***
— Тебе так идет белый! Уже минут пятнадцать Юдзуна скакала вокруг бедного Даби, которого она сама же замотала в принесенный пушистый плед, как куколку будущей бабочки, умиляясь и радуясь своей догадке взять с собой мягкое покрывало. — Смотри, — она подкралась к юноше сзади и, положив руки ему на плечи, открыла перед его лицом свою тетрадь. — Вот так у них крылья, оказывается, складываются, — плотный шерстяной кокон не давал даже пошевелить и пальцем, поэтому Даби только и мог, что смотреть на наброски. — Самочки и самцы отличаются только окраской и размером, поэтому в нашем случае детальки можно опустить. А еще! Ты знал, что воробьи весят от двадцати до тридцати семи граммов? Но ледяные вот гораздо тяжелее, поэтому я, если честно, не знаю, полетит ли он… Конечно, без внутренностей и костей он поменьше весит, но что-то вроде мышц ему все равно нужно, чтобы передвигаться. Вот тут я набросала, — Юдзуна перевернула страничку, показывая рисунки со своеобразной опорно-двигательной системой, больше напоминающей переплетение нитей внутри тела. — Честно? Было бы проще, будь это не птица. — Ты хорошо рисуешь, — рассматривая очень наглядные и реалистичные эскизы, вынес вердикт Даби. — Не полетит — пойдёт. Ноги ему даны не просто так. — Спасибо, — всегда приятно, когда он хвалит, поэтому можно и улыбнуться. — Но я не хочу птицу, которая не сможет летать. Я так старалась с этими дурацкими крыльями… — Посмотрим, — туманно произнес он, склонив голову набок, и Юдзуна невольно начала рассматривать его смешные, торчащие во все стороны, волосы. — К слову. У тебя ведь острый лед, так? В голову вдруг пришло старое воспоминание из детства, как о ее ледяную фигурку когда-то порезалась Фуюми. — Точно, — смекнув, о чем речь, и дернув руками, ученица чуть не ударила Даби по лицу, позабыв, что все еще держит тетрадь. Он недовольно фыркнул и снова дернул головой. Его волосы торчали уже прямо перед глазами Юдзуны, и она, наклоняясь чуть влево, неосознанно стала наблюдать за тем, как сквозь прядки проходит яркий солнечный свет, но кое-что ей показалось странным. Она ухватила собственную прядку от рождения темных волос и, поднеся их под поток солнечных лучей, стала сравнивать их с волосами Даби. «Не просвечиваются…» — А у тебя… волосы крашеные? Даби перестал дергаться и на какое-то время притих. — С чего такой вопрос? — Да просто, хм… — она задумалась, — у меня волосы темные. У папы и брата тоже. И они как-то совсем по-другому выглядят… — А по-твоему, все волосы одинаковые? По волосам из-за различий в их строении можно опознать человека, даже если не видишь его лица. — Ладно, забудь, — лезть в тему, в которой она не разбиралась, не хотелось. — Просто так спросила. Юдзуна еще раз со спины оглядела Даби и второй раз поймала себя на мысли, что с пушистой белой «шерсткой» он выглядит очень мило и безобидно, совсем как котенок. Правда, ему, похоже, уже становилось жарко, лето все-таки, поэтому девушка нехотя начала разворачивать плед обратно, складывая его на матрас. Вообще-то Юдзуна шла сюда за тем, чтобы прихвастнуть своим новым птичьем достижением, но решила отложить ледяное шоу до вечера, потому что, честно говоря, было немножко страшно. Слишком много сил потрачено на подготовку, поэтому, если дурацкая птица не полетит или даже не устоит на своих двоих, пускай лучше неопытная в причудных шалостях особа расстроится хотя бы под конец дня, а не в самом его разгаре. Однако отдыхать некогда: Юдзуне еще расти и расти. Ей много что хотелось освоить и узнать, на что способна еще. Ведь тренировать причуду оказалось довольно весело. Правда, самое трудное — вот уже в сотый раз морозить стену и сносить ее, из-за чего Даби наконец-то предложил перейти к предметам помельче, например, к камням или к металлическим стержням, столбам и плитам. Видимо, ему самому осточертело видеть в округе своего незаконного местожительства все новые и новые руины. А