Выражение «дети так быстро взрослеют» Сакуя не понимал равно до тех пор, пока в его доме не появился собственный ребенок. Казалось, еще вчера чадо могло лишь беспомощно лежать на спине и изредка плакать, но, спустя каких-то там полгода, ребенок научился самостоятельно перемещаться и начал проявлять интерес ко всему, до чего только мог дотянуться. Повезло, что Сакуя оставался минималистом в вопросе обустройства интерьера, так что расчищать пространство в целях безопасности не было необходимости. Но чадо все равно находило, что облизать, схватить и куда засунуть свои вездесущие пальцы. Главная проблема заключалась в розетках и лестнице. Если первая проблема хотя бы решалась специальными заглушками, то вторая — требовала строго надзора за самим дитём.
Иногда Сакуя даже забывал моргать.
Не то чтобы он имел большой опыт в обращении с маленькими детьми, но молодой отец был уверен: Юкио значительно отличается от остальных. Например, он очень редко плакал. И это, как оказалось, проблема. Порой отцу было сложно понять, чего хочет чадо и насколько это срочно. Все, что делал Юкио — пытался облизать и засунуть в рот всевозможные предметы, а, поскольку интересностями пол обеделен, учился залезать повыше, к заманчивым полкам и ящикам, а также хмурился и куксился, когда добраться до них у него не получалось.
Он плохо ел, и для Сакуи кормление превратилось в настоящую пытку. Как только Юкио научился цепляться пальцами за все намеренно, его любимым занятием стало опрокидывание или выхватывание тарелки с едой из рук. Ребенок плохо спал, ворочался во сне, кряхтел и хныкал, из-за чего спать перестал и Сакуя: поднимался ночью по десять раз, убаюкивал, качал, разговаривал с ним.
Наверное, с Юми было бы гораздо легче.
У Юкио не наблюдалось никаких проблем со здоровьем: он постепенно, безо всяких скачков, рос; почти не болел и развивался, как положено, а еще… Сакуя начал замечать явные сходства во внешности с самим собой. Конечно, он знал, что в ходе взросления дети перенимают черты и другого родителя, но пока что маленький Юкио совсем не напоминал свою мать.
Но Сакуя точно знал, что ее частичка живет где-то внутри сына.
Работа героя не предусматривала выходных тогда, когда они тебе нужны, а нанимать няню для сына Сакуя напрочь отказался. Но Комиссия, пожалуй, впервые в жизни вошла в положение. Все-таки Спектр не тот, чье отсутствие повлечет за собой крах в мире героев.
— Слушай, Сакуя, когда ты в последний раз спал больше двух часов?
На диване, за спиной хозяина дома, расположился гость, ставший чересчур частым, однако он хоть как-то разбавлял обстановку. Перекинувшись через спинку дивана, гость лениво покачивал руками, пытаясь коснуться ими пола, и наблюдал за тем, как друг со сдержанной настойчивостью пихает ложку в рот ребенку.
— Сегодня.
— Три часа не считается, — недоверчиво покосившись другу в спину, усмехнулся Хару.
О да, он только что закатил глаза. Даже не глядя, ясно.
— Что ты хочешь от меня услышать? — Сакуя обернулся, не забывая в это же время помешивать овощное пюре.
Хару искренне хотел, чтобы: его друг перестал выглядеть, как ходячий мертвец; чтобы хорошенько выспался; поел; подышал свежим воздухом и вернулся в прежний ритм жизни; чтобы вернулся в люди и наконец перестал отказываться от услуг няни. Он делал в десять раз больше, чем в состоянии сделать обыкновенный человек. И вряд ли чувствовал себя хотя бы на единицу по шкале от «нормально» до «неплохо». И это не считая бардака, что творился у него в голове. А Хару был уверен, что в голове-то дела обстоят еще хуже.
— Прошло уже семь месяцев. Тебя не видели в агентстве семь месяцев. Ты так и продолжишь возиться с ребенком? Или, по-твоему, это нормально, что ты его не даешь в руки даже мне?
— С каких пор ты стал интересоваться детьми?
Вот так и проходили их беседы в последнее время. В абсолютно всех словах друга Сакуя видел подвох, подозрительно на него смотрел и, пусть изредка, но все-таки хмурился.
За ним, на высоком и, кажется, излишне мягком детском стульчике, точно также хмурилось чадо. Гость усмехнулся, потер лоб, и принялся наблюдать за мальчиком.
«Вот поэтому у меня и нет детей».
Кажется, малыш уже и позабыл, что у него по расписанию обед, и, пользуясь моментом, когда отца отвлекли, потянул ручки к стакану, так маняще блестящему на краю высокой тумбы. Ребенок резко столкнул его вниз, пытаясь ухватиться за скользкие грани. Испугавшись, Хару чуть приподнялся.
