***
Прозябание и без того бренной жизни для Юкио затянулось значительно, хотя очнулся он практически сразу, как его доставили. Сложно не прийти в себя, когда вокруг столько голосов тех, кому больно. Первое, что его не устроило, так это то, что он жив. Гото заходил, чтобы объяснить, что в итоге произошло, и Юкио с каждым его словом становился все мрачнее и мрачнее. Говорить не хотелось. Есть не хотелось. Дышать не хотелось. Ему все испортили. Испортили то, что могло бы получиться, если бы не тупая сестра. А другого шанса не будет. В комнате, где его заперли — а это была даже не палата — нет ничего. Вообще ничего, кроме небольшого дивана и окна, у которого отсутствовал ручка. Никаких острых углов, ни одного предмета, подоконника, стекла в лампе. Совершенно пусто. Время от времени заходил Гото и предлагал поесть, спрашивал о самочувствии. Отвечать нет сил. Теперь осталось только ждать, когда очнется отец, и надеяться, что по дороге домой на Юкио упадёт метеорит, потому что другие пути уже истрачены. Худший, самый худший расклад. Он буквально просто сидел и смотрел в стену уже более шести часов. Сил не хватало даже поменять позу и развалиться на диване поудобнее, хотя рука уже давно затекла и неприятно подрагивала. Похоже, отец все же потерял сознание раньше, чем залечил все раны, поэтому руки и шея Юкио теперь перебинтованы, очень неприятно. Теперь уже не хотелось ничего, и ничего не волновало. Он был готов бросаться под колеса хоть на глазах у людей, выхватить у медсестры ручку или забежать в операционную и украсть скальпель. Всё, что угодно. Вот только сил уже не осталось. Можно ли просто уснуть и не просыпаться? Почему ему не позволили спокойно умереть? Достаточно было просто не возвращаться домой. Почему она вернулась? Кто её надоумил вернуться? — Юкио-кун! Наконец-то я здесь! — дверь с грохотом распахнулась и внутрь ввалился тучный мужчина, суетливо закрывая её за собой и отряхиваясь. — Ты как? Каким образом его вообще сюда пустили? Юкио обернулся на мгновение и сразу вернулся к рассматриванию стены. — Знаешь ли, я вообще-то к Спектру пробивался. Догадываешься, зачем? — кажется, Каваи противно заулыбался. Ответа не последовало, так же, как и какой-либо реакции. — Ну, конечно, догадываешься. Мягко намекнуть ему, что теперь у него нет выбора, кроме как класть тебя в специальную клинику! Поверь мне, мальчик мой, ты себя там не убьёшь, даже если будешь всю неделю без передышки биться головой об стенку. Чудно, не правда ли? Мозгоправ стоял прямо возле двери, держась за её ручку, будто боясь подходить ближе. — Я думаю, ты помнишь, что я единственный, кто знает все о твоей причуде. — Юкио перестал бездумно смотреть в стену и насторожился. — Если ты выкинешь подобное ещё раз до того, как попадешь в Серидофу, я расскажу обо всем Спектру. И не только. И добавлю, что из-за тебя погиб человек, — Каваи хитро улыбнулся, медленно проговорив фразу. — Тебе же через несколько месяцев девятнадцать. А в следующем году ты уже достигнешь совершеннолетия. А это — преступление. Похоже, мозгоправ в себе уверен. Впрочем, он всегда отличался своими манипулятивными навыками, и этого у него не отнять. Не нужно было. Не нужно было идти с ним на сделку. Вот только в одном Каваи оплошал. — Что же Вы тогда трясетесь от страха? «Заговорил», — психиатр заметно напрягся. Хоть и говорил весьма смело, самодовольно улыбался и мерзко похихикивал, он все ещё жался к двери и, что самое интересное и хорошо уловимое для Юкио, Каваи все же боялся. Не наказания за свои грехи, не того, что поступает не по совести, не отказа от договорённости, нет. Он боялся Юкио. Ведь он один знал, на что юноша способен. — Не боитесь за свою жизнь? — Зря ты мне угрожаешь, Юкио-кун, — он расстроенно покачал головой. — Преимущество на моей стороне. — А если я сейчас, — до этого сидящий, словно неживой, юноша медленно обернулся, — встану, — и поднялся, пронзая мертвенно-спокойным взглядом мужчину, — и коснусь Вас? Врач держал ладонь на дверной ручке и жался к ней так, что она уже оставила отпечаток на его спине. Противный, до ужаса противный и наглый мальчишка. — Мы в больнице, Юкио-кун, — мужчина уже не улыбался. — Что бы ты ни сделал, тебя накажут. — А мне плевать. Мне нечего терять, — проницательный психиатр не мог распознать ни одной эмоции в голосе собеседника. Долгое напряжённое молчание повисло в комнате. Тишина пугающе-мерзко давила на уши, и Каваи был уверен, что слышит не только свое сердцебиение, но и то, как бегает кровь по венам. Он благодетельным не был и никогда себя в этом не обманывал — в нем таилось много, очень много того, чем может распоряжаться опасная причуда Юкио. Одно прикосновение и один дьявол знает, что с ним произойдёт. Одно прикосновение, и он может лишиться рассудка и больше никогда не прийти в себя. Одно прикосновение, и он может умереть. — Так страшно, — губы юноши чуть дрогнули в насмешливой улыбке. Его фраза вдребезги разбила оставшееся терпение Каваи, и тот резко распахнул дверь, покидая помещение. Закрыв глаза, Юкио развернулся, наваливаясь спиной на дверь и рассматривая собственные руки. Невозможно было даже увидеть, что там, под бинтами. А ведь получилось бы, если бы не сестра. И не надо было бы больше думать, сомневаться, жалеть, страдать. Психиатрическая больница означала конец, но далеко не тот