еще это не очень-то безопасно, с чем Юдзуна согласилась. Парень выглядел весьма и весьма серьезно, когда медленно расхаживал возле выполняющей очередное его задание подруги, держа в руках ту самую тетрадку и даже время от времени что-то там чирикая. Ну как «чирикая»… Почерк у него оказался красивее и аккуратнее, чем у самой Юдзуны, что даже как-то раздражало. Откуда он такой взялся-то… Когда солнце начало садиться, Юдзуна все же собралась с мыслями и, выделив себе местечко на полу, готовилась наконец осуществить то, к чему она шла целую неделю. Пугал не сам процесс — хотя протыкать себя до крови — тоже занятие не из приятных — а результат. Вдруг ее способность не для того, чтобы конструировать животных — неизвестно, смогут ли ее создания вообще двигаться с тяжестью собственного тела. С другой стороны, какое-то другое применение такого сочетания причуд в голову не шло. Перед глазами появилась раскрытая тетрадка — Даби подвинул ее к Юдзуне. — «Чертёж» для наглядности, — пояснил он, присаживаясь рядом. — Если эта птица-тупица не полетит, сожги ее, — буркнула она и, набрав в легкие побольше воздуха, создала небольшой, но острый осколок и слегка коснулась им пальца. — Хах. Как скажешь. Раньше она и не замечала, что умеет буквально из рук вытачивать бритвенно-острый лед, которым порезаться можно без особых усилий. Удобно. Капли крови глухо падали на камень, рисуя чуть смазанные мелкие круги, что сразу же начали замерзать. Напоследок подглянув в тетрадку, Юдзуна закрыла глаза и мысленно очертила сначала контур воробья, затем — его опору в виде лапок, хвост торчком, крылья, то, как они сгибаются, как крепятся к телу. Коготки — четыре штучки — тоненькие ножки, круглое мягкое тельце, растрепанные перышки на груди, едва проглядывающаяся шея, бусинки-глазки, острый клювик, длинный хвост, правильные размеры и пропорции. Каждое перышко Юдзуна представляла отдельно. До мельчайших деталей. Досконально, вплоть до их направления. Воображение рисовало, как птичка вертит головой, перепрыгивает с места на место, хлопает крыльями. Как себя ведет и, конечно же, как она летает. Слишком много видео пересмотрено и слишком много воробьев потревожено, чтобы ошибиться. Сначала Юдзуна открыла один глаз, чтобы убедиться, что там получилось хотя бы что-то, а потом и второй, морально готовясь увидеть творение от макушки до пяток. Крохотная птичка чуть подпрыгнула на месте, а затем, будто заинтересовавшись, склонила голову набок, как это обычно птицы и делают. Ледяное чудо часто-часто защелкало клювиком, но, к сожалению, привычное чириканье не послышалось. Крылья шевелились, значит, к телу не примерзли, и сгибались во всех положенных местах. Получилось! Настоящий воробей. Только прозрачный, с голубоватым отливом. Сквозь него даже просматривался пол, что выглядело немного жутковато, но радости это никак не мешало. Удалось! Удалось создать настоящую птицу. Чтобы она могла летать, каждое перо на крыльях пришлось представлять отдельно. Пусть только попробует не взлететь! В немом восторге, стараясь не ликовать раньше времени, Юдзуна посмотрела на Даби. Похоже, птица впечатлила и его, потому что в этот раз его глаза распахнулись шире обычного. — Немного странно, что он не чик-чирикает, — девушка посмеялась в ладошку, видя, что птица постоянно раскрывает клювик. — Слава Богу, он не шумный, — вспоминая, что летом щебетание птиц доносится даже ночью и порой мешает заснуть, с облегчением подметил в молчании положительную сторону юноша. — Что это у него… внутри? — У него ничего не должно быть там, — хмурясь, предупредила Юдзуна, но в птичьей грудке нечто горело красным. — Кажется… Это твоя кровь, — больше вариантов не нашлось. — Работает как топливо. — Сердце напоминает, — полупрозрачная ледяная птица, перепрыгивающая с места на место, в принципе выглядела странновато, а с алеющим брюшком и вовсе жутко. — Ладно, крошка, иди сюда, — не зная, как еще