***
На фоне серых туч высотное здание, провозглашенное агентством Спектра, выглядело еще более мрачно. Впрочем, блеклость ему шла. Позволить себе войти в топ героев Японии и основать свое агентство мог далеко не каждый новичок, оттого даже перед главным входом у здания захватывало дух. Спектр значительно отличался от своих коллег по цеху, причем не в самом лучшем смысле. Пугающая холодность, как ни странно, интерес только подогревала, и на стажировку к нему хотели попасть многие желторотые ребятяшки. Так же, как и на работу. Пригубив сигарету и потушив ее о серебристый бак, молодой человек шумно вздохнул и зашел в главный холл. В отличие от большинства других героев, здесь помощников и обычных работяг, занимающихся бумажной волокитой, оказалось немного. Причиной тому — дотошная избирательность главы. И все же вошедшего она не пугала. Его вообще очень давно перестало что-либо удивлять. — Добрый день, — девушка у стойки регистрации приветливо улыбнулась. — Чем могу помочь? — Добрый день, — гость учтиво поклонился. — У меня назначена встреча со Спектром-саном через пятнадцать минут. Возможно, он Вас предупреждал? Меня зовут… Девушка внимательно слушала, пока, видимо, внезапно не вспомнила, что ей действительно говорили о предстоящей встрече. Ох, и сложно же порой подменять коллег… — Гото-сан! — закивала она. — Все верно. Хорошо, что Вы пришли пораньше. Спектр-сан как раз только вернулся. Я Вас провожу. Работница поспешила встать, поправляя юбку и продолжая улыбаться. Рукой указав на нужный коридор, она проследовала вперед, стараясь время от времени поворачиваться к гостю, чтобы он, не дай Бог, не чувствовал себя неловко. Молодой мужчина, наверное, младше самого Спектра, одетый с иголочки и с приятным тембром голоса, вежливый и… такой печальный. Выглядело он спокойным, но, казалось, за спокойствием кроется что-то страшное. Какое-то горе? Гото внимательно осматривался, стараясь подметить каждую деталь помещения, следуя давней привычке. Правда, рассматривать оказалось нечего: интерьер аскетичный до нельзя, без излишеств. Много стекла и светло-серой плитки, расставленные симметрично друг другу редкие кубические горшки из камня со неестественно ровными растениями без цветов. Большой зал, в котором располагались столы работников, чьей обязанностью было следить за вызовами и сигналами полиции, а также разбирать документы и анализировать полученные данные о случившихся чрезвычайных ситуациях. Целое детективное агентство. Напарники героя, судя по всему, находились в другом зале — Гото не мог поймать взглядом ни одного пестрого костюма. Хотя позволил бы Спектр чему-то яркому присутствовать в своей серой обители? — Прошу сюда, — сотрудница потянула за стеклянную дверь, пропуская гостя вперед. — Спектр-сан, к Вам Гото-сан. Первое, что бросилось в глаза — черные, словно нарочито облитые смолью, волосы, непослушно вьющиеся в разные стороны. То, как он одет, и то, как он обустроил все вокруг, было настолько идеальным и безупречным, что укладка хозяина и вправду как-то выделялись. И Спектр позволил своей прическе лежать настолько «неправильно»? Он невыносимо медленно поворачивал голову в сторону вошедших, так, что обзор на его лицо открывался не сразу, постепенно. Сначала удалось рассмотреть острую линию челюсти, затем свет упал на болезненно-бледную кожу героя, ровные и, казалось, до ужаса правильные черты лица, прямой, как под линейку, нос, а после… Серые, ничего не отражающие, будто неживые и пугающе холодные глаза. Он не смотрел с презрением, он не смотрел с высокомерием или надменностью, нет. Он просто смотрел в душу. Совсем молодой, а уже с таким проникновенным взглядом. Вот только Гото это не пугало нисколько. — Добрый день, Спектр-сан, — он поклонился. — Добрый, — хозяин агентства тоже склонил голову в знак приветствия, после чего махнул молоденькой сотруднице рукой, и она спешно покинула комнату. — Присаживайтесь. Гость послушно присел на указанное место, продолжая наблюдать за Спектром. На этот раз за его жестами и движениями. Ходил он с прямой осанкой, садился — тоже. Точеные, грациозные движения и ничего лишнего. Нечеловечески холодная аура идеальной статуи, изваянной искусным мастером… И ведь он таким родился. — Итак, — герой чуть подался вперед. — Вы — бывший военный. Не рано ли для Вашего возраста? — Возможно, даже поздновато, — честно ответил Гото. Спектр задумчиво посмотрел куда-то вперед. — Следовательно, Вас уже ничего не удивит. Славно. Нет, Спектр очень даже удивляет. Особенно его неживой взгляд. — Семья? — Нет. — Причуда? Будущий начальник чуть приподнял брови. Гото же слегка удивляло ещё и то, что о нем все и так должно быть известно, соответственно, в вопросах нужды нет. Он еще раз вкратце повторил описание своей причуды из анкеты, приводя пару примеров, как использовал ее на поле боя. — Прикажу — применишь. Резкий переход на «ты» заставил Гото притормозить. И не только эта фамильярность, но и... У него нет лицензии на использование причуды. То есть, Спектр просит о незаконных действиях по своему приказу. — Как пожелаете. Уголки губ героя на секунду чуть дрогнули в, кажется, довольной улыбке, и сразу вернулись в исходное положение. — В восемь быть здесь. Словно из воздуха достав ключи от машины, Спектр едва заметным и плавным движением бросил их своему новоиспеченному водителю. Поймав ключи, Гото увидел аккуратно продетую в брелок бумажку с маркой и номером машины. — Есть.***
Засиживаться на работе допоздна не нравилось никому, поэтому к концу дня все сотрудники выглядели так, будто у них случилось вселенское горе. Кроме одного человека. Ханадзава Юми не считала себя абсолютно радостным и совершенно оптимистичным человеком, но зато отличалась крайней целеустремленностью и ответственностью. Ей всегда хотелось работать в агентстве одного из именитых героев, поддерживать спасателей страны из тени, но при этом не участвовать в самих боевых действиях. Все-таки многое зависело от врожденных данных, а сильной причудой природа Юми не наградила. Несмотря на это, девушка все же прошла обучение в Юэй. Не на геройском факультете, нет, в обычном классе, но так она захотела сама. А раз она сама решила выбрать такой путь и такую работу, значит и печальный вид напускать нельзя. Никто не заставлял, это — ее осознанный выбор Впрочем, работать с документами порой было на самом деле сложно. Судьба распорядилась так, что и на стажировку, и уже на полноценную работу она попала