In Cold Blood

Юдзуна знала, что ее и папу ждут тяжелые последствия того, что сделал брат. Но она не ожидала, что те обрушаться на их семью так скоро. Отец официально заявил на телевидении, перед всей Японией, что уходит с поста героя. И это было его первым добровольным выходом к репортерам. Самая скандальная и обсуждаемая новость за последнее время. Он принес свои извинения родственникам Каваи и всем остальным гражданам за то, что не смог воспитать сына должным образом. Но не сказал и слова о его причуде. Всего за пару дней Спектр и его старший сын Юкио стали самой обсуждаемой темой где только можно и нельзя. Сводки, статьи, обсуждения в соцсетях… А вот в школе дела обстояли совершенно наоборот. С Юдзуной перестали разговаривать от слова совсем. К ней не подходили: лишь изредка поглядывали с такой неприятной… жалостью. Но она прекрасно знала, что были и те, кто способен и начать издеваться в открытую. Папу нельзя подставлять. Только не сейчас. Но старшекласснице казалось, что, если кто-то на нее хотя бы дунет в ее-то состоянии, она взорвется. Про-герой Спектр больше не существовал. Шумиха во всех СМИ коснулась не только семьи Йосадзаяши. Возможно, именно об этом дядя и пытался поговорить с Юдзуной в тот злосчастный вечер. Вот только что она может? Часто, даже слишком часто журналисты пытались выведать теперь уже у Старателя о том, знал ли он, что его названый племянник психически нездоров. Он не отвечал. «А он не из болтливых». Но кое-что Юдзуне все-таки казалось забавным, и в то же время странным: чем хуже дела становились в обычной жизни, тем лучше становились отношения с Даби. Она добилась одного важного для себя пункта: теперь ей можно его трогать без сопротивления с его стороны. Только все эти отношения ей так… непонятны. Что-то в друге постоянно тревожило, не давало покоя. И Юдзуна, к сожалению, не из тех, кто мог просто закрыть глаза на реальность. А реальность была не менее запутанной. Она не отпускала мысли уже несколько месяцев, мелькая неразличимыми вспышками, и только сейчас переросла в настоящую проблему, мешающую жить хотя бы на капельку спокойнее. Юдзуна назвала бы это «очень странными странностями». — Ты скажешь мне, как тебя зовут? В их «новом» уровне отношений есть очень большой плюс: Даби теперь молчаливо разрешал на себе лежать. Но девушка все равно старалась ложиться на него как бы невзначай, осторожно, с опаской. Пускай возражений она и не слышала, но почему-то ей все еще казалось, что что-то не так. Это «что-то не так» тоже входило в список «странностей». — Когда придет время. Как оказалось, он не такой хрупкий и ломаный, как ей виделось поначалу. На его плече можно спокойно лежать. И это так в новинку. До сегодняшнего вечера она могла смотреть на такое лишь в аниме. — Хорошо. Я подожду, — девушка уверенно кивнула, поудобнее устраиваясь щекой на теплом плече. — Выглядишь очень спокойной. Как идут дела у Спектра? — заметил собеседник, время от времени посматривая на умиротворенное бледное личико. — Если честно, на самом деле я переживаю. Очень. Мне кажется, у меня может случиться истерика в любой момент, — пояснила девушка, не поднимая век. — И папа больше не Спектр. Правда, он пообещал, что Юкио он все-таки найдет. Знаешь… он даже обнял меня, когда говорил это. Даби слышит это уже в пятый раз, но не заострял на повторениях внимания. Потому что его это удивляло уже в пятый раз. Как, видимо, и саму Юдзуну, раз она продолжает говорить об отставке отца снова и снова. — Думаю, перед тем, как сказать это в шестой раз, лучше перевести тему, — порекомендовал он, усмехнувшись. Собеседник прекрасно знает и понимает, как ей тяжело, и его не могло не радовать, что Юдзуна научилась держаться. Даже «очень спокойная», как он и сказал. — В тот день… Первым мне о Ю-… Об этом рассказал дядя. Не знаю, что именно он хотел, но он меня напугал. Очень. Хотя кого он не пугает, да? — Юдзуна подняла взгляд, ожидая ответа. — Да, — промычал Даби. — Сказал, что я не болтливая. И что это хорошо, — перевернувшись на затылок, Юдзуна подняла руки вверх и стала играться с воздухом, создавая легкий снегопад. — Знаешь, в детстве Юкио по-настоящему боялся Энджи-сана. И еще — огня. Наверное, только я помню это. — И почему же? — о чем-то задумавшись, поинтересовался Даби, после чего, кажется, вздрогнул. Из-за снега? — Насчет Энджи-сана… Он спровоцировал у Юкио приступ. Когда мы были маленькими. Брат, видимо, что-то… Дорассказать историю девушке не дали — ее удобное плечо резко пропало. Его хозяин, обойдя гостью, отошел к окну. — Ты куда? — Шея затекла. Вот такие выходки тоже считались за «странности». Даби частенько делал так: мог резко куда-то встать и уйти прямо посреди разговора. Просто походить по комнате или выйти совсем, а потом вернуться. — О чем я там говорила? — ах да, еще это каждый раз сбивало с мысли. — Твой брат боится огня. — О, точно, — Юдзуна хлопнула в ладоши, вспомнив, что говорила про Юкио, отчего снегопад над ней выстрелил, точно хлопушка. — Я не знаю, почему, кстати. Но он так боялся пользоваться плитой, что папа заменил ее на индукционную. Понятия не имею, как он сигареты свои поджигает так спокойно. А еще… знаешь, — спустя несколько минут хождения по комнате кругами, Даби наконец решил вернуться на прежнее место. — Мне почему-то кажется, что вы бы подружились. Парень вдруг усмехнулся. — Думаешь? — Да! — девушка наконец улыбнулась, и над ее головой снова возник фейерверк из снежинок, но потом она с грустью добавила. — Только теперь он преступник. Он совершил убийство. И такое… немного сложно принять. — Не могу не согласиться. Но, я считаю, он и сам прекрасно понимает это. И сам выбрал для себя такой путь, — Даби поймал одну из снежинок и поднес поближе к лицу. Те, что создает Юдзуна, не тают даже возле него. — Можно мне сказать честно? — она резко пристроилась прямо к собеседнику, тут же развернулась к нему всем