Я твой верный пёс

      Генерал Сефирот стоял на коленях с завязанными глазами и голым торсом. В одном из наполированных наплечников отражалась вся его мазохистская суть. Великий и ужасный, словно поверженный античный бог, он был связан по рукам и ногам техникой шибари.       Клауд с усмешкой касался сапогом с каблучком его эрегированного члена.       — Почему ты не можешь быть нормальным?       Странный вопрос для человека, стоявшего в кожаном облачении, со стеком в руке.       — Почему, чтобы достучаться до тебя, должна была случиться вся эта чехарда? Кем ты себя возомнил и в итоге получил?       — Не порть впечатление своей лирикой, Страйф, и бей, блядь.       Юноша прищурился и с размаху ударил мужчину по спине, по засохшим кровавым гноящимся ранам. Если бы не выдержка, тот бы сейчас ныл от боли. Уверен, в душе всё так и было. Кто ещё кроется в облике грозного генерала, как не недолюбленный мальчишка?       Клауд ударил ещё раз, по лицу. Чем чаще это происходило, тем явственнее проглядывалась у генерала эрекция.       — Вот зачем тебе Генезис.       — Этот слабак ничего не разумеет, кроме своих сопливых наклонностей. Ты тоже сопляк, но тебя питает ненависть — прекрасный коктейль для первой ночи.       Страйф поджал губы и мыском надавил на влажный член.       — Та-ак, ещё-ё-ёо… — прошептал Сефирот, закатывая глаза.       Странно ставить вопрос о нормальности, когда ты вырос в ебучей лаборатории и из тебя вырастили машину-убийцу. Оказывается, у каждого свои слабости, за знание о которых порой платят жизнью. Сефирот открылся Клауду, когда заметил, как тот на него смотрит. Как себя чувствуешь, когда видишь своего кумира у твоих ног?       Ухмыляясь, Сефирот лежит на полу в штанах и сапогах, его прекрасные серебристые волосы стелются по полу. Клауду хочется рыдать в голос — всё должно быть иначе. Разве такой здоровяк не должен быть бравым тигром, элитой, примером для подражания? Как ты посмел не соответствовать моим ожиданиям? Сука, я мечтал о другом!       Страйф закусил губу и, щурясь, поставил на грудь генерала ногу, чтобы увидеть, как он, подтягиваясь, развязно проводит языком по искусственной чёрной коже.       Удар.       Больно.       Кому больнее?       Сефироту точно вряд ли, для него это так, маленькие укусики.       Клауд бьёт, и каждая открывающаяся ранка становится его собственной. Великолепный Муфаса, почему ты позволил львёнку сотворить с тобой такое? С каждым хлёстким движением душа рвётся на части. Он хотел отомстить — отомстил, теперь же это походило на взаимоневыгодное уникальное торговое предложение, как бы выразился недомаркетолог.       — Ещё, значит, — нервно рассмеялся Клауд, ощущая себя не в своей тарелке. — Хорошо, мой генерал. Как пожелаете.       Он удалился за бутылкой виски и стаканом. Они находились в личных покоях генерала, где стояло всё необходимое для того, чтобы повеселиться. Клауд с видимым равнодушием налил себе алкоголя и сделал несколько быстрых глотков. Закашлялся. Мало того, что душат слёзы, ещё и это, но сейчас уже хотя бы не тошнит — просто хочется выйти в окно и всю эту «чехарду» закончить.       Займи место.       Будет громко.       Прости, будет громко.       Скопив немного виски во рту, Страйф подошел в поднявшему брови Сефироту и прыснул на него спиртосодержимым. Словно в лаву попали кусочки льда.       — Бля…       Страйф отдалился, словно готов был к броску дикого зверя.       — Кайф, — опьянённо произнёс генерал.       Секрет не в том, что за большой силой большая ответственность. Тут принцип роженицы — часы мук обычно оборачиваются либо эйфорией, либо депрессией. Генерал кайфовал как раз именно так. А Страйф для него был удобным инструментом. Как говорится, не самому же дрочить, право слово? Крохотный катализатор.       С наивными голубыми глазками, юный Страйф молча трясся от ярости, обиды и бессилия. По щекам не текли слёзы. Текли капли крови прямо на ледяной полированный мраморный пол.       Есть деньги, нет чувств.       Детка, я пуст.