заставить птицу попробовать полететь, Юдзуна выставила палец вперед, ожидая, что та, как дрессированная, приземлится на него. Воробей полностью перевел внимание на создательницу и, смешно повертев головой из стороны в сторону, подпрыгнул, после вспорхнул и присел на «жердочку», начав чистить ледяные перышки. — Летает! — воскликнула Юдзуна с таким звенящим ликованием, что пташка от неожиданности аж подпрыгнула. — Какая хорошая птица! — она небрежно погладила крошку по голове. — Ты только что спас себя от сожжения, птенчик, — Даби потянулся рукой к воробью, и тот осторожно просунул свою голову под подушечками его пальцев. — О, он тебя не боится, — птица осторожно перепрыгнула на руку парня. — А надо бы, — пернатая вовсю принялась исследовать свою новую «жердь». — Интересно, по каким «звоночкам»он понимает, что тебя не нужно бояться? — У него нет сознания, не надо углубляться в детали, — Даби и воробушек играли в гляделки, а Юдзуна, довольно улыбаясь, наблюдала за этим. — Надо же, — крошка вспорхнула и перелетела на другое плечо юноши, — настоящие птичьи повадки. И даже перья, — он аккуратно ухватился пальцами за крылышко и раскрыл его, — в наличиии. — Я так рада! Не зря старалась! — Хм… Что же в итоге скажет Даби? — Согласен. Отличная работа. — Спасибо! — довольная похвалой, Юдзуна захлопала в ладоши, совсем забыв про раненый палец, после чего чуть поморщилась от боли. — Ой… Ты был прав, кстати. Льдом удобнее. Он и острее, чем… Точно, — она подняла палец вверх, вспоминая, что не нашла нож дома, — я же у тебя его оставила. Даби отвлекся от игр с воробьем, поворачиваясь на собеседницу. — Нож? Не оставляла. — Но… Где он тогда? У нас дома, знаешь ли, с острыми штуками все строго. Выронила, что ли? — Ярко-желтый канцелярский нож, который звенит при падении? — он приподнял одну бровь, видимо, не совсем уверенный в вероятности такой истории. — Тем более, он же у тебя не в кармане лежал. Ты его точно забирала. Я помню. Стоит ли беспокоиться из-за потерянного ножа? Если дома живет человек, к которому в руки ни в коем случае не должен попасть ни один острый предмет, то... Определенно, стоит. — Значит, я донесла его до дома… Но я его нигде там не нашла, а я всегда все кладу на свои места… — тревога нарастала, и одна из теорий, возникших в голове, не радовала нисколечки. — Твой брат мог его забрать? — Даби бесстрашно задал самый волнующий вопрос. — Даже если забрал, то его негде прятать, — пыталась она себя утешить или все же старалась мыслить логично. — Гото проверяет все, особенно его комнату. Вот только… «Кто накрыл меня пледом, когда я уснула на диване?» «Точно не Хару-сан. Только Юкио знает, где примерно что лежит в моей комнате». «В моей комнате…» — Что? — чуть беспокойно хмурился уже сам Даби, и даже воробей на его плече перестал дергаться. — Гото не проверяет как следует только мою комнату! — Юдзуна вскочила с пола, чувствуя, как бешено колотится сердце. — Е-если он тогда… в гостиной… в сумке лежал нож, а п-потом я-я… не видела… — Спокойнее, — поднялся теперь и Даби, резко положив руки ей на плечи, призывая сохранять хладнокровие. — Для начала позвони ему. — Д-да… Сейчас. Руки предательски тряслись, и телефон еле распознавал касания от заледеневших пальцев. Она редко звонила брату. Крайне редко. Но он всегда брал трубку, потому что практически никогда не был занят. Даже если он не хотел говорить, трубку брал, ведь понимал, как важно, чтобы никто из родственников не сорвался его спасать. А теперь не брал. Длительные гудки сменились короткими, и звонок сбросился. Юдзуна попробовала еще раз. Затем еще, еще, но никто не отвечал. — Я домой, — решительно произнесла дочка Спектра, разворачиваясь и подбегая к лестнице. — Не паникуй, Юдзуна. Возможно, ты действительно потеряла нож. Много не думай, — кажется, Даби тоже забеспокоился не на шутку, но держал себя в руках гораздо лучше, чем она. — Беги. Девушка коротко кивнула