в агентство Спектра, совсем молодого и совсем не обычного героя, который оказался старше самой Юми всего на три года. Поначалу относиться к нему как к начальнику было сложно, но девушка правда старалась. Однако она никогда не видела в нем то пугающее нечто, которое придумывали остальные. Вроде бы, такой же человек. Конечно, до боли придирчивый и строгий, но и эти качества не проблема. Ведь тогда работа будет выполняться не просто хорошо, а в идеале. Рутина Юми состояла в разгребании бумаги, печатании отчетов о закрытых и нераскрытых делах, сортировке их по специальному образцу, отметке важных деталей, если таковые имелись, а также в занесении в базу данных имен ключевых фигур в событиях и происшествиях. Кропотливая и не терпящая ошибок работа. И Юми нравилось. Она знала, как важно сделать все лучшим образом, потому всегда старалась. И у нее получалось. Всегда получалось. Пожалуй, единственные минусы такой работы — вечно затекающая спина и устающие до болезненного жжения и сухости глаза, поэтому молодая сотрудница умела прерваться, когда необходимо, и потратить время на небольшую разминочную прогулку. Здание большое, поэтому пройтись можно от души. У Юми даже был излюбленный пункт назначения. Кофейный аппарат, находящийся в дальнем от рабочих столов коридоре. Кофе в нем, конечно, оставлял желать лучшего, но привычка наслаждаться терпким напитком все же сильнее. Незаметно потянувшись и поправив заколку на волосах, девушка бесшумно зашагала по «разминочному» маршруту, чтобы не отвлечь никого от работы своими шастаньями. Невольно заметив, что за окном уже стемнело, она тихонько вздохнула. Добравшись до заветной машины и нажав на привычные кнопки, она оперлась о стенку и принялась ждать. Неожиданно она заметила на себе взгляды коллег, которые, о чем-то с серьезным видом перешептываясь, будто замышляли какой-то крупный план, настороженно смотрели на нее. Стараясь не обращать на странное поведение внимания, Юми взяла в руки горячий стаканчик и начала аккуратно дуть на его содержимое. Не успела она и вдохнуть какой-никакой аромат кофе, как сзади возникла чья-то фигура. — Юми-чан, ты можешь меня выручить? — молодая девушка с растерянным взглядом смотрела в пол, прижимая к себе папку с бумагами. — Не знаю, кого еще попросить. Мне… Мне так страшно… — казалось, бедняжка сейчас расплачется. Она слабо ухватилась за рукав блузки Юми, словно та действительно была ее последней надеждой. — Что такое? На самом деле, они неплохо общались. Иногда вместе ходили в кафе после работы и даже пару раз встречались на выходных. То есть, знали друг друга. Поэтому несложно было догадаться, что причиной такому напуганному и плаксивому настроению подруги мог послужить вполне конкретный человек… — Документы… — Юми старалась ответить мягко, но у коллеги все равно глаза расплывались в две огромные капли. — Про этого… Который здания рушит. Их надо отнести… Туда… — трясущейся рукой девушка указала на стеклянную дверь. — Он в прошлый раз так посмотрел на меня… Я-я не хочу снова туда идти… — сотрудница шмыгнула носом. Честно говоря, Юми ожидала более сложной просьбы, поэтому, наблюдая за испугавшейся начальника девушкой, мягко улыбнулась, понимая, почему он может внушать страх. — Я отнесу, — согласилась она, забирая громоздкую папку из рук трясущейся коллеги. — Правда?.. Юми-чан, я тебе жизнью обязана! — похоже, девушка все равно начала плакать, уже непонятно отчего, и даже бросилась обнимать свою спасительницу. — Но-о в следующий раз ты сама, — еще более растерянное личико неловко поднялось на собеседницу. — Надо себя перебарывать. Ты справишься. Сотрудница неуверенно кивнула, наконец хоть как-то улыбнувшись и еще раз поблагодарив коллегу за помощь, после чего вернулась к своему столу. Ответственная Юми поспешила выполнить просьбу знакомой, уверенно направившись в кабинет Спектра. Он ее никогда не пугал и, в принципе, вызывал те же эмоции, что и любой другой человек. Конечно, его резкий рост в геройской карьере не мог не восхищать, и она порой этому поражалась, но все же бояться его… зачем? Первое, что смутило молодую работницу, когда она подошла к заветной стеклянной двери, так это то, что свет был выключен и хозяин кабинета сидел за столом с одной единственной тускло горящей лампой. Поскольку дверь прозрачная, Спектр предупреждал, что стучаться необязательно, главное, проверить, не занят ли он. Что ж, он выглядел разве что уставшим. Юми толкнула дверцу. — Прошу прощение за вторжение, — она чуть склонила голову, и герой тут же устремил взгляд со стола на гостью. — Что? — Ничего особенного, просто отчет за сегодня, — улыбнувшись, она приподняла папку, чтобы ее было лучше видно. Задержав взгляд на бледном лице Спектра и на том, как умиротворенно и сонно на него ложатся тени от приглушенного света лампы, Юми пару раз моргнула. Неожиданно для себя она потянулась рукой к стене и резко, без предупреждения, включила свет. Спектр поморщился, обращая все свое недовольство на девушку. — Я не просил… — Вы же себе зрение испортите, — она пожала плечами, проходя вглубь кабинета. — Не стоит читать в темноте, это, говорят, вредно. Он, не найдя, что на такое ответить, внимательно проследил за девушкой, аккуратно положившей сверток на край его стола. Как только она подошла поближе, в нос ударил знакомый аромат, из-за чего он невольно загляделся на стаканчик в руках вошедшей. — Что это? — на самом деле, он не собирался продолжать диалог. Девушка вдруг начала смеяться, пряча улыбку за ладонью. Спектр снова нахмурился, направляя холодный взгляд прямо на нее. — Вы что, правда впервые видите кофе? — она продолжала посмеиваться, однако протянула напиток начальнику. — Эспрессо. Но, поверьте, это самый невкусный из тех, что я пробовала. Я знаю хорошие места. Теперь герой посмотрел уже на саму собеседницу, поняв, что он даже не обратил внимания на ее внешний вид. На удивление высокая, стройная девушка. Ее длинные волосы выглядели необычайно мягкими и воздушными, блестели приятным темно-медовым, а на голове переливалась металлическая заколка, открывающая вид на ухо и острый, но аккуратный овал лица. Карие глаза, добрые, живые, искренние и смотрящие на него вовсе не теми привычными испуганными взглядами, с которыми он постоянно сталкивался в лицах сверстников и тех, кто помладше. Совершенно наоборот. Добродушный и задорный взгляд, будто он принадлежал ребенку, совершившему какой-то милый и забавный поступок. Странным