конец, к которому шел Юкио. Может, все-таки стоило постараться и сделать что-нибудь перед смертью? То, что он убьёт себя, он решил ещё очень давно и никак по-другому умирать не собирался. От этой мысли становилось свободнее дышать. Сразу казалось, что он может прожить короткую, но безнаказанную жизнь. И что он пустыми словами разбрасывался, когда мог просто схватить Каваи за руку? Юкио мог быть целеустремленным, когда надо, и он об этом прекрасно знал. Вот только надо ли? А, может, действительно стоило поискать того, кто избавит его от всего, что испортило его жизнь? Может, действительно найти способ, который сможет «исцелить» его и забрать эту дьявольскую причуду? Но передумает ли он тогда убивать себя? Неизвестно. Но разве отец позволит? Нет. Теперь он согласится на лечебницу. Теперь он будет не на его стороне. Теперь он станет врагом. — Либо я умираю, — Юкио чуть дёрнул головой вправо, — либо я еду туда, где мне сожгут мозг, — тёмные кудри колыхнулись влево, — либо я становлюсь придурком с сомнительными надеждами и занимаюсь поиском того, кто все исправит. Он закатил глаза. Последний вариант даже произносить вслух мерзко. Это что, цель? У него? Да ни за что. — Похоже, я не умру, пока меня кто-нибудь не убьёт, — замучено промычав в ладони, он медленно спустился на пол, скользя спиной по двери. Он много часов не думал ни о чем, даже, казалось, впал в какой-то транс. А сейчас бедную голову переполняло бесчисленное количество мыслей, и, Господи, как же это бесило. Сейчас она точно лопнет — больно изнутри — Юкио зарылся пальцами в волосы, чуть сжимая их между собой, чувствуя подушечками гладкий пустующий участок кожи. Этот шрам, про который он забывал, пока не напоминали любезные окружающие. И что они все в нем нашли… — Точно… И тут родилась идея. — Малявка. Малявка же… Тогда… Юкио прекрасно помнил, как давным-давно в детстве его так выбесила маленькая Юдзуна, что он искренне захотел её придушить. Он правда намеревался это сделать, даже подошёл к её кроватке, даже потянулся к её тоненькой холодной шейке и даже сжал её. Вот только после этого память проваливается в черноту. Какие-то обрывки, лужи крови, жгучая боль в голове, будто действительно вытекал мозг. Если бы не отец и мачеха, он бы умер ещё тогда. Из-за сестры. — Если так подумать, её причуда всегда выходит из-под контроля, когда ей страшно, — он вспомнил все те случаи, когда пол вокруг сестры покрывался инеем. — Но тогда она меня чуть не убила. Потому что… Я пытался убить её, — эти лужи крови и огромные точеные ледяные пики он никогда не забудет. — Раз тупица не контролирует это, значит, лёд появляется каждый раз, когда её жизни что-то угрожает. Если вспомнить Шимаду, то все сходится, — отец рассказывал, что одноклассник сестры выглядел после прогулки с ней так, будто участвовал в бандитских бойнях. Правдоподобная теория засела в голове Юкио и уже пустила свои корни глубже. Сестру можно было использовать. Раз не дала ему умереть, так в этот раз поможет.***
Юдзуна не приходила в себя уже больше суток. Вместо привычных слез и очередной истерики, она стихла и больше ничего не говорила, а в голову не приходило ничего, кроме воспоминаний о вчерашнем дне. Юкио она так и не решалась увидеть. В глубине души она понимала, что именно она спасла брата, вот только она уверена, что он ей «спасибо» не скажет. Идти к нему страшно, видеть его страшно. Рада ли она вообще, что он выжил? Отделалась дочка героя несколькими синяками и ушибом верхнего ребра. Как сказал врач, оно быстро «заживёт само», но настаивал на том, чтобы она соблюдала постельный режим подольше. Это случилось, когда она доставала брата из ванной и он на нее упал. Тогда она даже не почувствовала, что что-то повредила, видимо, из-за шока, но сейчас дышать немного больно. Синяки же расцвели не только на коленях, но и на груди и спине. В больнице младшая сидела уже достаточно давно, ждала, пока проснется отец. Находиться дома в одиночестве она просто не могла: гробовая тишина давила на уши, а смотреть на дверь ванной невозможно, поэтому маленькая хозяйка все же решила вернуться сюда. Несколько часов назад в госпиталь приехал Хару, который первым делом заглянул к другу, а после недолго побеседовал с Юкио, однако это больше походило на монолог, потому что брат не сказал ни единого слова с момента пробуждения. Теперь Хару сидел возле Юдзуны, причем, как ни странно, заговорил он с ней снова только спустя полтора часа паузы. — Если хочешь, я могу вылечить твое ребро. Юдзуна не сразу поняла, что обращаются к ней. Вот только в коридоре больше никого нет. — Только это больно. Не то чтобы она прямо боялась боли… — Насколько? — поинтересовалась девушка, осторожно поворачиваясь к Хару. — Хм… — он прикоснулся пальцами к подбородку, глубоко задумываясь над вопросом. — Кричать не будешь. Если честно, Юдзуна не знала, насколько должно быть больно, чтобы закричать, потому что с ней такого ни разу не случалось. Наверное, она максимум могла зажмуриться от неприятных ощущений. Даже не плакала. — Можно… попробовать, — согласилась она, придвигаясь поближе. — Вам руку дать? Когда она приблизилась к Хару, то наконец почувствовала его тепло, доказывающее, что он все же живой, однако нашла странным, что он, пожалуй, единственный человек, от которого ничем не пахнет. Вообще ничем. Если была