет жить по-человечески, пока не закроет эту главу навсегда, понимаешь? Ты сам ей постоянно говоришь, что жить в страхе и испытывать муки совести... — Казутора дергается, быстро исправляя себя: — Муки прошлого — херовая затея в перспективе.
В его суждениях есть логика, но мне плевать на логику, когда настоящее вокруг нас сжимается до патологически болезненного ядерного шара и вдавливает в свои стенки, норовя разорвать нас на клочья физически и эмоционально.
Я — уже! — близок к состоянию «в клочья».
— Будь у меня шанс пройти через похожие препятствия и отвоевать Шина и Баджи...
Ханемия не смотрит на меня. Кто из нас в более осложненной форме фазы страдания, я не могу просчитать. Нас хуевит одинаково. Колбасит пуще предсмертной агонии, но мы вынуждены шептаться в углу, щеки изнутри кусая, чтобы не испортить этот день сильнее до показателя в минус тысяча по шкале от нуля.
— Я бы сделал то же самое. И ты был бы рядом. Но — это была бы моя личная задача.
Личная-личная-личная. Ничего личного у нас почти не осталось, а мы решаем присвоить себе боль — так тупо-тупо-тупо!
— Для этого есть психотерапия.
— Хочешь подсадить ее на препараты и водить к мозгоправу, как...
«Как тебя?» Я вытерпливаю достаточно стойко, чтобы не бросить окончание фразы в пустоту, потому что мне тоже дьявольски мучительно признавать твою душевную болезнь, дружище.
— Наша песня хороша — начинай сначала, — он хмурится, снова взболтнув лишнего. — Хару правда необходима терапия. Но не когда на хвосте сидят два чудовища. Первый — Синахара. Второй — ее беспомощность.
— Она не беспомощна, — одним размашистым ударом по столешнице я заставляю всех вздрогнуть, но на извинения сил из внутренних опустошенных ресурсов не поступает.
Она не беспомощна. Веришь, я продолжаю сопротивляться этому
факту.
— Докажи ей это, ага. У нее нет контроля. У
нас его нет. Мы не знаем, чего ожидать от завтрашнего дня, и я бы, будь на ее месте, конечно же, сделал все от меня зависящее, чтобы покончить со всем этим дерьмом раз и навсегда.
Скажи спасибо, что мы все не на ее месте.
— Не такой ценой...
— Даже ценой жизни, — обрывает меня парень. В его горящих зрачках нет и намека на прежнее изнурение. — Я бы это сделал. Ради себя и остальных.
«Даже ценой...?»
В окно стучат трижды. Мы втроем подскакиваем со своих мест, машинально хватаясь за средства самообороны. У Казуторы бита наперевес. У нас с Хару — по ножу на душу и еще более острые взгляды в придачу.
— Пресвятые прародители, это Тэдэо... — Ханемия взвывает и спешит отпереть вход для нашего долгожданного гостя, оставляя меня наедине со смятением.
«Даже ценой жизни». Порыв друга кажется мне пугающим в своем откровении. Я ставлю галочку напротив пометки обсудить его позже. Обязательно. Еще больше жертв нам не хватало.
Юи, тем временем, даже не поздоровавшись, падает на диван ближе к Хару, устало растирая исхудавшее с нашей последней встречи лицо.
Мы все за несколько дней иссохли.
— Сравнение с питбулями — хороший прием. Но я не настолько глуп, чтобы не чистить переписки. Работа такая у меня. Знаю, как не следить, — деловито отмечает он, тяжело вздыхая.
Хару недовольно цокает:
— Мы в свое время выследили вас по камерам за сутки.
— За сутки, а не за пятнадцать минут, смекаешь?
— Выключите его, — я указываю на мобильник в его руках, занимая место напротив вместе с Казом. — На всякий случай. За вами нет слежки? Кто-то еще знает, что вы с нами?
— Нет. У меня сегодня выходной, выехал к вам сразу, как успокоил Каору.
Мы с Харукой переглядываемся, словно в немом разговоре договариваемся о том, с чего начать, но вдруг она смятенно, хрипло спрашивает:
— С Каору все в порядке?
— Неплохо. Девочек я отправил к бабушке в Токио, пока все не утрясется. Я сейчас редко бываю дома и, честно... Переживаю, как они без меня, — слова Тэдэо лично меня успокаивают.
Когда рядом есть
люди с чувствами, а не только призрачные образы тени нависшего над вами чудовища, все имеет смысл. Такие чувства исцеляют.