было скорее то, что его это ничуть не раздражало. Внезапно в голове возник знакомый образ, который он, кажется, видел несколько лет назад. — Вы были здесь на стажировке, — это должен был быть вопрос, но вышло прямое утверждение. — Ого, Вы помните! — а это предполагалось быть сказанным с сарказмом, но вышло безобидно. — Я Вас удивлю, но мы учились в одной школе. — Не удивили. Я и это помню. — Так у Вас и память прекрасная, — она снова тихо посмеялась, возвращаясь к стеклянной двери. — Постарайтесь сберечь и зрение, — указав пальцем в сторону выключателя, она вышла. Сакуя еще пару минут задумчиво смотрел то на дверь, то на выключатель, искренне поражаясь, что эта девушка так спокойно с ним заговорила, выдержав его тяжелый взгляд. Нет. Она даже не старалась. Она просто не считала его каким-то пугающим. У Спектра редко возникало такое чувство, потому что оно было чуть ли не полной противоположностью его характеру. Он зачастую воспринимал окружающих людей, как то, с чем нужно мириться и держать дистанцию, не лезть к ним, чтобы не лезли к нему. А сейчас стало как-то… Интересно.***
Юми аккуратно складывала в сумку бумаги, которые предстояло просмотреть дома, одновременно расставляя канцелярию по местам на рабочем столе. Подняв голову, она увидела перед собой подругу, которой ей сегодня удалось героически спасти жизнь, и та ей улыбнулась, но умиротворенная улыбка вдруг сменилась почти обморочно-испуганным выражением лица, а взгляд устремился куда-то за спину Юми. Приподняв одну бровь и стараясь не удивляться резким перепадам в настроении впечатлительной девушки, она, перекинув ремешок сумки через плечо, развернулась, чтобы наконец отправится домой. Но сзади образовалась преграда, которая объяснила реакцию коллеги. — Где самый лучший? — темные кудри пружинисто дернулись, когда их обладатель склонил голову набок. Юми глупо моргнула, не понимая, о чем ее спрашивают. Стоя во весь рост прямо перед ней Спектр оказался немного более внушительным, причем смотрел он на нее, хоть и сверху вниз, но все же необычно. С какой-то добротой, что ли. Наверное, такое разглядеть под силу лишь ей, потому что звук трясущихся коленок коллег вокруг стал слишком громким. — Самый лучший кто?.. — Эспрессо. Вы сказали, что знаете, — он нагнул голову еще ниже. — А-а-а, — вспоминая собственные слова, протянула она, — знаю. А в Вас проснулась любовь к кофе? — она снова улыбнулась, огибая стоящего, словно статуя, Спектра. — Слишком громкое слово. Начнем с интереса. — Как скажете, — она заглянула в серые глаза. — Начнем с интереса.***
От нее всегда приятно пахло цветочным ароматом, свежими фруктами и, кажется, ромашковым чаем. Словно композиция для натюрморта, только не с картины, а настоящая, живая. Ее длинные каштановые волосы переливались при свете, обретая греющий медовый оттенок, струились, словно водопад из ярких солнечных лучей. Она пахла движением и живостью, всегда улыбалась, не слишком широко, но и не особо сдержанно. На ее лице сияла своя, особенная улыбка, теплая, лучезарная и невероятно завораживающая. Она не умела скрывать свои эмоции и всегда была честной: хмурилась, смеялась, радовалась, плакала. Когда ее что-то беспокоило, она не таила тревогу и могла рассказать, поделиться ею, она никогда не стремилась спрятать что-то внутри себя. Она никогда ничего не боялась, потому как верила в свои силы, и никогда не опускала голову. Ее глаза выразительно блестели и выглядели, как глаза самого счастливого человека в мире. Она была такой настоящей и естественной, из-за чего ее любили, казалось, все окружающие. Она бы никогда не растерялась, всегда могла поддержать, побыть рядом. Она могла молчать, а могла разговаривать часами, в красках описывая какие-нибудь истории из жизни. Она ценила то, что имела, и никогда не забывала благодарить близких за то, кем является. Она была искренне добрым человеком, но не позволяла собой пользоваться. Она была сильной, уверенной и трудолюбивой. Она была лучшим человеком. Сначала Сакуя не мог понять, почему она такая, и долгое время искал в ее поведении изъяны и недостатки, уверенный в том, что это ненастоящий человек. Но она никогда его не обманывала и с самого начала показала себя такой, какая она на самом деле есть. Улыбка, в которой он отныне никогда не сомневался. Она с самого начала относилась к нему как к равному, не обращая внимания на звание героя, на сложившуюся репутацию и нашумевшие сплетни о страшном Спектре с леденящим взглядом. Ее причуда была настолько… Естественной и так подходила ей, что, казалось, это вовсе и не причуда, а просто ее черта характера. Она чувствовала эмоции людей. Улавливала самые сокрытые переживания, могла делить радость и горе, понимала так, будто эти чувства принадлежали ей самой. Проницательность, внимательность, чуткость — это все было про Юми. Сакуя был счастлив, когда она была рядом. Юми была счастлива, когда он был рядом.***
Не так давно поднялся вопрос о строительстве дома, чей план и дизайн рабочие активно пытались подстроить под вкусы будущих хозяев, которые, к большому удивлению, совпадали. Большой дом, отделанный серыми панелями, выполненный в строгом стиле, не имеющий ничего лишнего на своей территории. Однако девушка настояла на том, чтобы на заднем дворе обязательно был сад, а на первом этаже — гостевые комнаты. Ей нравилось наблюдать за тем, как крепнут и высятся кусты и деревья, но не цветы. Также она обожала живые изгороди, поэтому самостоятельно высадила возле каменной стены во дворе хмель, что спустя ее труды и время таки стал обвивать выпирающие камешки. И в качестве последнего штриха, чтобы наслаждаться красотой в полной мере, в саду установили скамью, серую скамью, больше напоминающую ровно срезанный камень. Это желание Сакуя не сразу понял, так как сидя на ней можно было и простудиться, однако Юми утверждала, что камень прекрасно вписывается в композицию и деревянная скамья бы тут не подошла. А сегодня она настояла на том, чтобы в дом на так называемое «новоселье» Сакуя хоть раз позвал своего знаменитого друга, о котором в обществе, и особенно в мире героев, ходили лишь различные слухи, многие из которых с натяжкой можно назвать правдой. У Юми, в отличие от Сакуи, выходные все же выпадали, поэтому она часто оставалась дома одна, однако не скучала. Больше всего ей нравилось сидеть в собственном саду на той каменной скамейке за незамысловатой книгой и чашкой кофе. Правда, она действительно быстро нагревалась