— Саку-... — он хотел предупредить друга, но тот с нечеловеческой скоростью обернулся и таки успел поймать стакан, — …я, — одарив гостя ледяным укором взглядом — мол, это ты меня отвлек — Спектр поставил стакан подальше и вернулся к кормлению. — Ладно, я вижу, что ты используешь свой геройский опыт вовсю, но давай вернемся к моему вопросу.
— Почему я не даю тебе в руки Юкио?
Сакуя обладал неприятной способностью превращать любые слова, даже цитаты, в нечто, сквозящее сарказмом и издевкой. Причем, даже если он не пытался задеть собеседника.
Хотя, куда уж ему… Он, вон, занят. Снова и снова зачерпывает эту абсолютно не аппетитную полужидкую бесцветную смесь ложкой и, магическим образом заставляя ребенка открыть рот, кормит его. Вытирает испачканные в еде пухлые щеки и делает это настолько сосредоточенно, будто кормежка — это какая-то действительно важная и требующая кропотливости работа.
Кошмар.
— Сакуя, я серьезно. Найми няньку. Я не могу больше на это смотреть.
— Не смотри. Дверь сзади, — он даже не удосужился взглянуть на гостя, внаглую выгоняя его и совершенно не понимая, что за него вообще-то волнуются.
— Во-первых, я не уйду. Во-вторых, если я уйду, ты останешься совсем один и вряд ли тебя это обрадует. В-третьих, ты сам меня впустил. И потом, я за тебя переживаю. Гото тоже. Ты не можешь растить ребенка в одиночку. Ему нужна…
— Кто? — Сакуя с вызовом и уже более раздраженно посмотрел на Хару.
— Мать.
— Юми умерла. У него нет матери. Дальше что?
Хару сглотнул. Кажется, он ляпнул лишнего. Сакуя умел сделать так, что даже такому как Зеро, становилось не по себе.
Возможно, поэтому они и нашли общий язык.
Юкио же есть дальше отказался наотрез и начал капризничать, хныкать, дергать руками, и Сакуя как по щелчку вернулся в прежнее спокойное состояние, подняв ребенка на руки.
— А я говорил тебе не влюбляться, — грустно протянул Хару, запрокидывая голову назад. — Любовь плохо заканчивается.
Конечно, Сакуя на этот «совет» никак не ответил — даже не поменялся в лице — лишь продолжил качать ребенка, перехватывая его поудобнее. Затем он подошел к дивану, встав прямо напротив гостя. Настойчивый и тяжелый взгляд уперся в Хару, который подготовился слушать любые колкости от друга и парировать, но, вместо язвительных фразочек, хозяин, прищурившись и выждав несколько секунд, протянул недовольное и хмурое создание прямо в руки Зеро.
— Ты чего?..
— Ты две минуты назад жаловался, что я не даю тебе и пальцем его тронуть. Держи, — такой непредсказуемости Хару от Спектра точно не ожидал. — И не делай из меня параноика.
Друг на секунду растерялся: он, честно говоря, даже не знал, с какой силой надо держать ребенка. Он же это не всерьез, а образно! Зачем давать ему
это?
Опираясь на знания в том, как держат кошек и собак, Хару осторожно, боясь сломать хрупкое существо, положил его на колени. Шевелится, ворочается, а ещё приятным теплом отдает, как грелка. Живое.
Взгляд, которым Сакуя буравил макушку друга, явно был создан для того, чтобы убивать людей — настолько он осязаемый и болезненный.
«Ты и есть параноик».
Младенец, понимая, что сейчас находится на чужих руках, сначала насупился, а потом, приняв уж слишком серьезный вид, принялся хватать незнакомца за пуговицы и края свитера.
— Он и правда на тебя похож, — констатировал Хару, разглядывая белое пухлое личико ребенка. — Очень.
Волосы у Юкио были уже не такие редкие, как раньше, и даже начинали виться, совсем как отцовские. Такие же темные, даже черные кудри; бледное, но румяное лицо; и эти холодные, на удивление вдумчивые и будто бы осознанные серые глаза с темными ресничками. Вот же…
— Ты правда хочешь, чтобы он рос без матери?
Малыш, цепляясь за мягкий свитер, полез к плечу и вцепился маленькими пальчиками в уж очень интересные и необычные белые волосы, оттягивая их на себя. Хару попытался убрать руки ребенка, но хватка оказалась довольно крепкой, а нечаянно «сломать» малыша не хотелось, тем более, когда за гостем так пристально наблюдает отец.
— Не хочу.
Когда Юкио, с любопытством разглядывая белоснежные прядки, уже находившиеся в его полном распоряжении, забавно промычал, Хару улыбнулся. Перехватил его так, чтобы он не упал.
— Твой папа — та еще бука, Юки, — переходя на наигранно-детский тон, пробурчал он, заглядывая младенцу в серые глазки. — Смотри, не вырасти таким же. А то с тобой никто не будет дружить.
— Не говори ему такое, — нахмурился Сакуя.
— Как будто он меня понимает, — усмехнулся Хару, удивляясь, что ему вообще сделали замечание.
