Нужен кто-то

Кэйа остановился у входа в таверну. Зачем он здесь? Что он ищет? Ответы? На какие вопросы? Вроде, Альберих уже получил ответ на свой вопрос, и он привел его к тому, что его легкие постепенно расцветают. — Кэй? — позади послышался взволнованный голос. Голос, который Альберих узнал бы из тысячи, любимый голос. — Э, привет? — Кэйа неуверенно обернулся, встречаясь взглядом с встревоженными глазами Рангвиндра. В них был его мир, и он бы отдал все, чтобы вот так утопать в омуте его карих глаз, но Дилюк прервал зрительный контакт, уставившись в каменную дорожку под ногами. — Привет, что ты делаешь тут? — Я алкаш, ты забыл? — Кэйа выдавил что-то на подобии улыбки, но получилось кривовато. — Больно? -Рангвиндр даже не попытался улыбнуться в ответ. — Ты о чём? — О цветах. — Да нет, все, — Кэйа запнулся подбирая лучшее слово. — В порядке. — Ну да, — Дилюк не поверил. Ещё бы. Он разговаривал с Джинн, знал, что Кэйа врет. Как бы Рангвиндр не ненавидел Ордо Фавониус, когда она попросила прийти к ней, прислав за ним рыцарей, Дилюк пришел. Даже быстрее, чем сам ожидал, он добрался до ее кабинета. Диалог был долгим и сложным. Он то и дело прерывался всхлипами и болезненными стонами Джинн, которая впивалась ногтями в свои ладони с такой силой, что на них оставались полумесяцы ногтей, внутри которых проступали капельки крови. Джинн рассказала ему обо всем. О том, как Кэйа загибался, сидя на том же стуле, где сейчас сидел Дилюк, как выкинул в мусорку лепесток астры, и спрятал в карман окровавленный платок, предварительно вытерев им губы. О том, как слёзы катились из его глаз, и о том, что Альберих скорее всего сейчас обивает порог таверны. — Эй, сегодня не твоя смена, что ты тогда тут делаешь? — Кэйа вопросительно поднял бровь. Вот на этот вопрос у Рангвиндра не было ответа. Выдавать Джинн было бы предательством, ведь то, что она рассказала ему, сначала принадлежало лишь ей и Кэйе. Поэтому он решил, что врать сейчас — самый лучший способ защитить и цветущее сердце Кэйи и отношения с Джинн. — Я прогуливался. — Прогуливался? Давно ли ты стал «просто прогуливаться» по городу? — Всегда можно начать делать что-то новое. А ты вроде собирался заходить. Нет? Кэйа убрал руку от дверной ручки. — Передумал. — Передумал? Ну раз ты не собираешься идти внутрь, предлагаю присоединиться к моей прогулке. Альберих задумался. Ходить по городу с человеком, из-за которого твое сердце наполнено цветами. Возможно это и сделает больно им обоим, но отказаться от брата невозможно, особенно, если любишь его по-настоящему, какую бы суть не имела эта любовь. Половину пути они молчали, каждый думая о своем. Но дойдя до статуи Архонта на главной площади, Кэйа прервал это напряженное молчание. — Тебе Джинн рассказала, — это был не вопрос, утверждение. — Что? Нет. — Не пытайся меня обмануть, м. Я все сразу понял. Слушай, — он повернулся и посмотрел в глаза красноволосому. — Ты не обязан ходить за мной. Если чувствуешь вину, перестань, ты не виноват. В моей болезни виноват лишь один только я. Никто больше. И прекрати смотреть на меня так, будто я на твоих глазах залез в петлю и вздернулся. Ау, я пока ещё жив. Что за щенячий взгляд? Спокойно, ладно? Смерть — лишь следствие жизни. — Я остановлю твою тираду, придурок. Я не хочу слышать о том, что ты уже похоронил себя. Смерть — это смерть. Это не следствие жизни. Я хожу за тобой, потому что я твой брат, и я не могу оставить тебя одного, когда ты в таком состоянии, понял? Ты бы сделал так же. А не потому что чувствую вину, хотя, если быть с тобой откровенным, ее я тоже чувствую, в небольших количествах. — Спасибо. — За что? Я ничего не сделал. — Ты не отказался от меня после всего. — Ты идиот. Кэй почувствовал, как грудь предательски заболела, будто в нее вонзили сотню стрел. Болезненный кашель снова продрал его горло, и Альберих согнулся пополам, пытаясь откашляться. Кровь тоненькой струйкой полилась изо рта и парень смахнул ее платком. Сплюнул небольшой красный сгусток в тот же платок, рассмотрел лепесток, упавший на руку и констатировал. — Четвертый. — Что? — Дилюк вышел из оцепенения, он никогда не видел человека, который болел ханахаки и никогда не видел, чтобы человек так сильно кашлял, задыхаясь и сплевывая собственную кровь вместе с цветами. — Это четвертый цветок. Кэйа кинул лепесток астры в канализационное отверстие. — Спасибо за прогулку. Мне пора. — Хорошо. Пока, — Дилюк вздохнул. Он снова смотрел на спину Кэйи, который покидает его, боясь, что когда-нибудь он сделает это в последний раз. В ушах все ещё стоял его жуткий кашель вперемешку с кровью. — Кэйа, — Альберих повернулся. — Прости. — Я не приму твои извинения, потому что ты ни в чем не виноват. До свидания, брат. — До свидания… — он боялся сказать «прощай», потому что не знал, может они снова встретятся, но и не мог сказать «пока», потому что не знал, когда будет их следующая встреча. Через день, неделю, месяц, год, или вечность. Кэйа шел по направлению к дому, город не дарил ему своих ярких красок. Все померкло в его глазах. В голове все еще крутилась картинка: лепесток астры, который вода уносит в канализацию, и Дилюк, наблюдающий за происходящим.