возможность вылечить ребро за считанные секунды и избавиться от болезненных вздохов, то Юдзуна не откажется, потому она уверенно протянула руку домашнему лекарю, думая, что достаточно только прикосновения, как и с причудой отца. Но он лишь загадочно улыбнулся, одним пальцем отталкивая ее от себя. — Мне нужно ребро. На секунду девушка зависла, вспоминая, где находится ребро и какое именно у неё повреждено. Третье сверху, справа, прямо над грудью. Юдзуна немного поежилась и притихла, обдумывая, стоит ли воспользоваться предложением Хару или пусть все как-нибудь само заживёт. С другой стороны, на ней все залечивается так долго… Да и спать будет тяжеловато. Вот, когда она только проснулась, лежать было действительно неприятно, особенно переворачиваться на другую сторону. А ведь это всего лишь ушиб, даже не трещина и не перелом. И органы не задело, слава Богу. Юдзуна ещё раз хорошенько подумала, вздохнув и снова почувствовав легкую боль в груди, решила, что лучше ребро все-таки вылечить. Достаточно было немного оттянуть горлышко футболки, чтобы оголить верхнюю часть грудной клетки, так что ничего страшного. Врач же как-то смотрел, и снимок делали. Практически то же самое. Хару ждал, внимательно наблюдая за реакцией девушки, но даже как-то расстроился, когда не увидел ни смущения, ни недовольства. Она просто немного помолчала, а потом снова повернулась к нему, одергивая край ворота. — Вот, — на белоснежной коже образовалась внушительная гематома, спрятанная за бинтами. — Третье справа. На секунду Хару задумался о том, что бы сделал Сакуя, если бы увидел такую картину. Наверное, схватил бы его за руку и оттащил от дочери, и это в какой-то степени забавляло. Впрочем, все недотроги такие. Он легко дотронулся красно-фиолетового участка кожи, стараясь безболезненно нащупать третье ребро и не коснуться лишнего, но Юдзуна даже не волновалась. Когда-то давно она бы раскраснелась вмиг, но теперь преспокойно сидела, придерживая футболку, и следила за руками Хару. Изначально он предложил свои услуги не чтобы её вылечить, а чтобы понаблюдать за смешной реакцией, но все веселье обломалось. Он грустно поджал нижнюю губу, наконец чётко определяя положение нужного ребра, и вцепился в него большим и указательным пальцами. Снова посмотрев на Юдзуну, Хару заметил, как еле уловимо у неё дрогнула бровка. Терпеливая девочка. Впрочем, он ещё даже не начал. Залечивать кости сложно, особенно, когда они раздроблены, к тому же, это невыносимо больно. Но Юдзуне повезло, в её случае это всего-навсего ушиб, и Хару прекрасно помнил, как выглядит здоровое третье ребро. Послышался тихий хруст, после которого девушка моментально сложилась пополам, хватаясь руками за больное место. Хару, довольно ухмыляясь, отряхнул руки друг о друга и, закинув ногу на ногу, нагнулся к тяжело дышащей крошке. Она хватала воздух ртом так, будто у неё начался какой-то приступ. Так сопела и свистела, что губы Хару только ещё больше растягивались в улыбке. — Ну что? — поинтересовался он, стараясь наклониться ещё ниже, чтобы разглядеть укрывшееся за волосами лицо. — Н-непри.. ятно… — Хару знал, что это не просто «неприятно», а по-настоящему больно и даже поражался, что она держится. — Зато теперь ты как новенькая! — он весело потрепал больную, теперь уже выздоровевшую, по макушке. — Чем-то ещё помочь? Какие-то вопросы? — Нет, — она замотала головой, упираясь лбом в колени. Боль потихоньку стихала, и дыхание восстанавливалось. — Только если Вы не умеете стирать память… — Умею. Юдзуна, кажется, перестала дышать. — А ты думала, меня просто так Комиссия боится? И это действительно звучало пугающе. Лишиться памяти, лишиться сознания. Юдзуна верила, что человек состоит из воспоминаний, а значит Зеро мог уничтожить целого человека. — Неприятный процесс, я тебе скажу, — он буднично потянулся, похрустывая спиной. — Я посоветую тебе не приближаться к Юки в ближайшие дни. И опять, резкий переход с разговора ни о чем на серьёзное предупреждение. И эта разница между задорным голосом и пугающе низким. — Я и сама поняла, — Юдзуна осторожно поднялась с колен, ощупывая грудную клетку. — Он наверняка злится на меня. — Да нет, это вряд ли, — посмеявшись, Хару махнул рукой, а потом, снова меняясь в голосе, добавил. — Он просто тебя ненавидит. Она тихо сглотнула, не представляя, что сейчас брат может испытывать настолько яркие эмоции. Возможно, это временно? А потом он поймёт, что был не прав и поблагодарит её за помощь? — Просто держись поближе к Сакуе, — очаровательная улыбка снова озарила бледное лицо, и Хару игриво пощипал Юдзуну за щеку. Она постаралась незаметно отдернуть голову назад, чтобы её больше не трогали. Это все ещё ощущалось странно, хоть она и привыкла к таким всплескам в настроении друга отца. То по носу щелкнет, то по голове погладит, то за руку схватит. Один раз даже пытался обнять. Не то чтобы ей было мерзко, вовсе нет. Скорее, непривычно, странно и даже страшно. — Угу. Еще какое-то время Юдзуна чувствовала на себе пытливый взгляд, отчего глаза бегали по полу, так как продолжать с ним разговор не очень хотелось. Он пугал своим беззаботным и довольным видом. — Сакуя меня за такое не похвалит, но, — усмехнувшись, начал он, — возьми. Легко протянув девушке желтенький квадратный листок, кажется, взятый со стойки регистрации у самого входа в больницу, Хару ей подмигнул. Юдзуна, замешкавшись, забрала бумажку, переворачивая её и замечая написанные на ней цифры, украшенные рисунками с кривыми цветочками и сердечками. Она скептично приподняла бровь при виде беспорядочных каракуль. И когда он успел? — Это… Ваш номер? — Государственная тайна, — он шутливо приложил палец к губам. — Конечно, Сакуя об этом узнать не должен. Это будет наш с тобой маленький секрет. Ты же умеешь хранить секреты? — и снова эта странная загадочная улыбка. — А зачем… Юдзуна не успела задать свой вопрос. Хару прервал её, протягивая палец к её губам, заставив её резко нагнуться назад до неприятного хруста. — Тс-с-с, — он, кажется, вжился в роль какого-то спецагента и начал наигранно-испуганно смотреть по сторонам. — Пригодится.***