— Он все понимает.
— Смотри, твой папа думает, что я плохо на тебя влияю, — гость поджал губы, будто был сильно обижен, на что Сакуя закатил взгляд. Юкио потёр глаза, потыкал ладошкой в скулу своей «игрушки» и, недовольный шершавостью ее шрамов, насупился, — Почему он не улыбается? Все же дети постоянно улыбаются.
— Потому что ты ему не нравишься, — отрезал отец, забирая ребенка и присаживаясь рядом.
Почувствовав близость родителя, малыш сразу стал увереннее и по-хозяйски расположился на привычном местечке на коленях, хватаясь за руки папы и радостно хлопая по ним ладошками.
— Ты разбил мне сердце, — прикрыв глаза и театрально приложив руку ко лбу, ахнул Хару.
На этот раз Сакуя не закатил взгляд, а лишь задумчиво что-то промычал, рассматривая макушку сына, играющего с его пальцами.
— Что ты предлагаешь? — возвращаясь к предыдущей теме долгую паузу спустя, спросил Спектр и посмотрел на друга.
Тот загадочно улыбнулся.
— А как, по-твоему, найти ребенку мать?.. Жениться!
Судя по выражению лица Сакуи, ему такое предложение не просто не понравилось: для него оно прозвучало, как что-то неприличное.
— С ума сошел?
— Сам подумай, — Хару пожал плечами. — Ты же Спектр. Ты нарасхват. У тебя есть статус, деньги, уважение, известность. Найти жену нетрудно. А Юки нужна мама. Человек, который даст то, что не можешь дать ты. Эмоциональную поддержку. Нежность. Я не говорю тебе полюбить кого-то другого, я не говорю тебе забыть Юми. Я говорю тебе подумать о своем сыне. Или ты хочешь, чтобы он чувствовал себя так же, как ты сейчас?
Сакуя перевел взгляд на Юкио и, кажется, задумался.
— Я не смогу, — признался он, выдыхая.
— Фиктивный брак. Воспользуешься своим именем. Сможешь, — пытаясь подтолкнуть друга к действию, продолжил вести свою мысль Хару, похлопав Сакую по плечу.
— И какова вероятность, что Юкио в таком случае обретет любящую и заботливую мать? — он, не особо расположенный к такой идее, чуть поморщился.
— Смотря, что за человек, — и снова эта загадочная улыбка. — Не то чтобы я знаю…
— Кто? — разгадав, что Хару еще с самого начала держал кого-то конкретного на уме, резко спросил Сакуя.
— Семья Химура. Слышал?
— Не слышал.
— У их фамилии многолетняя история, дворянские корни. Две дочери с ледяными причудами. Вроде, погодки. Вопрос заключается только в том, что ты отдашь взамен. Может, деньги, а может — что-то другое. Впрочем, их крайне обрадует уже само твое присутствие в стенах их дома, поверь. Такие они,
интересные ребята. С приветом, — Хару не нравилось, как на него смотрели. Как будто он предлагал какое-то вопиющее безумие. — Что? Они всю мою жизнь такие. Ты же не хочешь в своем доме абы кого видеть?
— Откуда ты все это знаешь?
— Я наблюдательный, — немного погодя с ответом, таинственно улыбнулся гость. — И любознательный. Ну? Что надумал?
— И все же, на мой вопрос это не отвечает.
— Поэтому я все это тебе и рассказываю. Ты должен сам сходить и узнать. Проведать и взвесить, так сказать. Смекаешь?
Судя по лицу Сакуи, его «нет» стало уже не таким категоричным, более смазанным «нет», что не могло не радовать Хару. Он искренне желал другу лучшего и считал свой вариант единственно верным, а что самое главное — быстро осуществимым. Решать-то надо прямо сейчас, пока Юкио еще маленький и сложностей с привыканием к чужому человеку возникнуть не должно. Правда, сложно тут придется именно Сакуе.
— Я, — его голос снова стал серьезным, расчетливым и собранным, — с тобой согласен. Но, — облегчение в их разговоре пропало так же быстро, как появилось, а улыбка друга с его истерзанного шрамами лица бесследно стерлась, — заниматься подобным не собираюсь.
— Ты когда моралистом стал? — легкий тычок в плечо, кажется, не особо помог. — Да, Сакуя… Знаю. Знаю, тебе трудно, больно. И я-то могу сколько угодно ждать, пока ты отойдешь. Но Юки ждать не может. Твоё агентство — не может. Комиссия... На это уйдет слишком много времени. Я пытаюсь помочь, — звучал вкрадчивый — похоже, в кои-то веки искренний — достучавшийся до самых глубин голос.
— Я тебя услышал.
И все. Больше он ничего не сказал. Никак не отреагировал. Правда, явно задумался после слов друга. Разумеется, для Сакуи предложение звучало не просто неэтично, а даже как-то дико. Но он старался рассматривать все возможные варианты, поэтому все же решил и предложение Хару взять на карандаш.