корпусом. — Конечно, — он чуть сощурился, не совсем понимая, откуда взялась такая серьезность. — Я бы не смогла жить в одном доме с убийцей, даже если этот убийца мой брат. Кажется, так серьезно, твердо и искренне она не говорила никогда. Даби решил запомнить эти слова. Звучат достойно. — Конечно, бывают случаи, когда твоей жизни угрожает опасность… Но это немного другое. Понимаешь, о чем я? — Юдзуна склонила голову набок, заглядывая в лицо напротив. Ей правда важно, чтобы друг ее понял. — Понимаю. Хах… — Опять тебе смешно? — Нет. Просто… — Что? — Признаться, я слышу впервые, чтобы ты так уверенно заявляла о чем-либо. Растешь, — он с улыбкой бегло погладил ее по макушке, после чего встал снова. Сегодня его, похоже, потянуло на прогулки. — Я просто много об этом думала… Мне кажется, я не смогу смотреть на него. Я не папа. — Жить тебе с ним не придется. Если вы его, естественно, вернете. Но над «смотреть» стоит поработать, — пожав плечами, юноша сдул кристалл снежинки с ладони. — Точно… Да, домой его после такого точно не отправят. И точно не сразу. Может, все-таки ещё не поздно исправить хоть что-то? Наверное, стоило хотя бы раз поговорить с ним. И почему-то младшей только сейчас разговор с братом виделся единственно верным решением. А раньше казался глупостью. Решив сменить тему на менее траурную, девушка поднялась и встала прямо перед другом, улыбнулась и выжидающе захлопала ресницами. — Хочешь, кое-что покажу? — все снежинки над ней испарились. — Что? Ледяной кол внезапно пророс прямо из пола. Юдзуна рывком порезала о него ладонь. От такой резкости глаза Даби стало болезненно покалывать. Наносить себе увечья — не лучшее умение. Острие исчезло быстрее, чем появилось. На полу из крупных и капель неприятно алого цвета начало зарождаться нечто. Ученица тренировала себя не раз, так что ошибок быть не должно. Птица, взмахнув огромными ледяными крыльями, взлетела и грациозно приземлилась на «оконную раму», заставив хозяина дома увернуться от настолько крупного хищника. — Что это за… — рассматривая птицу, которая явно считала себя здесь самой важной и самой главной, спросил учитель. — Это беркут. Самая большая хищная птица, которую я могу создать, — легко улыбнувшись, Юдзуна пожала плечами и, дойдя до своего пернатого творения, начала его гладить. — То, что больше, летать уже не может. Только ходить. Кондор, например. Создание гордо восседало на бетонном выступе с настолько непоколебимым видом, что становилось как-то неловко. Она не просто большая. Она огромная. Самому Даби беркут, сидя где-то на уровне его талии, доставал почти до макушки. Животное смотрело на них обоих, склоняя голову из сторону в сторону и чуть шевеля крыльями. Ох, если он раскроет их снова, отходить придётся на несколько метров. — Большой, правда? Чтобы он мог летать, мне пришлось сделать его почти полым. Его перья тоже пустые. Даби не видел беркутов вживую и вряд ли вообще хотя бы примерно помнил, как они выглядят, но, смотря на крупного хищника, ему оставалось только удивиться тому, как его подруга смогла сделать настолько детальную и реалистичную фигуру. — Делаешь успехи, — неоднозначно покосившись на живой лед, согласился юноша. — Это было… неожиданно. — Только я все еще не знаю, как это может мне пригодиться. Вот, держи, — ученица на секунду отошла к стене и достала из лежащей на полу сумки знакомую голубую тетрадку, протянула ее Даби. Отмечая, что давно не видел ее, он полистал страницы, разглядывая новые эскизы с множеством животных. В основном на чертежах красовались птицы. Под чертежами — различные пометки, какие-то мысли и смешные фразы, где-то зачеркнутые или, наоборот, обведенные. Рисунки у Юдзуны получались не хуже, чем в энциклопедиях. Странно, что она редко упоминает о своем умении так здорово обманывать человеческий глаз и переносить объем на плоскость. В уголке у каждого разворота с зарисовками птиц и мелких зверушек стояли галочки или плюсики на разный манер. Последним же эскизом оказался тот самый новоиспеченный «питомец», что чересчур уж осознанно и слишком подозрительно поглядывал на Даби, пытаясь заглянуть за его плечо. Карандаш очень удобно держался на зажиме с обратной стороны тетради, и юноша позволил себе отметить последнюю картинку с беркутом аккуратной галочкой, обведя масштабный рисунок в кружок. — Ты разобралась с тем, что они могут делать? — постукивая грифелем по странице, спросил он. — Ну, это не так уж и сложно. Он делает все, что я скажу. Показать? — похоже, Юдзуна ждала этого вопроса, и поэтому с нетерпением запрыгала на месте. Даби пару раз кивнул. — Ты только отойди. Повторять дважды не понадобилось: он сразу отошел на безопасное расстояние от окна, понимая, что у такого крупного хищника размах крыльев явно больше двух метров. Сама девушка тоже отошла еще на несколько метров назад и, убедившись, что места достаточно, выставила руку предплечьем вперед. — Сюда, — она покачала рукой, чтобы птица поняла, куда надо садиться. Зверь сразу же раскрыл свои огромные и пугающе красивые крылья, грозно и завораживающе взмахнул и поднялся в воздух. Даби же, поняв, чего именно хочет добиться его подруга, неуверенно сравнил ее размеры и размеры птицы и, задержав взгляд на опасно поблескивающих когтях, хотел уже вмешаться. — Стой, Юдзуна… За секунду до приземления беркута, тоненькая ручка хозяйки покрылась ледяной коркой так, что его острые когти удобно обхватили ее, не задев нежную кожу. Девушка, чуть пошатнувшись и опустив руку пониже, слегка задрожала. — Все под контролем, — Юдзуна улыбнулась, но продолжала трястись как осиновый лист. — Только… Он очень тяжелый… Даби насмешливо приподнял брови. Похоже, беспокоиться не о чем. Она почти все продумала. — Все, слезай, я не могу тебя держать… — птица тотчас спрыгнула на пол с шаткой «жерди». — Ты научилась защищать тело льдом, — скрестив руки на груди, отметил учитель. — Только правую руку