Сказка на ночь

Полная темнота и неожиданная близость высоких стен придавали больничному коридору схожесть со средневековым склепом. Дыхание со свистом вырывалось из груди высокого мужчины, который нёсся по северному крылу больницы маленько города Смоленск. Халат сбился и висел тряпкой, шаги в тишине спящего здания звучали подобно набату. Главное — успеть. Такова судьба бессмертного служителя Гиппократа: лечить людей, беспокоясь за каждую жизнь, как за свою. И как бы ни тяготила его такая жизнь, как бы ни пытался он показать своё безразличие к людям, но только в больничном крыле, видя, как прямая линия сердцебиения на дисплее становится ломаной, он ощущал некое подобие счастья. Некий эквивалент тому, что было у него раньше. Лестницу Жан Иваныч преодолел за несколько прыжков, чуть не полетев по собственной неловкости на последней ступени. Вот была бы у него Анечкина способность, вот тогда бы… Думать было некогда. Впереди за поворотом мелькнул красно-оранжевый огонёк, дававший освещение лишь в радиусе одного шага вперёд. Мужчина развернулся, чтобы не столкнуться с державшей тонкую затрепетавшую от порыва воздуха свечку Марь Фёдоровной и гаркнул на бегу: — Поднимай на ноги всех, кого найдешь! Пусть починят провода или в чём там дело… Нам НУЖНО электричество! Женщина охнула что-то про самого Жана, про то, что искала его уже долго, и про то, не нужно ли ему что в ординаторской, а то опять двери не закрытые стоят… Мужчина добежал до конца коридора и рванул дверь на себя, заваливаясь в палату. Причитаний пожилой себе-на-уме женщины он не слушал. В глаза в первую очередь бросился беспорядок в палате, создающий впечатление заброшенности комнаты. Несмотря на скудную обстановку единственный стул был свален на пол, капельница и вовсе откатилась куда-то в сторону, натягивая тонкую трубку, по которой подавались питательные вещества. Окно открыто нараспашку, а препарат жизнеобеспечения пищал не переставая, отключенный от необходимой ему сети. Экран погас, но даже не видя его, Жан мог знать наверняка: по нему ползла бы чёртова прямая линия, изменить которую было его первостепенной задачей. Мужчина лежал на спине, как-то неправильно, изломанно раскинув руки в стороны. Живой, здоровый человек никогда не стал бы так лежать: в затёкших мышцах, в мертвенной бледности крылось загадочное и почти жуткое. Мертвенное. Но вампира этим было не обмануть. В один прыжок Жан Иванович оказался возле неподвижного тела. Дальше — на автомате. Дальше — как в замедленной съёмке. Содрать с пожилого человека маску, мешающую проводить спасательную операцию. Встряхнуть. Давай, Жан, давай, — опустить кровать, потому что в таком положении неудобно. Упереться руками в грудную клетку, где, — он своим обострённым чутьём ощущает, — недавно билось живое сердце. Он, идиот, с появлением современных приборов раскис, забыл как делать массаж сердца, но руки помнят. Наклониться, упереться, отпустить. Ещё раз. Наклониться, упереться, отпустить, подаваясь корпусом назад. Ещё. И ещё. Дыхание сбивается, полы халата болтаются как огромная тканевая медуза, закрывая обзор. Собственное сердце стучит так, что скоро он такими темпами снова превратится в человека. Дай бог, дай бог, — в которого он, справедливости ради, не слишком верит. Полная темнота, бегущая по виску капля живого пота, — вот меньшее из зол. Куда большее — неизвестность. И он снова, как если бы за окном грохотали канонады 1812 года, сцепив зубы, возвращает человека с того света. Руками, — как дефибриллятором. Удар, ещё, — чуть не ломая грудную клетку, — с силой, чтобы запустить человеческий моторчик. Он сможет. Какая ирония судьбы, — вампир, а не может простить себе преждевременную смерть живого человека. И смех, и грех, кажется. Грех — так уж точно. Время слилось в какую-то пелену, словно шум крови в ушах внезапно зазвенел по всей комнате, разливаясь похоронной