Крошечные, словно кукольные, пальчики снова ухватились за длинные отцовские пальцы, нашли что-то маняще-блестящее. Малыш, не долго думая, попытался распробовать только что обнаруженную игрушку, но вкус ему, видимо, не понравился; и он, недовольно похлопав ладошками по коленям папы, полез выше, к волосам.
***
Ее тоненькая невесомая фигура шелком струилась сквозь улицы и редкие парки. Белоснежные, отливающие серебром на солнце волосы легко развевались на неосязаемом сквозняке. Она была скромна и тиха, немногословна и вежлива, но ее трудно было не заметить. Белое, но не бледное круглое кукольное лицо. Пара капель свежего румянца на нежных щеках. Заученная по сценарию улыбка, которая нравилась всем. Кроткий хрустальный взгляд, не всегда заметный из-под пушистых белесых ресниц. Легкие кудри, пожалуй, когда-то выделявшие ее среди членов семьи, которые она изящно заправляла за ушко тоненькими пальцами. Фарфоровая, почти прозрачная кожа. Еле уловимый шлейф замерзших летних цветов.
Аристократичная и хрупкая. Воспитанная и приветливая. Уступчивая и добрая.
Ничего лишнего. Идеальная.
Как и все Химура.
***
«Что я делаю?..»
Сакуя больше не мог думать ни о чем, а единственная фраза, гудящая в голове, отговаривала делать то, на что он все-таки решился.
Это идея Хару. Идея, с которой Сакуя согласился. Но с которой, в то же время, совершенно не был согласен. Сакуя не привык сомневаться в своих планах. Ему не нравилось чувство неопределенности. Не нравилось, что он не мог принять решение.
Слева от него в салоне машины сидела совсем юная девушка. Не по-человечески прямо сидела. Не двинулась, не проронила ни единого лишнего слова, только, слегка повернув голову вбок, смотрела в окно. Словно неживая.
Он долго думал. Очень долго. Изо дня в день просыпался и ложился с одними и теми же мыслями. Хару больше ничего не говорил, оставив последнее слово за Сакуей.
В раздумьях он провел почти четыре месяца. А Юкио уже научился издавать осмысленные звуки, повторял за отцом даже в мимике.
Что было по-настоящему странно, так это то… что малыш уже умел кивать и качать головой, причём, не просто так, а осмысленно. Сакуя не много знал о детях — было не с чем сравнивать, — но что-то подсказывало, что в меньше, чем год, ребенок еще не должен уметь… думать.
Машина остановилась напротив дома Йосадзаяши, и Гото поспешил открыть дверь сначала гостье, а затем — хозяину. Сакуя внимательно проследил за тем, как она выходит из машины; как кивает водителю в знак благодарности, сдержанно улыбаясь; как ее хрупкая, маленькая фигурка, лишь слегка возвышающаяся над крышей автомобиля, чуть ли не просвечивается на солнце. Она легким, незаметным движением руки поправила прядку вьющихся волос. Белые локоны, светлые ресницы и брови, но темно-серые глаза.
Сакуя еще раз напряженно осмотрел детское лицо гостьи. Как бы он ни пытался, увидеть в ней взрослого человека у него, к сожалению, не получалось.
Ей всего семнадцать лет.
Когда Сакуе двадцать семь.
Она беззвучной тенью последовала за хозяином дома на второй этаж, похоже, совсем не заостряя внимание на месте, в котором очутилась. Дверь в детскую отворилась, пропуская девушку вперед, и Сакуя вновь увидел то, насколько же она маленькая, когда ее макушка показалась на уровне его плеча. А еще от нее веяло прохладой, такой абсолютно непривычной и совершенно чуждой.
— Здравствуйте, — кажется, она немного удивилась, замечая еще одного человека в комнате, потому и спешно поздоровалась.
А Сакуя, похоже, забыл предупредить ее, что в доме находится еще кое-кто.
Ох, и когда он начал что-либо забывать?
— Добрый день, — хитрая-хитрая улыбка ничуть не смутила сразу же поклонившуюся гостью. — А я тут за Юки слежу. Вполне успешно, кстати, — он дразняще посмотрел на Сакую, вспоминая, как долго тот решался оставить ребенка на попечение друга. — Я Хару.
«Нянька», полностью вжившаяся в свою роль, лежала на полу, заваленная погремушками и другими игрушками, видимо, совершенно не интересующими мальчика, и с любопытством разглядывала девушку.
— Химура Рин, — она представилась, стараясь не обращать внимания на необычную картину. — Сакуя-сан…
— Это мой друг. Хару, — недовольный взгляд уперся в развалившегося на полу юношу, — на минуту.
— Ох, секундочку, — стряхнув игрушки, он чуть потянулся и подошел к двери, заглядывая девушке в самую душу и наклоняясь к ней неприлично близко, отчего она вжалась в стену. — Юки на тебе.