и левое плечо, — поправила она. — А то такими когтями убить можно. Они очень-очень-очень острые. Поверь мне. Это тебе не кошка, — звучала фраза так, будто неудачные приземления уже случались. — Это еще не все. — О, да ты решила сегодня перевыполнить план на год вперед? — Ха-а, — Юдзуна с блеском в глазах улыбнулась и взглянула на птицу. — Забери у Даби тетрадку. Только не порань его. Хищник взмахнул крыльями и, преодолев небольшое расстояние меньше, чем за секунду, раскрыл острый клюв и, четко и аккуратно, не задевая рук юноши, отобрал у него голубую тетрадь, после чего, вальяжно цокая коготками по полу, принес ее создательнице. — А теперь верни. Птица с все тем же характерным звонким цоканьем зашагала обратно и протянула тетрадь Даби. Он медленно забрал ее обратно, наблюдая за послушно открывающимся клювом. — Могу тебя поздравить. Ты сделала почтальона, — благодарно погладив птицу по ледяной голове, констатировал парень. — Для почтальона я бы голубя сделала. А это — птица гордая, — недовольная таким синонимом, хозяйка нахмурилась и скрестила руки на груди. Даби еще раз осмотрел «гордую птицу». Массивное тело, острые ледяные перья и такие же клюв и когти, непробиваемый корпус и огромные, размашистые крылья. Такая птица подошла бы для каких-нибудь сражений, а не для «подай-принеси тетрадку». — Опасно… Интересно, — ему хотелось порассуждать на эту тему вслух, но, решив, что это все же лишнее, он резко остановился. — Что? Только вот, чтобы не говорить, ему не стоило даже начинать. — Что такое? — еще раз спросила Юдзуна. Даби продолжил гладить уж слишком любвеобильную и ласковую для грозного хищника птицу, надеясь, что девушка забудет и отстанет. — Что ты хотел сказать? — она присела на пол рядом с ледяным беркутом и, заглядывая в лицо юноши, задала свой вопрос в третий раз. Он вздохнул. — Интересно, защитит ли он тебя, если почувствует опасность, — нехотя озвучил свои мысли он, на что Юдзуна поджала губы. — Если честно, мне не хочется проверять. — Как и мне. Просто мысли вслух, — желая закрыть эту тему, мотнул головой Даби. Юдзуна лишь согласно промычала что-то, надеясь, что ей действительно не придется проверять такое. Не хотелось бы снова поранить кого-нибудь. — Завтра папа дома не ночует. Можно я… приду к тебе?

***

Выключив плиту, накрыв кастрюлю крышкой, оставив ужин тушиться ещё несколько минут до полного остывания конфорки, Юдзуна собрала остальную утварь, которую она использовала, и сложила её в раковину. Подвинув табуретку к тумбе, юная хозяйка таки смогла подобраться к верхней полке, после чего, грустно вздохнув оттого, что она снова взяла по привычке три тарелки, спустилась и ровно-ровно разложила все на обеденном столе. Осталось только дождаться папу и «сварить» ему кофе, пока он будет переодеваться. Хорошо, что он стал предупреждать, когда и во сколько вернётся, если вообще возвращается. Осмотрев стол и убедившись, что все готово, девушка поднялась на второй этаж, чтобы накинуть что-нибудь. Возле плиты стоять, конечно, было теплее. Юдзуна потянулась к ручке двери, но задумалась: ее взгляд покосился в сторону, на соседнюю дверь. Медленно, словно боясь, что хозяин комнаты узнает о ее нашествии, она сделала пару неуверенных шагов влево и коснулась другой ручки. Минуту поразшмыляв о чем-то, наверное, совсем-совсем лишним, она все-таки зашла в такую, как ей казалось, чужую для нее комнату. С тех пор, как Юкио был здесь в последний раз, они с папой ничего не трогали. Единственное: Юдзуна один раз помыла полы и проветрила ограниченную четырьмя серыми стенами душную каморку. И все. Его спальня больше, чем её собственная, да и вещей значительно меньше. Хоть брат и создавал впечатление человека, у которого в личной обители зла вещи точно бы висели где-нибудь на люстре, но, на удивление, он оставался таким же аккуратным, как и сестра с отцом. Младшая осторожно проскользнула вглубь комнаты и включила свет. Возле кровати ровненько стояли книги, выстроенные в две высокие стопки, а у подушки лежала ещё одна, с закладкой в виде полосы из чёрного картона. На столе — ничего, кроме ноутбука. Никаких вещей на стуле. На полу — мягкий серый ковёр, который, кажется, появился здесь раньше самой Юдзуны. Она подошла к шкафу и тихонько открыла дверцу, бегло оглядев задвинутые намертво ящики, словно они ей недвусмысленно намекали на что-то. Не на что ей тут смотреть. Это не её территория. Развернись и уйди. Старший явно бы не оценил уже то, что она тут находится. Юдзуна неловко шагнула назад назад, уже собираясь уходить, но, поджав губы, прикрыв глаза и глубоко вздохнув, она поставила ногу на прежнее место и таки потянулась к ящикам. — По моим же шарился, когда нож прятал… — пробурчала она под нос, разглядывая футболки, носки и… Не так уж и интересно, на самом деле. И вообще, она понятия не имела, зачем таким сюда пришла. Ей не особенно-то доставляло удовольствие рыться по хозяйствам брата. Но в комнате, особенно здесь, у шкафа, пахло им, будто бы он и не пропадал. Каждый обладает своим запахом, и Юкио не исключение, пусть и отдавало от него чем-то тяжелым и холодным. Чем-то, что ассоциировалось у младшей с металлом, но с не обычным металлом, а с каким-то редким, может, даже с таким, которого на Земле и не существует. Странно. Но запах такой родной. Открывая следующий ящик, девушка сразу заметила что-то блестящее в углу и попыталась разглядеть, что же это за безделушка. Любопытство все же заставило ее подцепить виднеющийся серебристый уголок рукой. Однако о том, что же это все-таки такое, догадалась она ещё раньше, чем вытащила коробочку целиком, отчего тихо ойкнула и резко отпрыгнула в сторону, врезавшись в дверцу шкафа и уронив на себя одну из толстовок и вешалку. Младшая недовольно подергала носиком, сама не поняв своей реакции, и, обхватив большую черную толстовку вместе с вешалкой, снова подошла к ящику. Ну да, не показалось. — В