и рванула вниз по лестнице. Воробей, подпрыгнув на плече Даби, снова попытался открыть рот и чирикнуть, но вместо этого послышалось лишь глухое клацанье. Но тут. Она вдруг остановилась на ступенях, с минуту разглядывая шаткие перила, и медленно обернулась на друга. — Мне страшно. Пойдём со мной. — Я не могу. Ты знаешь. — Папы дома нет. Пойдём. Может, ты сможешь помочь?.. Теперь Даби выглядел чуть встревоженнее, и Юдзуна, кажется, впервые смогла уловить это еле заметное, слегка нахмуренное и настороженное выражение. — Я не могу. — Почему? Судорожно сглотнув комок, состоявший из одних лишь накопленных нервов, девушка ещё раз пристально и, как ей казалось, очень убедительно посмотрела на Даби, попыталась уговорить его своим беглым взглядом. Но на его лице было чёрным по белому написано, что согласия ей не дождаться. Но почему? Это же важно! — Лучше поспеши, — добавил он, и Юдзуна, решив больше не спорить, — ее время не шло, а бежало — продолжила спускаться по лестнице. Уже вечер. Так поздно… Он дома один. Весь день. Огромная вероятность просто не успеть. Главное — лишь добежать. До автобуса, а потом до дома. Главное не останавливаться. И много не думать… Да. Лучше вообще не думать. Лучше думать о том, что ей делать на месте.***
Юдзуна и не знала, что можно запыхаться настолько, что легкие станет схватывать жгучая боль. Она бежала все это время — ни одной передышки. Из-за чего коленки тряслись, а дыхание сбилось и не могло вернуться в прежний ритм. Замерев на миг перед входной дверью, она поскорее отперла ее. — Юкио! — громко, достаточно громко, чтобы услышать из любого угла дома. Но ответа не было. Сдерживая панику и дрожь в ватных ногах, Юдзуна первым делом заглянула в сад, но излюбленная скамья брата пустовала. Проверив все комнаты и добравшись до его, запретной, она поняла, что старшего нет и там. Оставалась только… ванная на первом этаже. Чуть не поскользнувшись на ступенях, Юдзуна рванула вниз, врезаясь телом в ручку двери возле лестницы. Дернула ее, пытаясь потянуть на себя. Ванная заперта. — Юкио, ты там?! — сестра продолжала безуспешно выламывать ручку в разные стороны. — Открой, пожалуйста! Ответь!! — присев ниже, она начала ковыряться в дверном замке, вспоминая, что иногда их можно открыть и с внешней стороны. — Ну же! Пожалуйста! Ты меня слышишь? — не открывается, не поддается. — Юкио! — просто долбиться в дверь не имеет смысла, но Юдзуна, несмотря на холодную логику, продолжала. — Юкио… Что мне делать… Она тихонько сползла на пол, бесшумно зашмыгав носом, и дверной замок оказался прямо перед ее лицом. Что-то… Пахнет. — Кровь… Это кровь! — когда она научилась ощущать запах чужой крови, разбираться сейчас нет времени. — Т-точно… Папа… Н-надо звонить папе… — телефон вывалился из рук, которые уже не просто дрожали, а невозможно тряслись так, что нельзя ими ничего сделать, но набрать отца она все же смогла. Но трубку не брали. Казалось, что у нее сейчас просто остановится сердце, хоть она и старалась сохранять здравый рассудок и думать дальше, что можно сделать. Она отправила отцу сообщение, чтобы он срочно перезвонил, а затем начала звонить Гото, который, наверное, первый раз в жизни не поднимал трубку. Почему? Почему именно сейчас? Посмотрев мокрыми от слез глазами на дверную ручку, она еще раз бессильно ударила по двери кулачком. Ее эмоции обернулись снопом ледяных искр на блестящем замке. — Я же могу ее заморозить и выбить… Как со стеной!.. — вдруг поняла девушка, вытирая рукавом ручьи с щек и подползая к двери ближе, кладя обе руки на замок. — Успокоиться… Успокоиться… У меня нет времени. Я должна скорей ее заморозить… Нет, только замка хватит. Юдзуна не знала, что ей делать тогда, когда она попадет внутрь. Она не знала, что там увидит, и не знала, как отреагирует. Если Юкио не отвечает, то, может… Уже поздно? Ведь это же она недоглядела за ножом! Это ведь ее вина! Она продолжала морозить