— И еще мы с корешем заключили договоренность. Чтобы добавить дел Синахаре, его прихвостням и, к тому же, притупить их бдительность. Провернули продажу магазина по выгодным условиям. Нашего магазина и еще нескольких зданий на улице. Пусть разбираются с бюрократией, может, отвоюем время, если Кэтсу что-то еще взбредет в голову. А ему, судя по всему, уже взбрело. Лучше расскажите, что вам удалось узнать. Я очень хочу разобраться с этим поскорее.
Я жажду этого не меньше.
В двух словах мы по очереди описываем день. С точностью час в час, как по ежедневнику.
— Срань господня, — в реакции Тэдэо каждый из нас узнает себя. — Рано или поздно это бы случилось.
А сейчас рано или поздно, позвольте узнать?
— Вы знаете, где он? — озабоченно уточняет Игараси. — Чем сейчас занят?
Зуб даю, следующим вопросом Хару может стать «как на него выйти?», и сжимаю кулаки.
— Напротив, — мужчина шумно выдыхает, выдавая, как приговор: — У меня есть нехорошие новости.
Этого нам и не хватало. Мы ведь только кукуем и ждем, когда подвалит еще больше нехороших новостей.
Силы реагировать исчерпаны в ноль, и, чудится мне, я дохожу до стадии безразличия. Если на улицу выйдут северокорейские военные с автоматами, придется любезно попросить их нам не мешать, а лучше — вручить им пули в патронную.
Подайте мне гвозди — я иду на Голгофу с рассветом.
— Уже как неделю о делах и расположении Кэтсу не знает ровным счетом никто. Его охране дали бессрочный отпуск. Несколько парней разъехались по домам. Кто-то повез своих шлюх... — он вдруг пристыженно исправляется. — Прошу прощения.
Будь моя воля, подписал бы «шлюхой» Кэтсу Синахару в телефонной книге.
— Кто-то отправил своих любовниц к морю. Остальные задействованы в делах строительной корпорации, но я бы не полагался на то, что все человеческие активы Синахары остались неприкаянными к чему-то...
Более важному для него...
— Более... важному? — прерывает его Казутора, пялясь на Юи, как на самое нелепое недоразумение, что только видел в жизни.
Тот шумно вздыхает:
— Выражусь иначе: мне неизвестно, помогает ли кто-нибудь ему с поисками Хару. Но факт в том, что даже самые близкие удивленно хлопают глазками, находясь во временном отстранении.
— Кто и как раньше держал с ним связь? — допытывается она, стиснув зубы.
— Напрямую по рабочему телефону. Но у меня нет доступа. Ты сама знаешь, личные контакты под завесой тайны, все руководители подразделений получают задания через...
— ...Араи, — заключает девушка без промедления, с недовольством оценивая наши удивленные гримасы.
Все знают, что Араи мертв. Хару это известно лучше нас, но...
Она не может его отпустить. Как детей из приюта. Как своих внутренних демонов.
Как мысль о невозможности самопомилования.
Я перевожу взгляд на друга по правую руку и готовлюсь взвыть.
Как Казутора не отпустил Шиничиро и Кейске.
— Нет, — к ней возвращается чувство реальности. Девушка трясет головой, смаргивая еще не пролитые слезы, и отнимает ладонь, которой я почти коснулся. — Конечно же — нет. Вырвалось. Кто сейчас занимает пост Араи?
Тэдэо тоже быстро приходит в себя. Наш новый общий навык на четверых, сука, — ловить стремительно улетающий рассудок за хвост, как случайно выпущенного из рук воздушного змея.
— За эти годы система сильно поменялась, Харука. Ублюдок больше не подпускал к себе конкретного человека. Все-таки с Араи они были почти братьями...
И поэтому он расправился с Араи хуже, чем Каин над Авелем?
— Сейчас мы получаем поручения через внутреннюю систему в «теневом».
Харука почти скачет на месте. В ней рождается давно потерянный азарт, и мне невыносимо хочется сравнить это чувство с надеждой, какой бы атрофированной она ни представлялась сейчас.
— Той самой? Вы до сих пор ею пользуетесь?
— А что с ней станется?
— Там не было обновлений с того дня, как я сбежала.
— Этим подобием новостной ленты больше никто не пользуется. В прежней группировке случился раскол. И, насколько мне известно, Синахара почистил доступы, переписал пару кодов и использует личные рассылки, когда ему вздумается.
— Сейчас посмотрим! — Игараси и правда вся трепещет, экстренно доставая из рюкзака свой ноутбук.