школу он ходил, ага, — фыркнула Юдзуна и, громко задвинув ящик, отошла от шкафа. Осмотрев одежду, которая по воле судьбы сама упала к ней прямо в руки и так громко пахла сбежавшим братом, она решила, что он не обидится, если сестра одолжит. Вернув вешалку на место и закрыв шкаф, младшая поспешила к двери, которую аккуратно закрыла за собой, покидая помещение и не забывая выключить свет. Забравшись в объемную толстовку и посмотревшись в зеркало в своей комнате, она убедилась, что в такой большой вещи ей можно спрятаться почти с головой: край одежды доставал почти до колен, а рукава болтались далеко за пределами кончиков пальцев. Интересно, почему Юкио вырос таким большим? Он ведь выше папы на полголовы. Может, у него высокая мама? Была. Жаль, что ей об этом никогда ничего не рассказывали. Послышался щелчок входной двери, и Юдзуна, поправляя резинку на волосах, поспешила спустится. — С возвращением, — девушка сдержанно улыбнулась, приветствуя родителя. — Как себя чувствуешь? — проходя мимо дочери к лестнице, спросил он. Он задавал это вопрос каждый раз вместо приветствия, причём звучал он не как «лишь бы спросить», а искренне, с заботой. Юдзуна знала, что папа правда интересуется ее здоровьем. Пускай все раны уже почти зажили, он все равно продолжит спрашивать, пока не услышит уверенный и чёткий ответ. — Гораздо лучше. Только рука побаливает до сих пор, — она все-таки решила ответить честно. — Хорошо, — кивнув, он покинул прихожую и поднялся наверх. Дочь поспешила нажать на кнопочку кофемашины с заранее поставленной туда кружкой. Каким-то образом отец появлялся на кухне как раз с окончанием приготовления кофе, что её уже не удивляло, и она аккуратно поставила готовый напиток возле его тарелки. Закончив с раздачей еды, девушка села за стол сразу после папы и, приняв палочки в его руках за сигнал к началу трапезы, подвинула к себе тарелку. Он выглядел грустным и уставшим, как и всегда. Интересно, как на его лице смотрится настоящая улыбка? — Можно кое-что спросить? — тихонько поинтересовалась она, часто поглядывая на глаза отца. Он слабо кивнул. — Как выглядела мама Юкио? Кажется, что-то в нем изменилось на долю секунды, но он продолжил ужинать, не смотря на дочь. — Юкио не похож на нее, — расплывчато ответил он. Не то чтобы она хотела услышать не это, но… — А моя? — Как твоя тётя. Только, — только что? ему правда есть, что добавить? — значительно ниже. О, эти слова точно все меняют. — Как её звали? — они никогда не говорили с отцом о маме. Может, просто проверка: знает ли он. — Ты не помнишь? — на секунду прервав трапезу и неожиданно вцепившись взглядом в лицо дочери, спросил Сакуя. — Нет… Он еще какое-то время смотрел на Юдзуну, но после продолжил: — Рин. Похоже, сегодня он либо в настроении отвечать, либо не в настроении сопротивляться. Если бы собеседником оказался не папа, возможно, она бы спрашивала более открыто, но все-таки разговаривать с ним всегда сложно. Потому что чаще всего он не отвечал на все то самое важное для нее. Он никогда не был простым человеком. Но Юдзуна, решив долго не думать, чтобы следующий вопрос показался не таким уж важным, потыкала палочками в рис и собралась с духом: — А ты… любил её? Теперь отец есть перестал и поднял взгляд на дочь, задержался на ней и прикрыл глаза. — Что ты хочешь услышать? — он вздохнул, продолжая давяще смотреть на младшую. Он же мог просто ответить «да», в чем проблема? Зачем так… реагировать? — Ответ на вопрос. — Я не… — Это так сложно? Сакуя замолчал. Надолго. Посмотрел сначала на дочь, затем куда-то в сторону. Она продолжала выжидающе глядеть на него, спокойно и ровно, отчего становилось неожиданно неуютно. — Юдзуна, — он вернулся к её глазам, задержался на них, — для того, чтобы создать семью, любовь не обязательна. Ответ её явно не устроил, и она, часто-часто заморгав, нахмурилась. Что он имеет в виду? Что это за странная фраза? — Но… Зачем тогда? А как же я? А Юкио? — С Юкио все было по-другому. — Нет, стой… — она шумно отодвинулась от стола. — О чем ты говоришь? Что ты… — Не надо. Делать. Из этого. Трагедию. Ешь. Его голос и взгляд уже не казались такими холодными и пугающими, как раньше. Хотя он явно пытался сказать именно со своей коронной интонацией. Не получилось? И он правда так просто продолжит ужинать после такого заявления? серьёзно? — Нет… — Юдзуна замотала головой и встала со своего места. — Нет. Объясни. Сакуя снова вздохнул. И что, ей станет лучше, если она узнает, как все сложилось на самом деле? Полегчает? Быть может, улучшаться их отношения? Или, может, она его даже сможет понять? Конечно, нет. Не сможет. По крайней мере, точно не сейчас. — Сядь. — Нет. — Юдзуна, сядь. — Нет. — Ты раздуваешь скандал из ничего. Ты либо знала, либо догадывалась. Сядь. На. Место. Сакуя надеялся, что это молчание означает, что дочь все-таки передумала препираться дальше, но, не меняя тона, она все же продолжила стоять на своем. — Нет. — Не порть себе же настроение и сядь. — Нет. — Я не хотел этого говорить, но ты меня вынудила, — а теперь голос сменился на более грозный и твердый, отчего дочка прищурилась. — Не лезь, куда не просят. Ты ничего не поймешь. Ты еще ребенок, — она нахмурилась сильнее, скрестив руки на груди и сердясь на отца еще больше за такие слова. Такую наглость он не мог не заметить сразу. — И твое поведение это только доказывает. Поэтому садись и ешь. Ничего не произошло. Он еще раз смерил дочь серым взглядом и вернулся к еде, давая ей понять, что больше он ничего не скажет. И что ей тоже лучше ничего не говорить. Тихо сглотнув и расстроенно прикусив губу, она медленно подвинула стул обратно и вернулась на место. Теперь сидеть с ним рядом не просто неуютно. Это невозможно. Назвал ее ребенком только потому, что не придумал отмазки получше. Обидно. «Ну ничего», — хмыкнув, подумала Юдзуна, исподлобья поглядывая на отца. «Мне есть, у кого спросить».       