и остужалась, поэтому приходилось подкладывать плед или подушку. Послышался щелчок входной двери, вместе с приглушенным незнакомым мужским голосом. — … да ладно тебе, Сакуя, я тебе точно говорю… — Ты слишком много говоришь. — Прояви хоть каплю уважения, я тебя почти в три раза старше, — гость состроил грустное личико. — Маразм? — Мда-а, — насмешливо приподняв брови, он прокрутился на месте, после чего резко остановился. — О, — коротко удивился он, разглядывая интерьер. — О! — уже более ярко воскликнул гость, замечая вошедшую в кухню женскую фигуру. Хозяйка, поправляя выбивающуюся прядь волос за ухо, проследовала в прихожую, приветливо улыбаясь и прижимая к себе книгу. — Юми — Хару, — хозяин дома глазами указал на друга. — Хару — Юми, — гость с хищным прищуром заметил тонкое блестящее кольцо на изящной руке, — моя жена. — Добро пожаловать, — она вежливо поклонилась. — Очень рада с Вами наконец познакомиться. Мне Сакуя про Вас так много рассказывал! Хару бросил неоднозначный взгляд на Спектра, но тот даже не смотрел в его сторону. — Он? Про меня? — он тихо захихикал. — Да ну? — Вы знаете, чтобы он говорил, я применяю особые методики, — поддержав манеру речи гостя, она тоже посмеялась. — Можно на «ты», — резво улыбнувшись и даже поклонившись в ответ, разрешил он. — И мне тоже приятно познакомиться. И очень интересно! Потому что мне, видишь ли, Сакуя про тебя совсем ничего не рассказывал. Юми несильно пихнула мужа в плечо, одаряя его недовольным взглядом, и ненавязчиво оглядела внешность прибывшего, отмечая, что цвет его волос, скорее, не белый, а седой. Парадоксально, если учитывать, что Сакуя рассказывал про него. После её предложения пройти, Хару, аккуратно поставив обувь в прихожей, принялся по-хозяйски расхаживать по дому и рассматривать все вокруг с разинутым ртом. — Он может говорить странные вещи, не обращай внимания, — предупредил Спектр, прикрывая глаза. — Ты говорил, — покачиваясь на месте, сказала супруга. — Хоть и выглядит как весельчак, на самом деле он… — Ты говори-и-ил, — она шутливо закатила глаза, продолжая улыбаться. — Один из опаснейших людей в Японии, да-да. Стоит в нашем доме и рассматривает цветы на камине. Обернувшись, Сакуя застал очередную непонятную ему сцену, как Хару тычется носом в листья цветка, стоящего над камином, по-детски хмурясь и щурясь от невесомых касаний. — Я серьезно. — Я тоже, — Юми хихикнула в ладонь, удаляясь на кухню, а затем задумчиво и тихо добавила. — Пройдя через столько всего, он смог сохранить хоть и напускное, но все же ребячество… Обрывки еле слышимой фразы донеслись до гостя. Хару оставил цветок в покое и замер, не спеша поворачиваться, ожидая услышать от девушки еще больше интересного. Он и забыл, когда в последний раз о нем говорили хотя бы в нейтральном ключе, не то что в положительном. Не жалость, а искреннее сочувствие и понимание звучали в голосе Юми. «Внимательная», — Хару чуть подвинул горшок на его изначальное место, зная, какой дотошный в этом плане хозяин, и, надев свою привычную лучезарную улыбку, развернулся. На столе уже стояла большая тарелка с десертами, которые Юми подготовила именно к приходу гостя, узнав, что сладкое он любит больше, чем что-либо ещё. Что ж, прекрасно подойдет к чаю. Правда, в этом доме чай никто не пил, но заварить его умели. Хару, радуясь пышным мандзю, точно ребенок конфетке, совершенно не стесняясь, пододвинул целую общую тарелку к себе и принялся поглощать их с невероятной скоростью. — Нравится? — с улыбкой разглядывая то, с каким наслаждением гость откусывает очередной кусочек сладкого пирожка, поинтересовалась Юми. — Не то слово, — закивал он, после чего похлопал наблюдающего за картиной с укоризненным взглядом хозяина дома по плечу. — Сакуя, поверь мне, опыт показывает, что у женщин с готовкой сладкого обычно плохо. Так что тебе очень повезло. — Тебе повезло, что мне очень повезло, — заметил Спектр, хмыкнув. — Не поспоришь! — хлопки по плечу участились, после чего гость потянулся к своей кружке чая. — Мне очень приятно, — Юми посмеялась в ладонь, не переставая удивляться, что такой страшный и опасный человек как Зеро на самом деле тот еще сладкоежка. — Как, кстати, продвигаются дела с тем грабителем? От недовольного наблюдения за тем, как исчезают приготовленные женой мандзю, Сакую сразу же отвлек вопрос, и он чуть слышно вздохнул. Она склонила голову набок, готовая слушать, в чем все-таки загвоздка. — Сложно. Личность установить не получается, следов он не оставляет. То есть, еще как оставляет, но не те, которые нам нужны, — вспоминая имеющуюся информацию о разрушительной причуде злодея, добавил он. — А жертв все больше. Если так продолжится, то придется прибегнуть к помощи и других… героев, — серые глаза раздраженно блеснули. Заметив это, Юми задумчиво подперла пальцем щеку, а потом, усмехнувшись, ответила: — Всемогущего, что ли? Услышав очень и очень знакомое имя, Хару прекратил жевать и обратил внимание на хозяев дома. — И его, возможно, тоже, — прикрыв глаза и сдержав то, что он бы хотел высказать про упомянутого героя, ответил Сакуя. — Нехорошо. У тебя же глаза устанут закатываться. А вдруг выпадут? — приложив ладошку ко рту, девушка состроила театральный испуг. — Не волнуйся, Юми, Сакуя у нас рекордсмен по закатыванию глаз, какой-то Всемогущий его не остановит, — с очень убедительным и важным видом, Хару помахал перед ее лицом пирожком. — Если что, я верну все на место. И вкусности, и глаза, а над Всемогущим… подумаю. — Что ж, положусь на тебя, — Спектр глубоко вздохнул, видимо, представляя худшее.***
