*******
Сегодняшний день в Деревне Дождя был необычайно солнечным. На небе не было ни одной тучки, и утреннее Солнце полноценно проливало свой свет на просыпавшуюся ото сна деревню. Лёгкий ветерок гулял по полупустым улицам, нагоняя волны на лужи, оставшиеся после вчерашнего ливня. Тоби задумчиво смотрел на восходящее светило, сперва даже не заметив появившегося в комнате Зецу. — Запечатывание Шестихвостого прошло успешно, — начало рапортовать существо, напоминавшее помесь растения и человека. На это ученик Мадары лишь хмыкнул, не соизволив повернуться к собеседнику. — Откровенно говоря, — Учиха наконец заговорил, поворачивая голову в сторону подчинённого, — шиноби Кири были слабы и даже не смогли должным образом задержать нас… А если защитники одной из Великих Деревень так ничтожны, наших нынешних сил более чем хватит, чтобы собрать всех девятерых… — И тем не менее, кто-то лишил тебя руки… — ехидно подметил Зецу. Лже-Мадара, услышав эту подколку, мгновенно предстал перед человеком-растением, сдавливая его горло в руке. Лицо мужчины исказила злобная улыбка, он начал медленно сдавливать горло подчинённого в пальцах. — Я бился не с шиноби Кири, чёртово растение, а с джинчурики Девятихвостого. Этот пацан… позволил нанести себе удар и смог отсечь мне руку… Но ничего, рука из клеток Первого Хокаге уже полноценно прижилась… — осматривая свою новую руку, сказал Тоби. — А теперь передай Пейну, чтобы начал готовиться. Как закончим с Хачиби, придёт очередь Узумаки… Клон Обито выпустил горло Зецу из руки, отходя обратно к краю балкона. — За Семихвостым ты уже выслал людей, но кто тогда будет захватывать Восьмихвостого? — Зецу было не до конца понятно, кто будет сражаться со вторым по силе после Девятихвостого зверем. — У меня есть один человек на примете… впрочем, тебя это не должно касаться… — Тогда мне интересно, как же Пейн победит джинчурики Девятихвостого, если даже ты не смог одолеть его, — после слов Зецу, комнату наполнила невероятно мощная жажда убийства. Тоби медленно повернул голову и Зецу увидел два Вечных мангекё-шарингана, медленно вращавшихся и своим пронзительным взглядом, просто уничтожавших разведчика Акацуки. Гордость истинного лидера Акацуки была уязвлена после боя с Наруто, и не хватало ему ещё выслушивать колкие словечки какого-то растения. — Я сражался с этим мальчишкой не в полную силу… И уже тогда, им двигала воля Девятихвостого, а не его собственная. К тому же… я кое-что ему рассказал, что точно оставило на нём след… — Учиха ядовито ухмыльнулся, вспоминая последние минуты жизни Обито. — То, что его чёртов сэнсэй сдох… и его лучший друг тоже… — Полагаю, ты рассчитываешь на то, что он эмоционально не сможет вести бой… Тоби медленно закрыл глаза, формулируя ответ на предположение Зецу. И ответ этот, не заставил себя долго ждать: — Каким бы сильным не был человек, каковы бы не были его убеждения… боль сломает даже самого крепкого человека…*******
Прошло ещё два дня, прежде чем Наруто выписали из больницы, даже несмотря на то, что отлёживаться там ему и не нужно было, в отличии от Эми. Множество повреждений внутренних органов, сломанные рёбра и как оказалось, сломанная рука требовали ухода за ней. Поэтому, как бы Эми не хотелось побыстрее свалить из этой деревни, всей группе пришлось задержаться… Но впрочем, сейчас не об этом. Группа была готова выйти обратно в Коноху, и Мизукаге лично вышла проводить их. — Примите мою искреннюю благодарность, — Мэй с благодарностью смотрела на группу шиноби Конохи, в числе которых были Киёми, Наруто и Эми. — И передайте госпоже Цунаде, что Туман готов к близкому сотрудничеству с Листом. — Обязательно, — на Киёми не было лица. Все