***

             На следующий день, хоть он и был выходным, девушка проснулась рано. Все утро она лежала в кровати и слушала, как отец снова куда-то собирается. Неизвестно, как он это делает и почему пропадает по ночам, но экс-про-герой продолжал искать Юкио. И Гото до сих пор помогал ему в бесконечных путанных поисках.              Дочка внимательно вслушивалась в каждый стук, шорох и шаг, представляя, что делает отец и как собирается, и, как только услышала хлопнула дверь, юная хозяйка вскочила с кровати. Этот день у нее расписан по часам. План, созревший после вчерашнего неудачного семейного ужина. План, родившийся, когда она поняла, что папа от неё что-то скрывает, потому что она «ещё ребёнок» и «ничего не поймёт». Юдзуну обидели те слова. И разогрели совсем не привычное для нее любопытство. Почему он никогда ничего не рассказывал ей о маме?              И почему она не задумывалась об этом раньше?..              Хозяйка выскочила из комнаты и спустилась вниз, выглядывая из окна и убеждаясь, что отец точно уехал. Не мог же он что-то забыть? Не вернётся? Говорил, что сегодня не вернётся. Значит, не должен… Сглотнув, она решительно рванула обратно в комнату.              Добравшись до стола, девушка открыла один из ящиков и, полистав старый альбом с рисунками, нашла между страничек маленький жёлтый лист с криво нарисованными цветочками. И номером телефона.               — Так, ладно… — Юдзуна сжала краешек бумаги и потянулась за телефоном. — Я просто позвоню, позову его сюда, все узнаю, потом провожу и пойду к Даби. Все просто.              На самом деле, не так-то просто звонить по номеру, который, если её не обманули, принадлежал Зеро. А ещё звать его к себе в дом, когда папы нет.               — А вдруг он расскажет все папе? — буркнула она себе под нос, не уверенная в правильности своих действий. — Не должен. Иначе мне тоже есть, что рассказать.              Вздохнув как можно глубже и чуть не подавившись от слишкого резкого вдоха, Юдзуна быстро набрала написанный на листке номер, чтобы не успеть передумать. Только она не подумала о том, что передумать может, пока слушает эти невыносимо долгие гудки. Девушка нервно закусила губу. А что она ему скажет? Она же не придумала! Как объяснит…               — Да-а-а? — донеслось довольное мурлыканье с того конца.              Что ж, этот голос с другим спутать невозможно. Это точно он. Похоже, придётся импровизировать.               — Хару-сан, здравствуйте, я…               — Да-да, Юдзуна, я слу-у-ушаю.               — Вы… Эм… Не заняты сейчас?              Вопрос прозвучал как-то совсем не так, как планировалось, и она в панике затопала ногой по полу.               — Не занят. А что, хочешь меня куда-то позвать? — Юдзуне не нравилось, что он всегда так шутливо разговаривает. Это отвлекало.               — Нет. То есть, да… Нет? Ох… — она ударила себя рукой по голове и, будь у нее такая возможность, ударила бы чем потяжелее с огромным желанием. — Так… Я бы хотела попросить Вас прийти. Мне очень надо поговорить. Если что, папа не знает и дома его нет. И он сегодня не вернется..              И тут он замолчал. Но, к счастью или сожалению, ненадолго.               — А-а-а, — загадочно протянул он. — Я понял. Понял.              «Боже, что он там понял…».               — Час. И найди чего-нибудь сладенького, а то кушать хочется. До скорого! — на звонком прощании разговор резко оборвался.              Юдзуна так и замерла с телефоном у губ с уже измятым от нервов жёлтым листом. Неужто получилось? Правда приедет? Настолько легко? Может, здесь какой-то подвох? И где он вообще живёт, если ему всего час добираться? Почему час? Почему так быстро согласился? Даже не уточнил, точно ли папы нет? Может, он вообще с ним был? Господи…               — Где я ему за час сладенького найду? — вымученно простонала она, закрывая лицо ладонями.              