Дверь захлопнулась, оставляя ее наедине со смирно сидящим на мягком ковре ребенком.
— Хорошо…
Мальчик сразу же принялся изучать незнакомку, что стояла у проема и изредка хлопала светлыми ресницами.
***
— Такая хорошенькая! И ма-а-аленькая! — Хару чуть ли не пищал от восторга, пока его силой выпихивали в коридор.
— Ничего лишнего не говори. Хотя нет, — Спектр привычно закатил глаза, недовольный разбушевавшимся от радости другом, — лучше просто
ничего не говори.
— Да не волнуйся ты, — он шутливо похлопал хозяина дома по плечу. — Химура невероятно стрессоустойчивые! Она будет так натянуто-вежливо улыбаться абсолютно на все, что я ей скажу,
даже на любую гадость. Пошли, проверим!
Вместо ответа, Сакуя красноречиво закатил взгляд и схватил побежавшего назад в комнату друга за шиворот. На всякий случай. Тот в ответ лишь пискляво захихикал.
— Ну? Рассказывай, как все прошло. Это старшая или младшая? Как они на тебя отреагировали? — он чуть ли не подпрыгивал на месте от нетерпения.
— Младшая. Старшую я даже не видел, — взгляд упал куда-то в пол. Похоже, Сакуя был чем-то крайне обеспокоен, поэтому гость перестал ликовать и немного угомонился. — Сказали… Что она обладает более сильной причудой.
Хару пару раз моргнул.
— А при чем тут ее причуда?
Стой…
Спектр устало потер переносицу, оперся о стену и прикрыл глаза.
— Сакуя, — взгляд у Хару сменился на серьезный, — что они… потребовали?
Он резко распахнул глаза, задерживаясь на взгляде напротив, всматриваясь так, что становилось жутко. Он хмурился, казалось, даже как-то вымученно и так, будто он в любой момент сломается, не выдержит и просто рассыпется.
— Ребенка.
— Ох… — да, они и раньше слыли браками по причудам, но... — Что будешь… делать?
— Ты ее видел? — Хару поспешно закивал. — Ей семнадцать. Она подросток. Ещё сама ребёнок.
— Тогда зачем привез?
— Я хотел, чтобы Юкио увидел ее. Но…
— Сомневаешься? Я знаю, — Хару грустно улыбнулся. — Это… совсем не Юми, да?
Всякие эмоции выцвели из голоса Сакуи, даже на печаль у него не осталось сил: и он тихо, кажется, больше в мыслях, нежели вслух проронил:
— Почему она… умерла?
Вопрос вынудил Хару громко сглотнуть. Он не знал ответа. Он прожил долгую, временами невыносимую жизнь, видел многое, знал многих, наблюдал за многими и старался никогда ни к чему не привязываться. Люди умирали. Рано или поздно. Близкие и чужие. К смерти не привыкнешь. Никогда. Но с годами Хару разучился скорбеть. И он прекрасно знал, что он такой один.
Когда-то Юми удалось разглядеть в нем его горечь, поэтому и он… в кои-то веки вспомнил о скорби.
— Наверное, потому, что умирают все? Юми умерла. Твоя вторая жена умрет. Твой сын умрет. Ты умрешь. И я… тоже умру. И с этим ничего не поделаешь. Все умрут. Кто-то — раньше. Кто-то — позже. Так и должно быть, иначе… Вечная жизнь — такое себе развлечение, Сакуя. И жить всегда будет больно. Абсолютно, — глаза Спектра, те самые, что лишь только на словах прессы были якобы холодными и безжизненными, с каждым днем все больше и больше становились такими по-настоящему. В их серости даже боль уже не отражалась, — всегда.
— Прожил столько лет и не можешь ответить на мой единственный вопрос, ха.
Последний год Сакуя усмехался только так. Горько и колко. Хару недовольно поджал губы.
— Наглый мальчишка! — сощурившись, шикнул тот и отвернулся.
***
Оставшись наедине с ребенком, Рин наконец позволила себе вздохнуть. Что ж, малыш хотя бы этого не запомнит.
Она осторожно подошла и присела на пол, поправляя юбку. Ей же велено сидеть с ним. Значит, будет сидеть.
— Здравствуй, — она приветливо улыбнулась мальчику, наклоняясь. — Меня зовут Рин. А ты Юки, да?
Ребенок пару раз моргнул, а затем уверенно кивнул, на что девушка чуть приподняла брови.
— Ты уже такой умный, — она подвинулась ещё ближе и обратила внимание на игрушки, желая взять какую-нибудь из них. — Не против, если я составлю тебе компанию?
Малыш внезапно ожил и, неуклюже качнувшись, подполз к непривычно нежным рукам, от которых веяло приятной прохладой, любопытно опустил свои ладошки на них.
— Не хочешь играть? — Рин недоуменно склонила голову.