— О чем идет речь? — мы с Казом вклиниваемся в их оживленный диалог, как его действующий участники, которым явно не хватает информации.
— У Бонтена было что-то вроде общего пространства в теневом интернете, — она вводит нас в курс дела, попутно быстро перебирая клавиши клавиатуры. — Мы с Араи могли так объединять наиболее важную информацию для всех наших главарей и их ближнего круга. Координаты торгов, предупреждения о засадах и все в таком духе хранилось именно там. Мы можем использовать этот ресурс...
— Думаешь, тебе подвластен код? — недоверчива замечает Тэдэо, посматривая в экран. — Платформа защищена похлеще цифрового Пентагона.
Харука впервые за часы победоносно ухмыляется.
Да наша малышка сама может создать цифровой Пентагон, не так ли?
— У меня нет возможности чатиться.
— У нас, по факту, тоже. Сообщения от Кэтсу самоудаляются. Отправить обратное можно только в том случае, если он сам этого захочет. У него нет корпоративной почты или номера ассистента на официальном сайте «Бонтен.ком», Игараси, — последние, сочащиеся сарказмом выражения Юи, явно приходятся лишними.
Харука разворачивается односекундно, припечатывая мужчину за воротник к стенке. Тот и пискнуть не успевает.
— У вас хватает смелости издеваться? — она больше не расстроена. Она в блядской ярости.
— Я полагал, мы с тобой в тех деловых отношениях, когда шутка для снижения градуса будет кстати.
— Это, — сжимает его глотку сильнее, не находя сопротивления, — не шутки.
— Я с ней согласен, Юи, — мне не интересно оттаскивать Хару от Тэдэо, пока в ней
дышит жизнь, но, если я не закончу их до смешного несвоевременную перепалку хотя бы словом, мы потеряем одного бойца.
У нас нет лишних. — Давайте ближе к вопросу.
Хару возвращается в исходную позицию у ноутбука, накидывая новые вопросы.
— Вы знаете, почему одна из воспитателей знакома с ним? Откуда у нее такая информация... Точнее... Почему он вообще был
там?
Я молча радуюсь тому, как Юи игнорирует произошедшую стычку минутой ранее, спокойно рассыпаясь в ответах:
— Кэтсу нередко становится спонсором тех мест, откуда выжимает все. Приковывает взгляд общественности к своей благодетели. Еще когда я служил в Тоттори, он планировала взять приют под крылышко. Возможно, чтобы через несколько лет повторить свой трюк восьмилетней давности.
У Игараси перехватывает дыхание.
— Учитывая, что он ищет меня, мог попытать удачу узнать информацию у них. Гадство...
— Тебя никто не знает там, слышишь? — вмешиваюсь я. — Ты ведь никогда не раскрывала свою личность, а даже если тебя опишут, отследить фактически невозможно.
— Для него нет ничего невозможного. Когда-то меня нашел какой-то там Тейджи, а ему до навыков и оснащения Синахары не дорасти никогда...
В испуганных глазах Харуки я вижу ту беспомощность, о которой имел смелость спорить с Казуторой. Только не это. Мы снова тонем, только-только обретя равновесие.
— Тейджи просто повезло, он славный малый, — мягко вкидывает Ханемия, но Харуку это только распаляет.
Она гневно прожигает дыру в Торе и прикрикивает:
— Кэтсу может подкупить даже госпожу удачу!
Вновь опомнившись, она надавливает на виски, будто унимая головную боль, и добавляет с тоской по утраченному хладнокровию:
— Прости. Извини. Я...
— Все ок.
Наша компания пропадает в тишине на добрые несколько минут.
Мы перевариваем все до несварения.
Нужно взбодриться. Подлататься. Зайдя за барку, я наполняю четыре кружки горячим чаем и возвращаюсь в немоту занятого нами столика.
— Что мы имеем? — подытоживает Харука, прерывая затянувшееся тугое молчание. — Никто не знает, где Кэтсу, зато тот сейчас может обрыскивать каждый угол, высматривая во всех девчонках подходящего возраста и комплекции меня?
Никто не находит слов. Никто, кроме Тэдэо.
— В каких вы были отношениях с Синахарой?
Я давлюсь только что заваренным травяным пойлом и почти проливаю его на футболку. Перевожу взгляд на Хару. В застывшем выражении омерзения на ее лице не могу найти для себя ответ: хочу ли остановить этот разговор или вслушиваться в него с утроенной внимательностью.
Какие, блядь, отношения с Синахарой?