эти дни, что прошли с боя против Итачи и новости о смерти Широ, она изменилась на глазах. Из неё не было возможно выудить и слова, глаза потухли, став абсолютно чёрными, словно безлунное небо. Она долго оплакивала своего парня, осознавая, что смерть снова забрала у неё близкого человека. — Идём, — монотонно произнесла Учиха, и отворачиваясь в сторону от ворот Киригакуре, медленно побрела по дороге, а за ней и остальные… Следующие два дня до Конохи прошли спокойно. Ни разбойников, ни кого либо ещё на дорогах не встречалось шиноби Листа. Но… всё это время, Наруто провёл в абсолютном безмолвии. Его взгляд был холоден и пронзителен, будто самый крепкий январский мороз, и в то же время, столько боли в нём ощущалось. Смотря в эти глаза, наполненные лишь холодом и затаённой где-то в самых глубинах сердца болью, Эми видела саму себя. Такой, какой она бы оставалась всегда, если бы не Наруто. Этот мальчуган с волосами цвета пшеницы и озорными глазами цвета небес, помог ей победить ту боль, что годами таилась в её душе, и джинчурики Санби для себя решила, что обязательно поможет ему… Подходя к вратам Конохи, Наруто медленно поднял голову вверх, и взглядом пересёкся с Цунаде, стоявшей там. Взгляд внучки Хаширамы был полон печали и грусти, и Наруто, видя это, отвёл свой взор в сторону. Слишком многое здесь напоминало ему о том, что произошло с его лучшим другом и учителем. Сенджу после новости о смерти Широ, два дня не смыкала глаз, постоянно находясь рядом с Джирайей, пребывавшим в коме. Хокаге было больно от одной лишь мысли, что ей самолично придётся рассказать о том, что неумолимый рок вновь отнял ещё одного ученика у старика, подобно тому, как это случилось с Минато и троицей Дождя. Но ещё сильнее её сердце заболело, когда стоя здесь, она увидела лицо своей ученицы. — Киёми… — Цунаде вырвала свою ученицу из раздумий, заставляя Учиху остановиться. — Соболезную… Учиха ничего не ответила, со скорбью в глазах смотря на свою наставницу. Девушка пронзительным взглядом испепеляла Пятую Хокаге и медленно подняла руки, заключая лидера Конохи в своих объятиях. — Спасибо, Цунаде-сама… — Киёми тихо всхлипнула, продолжая держать Сенджу в своих объятиях. Женщина с жалостью провела рукой по голове девушки, прижимая её к себе и продолжая поглаживать, чувствуя горячие слёзы, капавшие с глаз Киёми. — Всё в порядке? Дай осмотреть тебя, — Шизуне, тоже находившаяся здесь, подбежала к Эми, державшейся рукой за бок. — Сломаны рёбра и левая рука, а правого глаза и вовсе нет… — отозвалась Эми, аккуратно протягивая свою руку к Шизуне. Даже спустя несколько дней, боль в теле не проходила, хоть и не была такой сильной, как до этого. — Вот что, мы сейчас же идём в больницу, тебе лучше побыть под наблюдением медиков недели на две… — Я не могу, — Эми сразу начала отказываться, переводя взгляд на Наруто. — Брат… я не могу оставить брата… Джинчурики Кьюби словно не слышал своего окружения, продолжая медленно идти вперёд, опустив голову. Ему не было никакого дела до того, что происходило вокруг. Желание делать что-либо исчезло, оставляя лишь апатию, безмерную тоску и омрачение. — Поймите, я нужна ему… — джинчурики Трёххвостого сделала свой голос более тихим, указывая кивком в сторону брата. — Я не хочу оставлять его в самый тяжёлый для него час… Наруто мельком услышал этот разговор, выходя из своих раздумий и поворачивая голову к сестре. — Всё в порядке, Эми, — его лицо исказила фальшивая улыбка, скрывавшая боль. — Но Шизуне-сан права, тебе действительно лучше пока побыть под наблюдением врачей… Эми начала протестовать против этого, но Узумаки больше не слышал её. Засунув руки в карманы и потупив глаза вниз, джинчурики