дверь, тихо всхлипывая, дрожа от страха, отчетливо ощущая присутствие крови в ванной комнате, пока вокруг нее мороз, сбиваясь от беспорядочных эмоций хозяйки, покрывал льдом пол. Сейчас вся надежда на то, что отец или Гото перезвонят, иначе ей придется звонить в скорую, что бы она там ни увидела. Но можно ли? Ведь тогда все узнают… Стоит ли? Надо. — Вроде бы, хватит… — бегло оглядев до основания промерзший замок и растирая по лицу слезы, чтобы они не примерзали, решила Юдзуна и, встав на ноги, коснулась кончиком пальца двери. Замок рассыпался на крошечные песчинки, и дверь чуть приоткрылась. На секунду дочка героя замерла, не уверенная в том, что готова зайти и увидеть то, что там произошло. Запах настолько сильно бил ей в нос, что казалось, будто кровь разлита не по полу, а по ее рту. Девушка, мотнув головой и отругав себя за то, что она до сих пор стоит и думает, потянула дверь за образовавшуюся брешь на себя, забегая вглубь ванной. Почти сразу младшая потеряла равновесие и рухнула, совсем забыв, как дышать. Кровь. Настоящая. На самом деле. Очень много крови. Повсюду, на стенках ванны, в воде. На руках. Крепкий запах сигарет вперемешку с кровавым шлейфом, который могла уловить лишь она. В глазах от увиденного темнело, но Юдзуна, стиснув руки в кулаки, пересилила желание убежать и подползла ближе, ощущая алый запах и вкус так ярко, словно ее окунули в кровавое море. Слезы уже не катились, а глаза в ужасе смотрели вперед, не желая фокусироваться на брате, находящемся в нескольких сантиметрах от ее лица. — Ю… Ю… кио… Что делать? Теперь-то что делать? Плакать? Не поможет. А больше ничего она и не умеет. — З-зач… Зачем?.. На полу тот самый пропавший нож, полностью испачканный в крови. Разбросанные окурки сигарет и смятая пачка. Много. Очень много. — Так это… Из-за меня? Вода в ванной холодная и мутная, смешавшаяся с кровью настолько, что перестала быть прозрачной. Юкио лежал в этом омуте, с закрытыми глазами, так умиротворенно, точно уснул. Мокрая челка топорщилась небрежной живой волной на лице. Юдзуна едва заставляла зрение фокусироваться, обреченно сжимала рукава толстовки и тряслась, сидя впритык к телу брата. На его шее виднелись порезы, глубокие, но недостаточно, чтобы... Из них тоже бежала кровь. Самые страшные порезы — на руках, но смотреть на них Юдзуна просто не могла. Она и так знала, что там. — Что же мне… — она осмелилась поднять голову к лицу брата и заметила… — дышит. Он дышит… Т-так… Н-надо.. Что? Сейчас… Ю-юкио… Слышишь меня? Слышишь? Я же вижу… — задумавшись лишь на миг, она приложила палец к шее, пытаясь нащупать пульс. И нащупала. Ей не показалось. Он жив! Юдзуна поднялась, судорожно осмотрев брата и решив, что сперва необходимо его достать. Забыв, что он почти в два раза тяжелее, сестра, обхватив его под руками и зацепившись за футболку, со всей силы потянула тело на себя. Доставать оказалось гораздо труднее: Юкио еще и насквозь мокрый, и Юдзуна постоянно безнадежно скользила по влажному полу, каждый раз падая на колени. Но сдаваться нельзя, как и терять драгоценные секунды. Она немного подморозила плитку, чтобы лед держал ее ноги, и снова изо всех сил потянула брата на себя. Вода из ванной расплескалась, когда девушка наконец вытянула старшего из собственной крови. Но геройская дочка сразу же потеряла равновесие, не сумев выдержать. Она кое-как предотвратила удар головой о плитку, стукнувшись лопатками и прикусив губу из-за боли. Юкио оказался еще тяжелее, чем она представляла, потому и давил сверху своим весом так, что Юдзуна не знала, как ей шевельнуться. Почему он все еще никак не реагирует и даже не приходит в себя от падения? Неужели все настолько?.. Девушка приподняла со лба брата челку, чтобы разглядеть лицо. Однако глаза по-прежнему закрыты, а сам он все еще не подавал никаких признаков сознания. Разве что только дышал. Бесшумно и медленно, но дышал. Бледный, почти синий, страшного