***

             От незапланированной пробежки в магазин уже начинали ныть не привыкшие к физическим нагрузкам мышцы, а от скорости сервировки стола с одновременным мытьем головы и небольшой уборкой уже укачивало. Юдзуна носилась по дому, как сумасшедшая, время от времени поглядывая на часы, в телефон и в окно, переживая обо всем сразу. Вдруг папа напишет, что вернётся? Или просто вернётся без предупреждения? Вдруг Хару-сан приедет раньше? Вдруг вообще пошутил и не приедет?              Эх, и зачем она все это затеяла? Нервы потрепать? Ещё и Хару-сан такой… непредсказуемый.              Этот дом так давно не принимал гостей, что звонок в дверь заставил хозяйку вздрогнуть. Она успела позабыть, что у их дома есть звонок и что он даже издаёт звуки.               — Юдзуна-ча-а-ан! — девушка не успела дверь толком открыть, как на неё налетел прибывший гость, схватив её в охапку и оторвав от пола. — Так мило, что ты позвала меня в гости! Сладенькое есть?              Юдзуну настолько сильно повергло в шок то, что прямо с порога на неё накинулись с объятиями, что не успела и пикнуть. Она терпеливо дождалась, когда долгожданный гость её отпустит и отошла на несколько метров назад.               — Здравствуйте, Хару-сан, — улыбаться у неё не получалось совсем, поэтому пытаться она перестала. — Я купила, на столе вон…               — Спасибо!              Хару каким-то уж слишком грубым движением оперся ладонью на её голову, видимо, желая погладить, и, оттолкнувшись от Юдзуны, словно от какого-нибудь стола, вмиг очутился у обеденного стола и стянул с тарелки рисовую булочку.              Юдзуна честно не знала, что он любит, поэтому купила самое сладкое, что было — рисовый десерт дайфуку с бобовой пастой и фруктами. Она так редко ела сладости, что забыла, как их выбирать.               — Тыак о шом ты там хотела потофкофать? — Хару говорил с набитым ртом, из-за чего девушка не сразу поняла, о чем он.              А когда поняла, не знала, как начать.               — Сакуя не в городе, — прожевав, вскользь добавил гость. — Грустно совсем одной дома оставаться?               — Я, — вот только она практически никогда дома не бывала, а теперь еще и по ночам, — часто хожу к дяде.               — И как он? Жив-здоров?               — Более чем.              Хозяйка села рядом, но не слишком близко, поражаясь тому, как Хару с такой скоростью поглощает дайфуку. Так он сладкоежка…               — На самом деле… — начать оказалось еще сложнее, чем ожидалось. Девушке казалось, что она зря это затеяла и все делает не так. — Вы мне очень много раз говорили, что я могу спрашивать, что угодно… И у меня накопилось несколько вопросов…              Гость с умным взглядом проглотил последний кусочек десерта и всем корпусом повернулся к собеседнице, игриво укладывая голову на тыльную сторону ладони.               — Сакуя неразговорчивый, не так ли?              Иногда дочку Спектра не на шутку пугало то, насколько догадливый и проницательный друг у отца.               — Но Вы же все знаете?               — Смотря, что ты подразумеваешь под «всем». Что тебе рассказать?              Девушка чувствовала себя неуютно. Наверное, даже не оттого, что Хару на нее очень неприятно смотрел, причем, она даже не могла описать, как именно и почему ей некомфортно. Ей казалось, что в любой момент гость может перехотеть отвечать на ее вопросы, что их количество ограничено. Значит, стоит выбирать тщательнее?..               — Про маму Юкио, — Хару вдруг широко улыбнулся, — пожалуйста.               — А, про Юми, — Юдзуна впервые слышала это имя, поэтому даже задержала дыхание и повторила его про себя несколько раз. — Это грустная история. Скажем так, именно поэтому мы видим Сакую таким, какой он есть. Раньше он был… повеселее.              Юдзуна не могла представить папу в образе «повеселее». Значит, он улыбался? И не выглядел таким уставшим?               — Эта история о любви, — гость мечтательно прикрыл глаза и взмахнул рукой, видимо, полностью вживаясь в роль рассказчика. — Недолгой. Юми умерла в тот же день, когда родился Юки. Последствия нападения одного злодея. Наверняка слышала о тех нашумевших случаях ограбления, лет двадцать назад.               — Тот, что здания… разрушал? — это довольно известная серия преступлений, о ней мало кто не слышал.               — Он самый. Сакуя лично его поймал. Только жаль, что поздно. Как думаешь, Юдзуна, кто построил дом, в котором ты живешь? — Хару описал кружок пальцем в воздухе, заставляя девушку лишний раз осмотреть пространство, в котором она росла почти шестнадцать лет.               — Папа и… Юми-сан?               — Вон там, — рассказчик указал рукой на стеклянную дверь, ведущую в сад, — она любила сидеть. Помню, как Юми показывала мне цветы, что сама посадила. Символично, что они до сих пор там есть.              Юдзуна с грустью вздохнула. То самое место, где постоянно отдыхал Юкио. Его любимое место. Его место. Что бы он сказал, узнав о том, что сад принадлежал его маме?               — Юми-сан была хорошей? — все-таки задавать такие вопросы Хару куда легче, чем отцу.               — Не то слово! Поверь мне, бескорыстно добрых людей в этом мире настолько мало, что Юми, пожалуй, единственная, кого я знаю из таких, кроме себя, конечно. Всегда улыбалась, не унывала. Прекрасное дополнение для нашего угрюмого Сакуи, верно?               — Угу… — представив когда-то счастливого отца рядом с улыбающейся незнакомкой, дочке Спектра и самой захотелось улыбнуться. — Получается, если бы она была жива, они были бы счастливы?               — В теории… — Хару задумался, зная, что у этого вопроса совсем иной подтекст, — да.              Значит, если бы Юдзуна не родилась.               — Но людей не воскресить. Даже близких. Даже я не могу, — собеседник, надув губы, развел руки в стороны и пожал плечами.               — А как папа встретил мою маму? Прошло же всего несколько лет? Или даже меньше…              Хару заулыбался еще шире, и Юдзуна тихонько сглотнула, на всякий случай отодвинувшись от него подальше так, чтобы он не заметил.               — Перед тем, как узнать эту историю, я задам тебе один вопросик, — не распознав в речи гостя никаких намеков на подвох, она кивнула. — Ты знаешь, как твоя тетя Тодороки Рей попала в дом к Старателю?              Задумавшись и осознав, что она не просто не знает, а даже никогда не интересовалась и не спрашивала этого ни у нее, ни у двоюродных братьев и сестры, Юдзуна покачала головой. И рассказчик усмехнулся.               — Ах… У меня такое чувство, будто я сейчас оставлю тебе душевную травму. Какой прекрасный переломный момент, — теперь он начинал пугать девушку, и она подвинула стул еще дальше от него, оказавшись почти у стены. — Что ж… Твои уважаемые бабушка и дедушка, — он резко встал и звонко хлопнул в ладоши, — с радостью продали обеих своих дочерей!               — Как это, продали?.. — Юдзуна непонимающе захлопала глазами, помотав головой в разные стороны.               — Старшую — грозному Герою №2 Старателю. Вторую, младшую — холодному Спектру.               — Но мне…               — Впрочем, крошку Рин они бы отдали Старателю, если бы он пришел к ним немножечко раньше, хах, — то, что этот разговор смешил Хару, Юдзуну вводило в ступор. Она могла лишь моргать, не понимая, хочет ли слушать дальше или нет. — Ведь ее причуда была посильнее. Слышал, твой лед очень прочный. Так ведь?               — Стойте… При чем тут причуда?.. Я не понимаю…               — Чтобы вывести сильнейшее потомство. Своего рода естественный отбор. Ну, это грубо говоря. Адское пламя Старателя плюс ледяная причуда семьи Химура равно… Как там зовут твоего двоюродного братика?               — Шото… — сразу стало понятно, о ком идет речь.               — Шото! Какое смешное имя! — Хару расхохотался, чуть ли не сгибаясь пополам.               — А остальные? Как же Тойя-кун, Фуюми и Нацу? — сбивчиво спросила Юдзуна, не выдерживая и вставая со своего безопасного места.               — А они, — он не особо думал, прежде чем сказать следующую фразу с театрально-расстроенным лицом, — не удались.               — А я? Папа бы не был в таком заинтересован… Он бы.. Он бы.. Он бы не стал!               — Все верно… — задумчиво произнес Хару, переведя взгляд на потолок. — Тут все немного иначе. Видишь ли, Юдзуна, когда Юми не стало, Сакуя очень переживал по поводу отсутствия у малыша Юки мамы. И так получилось, что семья Химура щедро отдала ему свою младшую дочку. Додумался он до этого, конечно, не без моей помощи, но это так, тонкости, — гость легко махнул рукой, усмехнувшись, и стал ходить кругами по гостиной, огибая диван. — И знаешь, что они попросили в качестве выплаты?              Юдзуна могла сложить два плюс два, не настолько она была глупой. Но складывать отказывалась. Хотелось биться головой о стену, только чтобы заставить себя не продолжать мысль, не думать, не понимать, что дальше скажет Хару. Девочка замотала головой, что есть мочи, прижимая к себе холодные, уж слишком холодные ладони.               — Нет-нет-нет…. Нет… Не может…              За долю секунды жутко пританцовывающий у дивана, просвечивающийся, словно призрак, на дневном свете Хару преодолел расстояние между собой и крохотной девушкой, которая выглядела еще меньше, стоя в такой скрюченной и напуганной позе. Пользуясь ее состоянием, он позволил себе невесомо поднять ее кукольное личико за подбородок вверх и заглянуть ей в глаза, чтобы убедиться, что она отреагировала, как он и хотел.               — Тебя.              Хозяйка не сразу поняла, что приглашенный находится слишком близко к ней, неприлично близко, неуютно близко. Когда только-только отошла от шока и отказа принимать действительность, она с силой толкнула гостя в грудь, стараясь убрать его как можно дальше от себя, и, тяжело дыша, снова замерла.               — Стойте там, — сглатывая огромный неприятный комок в горле, произнесла она чуть более требовательно. — Вы меня пугаете, Хару-сан. Не подходите ко мне.              Такой неожиданный и даже приятный жест борьбы Зеро только позабавил, и он снова улыбнулся.               — А то, что? — склонив голову набок, поинтересовался он.              Поджав губы и пытаясь привести свое дыхание в норму, Юдзуна уже сто раз пожалела, что пригласила его. Она не могла понять, как друг отца мог позволять себе вести себя так пугающе странно, еще и его последнее действие… Девушка поежилась, делая крохотный и, как ей казалось, незаметный шажок назад. Она не знала, что у него на уме и почему он решил ей все это рассказать, когда, казалось бы, не должен. Он правда папин друг? Значит, папа ему доверяет? Ему?..               — Я думаю, Вам пора, — не сводя глаз с гостя пугающего своей аурой, хозяйка рукой указала на дверь. — Я… Очень благодарна Вам за то, что Вы поделились всем… Правда. Но… Уйдите, пожалуйста, Хару-сан.              Говорят, самый лучший способ решить конфликт — спокойно все обсудить. И Юдзуна сейчас старалась следовать этому мнимому правилу, боясь, что больше ничего противопоставить такому, как Зеро, она не способна. — Твоей маме было всего семнадцать лет, когда Сакуя женился на ней, — похоже, он проигнорировал просьбу и, сменив пугающую улыбку на игриво-предвкушающую, продолжил. — Зачем Вы… — она поморщилась. — И он никогда не любил ее. А вот она его — да. — Прекратите… — Кажется, вспомнил! Су… Гото, — девочка тотчас заметила, что Хару оговорился. Он хотел назвать имя? — очень хорошо относился к Рин. Настолько хорошо, что сложно было упустить из виду-у-у. — О чем Вы?.. — нет, ей уже не интересно слушать, просто хотелось, чтобы он замолчал и ушел. Он говорит совсем не то, что хочется слышать. Совсем не то. — Хотя, раз уж мы тут секретничаем, признаюсь тебе, что мне Рин тоже нравилась. О-чень. Такая прелесть, — вздохнув, рассказчик по-детски улыбнулся. — Она так любила Сакую, Юки и тебя. А ты знала, что это Рин научила Юки читать? Ты на нее похожа, Юдзуна-чан. Но не тогда, когда так хмуришься, нет-нет. Когда улыбаешься. Но глазки у тебя совсем как у папы, — дочка