музыкой. Нажатие, — как разряд. Резко, сильно, мучительно, потому что против смерти бессильны даже вампиры, существу, всю жизнь положившему на лечение людей, принимать собственное бессилие было почти физически больно. Смешались тут и совершенно нормальная немного спесивая гордость, и искреннее переживание за чужую жизнь. Где-то за пределами помещения раздались чьи-то голоса, заскрипела рассохшаяся дверь. Чуткий слух Жана уловил этот звук, но порыв отвлечься на него сгладило новое ощущение. Ощущение это проникло под кожу, зазвенело в голове. Ощущение пульсации где-то глубоко под руками, в недрах человеческого организма. Вампир удивлённо отпрянул, уставившись со всё той же темноте в одну точку и не веря своим рукам, ушам, чувствам. Он смог! Смог запустить сердце старика, уже, казалось бы, переступившего грань жизни и смерти. Неизвестно, надолго ли его хватит без аппарата, но, возможно, несколько минут он смог выиграть, клыками выцепить у старухи с косой. Чёрт бы побрал российскую глубинку с её перебоями с электричеством, вечно оборванными проводами и отсутствием людей на рабочих местах. Плеча коснулась чья-то рука, и Жан Иванович резко развернулся к подошедшему. Взведённый до предела, он чуть не зарычал на него, но тут же усилием воли одёрнул своё «я», ещё на повороте головы улавливая в подошедшем Сергея. — Барановский, ты тут что забыл? — клыки злости всё-таки спрятать не удалось. Они блеснули в полутьме, как кривые ножи, гармонируя с типично-бледной кожей вампира. И что странно, — шарахавшийся от всего и вся запуганный зверёк неожиданно не оскалился в ответ, не спасовал. Ответил несколько путанно, но твёрдо: — Пошёл за вами, Жан Ив… — запнулся на отчестве, вспоминая, — Иваныч, меня медсестра встретила, просила сказать что не в электричестве дело. На злобное бормотание он не среагировал, — ну точно себе на уме! — и почти требовательно схватил своего лечащего врача за край ненавистного халата: — Да послушайте вы! — голос вместе с истерическими нотками, которые Жан слышал от него ранее, приобрёл и новые, куда более твёрдые оттенки интонации, — Дело в щитке, а не в ветре и не в проводах вовсе! Что-то вырубилось в самом здании, понимаете? Починить можно, а то он, — Неизвестно, как Барановский мог видеть в непроглядной темноте, но вампир мог поклясться, что Сергей заглянул ему за плечо, — не доживёт до приезда машины с оборудованием. В этот раз проглотить ругательство не получилось. Жан Иванович замер, склонившись над койкой, где слабо-слабо дышал без аппарата жизнеобеспечения человек, которого на несколько минут воскресили лишь руки умелого врача. Внутри вновь клокотало и разрывалось на части. Делать… Что? Поступить так, как сказал мальчишка? Бежать к щитку, который за зданием? А как чинить? Электрик явно спит в сраные, — быстрый взгляд на часы на обшарпанной стене комнаты, — десять тридцать восемь вечера, а чинить самому… Жан ни за что не стал бы так рисковать. Не собой, нет, — вампира ток не убьёт, — другими людьми, которые могли оказаться вблизи оголённых проводов, приборами, всем. — Исправить сможешь? Вопрос, брошенный в пустоту, безо всякой надежды, неожиданно получил ответ: — Смогу. Мужчина развернулся на каблуках лакированных туфель, вперив взгляд в лицо Сергея и чуть не столкнувшись с ним лбами. — Ты же, — мысль формулировалась из рук вон плохо, — театрал, музыкант… Ты что, ещё и электрик по пятницам? — Я смогу починить, — голос больного сквозь зубы звучал почти грозно, — Если теб… Вам, нужен этот прибор, ведите. Я смогу. Жан тяжело выдохнул, ощущая, как буквально между пальцев утекает драгоценное время. Поверить ему? А если это не здравая мысль, а очередной порыв сознания наркомана? Рядом с больным должен кто-то быть. — Эй, папаша, — Барановский, не церемонясь, ткнул его в плечо своими длинными пальцами, — Идём, я правда… — он путался в словах, но глаза его в темноте светились таким