— Са-ку-я. Из-за дверного проема высунулась голова, игриво склоненная набок, а затем и вся Йосадзаяши, которая вприпрыжку преодолела дистанцию до кровати. Сакуя, до этого изучающий очередной документ о безымянном преступнике, отвлекся и оглядел жену. В последнее время он все реже появлялся дома из-за работы, точнее, проблем, связанных с поимкой как раз таки того преступника, о котором он сейчас и читал. Юми он, соответственно, видел не так часто, как хотелось, и за последние две недели уделял ей лишь несколько часов перед сном, однако… Она совсем не расстраивалась. Даже была чересчур веселой, радостной, начала передвигаться по дому вприпрыжку, вот, как сейчас, и постоянно улыбалась. Впрочем, для хорошего настроения ей повод необязателен. — Что-то случилось? — бумаги пришлось отложить, потому как они явно мешали Юми обнять его. — Хм… — задумчиво закусив губу, она засмотрелась на потолок, а потом, резко сев на кровать напротив Сакуи, посмотрела ему в глаза. — Случилось. Она так и продолжила смотреть на мужа, больше ничего не говоря, видимо, ожидая, что он догадается сам или хотя бы предположит. Вариантов у него уже было несколько, но оглашать их он не спешил. — Что…? — приподнимая одну бровь, настороженно спросил он, разглядывая девушку и пытаясь найти хоть какую-то подсказку, возможно, в ее внешнем виде? Вместо ответа она подцепила пальцами руку Сакуи, нежно накрывая ее своей, а затем, уже не тая возбужденно-предвкушенного настроя, снова уставилась на него. — Ну? Что-то чувствуешь? Чувствует. Что-то не так с кровью. Механизм ее свертываемости изменился, повышенное количество белка, инсулина… А также какие-то странные факторы, связанные с внутрисосудистой свертываемостью, напоминающие… сердечную недостаточность? Инфекцию? Воспаление? Какую-то другую болезнь? Сакуя подумал, что он ищет беду там, где ее нет, и еще раз посмотрел на счастливое лицо жены, отгоняя какие-то ужасные мысли. Когда он успел стать таким параноиком? Какая еще сердечная недостаточность? Это же признаки кое-чего иного. Это же… — Ты… беременна? — Да! Еще несколько секунд Сакуя просто смотрел на нее, ожидающую, когда его радость наконец вырвется наружу, чтобы и самой уже перестать сидеть и сдержанно улыбаться. Вместо слов и других, по мнению Спектра, ненужных жестов, он просто обнял Юми. Аккуратно тепло заботливо, чтобы она почувствовала, что чувствует он, чтобы не сомневалась, что он тоже счастлив. Конечно, она и не рассчитывала, что он будет прыгать по дому от переполняющих эмоций, как она, но хорошо ощущала, как внутри часто-часто забилось сердце. Как он их любит.***
Шёл уже вот как шестой месяц. Осень убаюкивающие складывала ковер из мириад шуршащих ладоней на стылую отдыхающую землю. Окно как-то серо, но нет, совсем не тоскливо, скорее, по-светлому серо затянулось легкой влажной туманной дымкой, из-за чего весь вид: и ковёр из золотых рук, и перья низкого неба, и обнаженные тёмные тела деревьев, точно выведенные мазками толстой кисточки с густой тушью на кончике — выглядел так, будто он не явь, а укрывшееся тусклой пылью воспоминание. Серое и отчего-то светлое. Вот только отчего? Скорее всего, от ожидания. Обычно, когда ждёшь и живешь в неведении жизни настоящей и в ведении ненастоящего будущего, все кажется, как правило пасмурным и смурным, но сейчас все не кажется, все есть, просто есть спокойное и умиротворенное, запланированное ожидание светлого. Ведь солнце обязательно выглянет из кучевых грозных и почти черных клубов-перин. Вот только в такие времена выглянувшее солнце — вестник заморозков и того, что день ненастоящего будущего обещает быть по-настоящему и не по плану запланировано холодным. — Скорее бы посидеть там. Подняв голову и уложив ее на приятно теплое плечо, девушка устремила свой взгляд во двор, сквозь оконное стекло ощущая холод излюбленной скамьи. — Насидишься, когда потеплеет. — Когда потеплеет, нас будет уже трое, — мечтательно-спокойный тон, такой уверенный и счастливый. Она поближе придвинулась к мужу, пытаясь расправить постоянно затекающие ноги и спину, потерлась щекой о его плечо и снова замерла. — Что насчет имени? — Сакуя всегда знал, что он не силен в придумывании вообще чего-либо, где нужна фантазия, что уж говорить об именах. — Есть какие-нибудь мысли? — Отлыниваешь, да? — легкий толчок в плечо. — Собери все свои существующие и несуществующие творческие способности и подумай. Давай-давай. Он не знал, как собрать то, чего нет, но честно постарался, поднапрягся, даже потряс головой и нахмурился, чего не делал, пожалуй, ни за одной, даже самой муторной и сложной работой. Подняв лицо на него, Юми лишь посмеялась, но терпеливо выждала несколько минут, зная, что муж точно сдастся. — У меня, — кажется, он хотел вздохнуть, но вместо этого уж больно нервно сглотнул, — нет идей. Снова смех, такой теплый и вовсе не злой, наоборот, добродушный, понимающий. — Сакуя, вот есть хоть одно имя, которое тебе нравится? Может, какое-то звучание или… Какой-то иероглиф? Значение? Ассоциации? Вторая попытка что-то придумать, кажется, не собиралась увенчаться успехом, однако думать стало легче. Он забегал глазами по интерьеру, пытаясь вспомнить хоть что-то, что будет звучать мелодично, но при этом подходяще для имени. Признавшись, что в доме ему нравятся камин и диван, он решил, что лучше ему даже не пытаться что-то выдумать. Спектр тихо посмеивается, ласково так, совсем без тени издевки. — Я подозреваю, что ты просто решила по-хитрому заставить меня придумать все самостоятельно. Я прав? — Мое имя тебе нравится? На вопрос Сакуя посмотрел с прагматичной стороны. — Оно емкое, — Юми снова подняла голову, рассматривая чересчур серьезное и задумчивое лицо мужа, будто она спросила его, какие изменения стоит внести в их общество, — достаточно простое, но при этом, — небольшая пауза заставила ее поерзать от интереса, — красивое, да. Мягкое начало. — Значит, «Ю»? Как она сделала именно такой вывод, Сакуя не совсем сообразил, но, в целом, был согласен. — Допустим. Извини, у меня правда нет идей. Будущая мама снова тихо посмеялась, все еще не раскрывая, что несколько имен на примете у нее уже давно есть. На улице становилось темнее из-за, похоже, темных туч, что сгущались над небом пугающими плотными занавесами. Шумный грохот разрезал уютную тишину, но нисколько не нарушил теплый уют дома, мягкого плеча и родной ладони на спине, время от времени поправляющей тонкое шерстяное одеяло. Звонкие точечные удары дождя по окнам заставили Юми чуть приподнять голову. Похоже, начался ливень с грозой. А то она все гадала, испортится ли погода к вечеру. — Сентябрьская гроза к снежной зиме, — неожиданно заметил Спектр. Совершенно несвойственная ему фраза, даже несколько сентиментальная. Когда он вообще говорил о погоде, да еще и в таком пророческом ключе? — Снег… Очень красиво. Люблю зиму. Она такая изящная и по-своему теплая, — почему-то с чем-то греющим у Юми ассоциировалось именно холодное время года. — В декабре у нас редко выпадает снег. Сакуя согласно замычал, представляя, как жена искренне радуется первому выпавшему снегу. Этого у нее было не отнять. Такой чистой, даже в какой-то степени детской радости. Кажется, раздался очередной раскат грома, но Юми наслаждалась и этими страшными звуками. — Не хочешь, — она смеётся, так приятно и мягко, взглядом, не