трупного цвета. Тут с гулким эхом затрещал звонок, из-за которого у Юдзуны чуть не остановилось сердце. До телефона не дотянуться, пока Юкио лежит сверху. Она с силой оттолкнула его коленями от себя, садясь на пол и стараясь как можно аккуратнее уложить его голову себе на колени. Пульс уже заглушал все существующие звуки, точно колокол, внутренний же голос пытался хоть как-то успокоить, тихо повторяя, как мантру, что все обойдется и будет хорошо. Она поскорее вытащила телефон из кармана, с облегчением увидев, что звонок идет от папы. — Юдзуна, чт… — слушать его некогда, а нарастающая паника медленно, но верно брала верх. — Юкио, папа, я… Он… Тут… П-приедь, пожалуйста, быстрее… Я-я… Я.. Я не знаю, ч-что делать… Я… — дочка заплакала прямо в трубку, а язык начал заплетаться, из-за чего остальные слова выходили абсолютно неразборчивыми. — Ты дома? — Д-да… Да. — Я сейчас буду. — Стой! — из-за слез даже никакой крови не было видно. Сакуя не ослушался дочери и остался на проводе. — Мне с-страшно. Не сбрасывай… — Хорошо, — как он может быть настолько спокойным? Его голос не дрогнул ни на секунду. Чувствуя, что папа отчасти даже рядом и скоро-скоро приедет, Юдзуна немного успокоилась и постаралась привести дыхание в устойчивый ритм, вытирая рукавом мокрое лицо. Ее рука придерживала голову брата, и младшая, пытаясь отвлечься хотя бы на что-то, гладила его по волосам, порой за них дергая. — Ты, — заговорил он очень четко и медленно, — можешь объяснить, что случилось? И она снова заплакала. — Все хорошо, Юдзуна. Я скоро буду, — он пытался ее… утешить? — Юкио. Как он? Ты с ним? Тон отца придавал чуточку больше сил. «Все будет хорошо». Папа приедет и все исправит. Он же герой. Он умеет спасать людей. Надо успокоиться. — Да, — хриплый и трясущийся голос наконец смог говорить более четко. — Я его… Из ванной вытащила… Н-но…Д-дышит… Ч-что… — она снова начала запинаться и сбиваться. — Юдзуна, — отцовский тембр помогал прийти в себя, и девочка затихла. Папа долго молчал. — Я понял. Тихие всхлипы эхом раздавались в ванной от крошечной мокрой фигурки, измазанной в крови. Она прижимала брата к себе крепко-крепко, стараясь как можно меньше дрожать, чтобы хоть как-то согреть его. Сейчас он еще холоднее, чем сама хозяйка льда. — Ты сможешь подробнее описать мне, что видишь? — П-постараюсь. Она не уверена, что в сию же секунду сможет взять в руки хоть что-то, не то что себя. В состоянии шока голова отказывалась думать напрочь, а тело не слушалось — ее трясло абсолютно всю. И еще… было очень страшно, очень-очень страшно. Она старалась дышать как можно тише, чтобы слышать дыхание брата. Каждый его вздох казался последним, и Юдзуна не знала, к каким божествам в таких ситуациях обращаться, поэтому она просто прогоняла в мыслях по кругу лишь одно слово, забыв про существование всех остальных: «Пожалуйста». — Раны на запястьях? — Да, — она так и не набралась смелости, чтобы взглянуть на них, однако весь пол уже был залит кровью. — Кровотечение идет до сих пор? Ей казалось, что вытекло уже настолько много, что больше в нем и не осталось. — Нет. — Обе руки? — Я-я не… Н-не м… Не м-могу… — Все. Спокойно., Осматривать не нужно, — она и не могла, в глазах попросту чернело, когда она пыталась перевести взгляд на кисти рук брата. — Ванная на первом этаже? — Да… Да… На первом, — еще немного, и истерика возьмет свое. — Пожалуйста, приезжай!.. — Две минуты, Юдзуна. Гото, — на том конце послышался какой-то шум. — Я сейчас положу трубку и… — Нет! Не надо! — утихшая волна животного страха подступала по-новой. — Две минуты, слышишь? Подожди еще две минуты. Это очень быстро. Юдзуна, побудь одна две минуты, и я буду дома, — отец продолжал сохранять хладнокровие и говорил негромко медленно успокаивающе. — Т-точно?.. — Обещаю. — Ладно… Телефон выпал из рук, когда трубку бросили. Юдзуна сидела тихо-тихо, держась изо всех моральных сил, чтобы снова не