искренним желанием помочь, пригодиться, быть полезным, что этому невозможно было отказать. — Я смогу. «Да что ж ты будешь делать». Нерешительность никогда не была его слабым звеном. Когда-то он, не раздумывая, направил дуло пистолета в голову бессмертному врагу, и теперь не должен был теряться. -… Идём, — вампир, оскалившись, потянул Сергея за собой. Барановский сообразил быстро. Схваченный за худое, но широкое запястье, он, казалось, замечательно ориентировался в темноте. Вампир рыкнул, стаскивая с близлежащей вешалки чьё-то пальто и кидая в руки Сергею: — Оденься. В коридоре, остановившись на несколько секунд, прокричал в темноту: — Четыре миллиграмма вазопрессина в вену больному! Следить за состоянием! — «это должно хоть немного стабилизировать и усилить работу сердца, авось продержится'' уже в мыслях. — Да куда ж вы, Жан Иваныч… — пожилая Марь Фёдоровна перекрестилась и чуть не уронила старинный канделябр, призванный осветить будущую «реанимацию», когда мимо неё пронеслись собственный начальник и его пациент. Ей-богу, сегодня больница определённо превратилась в дурдом. … В лицо пахну́ло холодом и свежим зимним ветром. Вдалеке вторично загрохотало что-то, — наверное, отошла часть крыши какого-нибудь гаража, — и нервно зазвенели провода. Жан Иваныч легко подхватил за руку выскочившего на крыльцо Сергея. Почему-то сейчас даже в голову не пришло, что Барановский решил обмануть его и сбежать. — Идём, — вампир потянул Сергея за собой, сбегая с обледенелого крыльца. Слабые, по-вечернему тусклые фонари выхватывали из тени больничный двор, несколько припаркованных невдалеке машин, среди которых в глаза особенно бросался белый «крузак», не характерный своей чистотой ни для маленького города, ни для сырой грязной зимы. Зацепить его взглядом удалось только мельком, — а дальше вампир и человек вбежали в густую тень, отбрасываемую стеной больницы. Здесь, среди набросанных листов жести и проржавевших балок намечался потрескавшийся асфальт, что проглядывал из-под снега. Под мысленное «осторожнее» Жан перескочил через сваленные бог знает кем без присмотра инструменты и поддержал Сергея на скользком обледенелом пятачке земли. Невольно ощутил, что в руках мальчишки есть сила, не задавленная действием травм и стимулирующих-успокоительных препаратов. Протолкнул вперёд, на ходу хлопая руками по карманам, на ощупь ища мобильник с фонариком. Человек… Человек не способен что-либо рассмотреть в полной темноте. Мобильника не было. Вампир злобно выдохнул горячий воздух, обнажая клыки и не боясь быть увиденным. В лицо ударил яркий свет, и Жан с трудом подавил шипение. Сергей стоял совсем рядом, больше похожий на удивлённую лисицу, чем на человека. Зажатый в ладони телефона слабо светился дисплеем, и Жан Иваныч удивлённо моргнул. — У вас взял, — просто сообщил Барановский и, не давая спутнику опомниться, нырнул с головой в недра электрического прибора. Где-то далеко шумели деревья, пригибаемые ветром почти к самой земле. Секунды текли патологически медленно, болью вгрызаясь в сознание и не давая думать ни о чём. Хотя одна-единственная мысль а-ля «как и главное нахрена он у меня телефон спёр изначально?» всё же крутилась где-то в подсознании. Слух на секунду уловил какой-то звук, выбивающийся из канонады стонов и скрипов старых деревьев, стука ветра об оконные стёкла и звона проводов. Появился и снова пропал, вынуждая сосредоточиться на другом: на мелькающем совсем близко свете, тихом шипении человека, который вообще-то должен был соблюдать постельный режим и уж тем более не бегать по морозу в минус семь в расстёгнутом пальто. В этом состоянии, в котором завис вампир, почему-то внезапно даже захотелось задёрнуть на Сергее пальто, чтобы не простудился. Олька ведь его потом сожрёт, если «Серёженька» схватит воспаление лёгких. Однако абсурдная мысль тут же пропала, пропала под особенно громким «Да блять!», после