голосом, кладя легкую руку на уже привычное место — под сердцем, — потрогать? — сердцем, под которыми немного ниже билось другое совсем маленькое сердечко. — Зачем? Я ведь вас и так чувствую. Конечно, чувствует, все-все чувствует: как циркулирует кровь в организме и заставляет оба сердца биться. Ощущает издалека, будто слышит больше никому не ведомые глухие стуки, иногда прислушивается по ночам и улыбается. — Ха-ха! Правда? Нас обоих? — Да. Обоих. — У него все хорошо? Не скучает? — такой осторожный любопытный взгляд в смеси с радостной улыбкой. — С тобой не соскучишься, Юми. — Хах, это точно! Она кивнула и затихла, видимо, стараясь представить, что ощущает Сакуя. Вот она все чувствует напрямую — так близко и отчетливо, что каждый раз не верится, что такое чудо может происходить с ней. И каждый раз, замирая от очередного толчка, гадая, не испугался ли будущий маленький человек чего-то, не недоволен ли чем-нибудь. На кого больше похож? Как будет выглядеть? Какие черты характера унаследует? Любой вопрос оставлял блаженное спокойствие, а иногда и нестерпимое желание поскорее увидеться. Ведь его тут ждали и уже давно, очень давно любили. — Если в декабре выпадет снег, назовем его Юкио? Показалось или детское сердце забилось чаще? Настолько нравится голос мамы? — А если не выпадет? — Выпадет. Я тебе говорю, выпадет, — Сакуя бы мог ещё возразить, хоть и сам сказал про снежную зиму. — Ну, так что? Нравится? — Юкио, — он решил произнести единственный озвученный вариант вслух, надеясь, что, может, сам ребёнок как-то отреагирует? — А ты долго не думала, да? — Сакуя, ты вообще молчи! — она шутливо стукнула его по пружинистым локонам. — Нравится или нет? Её не терпящий выжидания вопрос так и повис в воздухе, заглушенный очередным ударом молнии. Честно говоря, это имя ей уже так понравилось самой, что ответ «нет» жена бы и не приняла. А ведь прямолинейный Спектр мог и не согласиться. Всё равно выберет сыну лучшее имя. — Юми… — широкая ладонь обводит шелковую щеку, что отзывчиво прижимается распустившимся теплом румянца в ответ. — Да? — Я люблю тебя, — что-то он явно оставил в молчании. И пускай. Она догадается по умолчанию. — Я помню, как ты мне признался в первый раз, — словно проведя по каким-то неведомым струнам, прошептала она это, точно арфа, проливая мелодию, на миг скрываясь частью лица в темных блестящих струях волос, а затем поднимая из-под сени ресниц такой же блестящий и пронзающе тёмный взгляд, — сказала бы я, если бы не я сделала это первой! — Сакуя уж было хотел от неожиданности убрать руку, прекратить прикосновение, но в ответ его руку лишь легонько придержали и мягко прижали ещё плотнее, касаясь отогретым металлом кольца его пальцев, таких же отогретых и сомкнутых, замкнутых, как маленький обруч из белого золота, переливающегося ничем не омраченным серым. — Я… — Я тоже тебя люблю.«И имя мне нравится».
***
— Слышал? Темные глаза бегали из стороны в сторону, будто бы она могла уловить звук взглядом. — Прошу прощения, Юми-сан? — не отвлекаясь от дороги, Гото невольно начал прислушиваться, но ничего, кроме привычного шума центра города, не услышал. — Какой-то странный грохот, нет? Показалось, может, — девушка поджала губу, пожимая плечами, и, снова расслабившись, откинулась обратно на спинку сидения. Гото еще раз насторожился, стараясь игнорировать шумных прохожих, звуки гудящих автомобилей и пищание светофоров, но ничего необычного уловить не смог. Среди такой какофонии услышать странный грохот у него не получалось. Машина остановилась на следующем повороте. Обогнув ее с обратной стороны, водитель открыл пассажирскую дверь и подал руку жене хозяина. Он чувствовал, как с каждым месяцем Юми все тяжелее и тяжелее опирается на нее. — Как Ваше самочувствие? На улице уже зима. Дыхание превращалось в белый пар, щеки краснели от мороза, и Йосадзаяши поплотнее закутывалась в шарф. Ее привычкой стало укладывать его длинными концами на грудь и живот, часто поправляя пряжу, чтобы она не покидала свое место. — Не переживай ты так, Гото, у меня все хорошо, — хрупкие плечи чуть дернулись в очередной добродушной усмешке. — Лучше бы рассказал, как твои дела. Ты выглядишь уставшим в последнее время. На самом деле, своим внешним видом и выражением лица Гото никогда не выдавал свои переживания, но пришлось свыкнуться с тем, что новоиспеченная — хотя уже несколько лет как нет — хозяйка видит его насквозь. — Нет причин для беспокойства, Юми-сан. Честно, — она прищурилась и уставилась на водителя. — Возможно, — она склонила голову набок, не собираясь отводить взгляд от Гото, и он, незаметно вздохнув, нехотя продолжил, — мне стоит чуть больше отдыхать. — Сакуя тебя совсем загонял, — недовольный тон, но снова вовсе не враждебный, безобидный. — И сам почти не отдыхает в последнее время. Ловит того злодея. И почему этим занимается он? Он же не обладает подходящей причудой… — В данной операции участвует не только Спектр-сан, но Вы же знаете, почему именно его попросили. — Да-да… Образец крови. Используют его, как какой-то… не знаю… кровеискатель. — Не переживайте, Юми-сан, Спектр-сан крайне редко участвует в боевых действиях. — Знаю я, — светлые рыжеватые ресницы, кажется, дрогнули. — Знаю. Грустить долго она не умела, поэтому уже через минуту снова улыбнулась. — Ладно, — будущая мама снова поправила края шарфа, — я пойду. Не унывай, Гото. — Конечно, Юми-сан, — водитель поклонился и тоже постарался ей улыбнуться. — Берегите себя. Девушка в шутку ответила звонкое «есть», пытаясь подражать самому Гото, для которого это слово — чуть ли не девиз, после чего помахала ему рукой и зашла в ближайшее кафе. На сегодня у неё запланирована встреча с мамой, и Спектр бы поручил водителю не отходить от жены, если бы не тёща. Гото, устраиваясь к герою на работу водителем, даже не подозревал, что на период беременности Юми станет её сопровождающим, телохранителем, собеседником и, честно говоря, вдобавок вечным спутником, когда Спектр рядом быть не может. Впрочем, он не был против. Девушка оказалась на удивление приятной компанией, и Гото каждую секунду был счастлив за своего хозяина.***