Юкио по-прежнему не улыбался, лишь глядел полными интереса глазами на загадочную незнакомку. Он постарался взобраться по ней наверх, к плечу, как по горке, но та оказалась не такой стойкой, как папа, потому согнулась под весом ребёнка. Ребенок замер и нахмурился.
— Прости-прости, я просто не ожидала, — девушка виновато улыбнулась и, сев поудобнее, осторожно обхватила тельце малыша, чтобы он, не дай Бог, не упал. — Так лучше?
— Угу.
— Ты «разговариваешь» — теперь она была удивлена ещё больше, даже, можно сказать, шокирована. — Тебе же даже года нет…
Это было не простое бессмысленное мычание, нет. Мальчик осознанно ответил на вопрос. Ещё и так спокойно…
Прервав задумчивость Рин, Юкио уселся к ней на колени, в процессе чуть не скатился с них на пол, и, подняв к девушке руки, снова застыл.
— Ты что-то хочешь? — малыш не шевелился, продолжал держать руки протянутыми. — Поднять тебя? Хочешь на ручки? — он недовольно замычал, видимо, устав ждать. — Я не знаю, можно ли мне…
Рин с тревогой обернулась к двери, но было так тихо, что, казалось, и за ней коридор пустовал. И куда ушёл Спектр с тем странным человеком, которого назвал своим другом? Можно ли ей трогать чужого ребёнка? Он ей даже никаких распоряжений не дал.
— А! — мальчик от нетерпения начал хлопать по её рукам, подпрыгивать на месте и хмуриться сильнее обычного.
— Хорошо, — девушка постаралась говорить ещё мягче, чтобы ребёнок, не дай Бог, не расплакался из-за её холодности. — Иди сюда-а-а.
Он оказался немного тяжелее, чем она представляла, но все же, обхватив его за спинку, девушка смогла подняться с пола, удостоверившись, что малыш крепко держится за нее. Он сразу вцепился ручками в её волосы, перекинулся мягким подбородком через её плечо и довольно задергал ножками.
Похоже, он действительно просто хотел на ручки.
Рин казалось, что она хорошо понимает ребёнка. Откуда такая уверенность и чем она обоснована — девушка не знала. Мальчик ей точно нравился. Ей в принципе дети очень симпатизировали. Малыш реагировал на все её действия несколько скомкано: не смеялся, не делал попыток что-то промычать что-то покричать, нет. Он лишь дёргал ручками и ножками, надавливая ими на плечи девушки чуть сильнее обычного.
Тихий хлопок. Видимо, дверь.
— Вот же дела… — послышался голос за спиной.
Рин распереживалась, что превысила полномочия и была поймана с поличным. Ей казалось, что малыш сейчас выпадет из дрожащих рук, но те машинально прижали его лишь плотнее к ее телу. Рин испуганно обернулась.
— Прошу прощения, Сакуя-сан, Хару-сан, я сейчас же… — она старалась поклониться ниже за свою ошибку, но с ребёнком вежливые жесты исполнять сложнее.
— Нет-нет, давай обратно, — друг хозяина мотнул головой и описал кружок пальцем в воздухе, призывая девушку снова повернуться к ним спиной.
Она недоуменно моргнула, осмотрев прибывших и их заинтересованные взгляды. Но просьбу выполнила: медленно, топчась на месте, развернулась к двери спиной.
— Сакуя, смотри! — Хару с восторгом указал на личико, что покоилось на худеньком плече, словно всё это зрелище было лишь слотом на аукционе.
Поджавшая губы гостья продолжала смирно стоять и смотреть в окно, держа малыша и совсем не понимая, что творится позади. Что там с ребёнком? Можно ли ей тоже посмотреть? Опустить его на пол?
— Юки улыбается!
Она прерывисто вздохнула.
— Какая редкость… — кажется, эмоциональный гость подошёл поближе и уже вовсю разглядывал лицо малыша. — Нет, ну ты это видел? Улыбается! Совсем другое дело! Сакуя, скажи что-нибудь!
Тишина, протяжная, с повисшей интригой. Как же отреагирует Спектр?
— Ты что-то сделала?
Если бы она сама знала…
— Нет, Сакуя-сан, я… — девушка снова обернулась, чтобы не показаться невежливой, встречаясь взглядом с теми самыми хрустально-серыми глазами, которыми пресса пугала всех, кого можно. — Он попросил, и я позволила себе поднять его. Простите, если…
— Всё в порядке.
Похоже, он попытался посмотреть на неё менее холодно, чтобы смягчить обстановку. Не то чтобы это получилось, но Рин приняла его жест за разрешение аккуратно оторвать малыша от своего плеча и самой на него посмотреть.
И правда. Улыбается. Не просто улыбается, шевелит руками и с таким энтузиазмом осматривает её; так по-настоящему радуется, прямо как те дети из ее представлений и фантазий. У Юкио розовые пухлые щёчки, блестящие живые глазки, смешные редкие зубки… Вот, почему хочется все грызть, наверное. Зубы режутся, да? Действительно, самый обычный маленький ребёнок.