которого щёлкнул рубильник и из окон, находящихся над головами горе-спасателей, на улицу хлынул мягкий желтоватый свет, мгновенно оттенивший невысокие сугробы и скорчившегося у стены человека. Жан замер, тревожно вглядываясь куда-то вверх и словно бы не веря до конца своим глазам: получилось. Теперь только сбивая ноги бежать узнавать, что там с аппаратурой, да спустить три шкуры с того, кто в принципе допустил какие-либо поломки и не провёл профилактический осмотр всех приборов в, мать вашу, больнице. Он плавно перевёл взгляд на Сергея и в испуге склонился над ним: молодой человек сидел у стены, кутаясь в ткань и уронив голову на острые колени, подтянув их к подбородку. — Барановский… Эй, ну, Серёг, ты чего, — вампир затряс человека за плечо, опускаясь на корточки и не обращая внимания на то, как у самого зуб на зуб не попадает от пробирающего до костей холода. — М-м… — нечленораздельный звук стал ему ответом, и Барановский резко вскинул голову к зовущему его челов… Почти что человеку. И, конечно, по неуклюжести не рассчитал: дёрнулся вперёд, столкнувшись лбом с головой Жан Иваныча и откинулся чуть назад, прижимаясь спиной к каменной кладке. Ничего необычного: перенервничал, нарушил постельный режим и закружилась голова, — не страшно, не помрёт. Вампир считал это по лицу пациента всего за несколько секунд, лучше любого автоматизированного сканера. Прочитал и… Завис. Так и замер, сидя на корточках и вцепившись пальцами в чужие запястья. В голове ещё слегка звенело от крепкого удара, сердце постепенно усмиряло такт, а напротив были всё те же странные глубоко посаженные глаза, которые придавали лицу то ли странный, то ли испуганный вид. Тёмные, чуть подсвеченные жёлтым бликом, где-то возле зрачка становившиеся бездонными, они словно светились изнутри невидимым прежде светом. Он, старый вампир, проживший не одну сотню лет, такой взгляд встречал на своём веку лишь раз. У влюблённого в него человека. Тёмные ресницы дрогнули и опустились, прогоняя морок и выдёргивая самого Жана из метафизического транса. Сергей всё так же смотрел на него, не опуская головы — а по факту смотрел сквозь него, разве что в обморок не упал. Жан Иванович мысленно хлопнул себя по лбу, в который раз за сегодняшний день. Заболеет же ещё щенок, объясняй потом, какого лешего у них в больнице кавардак и электричество приходится чинить пациентам под руководством лечащего врача. — Давай-давай, вставай, — Жан сам с трудом нашёл в себе силы подняться и потянул студента вверх. Можно было бы воспользоваться силой и просто потащить Барановского на руках, но потом… Стирать ему память и снова пробовать на вкус кровь, — ту самую, которую, он уверен пробовала и ОНА… Чёрта с два он на такое поведётся. Он — врач, и ничего более. Сергей на удивление легко поднялся и так же легко дал взять себя под руку и потащить в больницу. На часах значилось одиннадцать вечера. -… Милостивые угодники, да как же это так, — Марь Фёдоровна, встреченная на лестнице, смахнула с глаз слёзы и бросилась обнимать «героев», причитая про то, что спасли, де, батюшку. Холл больницы сверкал привычным светом, радуя глаз. Жан Иваныч ловко увернулся от объятий простой и откровенно фамильярной женщины, искренне желая спихнуть ей на руки Сергея, но в последний момент передумал. Как бы ни хотелось чисто по-человечески заставить соперника страдать, игнорировать произошедшее только что он буквально не мог. А потому, бросив пару дежурных напутствий, потянул Барановского за собой, в его родную палату на втором этаже. Вслед им донеслось радостное: — Как вы ловко сработались, ай молодые да ловкие! Даже пальто своё ему отдали, хотя никому и на руки не давали прежде… «И правда. " Вампир скосил глаза на шагавшего рядом человека, уже не злясь даже, а устало констатируя факт. Сергей и правда был в его пальто. Шагал, — полы нараспашку, чёлка торчала во все стороны и