Солнце зимой редко выглядывало из-за белых тусклых облаков, но при этом было даже светлее, чем летом. Юми часто поднимала голову к небу, разглядывала тучи и гадала, когда же будет достаточно холодно для того, чтобы пошёл снег. Она его правда ждала и не забыла, что ей обещали. Снежную зиму. Декабрь уже близился к середине, поэтому город принарядился к Рождеству и Новому Году искрящимися и такими изящными гирляндами. Вот бы ещё пошёл снег, настоящая зима точно бы подчеркнула красоту городских украшений и ярких огней на елках. Юми еле уговорила маму не провожать её, зная, что та иногда беспокоится свыше нужного, пообещала ей сразу позвонить Гото и поехать домой, но прогуляться хотелось сильнее. Девушка медленно шла вдоль улицы, наполненной людьми, заинтересованными в рождественских ярмарках и предновогодних скидках в торговых центрах. Ей эта суета была не так интересна, хотя наблюдение за лицами, предвкушающими грядущие праздники, вызывало какое-то приятное чувство в груди. Где-то недалеко что-то странно гремело и шумело, наверное, устанавливали очередную ёлку или украшали высотные столбы. Юми держала свой путь к более спокойному месту — парку. Сейчас гулять стало тяжелее, но она точно знала, что малышу их прогулки нравится. Свежий воздух шёл ему на пользу, и это не ее выдумка, ведь временами он даже толкался, словно желая пройтись самому. Очередной грохот раздался уже гораздо ближе, будто бы за ближайшим поворотом. — Так мне не послышалось. Всё тот же шум… На этот раз треск стёкол здания справа разрезал шум городской суеты и серьезно напугал Юми, смешиваясь с людскими криками. Она резко остановилась, пытаясь определить очаг паники, замечая бегущих впереди прохожих, падающих и теряющихся в огромной толпе. Что-то произошло внутри торгового центра? Стоит отсюда уйти поскорее, позвонить Сакуе и Гото… Последний и самый громкий звук донесся прямо сверху. Яркая вспышка. И, кажется, какое-то неприятное, болезненное давление в висках. Юми не могла понять, что же произошло, не могла распознать ничего, только крики людей уже странно приглушенно раздавались издалека.***
— …Спектр? — врач напряжен не меньше про-героя, который, кажется, перестал его воспринимать минут пять назад. — Вы меня слушаете? — Что? До этого опущенная голова вскинулась, и врач был готов поклясться, что увидел лёгкие едва заметные подрагивания сложенных в замок рук. Спектр сидел, опершись локтями на колени и сгорбившись, кажется, впервые в жизни. Буквально двадцать минут назад он рвался в операционную так, что его пришлось останавливать едва ли не силой. Врач, стоящий перед героем, никогда бы не подумал, что Спектр способен на такие действия, но сейчас он выглядел ещё более пугающе. А этот взгляд… Мужчина в халате честно считал, что не заслужил этот режущий стальной взгляд, но… Он все прекрасно понимал. — У Вашей жены крайне тяжёлые травмы, Вы должны это осознавать. Вероятность того, что мы спасём обоих, очень мала. Мы делаем все возможное, но прошу Вас… Сакуя снова не мог сфокусироваться на речи врача, хотя говорил он все то же самое и, вроде, даже на одном с ним языке. Непонятно. Ни черта не понятно. — Так пустите меня туда, — Спектр резко встал и, пугающе приблизившись к лицу хирурга, процедил сквозь зубы. — Я хорошо понимаю Ваши чувства! Но и Вы должны понимать! Вам, как никому другому, как первому в Японии гемоэсперу, должно быть ясно, что Вы там ничем не поможете! — мужчина был готов оттолкнуть героя от себя, но сдержался и, тяжело вздохнув, вернулся в операционную. Конечно, Сакуя знал, что помочь он не в состоянии, но сидеть здесь, когда она там, становилось просто невыносимо. Он не слышал ни единого звука, кроме биения двух сердец там, за дверью. Прислушивался, старался дышать тише и реже, чтобы не дай Бог не пропустить очередной удар. Он чувствовал, как много крови она потеряла и как тяжело теперь насыщается кислородом тело малыша. А во всем виноват тот самый преступник, злодей, на которого они охотились вместе с тремя другими героями уже несколько лет. По неопределённым данным его причуда позволяла разрушать здания, чем он пользовался, чтобы устроить погром и посеять панику, а затем грабить. В отличие от большинства воров, этот не чурался убивать людей. Ему все равно на жертвы, которых становилось все больше от неаккуратного применения причуды на все более масштабных зданиях. Многие умирали под обломками, придавленные, некоторые тела были изуродованы, других и вовсе не находили. Когда удалось получить ту несчастную каплю крови, единственную ниточку, ведущую к преступнику, был проведён анализ ДНК. А потом кто-то вспомнил, что Спектр умеет находить человека по крови. Естественно, капли оказалось недостаточно, а искать неизвестного вслепую, вооружившись только способностью идентифицировать человека со схожей кровью, все равно, что искать иголку в стоге сена. Однако капля — единственная зацепка. Поэтому Спектра стали использовать как удочку в огромном океане. И Юми оказалась именно там, где произошло очередное нападение. Прямо возле того здания, которое поддалось действию причуды. Попала под каменные обломки, под разбитые окна. За несколько недель до того, как должен был родиться их сын. А теперь… Сакуя никогда не верил в Богов, вообще ни в одного из них. Не верил в всевышнюю силу, в духов и души умерших, как полагалось в Японии. Но сейчас, слушая медленное тихое сердцебиение двух бесконечно дорогих людей, он молился, чтобы следующий стук не стал последним. Он ведь даже не поговорил с Юми, не видел её с утра, лишь интересовался её самочувствием днем. Если бы он только знал, ни за что не отпустил бы её туда. А ведь преступника так и не поймали, он сбежал… Всё ещё стучит. Оба стучат. Так тихо, так страшно… А за окном шёл снег. Так медленно и плавно, летал каким-то неизвестным лабиринтом сверху-вниз, пушистым хлопьями, словно вот-вот остановится в невесомости. Юми бы обрадовалась снежинкам. Она обязательно очнется, посмотрит в окошко и улыбнётся, увидев белый пейзаж. Точно, так и будет. Сакуе хотелось вырвать себе сердце, так бешено оно билось в самых висках, в глазах, а в голове не было ни одной мысли. Он боялся думать, боялся надумать лишнего. А вдруг сбудется? Предложения не строились, сразу обрывались, было невыносимо страшно. Настолько невыносимо просто сидеть и ждать, слушать и все-все чувствовать. Ещё одна минута ожидания, ему казалось, что он умрёт сам, не выдержит. Такие бесшумные и тихие удары. Сбивчивое дыхание врачей, их учащенный пульс — неуловимые звуки, по которым Сакуя определял ситуацию, пытался здраво рассуждать, взвесить шансы, но при всем при том не думать наперёд. Вечно холодный и прагматичный разум отказывался принимать происходящее, реагировал хоть как-то только на её сердцебиение, позволяя