Сломанную дверь ванной заменили на следующий же день, саму комнату Сакуя самолично отмыл до блеска, чтобы не нагружать и без того шокированную дочь. Выходные на неделю вперёд ему все же достались, а пресса не отлипала, пока он выписывался из больницы. Надоедливые тараканы уже давно заметили, что Спектр избегает этого места и окружили его и детей со всех сторон, тыча камерами и микрофонами в лицо. Что ещё хуже, прямо перед этим на него чуть ли не с намерением убить накинулся Каваи, крича что-то про умственные способности Сакуи. Впрочем, это было ожидаемо, поэтому с натиском со стороны врача он справился быстро, объясняя, что все же согласен положить сына в психиатрическую больницу. Осталось только объяснить это Комиссии. Следующие несколько дней Сакуя пытался поговорить с Юкио, но тот не просто отмалчивался, а полностью игнорировал всех в доме. По крайней мере, его удалось покормить, да и то только на третий день. Хозяин дома спал чутко, поэтому старался прислушиваться к каждому шороху, время от времени вставая по ночам и проверяя комнату сына. Конечно, её максимально обезопасили на то время, которое ему осталось провести дома, но предосторожность лишней не бывает. В дневное же время отец следил за ним лично, дабы сын не натворил очередную глупость, пока не переехал. У него в голове держалась мысль отправить Юдзуну пожить в доме Тодороки, но больше всего сейчас не хотелось договариваться о чем-либо со Старателем. К концу недели Спектр пришел к выводу, что сын просто не состоянии предпринимать вторую попытку самоубийства, поэтому смог немного выдохнуть. Сегодня Юкио должен покинуть дом. Вещи уже собраны, все организовано, и даже Каваи ждал в пункте назначения, наверняка до ужаса довольный тем, что все наконец-то идёт по его плану. Юкио стоял возле прихожей и уже рассматривал новую дверь в ванную. Как ему объяснили, её пришлось заменить, потому что сестра проделала огромную дыру в замке, чтобы его вытащить. «Эта малявка может снести целую дверь». Со второго этажа спустился отец, остановившись напротив сына и строго на него посмотрев. Отвлекаясь от двери, Юкио перевёл на него взгляд. Спустя несколько секунд «гляделок» Спектр вышел из дома, оставляя входную дверь открытой нараспашку. Чуть выглянув на улицу, юноша понял, что отец разговаривает по телефону, а Гото пытается устранить какие-то неполадки с машиной. Ещё минут десять, и он отправится в худшее место на свете. Он оперся спиной о стену и глубоко вздохнул, переводя взгляд на кухню, где стояла сестра со стаканом воды. Она всю неделю к нему даже на три метра не подходила. Поумнела, похоже. На обычно пустом столике у прихожей что-то лежало, и Юкио даже прищурился, чтобы рассмотреть, что там. Ключи от верхних замков. Его запирали в доме на один из замков, который не открывался с внутренней стороны, но также существовал и второй, не открывающийся со внешней. Точнее, они-то открывались, просто Юкио никогда не давали ключей. Которые сейчас лежали перед ним на столике. Это ключи и отца, и Гото. Третьи у сестры. Значит, все три экземпляра в доме. Логично, что они лежат здесь, ведь надобность в них уже отпала. «Отлично». Юкио бесшумно проследовал к двери, медленно закрывая её так, чтобы ни отец, ни Гото не заметили, после чего послышался щелчок. Юдзуна все это время спокойно пила воду и смотрела что-то в телефоне, но щелкающий звук отвлек её от занятий. В доме царила настолько гробовая тишина, что такой щелчок оказался даже чересчур громким. Она подняла голову на возможный источник звука, прикидывая, что это могла быть дверь. Взору предстала картина, как брат убирает руку от верхнего замка. Она чуть отшагнула назад. — Ты… чего делаешь? — осторожно и тихо спросила она. — Как думаешь, смогут ли они выбить металлическую дверь? — Юкио пару раз похлопал рукой по холодной поверхности. — А окна высоковато, — и перевёл взгляд наверх, к просвечивающему солнечный свет стеклу. — Минут через пять они заметят, что дверь закрыта. Садись, поговорим. Речь брата спокойная, даже умиротворенная Его голос не предвещал опасности, но у Юдзуны уже начали дрожать руки. Стараясь не провоцировать его лишний раз, она послушно села за стол. «Все хорошо, он ничего не сделает», — твердила она себе, пока в голове гремели предупреждающие слова Хару. — «Все ножи в шкафу, а он закрыт. Ключи у папы. Послушаю, что он скажет. Главное, не взбесить его...» Печально было только то, что Юдзуна его по своей природе бесила ещё с самого детства. — По твоей вине я все ещё здесь, — Юкио беспокойно постучал пальцами по