бледная кожа в жёлтом свете приобретала приятный фарфоровый оттенок, — тоже чуть скосив на него тёмные глаза. «Вот, Жан, вот к чему приводит твоя привычка разбрасываться вещами направо и налево». Возможно, в свободной комнате рядом с чужой палатой он трахал какую-нибудь студентку. Возможно, просто проносился куда-нибудь со скоростью света и по ошибке кинул вещь на вешалку для пациентов. Вариантов было много, но в любом случае, — не отбирать же у него пальто! Вампир тяжело вздохнул, преодолевая последнюю ступеньку и мысленно размышляя о том, как он после этого будет носить одежду, пропитавшуюся чужим запахом. — Не бойся, папаша, куртку верну, — не слишком грустный, а скорее уставший голос нарушил установившуюся тишину. — Не торопись, — Жан буркнул в ответ скорее на автомате, чем осознанно. Хотел съязвить, а получилось вполне нейтрально и даже дружелюбно. — И за мобильный извини, — они шагали уже по широкому коридору, в конце которого маячила почему-то закрытая дверь нужной палаты. Сергей говорил негромко, погрузившись в свой собственный транс, подобно тому, какой наступал у него всегда при сильном стрессе или впечатлении: — Я только Ольчику позвонить хотел, не красть. «Ольчику, значит.» — что-то больно кольнуло под ложечкой, — «Она для него Ольчик. Не Ольга, не Оля, а вот так… Вот так. Вот так странно». Они остановились возле закрытой двери, и только сейчас стало заметно, насколько Жан Иваныч выше своего пациента. Он не нависал над ним, нет. Но прямой осанки француза, аристократических строгих черт и внимательного взгляда хватало, чтобы создать нужное впечатление. Сергей смотрел на него исподлобья, но прямо и не отводя глаз. Снова превратился из лиса в летучую мышь. — Я, конечно, говно человек бываю, но я не мошенник и зла никому не причиню. Слова, сказанные в почти полной тишине, сорвались с языка и посыпались осколками вниз, на пол, прямо под ноги говоривших. И в такой же полной тишине Жан Иванович протянул пациенту руку: — Верю. Он действительно поверил. Поверил и ужаснулся самому себе, — надо же, снова пытается доверять людям. Хотелось, безусловно хотелось съязвить, задеть побольнее за ранее свою Оленьку, но Жан… Не смог. То, как несмотря на фатальный страх всего и вся, подкрепляемый кошмарами о вампирах, Сергей рванул следом за ним, чтобы спасти человеческую жизнь, не шло у него из головы. Хотя, будем честны, в голове у него не было абсолютно ничего. Только что-то среднее между «может, он и правда не совсем плохой человек» и «надо вернуть себе пальто''. Не вечер, а цирк какой-то, господибожетымой. Барановский ухмыльнулся, пожимая руку в ответ и толкая плечом неплотно закрытую дверь. Улыбка на тонких губах появилась и пропала в то же мгновение, но вампир не мог её не заметить. Странный человек. Не совсем пока психически здоровый, но ничем кроме старой ревности к нему женщины не отталкивающий. Может быть, они могли бы даже подружиться. — Оппачки… — Сергей, только сделав шаг, застыл на пороге. Настолько резко, что Жан Иваныч снова влетел бы в него, если бы не замечательная координация. Комната представляла собой абсолютный погром. Открытое настежь окно, разодранный матрас, грязные следы на полу придавали палате сходство с полем боя, но никак не врачебным помещением. Сергей и пикнуть не успел, как Жан с привычной вежливостью, но непреклонно отодвинул его в сторону и шагнул внутрь, мгновенно мрачнея лицом и гораздо быстрее сонного «мальца» осознавая произошедшее. — …Это чё значит вообще? Вопрос догнал вампира на середине комнаты и заставил резко развернуться. Сергей завороженно наблюдал за тем, как блеснули в и без того достаточном свете глаза вроде бы обычного человека, и как затем этот человек, стиснув зубы, бросил короткое: — Это значит, что если бы ты не бросился за мной, то сейчас бы здесь не стоял. А остальное должны были знать Аннушка и московский следователь Иван Жалинский.