вздохнуть каждый раз, когда его удавалось услышать. Вот ещё один удар. Почему так редко? Он не мог поднять голову, сосредоточенно смотрел вниз, в пол. Боялся лишний раз пошевелиться, заглушить шумом собственного тела звуки из операционной, сбиться с той волны, на которой ощущались тела тех, кто дорог. Кажется, он уже давно превзошёл свои возможности — так чётко чувствовать каждую клеточку тела, насыщенную кровью в другом организме на таком расстоянии. В коридоре не было никого, кроме Сакуи. Даже если бы и был, он не воспринял бы сейчас ни одного человека. Он тут один. Хотя нет. Нет, совсем не один, ведь там, за дверью с горящей над ней лампочкой есть Юми. Пока она здесь, все хорошо, пока она дышит, пока так слабо, но дышит, все в порядке. Самая важная, самая лучшая и любимая часть его самого, его семья и будущее, смысл, его эмоции и чувства — оно все там, в ней. Удар. Хотелось наплевать на все и ворваться к хирургам, взять её за руку, посмотреть на неё, рассказать, что там, за окном, уже пошёл снег, прямо как она хотела, как предсказывала. Может, любое лишнее движение как-то повлияет на её состояние? Вдруг что-то упустит, если громко вздохнет или сглотнет? Что-то не расслышит, пропустит, не заметит и больше никогда не услышит? Снова глухой, далёкий, словно запертый от него в другом мире, удар. Сердце забилось нездорово часто, громко, близко, будто его достали из груди. Только чьё? Словно лязг металла, как звон колокола над ухом, без предупреждения, слишком громко, слишком резко, сбивая удержанное под контролем сознание и эмоции, раздался… Детский крик. Вскочив с места, Сакуя взглянул на дверь так, словно мог видеть сквозь неё. Режущий слух плач вперемешку с первыми, сбивчивыми и беспорядочными вздохами, беспорядочно бьющимся, звенящим маленьким сердцем. Кажется, здоров. Ничего не повреждено, дыхательная и кровеносная системы в порядке. И с сердцем никаких проблем. Но обрадоваться не получилось. Даже успокоиться. Сакуя прислушался, мысленно заглушая крики новорождённого, и понял, что кровь больше не поступает в мозг и он упустил момент, когда другое сердце биться перестало. Где оно? Он же следил за её состоянием? С ней только что все было хорошо! Она только что дышала! Она?.. Лампочка над серой дверью потухла. Стало как-то невероятно тихо, кажется, так тихо никогда не бывает. Ни единого звука, совсем. И тело перестало двигаться, держаться. Он стоял? А, может, уже давно упал? Бьётся ли его собственное сердце? В этом мире больше никого не осталось. Те, кто называл Сакую безэмоциональным и равнодушным, сейчас бы удивились, увидев его. Чувства не пропали, нет, они просто-напросто атрофировались, остановились, словно их загородили плотным стеклом, через которое они едва-едва виднелись, но полную, ясную картину разглядеть не удавалось. Стекло тонкое, хрупкое, в любой момент треснет. Конечно, треснет. Разрушится, сломается, рассыпется на мелкие кусочки, вдребезги, ведь с обратной стороны на него с силой что-то давит, из-за чего становится больно. Наверное, это вовсе и не стекло. Это что-то, находящееся внутри, что-то жизненно важное, малейшие прикосновения к которому отзываются невыносимой болью. В этом мире остановилось время. Кажется, за окном уже царил настоящий снегопад, вот только… снежинки зависли в воздухе, не двигались, словно свисали на ниточках — театральные декорации — с неба. Может, это все ненастоящее? Галлюцинация, сон, бред, видение? Ведь в реальном мире время не может остановиться, так, значит, это происходит не наяву. В этом мире пропали цвета. Лампочка, так давно потухшая над дверью операционной, вроде, была желтой. А как это, «желтый»? Она ведь абсолютно серая. Как и стены, пол, потолок, собственные руки и одежда, вид за окном. Все оно никакое, тусклое, возможно, и вовсе бесцветное, отсутствующее и совершенно, совершенно неживое. А вот звуки… Звуки не пропали. Что-то доносилось до слуха Сакуи, что-то очень далекое, будто заглушенное неизвестным, но громким шумом. Ровный, гулкий звук, сбивающий все остальные звучания в что-то непонятное и смешанное. Не слышно. Невозможно понять или что-то различить. Совсем. — …чайшие соболезнования… Что это? С ним кто-то разговаривает? Разве здесь кто-то есть? Обрывки услышанных фраз звучали по-настоящему сумасшедше. Кто-то сочувствует? Кому-то жаль? Кого? — Подойдите, пожалуйста. — Да. Кто это? — Йосадзаяши-сан… Кажется, обращаются к Сакуе. Хотя как такое может быть, если здесь никого больше нет? — Йосадзаяши-сан. Нет, точно не к нему, его так не называют. Пускай уходят. — Йосадзаяши-сан! Голову все же пришлось поднять и, похоже, звали все-таки его. Этому мужчине Сакуя почти что угрожал не так давно, он его запомнил. Он стоял прямо перед ним, в коридоре, не слишком близко, но и не слишком далеко, а за ним пряталась еще одна фигура, женская. Врач, убедившийся, что на него наконец обратили внимание, повернул голову назад, на женщину и кивнул ей, после чего она медленно, боязливо, с сочувствующим, горестным выражением лица подошла к Сакуе и что-то ему протянула. Что-то живое. — Возьмите. Вы ему нужны. Тело двигалось само по себе, отреагировало на то, что ему аккуратно, очень осторожно, словно там находилась песчаная фигурка, переложили в руки что-то теплое, маленькое и шевелящееся. Что-то, в чем ощущалось гулкое сердцебиение, гоняющее кровь по всему крохотному телу. Такую же, как у самого Сакуи. Ох, вот оно. Единственной живой человек во всем мире. Значит, Сакуя не один. Они вдвоем. Потому что… Юми у них больше нет. — Совершенно здоровый мальчик, — добавила женщина, стараясь не отходить далеко от переданного малыша. — У Вас… есть для него имя? Отдавшись ощущениям, Сакуя совсем забыл, что у него существуют глаза, с помощью которых теплый комочек можно еще и рассмотреть. Он перестал шевелиться и, кажется, уснул. Так быстро… Пригрелся. Такой крошечный и легкий, что, кажется, вот-вот рассыплется, и Сакуя боялся надавить на него лишний раз, напряг мышцы рук так, что они уже затекали. Лучше не двигаться, а то вдруг… он разбудит его? Пухлые, красные, неестественно пятнистые щеки. Редкие, но уже торчащие во все стороны темные волосики. У него есть цвета, вполне различимые и яркие. Интересно, малыш чувствует то же, что Сакуя? Ему тоже больно? Он тоже любил ее? Подняв голову, Сакуя заметил, что снег снова беспорядочно летает за окном, превращая пейзаж в мелькающие белые обрывистые, пушистые картинки. Не остановился, значит. — Юкио.