Девятихвостого медленно, не спеша шёл вперёд, не обращая внимания на радостные крики детей вокруг. Всё, чего ему хотелось — это покой. Уединиться в каком-нибудь укромном месте и остаться наедине с самим собой. — Брат… — на уцелевшем глазу Эми начали наворачиваться слёзы, она должна быть с ним, а не в больнице. Он — смысл её существования, и она не может оставить его в самый трудный для него час. — Не уходи… без меня… — Идём, лучше ему побыть одному… — Шизуне положила руку на плечо девушки, уже чувствуя, как та хочет сорваться с места и рвануть к Наруто. — У тебя ещё будет время встретится с ним, Эми-чан… Я понимаю, он твой брат, но тебе сейчас тоже нужен покой… Эми с волнением и искренней, сестринской любовью смотрела вслед человеку, в котором она видела смысл своего существования. Слабый ветерок растрепал расплетённые красные волосы, по левой щеке скатывалась капля слезы. Неспешно добравшись до своего дома и остановившись у двери, джинчурики медленно открыл её, делая тяжёлый выдох. У него оставались силы лишь на то, чтобы сейчас дойти до постели и завалиться в неё. Ощущение аппетита и жажды покинули его, уступая своё место вселенской скорби и невыносимой горечи. Парень неспешно повернул ручку, открывая дверь. В прихожей царил полумрак, окна были зашторены, и лишь на кухне горел свет. Хмыкнув и закрыв за собой дверь, Наруто сделал ещё один шаг и почувствовал, как наступил на что. Он раздражённо перевёл взгляд вниз, видя там обувь. — Ино… — Наруто понял, кому принадлежали эти сандалии. Он одним движением ноги отодвинул их в сторону, делая ещё несколько небольших шагов вперёд. — Ты вернулся… — Ино тихо вышла с кухни, смотря в измученное лицо своего парня. Наруто безмолвно стоял на месте, его взгляд был устремлён в одну точку, просто прожигая Ино. Яманака вздрогнула, видя тот холод и безразличие ко всему, что были в глазах Узумаки. В них не было больше того света и яркости, что были до того, как он ушёл сдавать этот злосчастный экзамен. Ино знала о том, что Широ не стала, и она прекрасно понимала, что сейчас приходится чувствовать Наруто. Она медленно подошла, кладя свои руки на плечи Наруто и прижимая его к себе. Узумаки вздрогнул, ощутив прикосновение к себе. Его взгляд упал на Ино, прижавшуюся к нему. Рука Наруто машинально обхватила талию девушки, он чувствовал, что Ино искренне сострадает ему. — Похороны послезавтра, в десять утра… — продержав парня в своих объятиях, Яманака наконец выпустила его и отстранилась, начиная надевать свою обувь. Узумаки стоял на месте как вкопанный, будто не слыша слов своей девушки. — Наруто… — собравшись уходить, Ино повернулась к джинчурики Кьюби, — прошу… будь сильнее и… прими мои соболезнования… — Яманака поцеловала Наруто в щёку, наконец вызывая реакцию у него. Ученик Обито устало отвёл взгляд в сторону, ему даже говорить не хотелось ни с кем. И Ино это понимала, она медленно закрыла за собой дверь, оставляя парня одного. Закрыв дверь на замок, и не снимая обуви, Узумаки медленно поднялся в свою комнату. Он устало плюхнулся на кровать, его неподвижный взгляд буравил потолок. И лишь одинокая слеза сползла медленно по щеке, падая на застеленную кровать. — Сэнсэй…*******
