Сказка на ночь

Это получается глупо и почти спонтанно, — если что-либо в принципе в жизни вампира, видевшего не одну человеческую, можно назвать спонтанным. Ветер за окном напевает извечную серенаду, периодически ударяясь в стёкла и сбрасывая с подоконника мокрый грязный снег; посетители в больнице тоже не прибавляют разнообразия. У старушки из двадцатой квартиры по проспекту, — то ли Ленинскому, то ли Ленинградскому: с его памятью он мог бы легко запомнить, да только вампиру нет смысла помнить простые и человеческие цифры и имена, — больные почки. У семьи из дома напротив его собственного, — дети-погодки: любая простуда или похолодание, — и жди их на приём, будут как штык. В этой будничной чехарде новое событие кажется даже неким просветлением, хотя и просветлением неприятным: как-никак человек ранен, да ещё и при таких удручающих обстоятельствах. Но, признаться, наблюдать за ним было… Интересно. Да, без сомнения интересно и порой даже забавно: Барановский как будто не замечал ничего вокруг себя. То ли мечтатель, то ли просто сонный с наркоза, небритый полунаркоман-полумузыкант. Вот на тебе, приехали. И как только он, один из старейших вампиров, нашёл в нём что-то, не побоюсь сказать, близкое? На этот вопрос тоже нельзя было дать какого-то вразумительного ответа. Просто… Так получилось. ***** В первый раз, когда Жан пришёл на правах лечащего врача проверить больного, Сергей шарахнулся от него к стене, что-то сдавленно пробормотав про чужовищ и ночные кошмары. Тонкое одеяло свалилось на пол, ночная рубашка задралась сбоку, открывая обзор на нескладные ноги, все в синевато-жёлтых гематомах, вызывающих чувство среднее между отвращением и жалостью. Вампир беззлобно вздохнул, замерев в дверях и не спеша двинуться вперёд. Цепкий взгляд выхватил пустые кровати, — ну конечно, кроме этого наркоши тут и не было никаких тяжёлых больных, — приоткрытое окно, которое, очевидно, забыла закрыть растяпа-санитарка, когда приносила лекарства. Стоило с этим зверем человеческим действовать осторожнее: авось опять даст дёру, — за многие годы врачебной практики Жан-Клоду довелось узнать, что человек на адреналине способен обогнать даже вампира. Если быстрота — не его вампирская способность, как у Аннушки, например. Так что рисковать не стоило. Он ждал, когда успокоится дыхание, когда перестанут истерически дрожать сведённые судорогой конечности, сосредоточив взгляд на переносице молодого человека. Местами спутанные волосы, чёрные, как уголь, но не как вороново крыло, — эта черта внешности без сомнения притягивала к нему взгляд. Нос с горбинкой; достаточно приятные черты лица, глубоко посаженные тёмные глаза: да, даже измученному и осунувшемуся, ему нельзя было отказать в привлекательности. В сердце, — том самом, которое давно уже должно было атрофироваться, но стучало вопреки всем законам, — на секунду шевельнулась тягучая, отвратительная злоба. Сжалась серебристой змеёй, стискивая кольцами грудную клетку. Да, явно не только пропитание нашла в нём Ольга. Мальчишка был красив, — даже не красив, а эстетически привлекателен, как была бы привлекательной мраморная статуя, даже расколотая или засыпанная мусором. Жан подавил смешок, — мусора в этом организме и правда хватало. В крови не было разве что метамфетамина, хотя, если покопаться, он наверняка смог бы найти нечто подобное. Подпорченное физически, но внешне, — вампир проглотил нелицеприятный эпитет, — годное для физического использования мясо. Чтож, это вполне в духе Ольги, она всегда была гурманом. — Барановский, поспокойнее, пожалуйста. — Он тяжело вздохнул, помянув все неладные, которые принесли данного пациента к нему. Молодой мужчина не среагировал ровно никак, только сполз чуть пониже на постель, глядя по-прежнему расфокусированно и зло. Сочтя это за согласие на контакт, Жан шагнул в комнату, уже не заботясь о том, рискнёт ли гадёныш сбежать вновь или уже не станет рыпаться. В душе клокотала застарелая злость и остатки невыветрившейся боли. Если человеку, который, судя по всему, не знал или не помнил ничего о своей (его!) пассии хочется сбежать — пусть бежит. Он держать не будет. Теперь, когда стало очевидно, что Сергея пытался убить не кто-то из его семьи, его жизнь или смерть не будет иметь значения. Он, — Жан постарался заглушить эту мысль, но она всё равно скреблась где-то на подкорке, — даже мог бы поспособствовать его смерти. Здесь, в больничном крыле старенького города он и царь, и бог. Но Барановский сбежать больше не пытался: видимо, узнал лечащего врача, заглянул ему за плечо, словно ища кого-то, и затем удовлетворённо вздохнул. Дёрганными движениями