гладкой столешнице. — Зачем надо было это делать? Мы с тобой друг другу, мягко говоря, чужие. Почему ты вернулась домой? Если бы со стулом можно было слиться, Юдзуна бы с удовольствием это сделала. — Мы родные. Я переживала, потому что заметила пропажу ножа. Юкио чуть прищурился. — Но ты ведь не сама догадалась. — Сама. — Не ври, — хлопок по столу оказался слишком шумным и резким, и девушка вздрогнула, закрыв глаза. — Ты вдруг прозрела спустя неделю? — она притихла, боясь снова наврать. — Забавно получается. Говоришь, что мы родственники. Я, ты, отец. Вот только мы друг другу никто. Вы никогда не пытались понять меня, а ведь я, — он прислонил ладонь к груди, повышая голос, — всегда вас понимал. Всех. Юдзуне нечего ответить. Она чувствовала, что нужно срочно покинуть дом, добраться до отца. Взгляд бегал от Юкио к двери. «Он стоит прямо передо мной… Я не успею добежать до двери, а тем более открыть её. Если использую причуду, то могу поранить его или разрушить дом… Что делать?..» — Человек, который мог меня понять, давно умер. Грустно, правда? — Юдзуна пыталась зацепиться взглядом хоть за какую-нибудь вещь, которая ей сейчас поможет, но тщетно. — Как думаешь, что с тобой дальше будет? Тут очень много предметов, которыми можно навредить. А ты же у нас хрупкая. Дунуть — и развалишься. Сердце было готово выпрыгнуть из груди, и конечности онемели. Юдзуна не могла сообразить, что ей делать дальше. Он же ей угрожает? Ну не убьёт же он её? Он же не способен на такое… — Я прекрасно чувствую, что тебе страшно, соплячка! От крика брата ей захотелось зажмуриться и закрыть уши, но в следующий же момент он резко толкнул стол на неё, и Юдзуна, ощущая давящую резкую боль в ребрах, свалилась со стула на спину. Юкио отодвинул стол назад и, ведя по нему рукой, начал обходить его по периметру, приближаясь к сестре. К телу резко вернулась способность двигаться, и девушка вскочила с пола, направляясь к двери. «Надо только повернуть замок!» Не добежав всего метра, она оказалась схвачена братом в охапку, после чего её снова толкнули назад. В этот раз ударилась она уже сильнее, отчетливо чувствуя, как что-то в груди хрустнуло. Она не знала, как надо действовать, чтобы все закончилось хорошо. Вот бы он одумался и прекратил, и неважно, что он задумал. Юдзуна очень не хотела применять причуду, боясь, что может ему сильно навредить. Все-таки он не обладает никакими способностями. Когда-то давно именно из-за её льда он чуть не погиб. — Какая же ты тупая. Ты столько всего можешь сделать, а в итоге валяешься на полу, — его выражение лица поменялось на безумно-насмешливое, что напугало Юдзуну ещё больше. — Только и думаешь о том, как бы свалить. Хочешь к двери? Вперёд. — Я не хочу сделать тебе больно! — оказалось, что теперь говорить тяжелее из-за боли в груди: она сразу закашлялась, но даже это отзывалось резью. — Перестань, пожалуйста… — Не-а. Встать не получалось, даже перевернуться на другой бок, потому она лишь рвано дышала, стараясь поднять голову так, чтобы видеть брата. Он высился уже прямо над ней и, брезгливо осматривая неподвижную фигурку сестры, подставил ногу к её руке. Юдзуна бы вот-вот убрала её, но ту уже несильно прижали к полу, а другой рукой сдвинуть Юкио от себя хотя бы на миллиметр не получалось. И на любое движение — ужасная боль в груди. — Выстрели льдом, — приказал он пугающе тихим голосом. — Нет! Юкио, не торопясь, наблюдал за тщетными попытками сестры сдвинуть его ногу. — Стреляй. — Не буду! — Я жду. — Я не стану! — Давай, или я сломаю тебе руку, — после этой фразы Юдзуна перестала дергаться и, замерев, перевела взгляд на брата. «Почему эта дура ещё не потеряла самоконтроль?», — морщась от недовольства и того, что его план все ещё не сработал, подумал Юкио, наблюдая за сестрой. — Н-не надо… — тихо пропищала она, сжимаясь на полу калачиком. — Тогда причуда. — Я… — от боли и обиды уже хотелось плакать, но она старательно держала все эмоции в себе, понимая, что сейчас слезы никак не помогут. — Я не буду! В очередной раз Юкио просить не стал и с силой, резко, вдавил руку сестры в кафель, навалившись на неё всем своим весом. Она действительно оказалась на удивление маленькой и хрупкой, из-за чего громкий ломкий хруст раздался практически сразу, а затем и пронзительный, срывающийся в плач, вскрик, который сложно было не услышать даже снаружи. — Атакуй меня, дура! — наклонившись над её уже зареванным и корчащимся от боли лицом, заорал он. Она тряслась, оглушительно громко рыдала навзрыд, не переставая вырываться. Однако причуду до сих пор сдерживали. И Юкио это баранье упрямство уже по-настоящему бесило. Глухие удары в дверь, а за ними — повышенный голос, который дети, наверное, не слышали никогда в жизни. Ну, конечно, он таки на зов о помощи примчался. — Юдзуна! — крик дочери оказался настолько пронзительным, что Спектр не усомнился в том, что ему показалось. Запертая дверь же отмела последние колебания. — П-па… — от того, что отец откликнулся, не становилось легче даже на долю процента, но она все же попыталась его позвать. — Завали ебало, — перебил её Юкио, ещё раз наступая на уже неестественно лежащую худенькую ручку. В этот раз она не запищала, а лишь болезненно замычала. Причём все ещё упрямо пыталась подняться, но было видно, какие мучения ей причиняют малейшие движения. — Это