На следующий день, пытаясь хоть как-то отвлечься от гнетущей его душу тоски, Наруто прогуливался по деревне. Но ни яркое Солнце, ни повсеместное веселье, не помогали ему. Узумаки как был мрачнее тучи, так и оставался. — Говорят, три дня держит, и потом забываешь… но… к чему вся эта ложь? Душа всё равно будет болеть… — джинчурики пнул небольшой камешек под ногами, продолжая свой путь в никуда. — И лишь смерть станет лекарством… Продолжая идти в полной тишине и полностью погрузившись в мрачные думы, Наруто и не заметил, как подошёл к дому Киёми. Лишь заметив на своём пути фонарный столб и обогнув его, Узумаки наконец соизволил поднять глаза вверх, осматривая знакомую ему улицу. — Кажется, Киёми живёт здесь… Медленно ступив на порог дома, Наруто тихо щёлкнул дверной ручкой, сдвигая с места деревянную дверь. В прихожей было темно, свет повсюду был выключен, а окна зашторены, от чего и царил такой полумрак. Узумаки сделал несколько шагов вперёд, прежде чем услышал тихие всхлипы, доносившиеся из боковой комнаты. Джинчурики бесцеремонно открыл дверь, и увидел Киёми. Девушка сидела на кровати в одном лишь нижнем белье, сложив руки на груди и уткнувшись глазами в колени. На полу, рядом с кроватью, лежало множество уже использованных салфеток и фотография. Пусть в комнате и было темно, но Наруто отчётливо разглядел, кто был на ней изображён. — Ч-чего тебе? — Киёми подняла голову, почувствовав вторжение в своё пространство. Глаза Учихи были красным от слёз, щёки влажными, и смотря на неё, сердце Наруто только сжималось от той боли, что была в этих глазах. Девушка была разбита горем от утраты своего парня. Человека, который был ей столь же близок, как старшие братья. — Похороны завтра в десять… — не зная что ему ответить, изрёк Наруто. — Я… знаю… И… прошу, оставь меня, Наруто… я хочу быть в одиночестве…*******
Дождевые облака затянули небо, мелкий дождик капал вниз, постепенно усиливаясь и превращаясь в самый настоящий ливень. Множество людей в траурной одежде стояли у памятника героям Конохи, воздвигнутом в честь ниндзя, что отдали свои жизни, чтобы Коноха могла процветать. Сегодня, на этот памятник было нанесено имя человека, которого многие ненавидели в родной деревне, видя в нём его отца — опасного и беспринципного нукенина. Но он всем доказал, что сын за отца не отвечает, верно служа Конохе и отдав последние мгновения своей жизни на то, чтобы та информация, которая помогла бы одолеть Акацуки, оказалась в руках Хокаге. — Широ… — стоя перед памятником, Наруто вспоминал свои лучшие моменты жизни, связанные с первым человеком, ставшим ему самым близким и верным другом. Другом, который разделял с ним одну боль. Узумаки сконфуженно поджал губы, по его щекам стекали слёзы, одна за другой. — Почему… почему ты ушёл так рано? — парень упал на колени, прожигая своим взглядом имя на монументе. — Успокойся, Наруто… — мрачно процедил Какаши, подходя сзади и кладя руку на плечо парня. — Слезами горю не поможешь… Широ был действительно хорошим человеком, прожившим незаслуженно мало… но я уверен, что он бы не хотел видеть тебя таким разбитым… — Какаши-сэнсэй… прошу… не говорите ничего… — мельком посмотрев назад, Наруто заметил, как пришедшие проститься с Широ люди, начинают расходиться. — Я не настроен сейчас на разговор… но… спасибо за поддержку… — он еле нашёл в себе силы, чтобы улыбнуться, тут же отворачиваясь обратно к памятнику. — И… я прошу вас… оставьте меня одного… — Наруто, пойдём, — Ино начала медленно подходить к Узумаки, сидевшему на земле, но Какаши остановил её. — Он хочет побыть один, Ино… не будем лучше ему мешать… Хатаке вместе с Яманакой покинули Наруто, и теперь, Узумаки находился у памятника один. Он медленно встал на ноги, доставая из своего траурного кимоно небольшой свёрток. Джинчурики с тяжёлым сердцем поднялся к самому основанию обелиска, тут же вставая на колени и разворачивая свёрток, даже несмотря на то, что дождь превратился в самый настоящий ливень, беспощадно хлеставший землю. — Прощайте… сэнсэй… — Узумаки бережно положил осколки от маски наставника, смотря на памятник и на имя человека, что заменил ему отца и даровал тепло и заботу…