поправил рубашку, натянул одеяло на замёрзшие ноги и сел на кровати, немного наклонившись вперёд и глядя на вампира исподлобья. Молодец, не псих вроде, — отметил про себя мужчина, подходя ближе. Теперь всё по плану: сесть на кровать, попытаться выдавить из себя улыбку, спросить о самочувствии и поскорее закончить осмотр. Лекарство на мальчишку действует хорошо, а значит, скоро можно будет этого горе-любовника выписывать под чей-нибудь присмотр, пока за ним не заявился настоящий убийца. Жёсткая больничная койка скрипнула под весом второго человека; Жан поманил Барановского к себе давя кривую улыбку. Сергей замер, напрягся весь, явно сдерживая себя от того, чтобы отпрянуть от протянутой руки. Позволил поймать себя за подбородок, проверить точными движениями реакцию зрачков и глазного дна, послушать хрипы в груди, — добегался-таки голым по морозу: подхватил простуду и несколько дней пролежал тоскливым привидением, послушно принимая лекарства, но словно бы отключившись от окружающего мира. Дыхание было ровным, немного ускоренным, и сидел Сергей по-прежнему нахохленной мышью, явно страшась незнакомого человека, которого прежде видел в компании полиции и от которого справедливо ожидал любой подлянки. Да и вампир молчал, погрузившись в собственные мысли. Барановский с самого начала их знакомства не проронил ни слова, только пялился в своей манере, — то ли зло, то ли рассеяно, не поймёшь. Следил за движениями медика, который рассовывал приборы по глубоким карманам больничного халата, потом бросил на тумбочку возле кровати пачку таблеток и порывисто встал, возвышаясь теперь над студентом как колосс над смертным человеком. -… Ваше лекарство, принимать по прежнему графику. — Жан почувствовал лёгкий укол совести за непрофессиональную личную неприязнь, за грубость и отчуждённость: всё-таки у пациента явно было не в порядке с психикой после увиденного, да и побывав на волоске от смерти мало кто сможет нормально воспринимать окружающую реальность. -… Если что-то нужно, обращайтесь. — Пришлось стиснуть зубы, чтобы выговорить эту фразу. Всё существо противилось помощи этому мальчишке, посмевшему забрать то… Да. То, что ему, по сути, не принадлежало. Вдох-выдох. Ольга — свободная женщина, вольная распоряжаться своей жизнью так, как она того хочет. Они давно уже не женаты, и если он трепетно хранит целибат, то она не обязана. За окном что-то загремело одновременно с порывом ветра, зазвенело. Сергей подскочил на кровати, оборачиваясь к окну что-то хлопнуло, вспыхнуло и погасло полностью, оставляя помещение в абсолютной темноте. Заскрипела кровать одновременно со старым полом больничной палаты. Вампирское зрение уловило перегоревшую лампочку на потолке, и Жан злобно зашипел, показывая клыки. Если электричество «накрылось» во всём здании, — жди беды. — Эй, юноша, ты как тут? — мысли сбились куда-то в кучу, одновременно с желанием что-то делать. -… Я в порядке. О, ничего себе. Даже голос появился. Зоркое зрение нашло его поджарую несколько долговязую фигуру в непосредственной близости от самого себя: Барановский дышал хрипло и прерывисто, разве что за руку вампира не цеплялся. Непреднамеренный переход на «ты» он не заметил либо игнорировал ввиду общего странного состояния. Вампир окинул его взглядом, оценивая одновременно и его, и ситуацию в целом, и ещё тысячу возможных вариантов. — Хорошо, — слова, выдавленные сквозь стиснутые зубы, прозвучали странно в почти полной тишине. Думай, Жан, думай. Практически никаких тяжёлых больных в здании нет, медсёстры справятся как-нибудь сами, да и мало их осталось на ночь глядя. Только, только… Вот чёрт, — мужчина чуть не стукнул себя по лбу, но сдержался. Оставался один больной, полностью зависевший от разразившейся сейчас грозы, которая скорее всего пообрывала к чертям провода. Старый Иван Николайч, доживавший свои последние преклонные месяцы на препарате жизнеобеспечения, который теперь оказался отключен. В голове как назло установилась звенящая пустота, которая не желала замещаться ничем. Что теперь делать? Звонить, просить прислать вертолёт? Что в принципе делать, когда откажет сердце? В связи с последними убийствами все аппараты жизнеобеспечения были на машинах, а машины — в разъезде, он сам полчаса назад отправил последнюю. Единственное верное решение оказалось, наверное, самым сложным. — Оставайся здесь, выпей успокоительного и спать ложись, — Жан пожелал это студенту уже на ходу, выбегая из палаты. В ответ он услышал одно огромное нихуя и пожелал нервному шизику провалиться под землю вместе с отечественной медициной. Ему было не до того, нужно было жизнь спасать.