твой просчет, пап! — неуместно задорным голосом гаркнул Юкио, чтоб было слышно даже снаружи. — Так что слушай внимательно! Третий и последний раз Юкио ударил по руке Юдзуны со всей силы, заставляя её снова взреветь. Её крики вовсе не приносили удовольствия, даже не развлекали. Наоборот. Вымораживали. Почему она ничерта не делает? Почему причуда не защищает её сама? Уже давно пора! Дверь продолжала трещать по швам от долбежки, но Юкио прекрасно знал, что отец не обладает причудой, способной что-либо разрушать или хотя бы взламывать замки. — Сестренка, знаешь, какая самая сильная человеческая эмоция? — он медленно убрал ногу от трижды переломанной тоненькой ручки, которая уже сверху до низу покрылась синеющими гематомами. — Страх. Брат решил дать младшей немного передохнуть, а заодно и обдумать, что делать дальше. Потому что малолетняя идиотка отказывалась что-либо предпринимать, хотя он по себе знал, на что та способна. Сдерживается? Но она не умеет контролировать причуду. Её ведь никто не учил. Или учил? Превозмогая невозможную боль во всем теле и еле выдерживая тяжесть собственной перемолотой, словно в мясорубке, руки, Юдзуна поднялась и тут же врезалась боком в стеклянный шкаф, стараясь держаться хотя бы за него, чем искренне поразила брата. — Из-за чего… ты контролируешь причуду? — Не хочу… н-навредить, — она твердо повторила то же самое, пытаясь сохранить равновесие и отползая подальше от брата. — Это работает не так. Кто научил? — Юкио преодолел расстояние между ними в два широких шага, опираясь рукой на противоположный угол шкафа. — Никто. — Ты, — вторая рука уперлась в ребро шкафа, — опять врешь мне! — и стеклянный корпус с подачи Юкио полетел прямо на сестру. Юдзуна никогда не отличалась физическими способностями — та же реакция знатно страдала — но сейчас, неизвестно как, она успела отпрыгнуть на какое-никакое безопасное расстояние. Но шкаф все равно разбился вдребезги. Осколки полетели в неё, впиваясь острыми краями в ноги и руки. «Теперь-то ты разозлишься!». Юкио был уверен, что больше она двигаться не сможет. Она лишь распласталась по кафелю навзничь, тихо всхлипывая и еле шевеля единственной здоровой рукой. Осколки притягательно блестели в лучах серого света, и Юкио, внезапно совершенно позабыв про сестру, потянулся к самому внушительному и, как ему казалось, острому куску стекла. Только дотянуться он до него не успел: путь преградил тонкий, похожий на изгородь, ледяной поток. Когда Юкио понял, что произошло, он, теряя остатки здравомыслия и хладнокровия, бросился на сестру, едва ли не падая на неё всем весом, провоцируя новые звонкие хрусты в худеньком тельце. Она сдавленно плакала и дергалась из стороны в сторону, пытаясь скинуть тушу брата здоровой рукой, пускай и осознавала, что у неё это не получилось бы даже обеими и в полном здравии. — Какого хрена?! — он схватил её за обе руки, вжимая их в пол. — Какого хрена ты за меня решаешь, жить мне, блять, или нет?! Сломанную руку спрессовывали так, что хотелось просто провалиться в темноту, и Юдзуна искренне до этого момента не знала, что такая кошмарная боль вообще может существовать. По ощущениям, у неё снова ушиблены ребра или, возможно, даже теперь стерты в труху, потому что дышать стало просто невыносимо. Всем своим весом брат — далеко не маленький, по сравнению с весом сестры — раздавливал её покалеченное и переломанное тело, не оставляя ей и шанса на малейшее движение. — Юкио… Перестань, прошу тебя… — говорила она чуть ли не шёпотом, хрипло. Ее еле можно было расслышать. — Где, — он сжал её руки ещё сильнее, — твой, — и начал долбить ими по полу, — сраный, — пусть и чувствовал, что в них не осталось никакой силы, — лед?! — Я тебя не пораню… — Я тебя убью! Юкио схватил осколок стекла быстрее, чем младшая успела это заметить. Но, увидев, что прозрачное острие сверкнуло где-то над её головой, она невольно зажмурилась, вжимаясь в пол так сильно, насколько вообще возможно. Через мгновение Юдзуна почувствовала жгучую резь в и без того переломанной руке, в районе плеча, ближе к груди. Она услышала странный, страшный, звук, словно что-то раскололось и треснуло, потому и постаралась открыть глаза, не представляла, что могло так звучать. Ледяная корка, не успевшая намертво заморозить грудную клетку, что стала для Юкио мишенью, раздробилась на холодные осколки, сломав пополам тот кусок стекла, который держал брат. Похоже, он хотел ударить куда-то в сердце, но лёд, хоть и не полностью, успел сформироваться, без ее контроля защищая жизненно важный орган, чем сменил курс удара правее, к плечу. Вот только раненое плечо — не менее болезненно. Ледяные осколки разлетелись в стороны, вонзаясь в уже исполосованное плечо девушки и в руки самоубийцы, отчего он мгновенно слез с сестры и отполз на метр назад. На дыхание у Юдзуны больше сил не оставалось, как и на то, чтобы кричать от боли. Хотя боль была просто невозможной. Однако ей казалось, что она больше ничего не чувствует. Из раны струилась тёплая красная жидкость, заливая пол вокруг, который сразу же замерзал и начинал беспорядочно двигаться. Картинка перед глазами багровела и плыла. Чувствовалось, как неумолимо клонит спать. — Я хотел сделать не это… — Юкио вцепился пальцами в волосы, судорожно дыша и видя перед собой ужасающую картину. «Что я… Натворил?». Из руки ручейками стекала кровь, пачкая прозрачные кусочки льда. Снова море крови, на этот раз, казалось, ещё больше. Только вот она не принадлежит ему. Теперь это марево — сестры. Марево, разливающееся по всему полу на кухне. Морозная корка покрывала плитку, а ледяные языки танцевали, точно ведьмы у костра. Это пугало. Даже отталкивало. Почему её кровь так себя ведет? Юкио уже хотел подползти к сестре и попытаться ей помочь. Но прямо за спиной раздался грохот, оповещающий о том, что дверь все же выбили. Кто это сделал и как, юноше знать уже не хотелось. Поэтому, ещё раз глянув на сестру и мгновенно вернув себе хладнокровие, брат выбежал во двор, заранее предусмотрев, что сбежать с территории дома можно через него.***