— Ой, как же ты Юки нравишься, — констатировал Хару. — Ты раньше имела дело с детьми?
— Нет.
— Значит, это все твой генетический дар, — он уверенно улыбнулся.
— Похоже на то, — девушка чуть улыбнулась в ответ.
Она осторожно перевела взгляд на человека, чьё мнение услышать было важнее. Но Спектр лишь пристально смотрел на своего сына, совсем не обращая на гостью внимания. Он смотрел на Юки так изучающе, словно принимал сложное решение.
Интересно, о чем он думает? Действительно ли он такой, как все говорят?
***
Этой зимой снег так и не обрадовал жителей восточного побережья. Вместо него наступила холодная и ветреная весна, что временами сменялась незначительными заморозками. Совершенно не свойственная местному климату, что обычно так-то располагал к цветению сакуры в этот период. Морозные порывы кололи щеки и носы, которые тотчас краснели.
Сакуя-сан шел впереди, но постоянно оборачивался, словно Химура могла вдруг потеряться или исчезнуть. Она старалась об этом не думать, лишь послушно следовала за ним.
Сзади беззвучно шагал водитель по имени Гото. Рин успела только-только познакомиться с ним. Он даже улыбнулся ей, и она это запомнила.
Сакуя-сан резко останавливается и оборачивается.
— Гото.
Он не дает ему никаких распоряжений, никак не меняется в лице и даже не указывает кивком в каком-то направлении. Но водитель тотчас отвечает емкое:
— Есть.
И уходит.
Рин знает, что Сакуя-сан хочет поговорить с ней наедине. Но не совсем понимает, почему это нельзя было сделать в имении Йосадзаяши. Девушка незаметно поправляет перчатки, чтобы отвлечься.
— Ты, наверное, думаешь, почему эта беседа проходит вне дома.
Рин спешно складывает руки перед собой в замок, поняв, что поправлять перчатки слишком долго нельзя.
— Ты можешь говорить честно и откровенно. Я буду, в свою очередь, по отношению к тебе так же честен и откровенен. Думаю, так будет проще нам обоим, — Рин неосознанно ждала подвоха в поведении Спектра. Но он не вызывает того страха, о котором писали СМИ. — Тебе не холодно? Быть может, тебе стоит сесть?
Небольшой живописный парк находился с безветренной стороны, поэтому гулять здесь оказалось довольно приятно.
Сакуя-сан указал на скамью. Не рукой, не жестом. Взглядом.
— Если я замерзну, я скажу, — она натянула привычную улыбку и присела на теплое, в отличие от того же металла или
камня, дерево. — Спасибо.
Он занял место рядом. Не особо близко. Даже далековато.
— Я тебя не знаю, — резко начал он, отчего Рин немного поежилась. Может, он все-таки такой страшный, как говорят журналисты? — Равно как и ты меня. Я не знаю, как ты жила до этого. Разве что могу предполагать. Не знаю, к чему привыкла и как росла. Поэтому, — девушка заинтересованно заглянула в глаза собеседника. Серые и по-зимнему пасмурные, — сейчас ты… Можешь делать все, что заблагорассудится, — она чуть нахмурилась. — Если у тебя будут какие-то пожелания или предложения, если тебе будет что-то некомфортно или непонятно… Любая просьба. Ты можешь сообщить. На втором этаже есть свободная комната. Она твоя. Это твое пространство. Что от тебя требуется, ты знаешь. Юкио. Заботься о нем, когда этого не могу сделать я. Я думаю, вы найдете общий язык. И, — его взгляд вдруг пронзает какая-то эмоция, но лишь на долю секунды: девушка думает, ей показалось, — когда он подрастет и будет спрашивать про свою мать, — Рин мысленно напрягается, — скажи, что она погибла во время несчастного случая в Канто. Или же пусть спрашивает у меня.
Рин неуверенно кивает.
Она внезапно понимает, что говорить открыто она и в самом деле не привыкла. И уж тем более делать то, что ей «заблагорассудится». Она уже и забыла, чего ей хотелось, когда она была совсем маленькой.
— Сакуя-сан, Вы… совсем не похожи на человека, о котором говорят в новостях, — она все-таки решила начать честно, но издалека.
И его ее честность совсем не злит. Сакуя лишь приподнимает уголок губ. На секунду.
— Преувеличивать — их работа.
Его лицо Рин не кажется отрешенным. Скорее, спокойным. Сакуя-сан обладает необыкновенно красивой внешностью, как казалось ей. И не только ей — много кто так говорит. Те же СМИ. Значит, они преувеличивают не совсем уж и все. И взгляд его действительно лишен красок. Но вовсе не строгий и не надменный, как она слышала. Словно забыли добавить какой-то маленький, но важный штрих: крошечную каплю блеска, жизни, что ли… Рин бы назвала этот взгляд опечаленным, а не «страшным».