Спектра не заметила, как он снова оказался стоя к ней практически вплотную, но ее отрезвил легкий щелчок по носу. — Вы с Юки умеете вот так! Знаешь, как Сакуя постоянно делает! Вот этот пронзительно-холодный взгляд, что аж мурашки по коже. Бр-р-р… Даже меня берет!.. От слов и взгляда Хару вместе с его пугающе дружелюбной речью Юдзуну изнутри съедала паника. От него веет опасностью. Как он это делает? Зачем он это делает? Почему так близко к ней? «Надо оттолкнуть. Надо оттолкнуть. Пусть отойдет…». «Надо… причуду…». — Ай-яй. Ты же не хочешь поранить меня, Юдзуна-чан? — состроив плаксивую маску и схватив ее за запястье, как только на полу начали появляться хрустальные корки льда, протянул Хару. Лед тут же исчез и, как ни старайся, появляться отказывался. Вечная прохлада, окутывающая тело, испарилась, и девочка ощутила странное тепло, пожирающее ее с ног до головы. Что это? «Не действует…». Теперь геройская дочка совершенно беспомощна. — Ты вырастешь красавицей, — неприятно сухая рука обвела круг на бледной щеке, заправляя прядь черно-белых волос за ухо. Страх, спутавший мысли в черный комок, заставлявший окаменеть, сменился омерзением. Хочется — нет, надо — оттолкнуть, ударить, выбежать из дома куда подальше и больше никогда не видеть. Его касания, его присутствие и неприличная близость так противны. — Я уверен, — он говорил полушепотом, обдавая своим призрачным леденящим даже ее душу дыханием. Расстояние между их лицами сокращалось. Слишком, слишком близко. Настолько, что мельчайшие шрамы на бледной коже теперь стали различимы и заметны. Настолько, что сердце замерло и, кажется… Хотя, нет, однозначно перестало биться: остановило движение во всем организме, оставило конечности, заморозило их, что даже не пошевелить и мизинцем. А ведь надо. Надо сдвинуться, отойти, отбежать… Сделать хоть что-нибудь. Прозрачно-серые, словно мутное стекло, глаза Хару пугали настолько, что мозг просто не мог дать телу команду. Страшно. Он так крепко и в то же время так легко держит ее за руку, из-за чего она не может сделать… Ничего. Едва ощутимое незнакомое касание вытолкнуло Юдзуну жгучей волной из ступора, заставляя все тело вздрогнуть так, словно через него прогнали сильнейший разряд тока. Что-то теплое, но в то же время пугающе холодное и чужое на своих губах. Все ощущения смешались, спутались, после чего вылились в нечто до тошноты неприятное вместе с осознанием того, что только что произошло. С отрицанием, злостью, хватающей горло горькой обидой и ненавистью, желанием — нет, уже самим действием — оттолкнуть, ударить со всей силы и исчезнуть из этого мира, а лучше больше никогда не видеть его. — Ну что за реакция! — рассмеялся Хару, получивший уже куда более мощный и бурлящий гневом удар в грудь. — Вы… — вырваться из хватки у Юдзуны так и не получилось, и ее тщетные попытки выпутаться рукой из чужих кандалов вылились предательскими слезами на красном лице. — Щелк! — Хару, задорно дернув головой вбок, поднес пальцы ко лбу шмыгающей носом девчушки, легонько стукнув ее по нему.

***

Распереживавшаяся Юдзуна плакала вот уже несколько часов и никак не могла остановиться. Она всхлипывала, идя к остановке, утирала пощипывающие глаза в автобусе и практически на ощупь добралась до своего пристанища, не видя дороги из-за бесконечного потока слез. — Д-даби-и-и, — вместо приветствия, она снова всхлипнула, а после встала посреди помещения и разрыдалась, вытираясь длинными рукавами широкой толстовки и стараясь скрыть опухшее и, кажется, совсем неприглядное сейчас для его глаз лицо. Хозяин, пускай уже и свыкшийся с тем, что Юдзуна регулярно устраивает здесь Всемирный потоп, спохватился и поспешил к ней. Она еще никогда не приходила такой расстроенной сразу. — Ты чего? что случилось? — он нагнулся к ней, проверяя на новые ушибы и раны. Нет. Да и не плачет она никогда из-за побитых коленок, что уж там. Даже из-за серии переломов. Опять что-то с братом или отцом? — Я д-для них… вещь… — она невнятно, но все же слышно прошмыгала очередную жалобу куда-то в свои огромные рукава. — Просто условие… договора. И в-все остальные… Я-я.. Думала, что папа не такой. Мне с-совсем недавно показалось, что он меня люб-бит… Даби осторожно положил руку на подрагивающую спинку, боясь, что в таком состоянии она еще более хрупкая, чем обычно. К сожалению, он прекрасно понимал, о чем именно она может говорить. — Кто тебе это сказал? — Хару-сан… Про браки по причудам… Я п-правда не знала об этом. Он сказал… а они.. Это неправильно! — девушка раздосадованно топнула ногой, срываясь на хриплый крик, а после разрыдалась с новой силой. — Люди часто совершают неправильные поступки, Юдзуна, — пол под ней начал леденеть, мутным и плотным слоем, разрастаясь акварельной каплей по бетону. — Я просто спросила про маму, а он.. он ничего, совсем ничего н-не ответил. А.. а потом я позвонила Хару-сану и.. и он мне все рассказал. И про папу.. и про Энджи-сана… Я т-так расстроилась.. Н-нет. Это п-просто нечестно!.. — она продолжила размазывать по щекам слезы, чтобы они не замерзали. — Это нечестно. Верно. Однако так устроен и будет устроен мир, пока его не поменяешь, — грустно вздохнув, Даби начал легонько поглаживать подругу, чтобы та хоть немного успокоилась и с его жаром перестала морозить свое же лицо. — Ну-ну, Юдзуна. — Хотя бы Юкио… другой, — устав плакать, девушка подняла свое раскраснеевшееся опухшее лицо на юношу. — Но почему-то у него все еще хуже, чем у нас. Она приподняла руки, чтобы рукава скатились вниз: их края уже неприятно промокли — а после снова принялась вытирать глаза сухой частью потертой ткани. Теперь вещь брата почти до ниточки пропитана ее слезами. — Другой? — уточняя, переспросил Даби. — Я тебе потом.. р-расскажу… — Это где ты так? Больно? — он, уже не особо удивляясь бесчисленным синякам по всему телу девушки, кивком указал на виднеющееся из-под рукавов запястье. Юдзуна, приподняв брови, осмотрела собственную руку с красновато-фиолетовым опоясывающим кровоподтеком ближе к кисти. — Не знаю… Наверное, опять во сне ударилась.