— Всё готово, Спектр-сан, — оповестил водитель, огибая машину и показываясь перед хозяином. — Спасибо, Гото, — оторвавшись от телефонного разговора, поблагодарил Сакуя. Водитель кратко поклонился и отвернулся, размышляя о чем-то своём, дабы не мешать Спектру. Тот снова вступил в полемику с психиатром сына, причём второй снова чем-то недоволен, опять говорил на повышенных тонах и между тем вставлял свое нелестное мнение о Сакуе. Гото переживал. Конечно, внешне его чувство заметить было никак нельзя, однако он искренне сочувствовал Герою №3. Он уже давно понял, что многие относятся к нему незаслуженно мнительно и совершенно не понимают, что у Спектра есть сердце. Как можно обвинять в наплевательском отношении человека, что всегда готов рисковать жизнью ради спасения людей, своих детей? Гото видел, насколько хозяину тяжело — давно научился различать эмоции на, казалось бы, ничего не выражающем лице. Но пока что он не знал, как именно может помочь. Возможно, уже слишком поздно? Острый слух уловил какой-то странный шум, донесшийся из дома, и сначала бывший военный не обратил внимания, пока грохот не повторился вновь. Он попытался заглянуть в окно, но в доме Спектра окна находились значительно выше роста человека, несмотря на то, что были почти что панорамными. Разглядеть ничего, кроме потолков, он не смог. Отходя чуть в сторону, ветеран перевёл взгляд на дверь, сквозь которую можно установить источник шума. Вот только она закрыта. Разве Спектр запирал ее? Если бы захлопнулась сама, они бы точно услышали. — Спектр-сан, — хозяин моментально отвлёкся от разговора и перевёл все внимание на помощника, — Вы закрывали дверь? Сакуя, не сразу смекнув, при чём тут дверь, оглядел её, вспоминая, что он её вообще-то специально оставил открытой, а хлопок металла о раму услышали бы все. — Нет. Добавлять что-то еще нет необходимости. Спектр, сбрасывая звонок от уже порядком выводящего из себя Каваи, подбежал к входу, собираясь дёрнуть за ручку, как вдруг раздался надрывный болезненный крик, явно принадлежащий дочери. Сакуя впервые услышал, как она кричит. И этот зов напугал его ещё больше, заставив скорее схватиться за ручку. Та ни в какую не поддавалась, сколько бы он за неё ни дёргал. — Юдзуна! — он пытался прислушаться и по звукам определить хотя бы примерно, что за чертовщина происходит в его доме. Как же он мог потерять бдительность? Почему не подумал о том, что сын запрет дверь изнутри, когда ключи будут в доме? И ведь такое уже не впервые… — Спектр-сан, её не выломать, — качая головой, взволнованно констатировал Гото. — По-другому в дом не проникнуть, — оглядывая окрестности, заведомо зная, что это так, проговорил Сакуя. — Возле замка должен быть более хлипкий материал? — Секунду, — предупредил Гото, отходя немного назад. Сакуя и сам видел, что дверь выбить сможет только какой-нибудь Всемогущий или Старатель: она целиком и полностью металлическая и даже возле замка вряд ли изготовлена из чего-либо менее прочного. Только вот трезво мыслить уже не удавалось, — стоя возле двери, он отчетливее слышал и чувствовал, насколько дочери больно. — Это твой просчет, пап! Так что слушай внимательно! Голос сына звучит не так, как звучал обычно Следовательно, он вполне может быть не в себе. Приступ? Снова причуда? И Юдзуна там сейчас с ним? Раздался очередной вопль, ещё более истошный, переходящий в надрывный плач. Гото ударил ногой в самое уязвимое место стандартных дверей — прямо под ручкой, но вряд ли нанёс своей попыткой хотя бы какой-то урон. Он тоже прекрасно все слышал, из-за чего попасть внутрь стало срочной необходимостью. Следующим ударом он постарался задеть саму дверную ручку, но и та не поддавалась. Он не настолько силен, чтобы гнуть металл, даже если очень требовалось… — У неё сломаны ребра, — застыв, начал перечислять Спектр, сосредоточенно смотря перед собой. — И повреждены внутренние органы. Лёгкое. Внутреннее кровотечение. Гото замер. Ему страшно представлять, способно ли вообще пережить такие повреждения крохотное и слабое тело едва оправившейся девушки. — Мы должны попасть туда раньше, чем у кого-либо из них возьмет верх причуда. В противном случае, они убьют друг друга, — Спектр ударил ногой по металлу. Он злился, но не на кого-то из детей, даже не на Юкио. На себя. За то, что позволил произойти страшному. За то, что не подумал дважды. За то, что вышел на минуту, не предугадав, что сын воспользуется ситуацией. Сакуе казалось, что его сердце сейчас просто разорвется. Ему неизвестно, что происходит в доме. Ему неизвестно, в каком психическом состоянии сейчас сын. Он понятия не