разрыдаться. В ванной пропали все звуки, кроме частых всхлипов девушки и ее сбитого дыхания. «Все хорошо… Все будет хорошо… Все будет хорошо… Всего две минуты, всего сто двадцать секунд, это очень мало… Это два оборота секундной стрелки… Пока я думала, прошло уже секунд двадцать, значит, осталось меньше ста секунд… Все будет хорошо…». — Только не умирай, пожалуйста, — почти шепотом попросила она брата, слабо прижимая его к себе. — Я же тебя люблю… Хоть мы и ссоримся. И папа тоже тебя любит. И Гото тебя любит. Не надо умирать, Юкио. Пожалуйста… Дверь с грохотом распахнулась. Юдзуна, вновь теряя еле накопившееся внутри спокойствие, обернулась назад, замечая на пороге отца и Гото. — Папа! П-папа, папа… Папа… — последние капли сдержанности и терпения покинули тело, и девочка заплакала навзрыд, не в силах даже вдохнуть. Кажется, геройская дочка хотела выдавить что-то еще, но уже не получалось, выходили только непонятные взвизгивания и мычание да всхлипы, в которых она задыхалась. Сакуя замер на входе в ванную. Дверного замка не было, а в глазах пестрели алые пятна, смазанные с силуэтом дочери, прижимающей к себе промокшего до нитки бледного как смерть сына. Он потерял необратимо много крови. Гото остановился за хозяином. В два шага преодолев дистанцию между собой и детьми, Сакуя присел возле дочери, осторожно положив руку ей на плечо и призвав немного, но успокоиться. — Я здесь, Юдзуна, — время на нуле, поэтому он поднял ее с пола за подмышки и поставил за порог, заранее кладя голову Юкио на пол. — Гото, звони в скорую и смотри за Юдзуной. — Есть, — девушка машинально подбежала к водителю и прижалась к нему всем телом, пряча лицо, он же вмиг достал телефон и набрал необходимый номер. — Доложите его состояние? — Вся кровь смешалась с водой. Я ее не верну. И он это знает, — он снова посмотрел на лицо сына. Сакуя бегло оглядывался по сторонам, анализируя ситуацию и стараясь как можно скорее придумать, как поступить. Сердце — а оно у него было — нагло превышало свои полномочия, сбивая разум и холодную кровь мышления. Юдзуна не ошиблась: Юкио действительно дышал и был жив. Отец чувствовал, что пульс еще идет, медленно, но идет. В горле пересохло, когда он быстро осмотрел тело сына. Тот глубоко порезал обе руки, но, видимо, сначала малолетний самоубийца пытался проткнуть себе сонную артерию. Слава Богу, не вышло. Иначе он точно был бы уже мертв. «Не успеем. У него осталось не больше пяти минут». — Гото! — водитель чуть отодвинул от себя плачущую Юдзуну и вбежал в ванную. — Любой острый предмет, лучше нож, и спирт. Быстро! Он принес все необходимое меньше, чем за полминуты, раскладывая предметы перед хозяином. Сакуя резким движением засучил рукав рубашки по плечо, небрежно вылив на руку и на нож спирт, разбрызгивая его по всему полу. С решительной силой провел лезвием по запястью, стараясь достать до вен. Шокированный Гото замер, но голос разума подсказывал, что другого выбора сейчас нет. — Ч-что ты делаешь?! — закричала стоящая в коридоре Юдзуна, собираясь забежать в ванную. По плитке медленно ползла ледяная корка. — Гото, выруби ее! — Е… Есть. Водитель скрепя сердце схватил за руку пытающуюся убежать девушку и нанес ей точный удар по шее. Она, не успев и пискнуть, легко обмякла в мужских руках. Гото поднял хрупкое тельце промокшей, перепачканной в крови брата Юдзуны, и донес до гостиной. Он бережно положил девушку на диван, а сам отошел поближе к коридору, ожидая следующего приказа и кареты скорой. — Не смей умирать, Юкио. Обработав порезы сына и подняв его руку вверх, Сакуя полностью осел на пол, придерживая голову своего нерадивого мальчишки в диагональном положении. Кровь из свежей раны Спектра начала алыми струйками переливаться в тело Юкио. Компенсировать все не получится, иначе Сакуя может пострадать и сам, и тогда спасать сына будет некому, поэтому он старался постепенно возвращать ему необходимую часть потерянного