Но она знает его историю и не будет спрашивать о больном. Точно не сейчас.
— Отец с матерью сказали мне о брачном договоре. И об… условиях. Я…
— Срочности нет. Твоя забота — Юкио. Это и есть
мое условие, — кажется, его взгляд на момент стал строже. — Остальное — позже, — девушка неуверенно кивнула. Хорошо, что ей самой не пришлось ничего уточнять… — Восемнадцать тебе исполнится в следующем году?
— Да. В марте. А у Вас когда день рождения? Вы меня… немного старше ведь, — она склонила голову набок, чуть улыбнувшись.
Сакуя-сан тяжело моргнул.
До этого он, кажется, не шевелился вообще?
— Двадцать семь, — коротко отвечает он, решив пропустить наводящие вопросы. — Мне двадцать семь лет. Об этом в новостях не говорят?
Рин отводит взгляд в сторону.
— С Гото ты познакомиться уже успела. Когда меня не будет рядом, он будет сопровождать вас с Юкио, — девушка в легком удивлении поднимает глаза в очередной раз. — Нет, это не всегда обязательно. Можешь не пользоваться его помощью. Но в центре города и многолюдных местах я приказал ему всегда быть рядом. Я не лишаю тебя личного пространства.
— Гото-сан же Ваш водитель, если я правильно понимаю?..
Сакуя-сан еле слышно вздыхает.
— Гото имеет определенный военный опыт. Это первая причина, по которой я нанял именно его. Он выполняет именно то, что я от него требую, — он замирает в секундной паузе и впервые за их беседу переводит взгляд. — То, что я ему доверяю.
— Раз Вы так говорите, значит, Гото-сан хороший человек. Мне сразу так и показалось, — она улыбается, уже менее фальшиво. — У Вас еще есть Хару-сан, да? Ваш друг.
— Нет, ему я не все доверяю, — чуть раздраженно отрезает собеседник.
— Почему?
Он хмурится совсем не так, как это делают обычные люди: одна бровь дергается вверх-вниз.
— Что именно Вы ему не доверяете?
— Тебя я ему не доверю.
Не ожидавшая такого ответа Рин застывает. Пальцы снова тянутся поправлять призрачную складку на перчатке. Сакуя-сан замечает это — смотрит вниз, затем снова ей в глаза — и руки словно парализует. Кажется, Рин теперь немного понимает. У него действительно тяжёлый взгляд.
— Я немного замёрзла, — говорит она, когда лёгкий ветер тревожно просвистел над ухом.
***
— Рин!
С помощью папы маленький Юкио открывает входную дверь и бежит сломя голову к самой машине. Бегать он, правда, ещё не умеет, поэтому падает, не сумев преодолеть бордюр.
Но Гото, ещё не успевший взять второй пакет с продуктами, ловит малыша свободной рукой.
Хозяин дома все также невыразительно смотрит на сына и лишь поднимает бровь.
— Осторожнее, Юкио-сан.
Промычав что-то себе под нос, ребёнок уже спокойнее шагает дальше и кутается в долгожданные морозные объятия.
Сакую улыбка Юкио более чем устраивает. Хозяин проходит в дом, придерживая дверь для водителя с тяжёлыми пакетами.
— Благодарю, Спектр-сан.
Не задавая лишних вопросов, Сакуя перехватывает одну из сумок, помогая Гото поставить все на тумбу. В ответ, скорее бы, последовало тихое «не стоит», но взгляд хозяина прерывает его ещё до того, как водитель озвучит свою учтивость.
Глава Йосадзаяши крайне задумчиво оглядывает пустую серую стену напротив.
— Это был мой указ?
— Прошу прощения?
— Помогать Рин с продуктами. Это я тебе сказал?
Гото прекрасно знал, что у Спектра нет проблем с памятью и уж тем более с памятью на поручения.
— Нет. Рин-сан попросила.
— Разговариваете? Много?
Гото почувствовал, что не может прощупать, о чем с ним хочет побеседовать Спектр. Ровный, лишённый эмоций тон. Ему что-то интересно? Или, может, он чем-то недоволен?
Он задал уже четыре вопроса меньше чем за минуту. Когда такое вообще было?
— Мы с Рин-сан разговариваем. Разумеется, я не поднимаю никакие темы, которые могли бы Вам не по…
— Я не об этом, — водитель ещё раз моргает, а хозяин дома шумно вздыхает. — Ей не с кем поговорить. Поэтому продолжай поддерживать с ней разговоры.
— А как же Вы?
— Мне она не говорит то, что думает на самом деле. Не сообщает, если ей
что-то нужно, — Спектр гуляет глазами по кухне, но вдруг останавливается на собеседнике. — Воспитание.
Гото, не совсем уверенный, что правильно понял намек, продолжает:
— Вы имеете в виду, что… что я должен сообщить Вам, если Рин-сан будет чего-то недоставать?
— Именно это я и имею в виду.
— Есть… Есть, Спектр-сан.