имел, что делать и как попасть внутрь. От бессилия так и хотелось сорваться. Кричать. И долбить чёртову дверь, пока она не превратится в металлолом. Очередной пронзительный звук, отчетливо напоминающий треск разбитого стекла — огромного стекла — донесся из дома. Сакуя почувствовал, что крови пролилось ещё больше, и более стоять на месте не мог. — Гото, причуда, — обернувшись к водителю, который, по всему видимому, и сам едва выносил услышанные звуки, решительно позвал Спектр. — Можешь сломать замок? — Спектр-сан… — он на миг подумал про закон, но мысль сразу же испарилась. Какая к черту сейчас разница? — Есть. Отойдите, прошу Вас. Сакуя сию же секунду отошёл дальше, за спину Гото, чтобы не терять ни минуты и не отвлекать его от выполнения задачи. Судя по его подсчётам, причуду он не применял, по крайней мере, в бою, более двадцати лет, что объясняло, почему он колебался. Это не Спектр, который каждый день использует и развивает свои способности. Ребро вытянутой ладони Гото с характерным звуком разрезало воздух, будто лязганьем лезвия. Яркая белая полоса, повторяющая начерченную в воздухе линию, врезалась в дверь, точно вспышка. Сплав погнулся — на недавно ровной поверхности красовалась продолговатая вмятина, словно от когтей дикого зверя. Удивляться мощности причуды Гото некогда. Сакуя, ощущая, что в доме стало только больше крови, кивнул водителю, чтобы он попробовал снова: дверь ведь поддавалась. Раздался ещё один металлический звон, и дверь слетела с петель, аккуратно падая ровно в прихожую. Сакуя вбежал внутрь, озираясь по сторонам. Под ногами странно захрустел пол, усыпанный смесью ледяных и стеклянных осколков. Один из шкафов разбит: его разрушенный корпус лежал где-то возле стены, а дверцы разлетелись опасной сверкающей россыпью по всей кухне. Где-то среди блестящих осколков, словно сломанную фарфоровую куклу, распластало дочь, от чьего вида у отца замерло сердце. Множественные порезы и раны, из которых торчали толченые и раздробленные куски и крошево стекла. Неестественно и страшно выгнутая левая рука, больше напоминающая лапу выпотрошенной мягкой игрушки. Пропитанная кровью розовая, уже ярко-красная, футболка. И самый внушительный осколок, торчащий из плеча. Так близко к груди, прямо под ключицей. — Скорую. И отыщи Юкио, — скомандовал Спектр, тут же подлетая к раненой дочери. Гото не нужно обладать сверхспособностями, чтобы понять, что девушка в критическом состоянии. В эту чудовищную неделю это уже второй раз, когда приходится вызывать скорую помощь и надеяться, что ребенок останется в живых. Мужчина выбежал во двор, уже догадываясь, что юноша, скорее всего, сбежал, как только услышал, что дверь выламывают. Куда мог убежать ребенок, никогда ранее не покидавший пределов дома и не знающий города от слова совсем? Куда угодно, если учитывать, что он юноша далеко не самый обыкновенный. И что хуже всего — гарантий, что он больше не предпримет попытки самоубийства, нет. Сакуя уложил дочь на колено, чтобы та не лежала на битом стекле. От нее веяло мертвенным холодом. Главная задача сейчас — вернуть кровь в вены, стараясь особо не тревожить дочь до приезда скорой. — Все п-плохо? — взгляд отца выглядел более живым и обеспокоенным, чем когда-либо, и то, что он оттаял, заставило Юдзуну постараться выдавить из себя хоть какие-нибудь слова. — Очень… мне очень… больно. Первым делом стоило изъять кусок стекла из плеча, но Сакуя понял, что этого сделать он не сможет, и приступил к процессу «переливания» крови преждевременно, чтобы дочке хотя бы немного полегчало. — Знаю, — она смотрела на него таким затуманенным взглядом, что, казалось, дочь вот-вот закроет глаза, и это никак не обнадеживало. — Ты должна продержаться. — Я хочу спать. Мокрые ресницы еле подрагивали, сбрасывая последние капли слез, и, пару раз медленно сомкнувшись, веки все же опустились.***
— И где же заблудилась твоя хозяйка? не ответишь? За неделю Даби, кажется, уже раз пять пытался завести беседы с воробьем и со временем даже решил, что нашел общий язык со своим ледяным соседом. Пускай он даже не чирикал, однако временами сбивчиво и забавно стучал ледяными лапками по полу из-за неудачных приземлений. Птица на каждый вопрос смешно дергала головой и принималась чистить перышки, перепрыгивая с одного плеча на другое. Несмотря на свою ледяную конструкцию, тепла она не боялась и спокойно ютилась возле Даби, порой даже забираясь к нему под одеяло. А ведь это даже не живое существо. Чудная птица. Юдзуна ушла, оставив ему то ли в компанию, то ли на попечение ненастоящего воробья, который сутками напролет вился вокруг него, словно у кормушки, не оставляя ни на секунду. Если честно, Даби уже как-то привык к пернатому сопровождающему, казалось, еще неделя и хозяин аварийных построек даст ему имя. Но сегодня, ближе ко дню, в очередной раз перескакивая с головы юноши к нему на плечо, воробей внезапно рассыпался, превращаясь в белую крошку и оставляя за собой маленькую засохшую каплю крови. Даби не сразу смекнул, что произошло, а все догадки не обещали ничего хорошего. Стало как-то не по себе, когда из голых стен снова исчезли все звуки, кроме воя ветра из продуваемых окон. Быть может, у причуды просто был свой срок действия? Юдзуна ведь не в силах вечно поддерживать жизнь в своих ледяных творениях. Не произошло же ведь нечто…