для того, чтобы жизням их обоих ничего не угрожало. Главное, оставаться в сознании ровно до тех пор, пока он не закроет раны, иначе от кровотечения умрут они оба. Главное, не отключиться. Дыхание Юкио потихоньку приходило в норму, и сердце забилось чаще, однако сам Сакуя стал слабеть, из-за чего оперся спиной о стену. Дышать становилось тяжелее, а причуда сбивалась, и некоторые капли непослушно покидали левитирующую струйку, падая на пол. Сакуя сосредоточенно смотрел на сына, постоянно проверяя его состояние. Холодный, ледяной до ужаса… На глаза попался ярко-желтый нож, валявшийся у ванны. Где он достал режуще-колющее? Хорошо, что нож канцелярский и что Юкио не смог перерезать себе горло. Насколько его поглотило отчаяние, что он готов был перерезать даже сонную артерию? Какой человек вообще способен убить себя так? Неумолимо хотелось спать, и глаза уже слипались, а конечности немели. — Хватит… Этого хватит, — он непривычно ласково погладил сына по голове, стягивая глубокие раны в маленькие царапины и залечивая собственный порез. Все в порядке. Юкио жить. Еще бы несколько минут, и он мог не успеть. Если бы Юдзуна не позвонила, если бы не сломала дверь, если бы не вытащила его… Все могло сложиться иначе. Сакуя облегченно выдохнул и прикрыл глаза. Что же… ему теперь…***
Карета приехала вскоре после того, как Сакуя потерял сознание. Гото остался в доме единственным, кто не ранен и был готов объяснить врачам ситуацию так, как она есть. Однако, когда всех забрали, к дому подобралась еще одна машина, из которой вывалился пухлый мужчина, спотыкаясь и подбегая к водителю, он начал осыпать его криками. — Где?! Где Спектр?! — гневно вопил он, чуть ли не наваливаясь на Гото. — Прошу прощения, а Вы… — Каваи Хаяо! — Гото вздохнул. Конечно, еще бы он не знал этого человека, но никогда не встречался с ним лично. — Где, Старатель-всех-вас-дери, Спектр?! Я его придушу! Я его своими же руками прикончу! Со свету сживу. Я ему говорил! А он, идиот кретинический, меня не слушал! «Юкио лучше дома!», «Он останется в семье!», «У меня все под контролем!», — передразнивал Спектра он в просто отвратительной манере, высовывая язык и дергая головой из стороны в сторону. — Герой называется! Олух нарциссический! Дурачье серое! — перестав говорить на повышенных тонах, он добавил уже чуть спокойнее, но по-прежнему рассерженно. — В каком состоянии Юкио-кун? — Мне очень жаль, что между Вами и Спектром-саном произошел конфликт, но, к сожалению, он сейчас без сознания. Спектр-сан перелил бо́льшую часть своей крови Юкио-сану. И спас ему жизнь. Юкио-сан жив и сейчас транспортируется в больницу, — водителю психиатр не симпатизировал, но в глубине души он с ним соглашался. Случившееся — это просчет Спектра. — Каваи-сан, адрес этого дома не находится в публичном доступе, как Вы… — Думаешь, я совсем дурачье серое? У меня свои связи, — врач фыркал и тер переносицу. — Передай своему дорогому Спектру, чтобы он позвонил мне, как только очухается. Не позвонит — приду по его душу. Стану его персональным демоном! А если он и несмотря на такое откажется класть Юкио-куна в больницу, об этом узнает общественность! Ясно? Как же вы все, остолопы, не понимаете?! Этот ребенок опасен! — Я… Передам Спектру-сану, — то, что сегодня произошло, можно легко скрыть, дипломатично переговорив с сотрудниками скорой помощи, но, если Каваи начнет болтать, тут уже проблем не оберешься. — Прошу меня простить. Доброй ночи, Каваи-сан, — Гото учтиво поклонился, получив на свой жест саркастичную недовольную усмешку, после чего поспешил направиться в больницу вместе с семьей Йосадзаяши. От звуков удаляющихся машин скорой помощи у Каваи болела голова, а злился он настолько, что хотелось кому-нибудь хорошенько втемяшить. Точнее, кое-кому конкретному. Он глубоко вздохнул, прикладывая ладони к лицу. — Глупый-глупый инспектор Спектр. Если ничего не сделаешь, пострадать может и твоя дочь.