Аделаида

      Просыпается Игорь в своей квартире. Вся головная боль, которую он чувствовал раньше, с теперешней ни в какое сравнение не идёт. Телефон, что лежит рядом, разряжен. Игорь кряхтит, поднимается и ставит его на зарядку. Пока ждёт, умывается и переодевается — пахнет от него ужасно. Чтобы как-то свои мучения облегчить, он выпивает таблетку.       Когда телефон включается, Игорь видит семнадцать пропущенных от Юли. Тут же набирает её. Юля сбрасывает. Через минуту приходит сообщение. Юлечка Приезжай, поговорим. 10:50       Как он доезжает до Юли, Игорь не помнит. Чего ожидать, тоже не знает. Но в конце концов, Юля — взрослый человек. Взрослый! А Гречкина — сопля блядская! Да… Вот только вчера вместо того, чтобы с Юлей в театр пойти и Гречкину больше никогда в жизни не видеть, он почему-то именно её выбрал.       Поднимаясь по лестнице, Игорь думает, как дверь лучше открыть: ключом или в звонок позвонить. Решает всё же ключом, чтобы не отвлекать сильно.       Он не торопится, медленно снимает обувь, кепку на крючок вешает и только потом в комнату проходит.       Юля на кровати сидит, в ноутбуке что-то делает. — Привет, — говорит он, в дверях стоя. — Привет, — Юля в компьютер смотрит, на Игоря глаз не поднимает. — Юль, ты прости, — Игорь носом шмыгает. — Вчера суд был… — Я знаю, — кивает Юля. — Мне Дима рассказал всё. И про суд, и про работу, — она ноутбук разворачивает. — И про Киру Гречкину.       Игорь на экран смотрит. На нём целый коллаж вчерашних фотографий, где видно и его, и Гречкину возле зала суда, и как он её закрывает, и как они, взявшись за руки, убегают. «Эти падлы журналюги как будто глазами фоткать умеют», — вспоминает он вчерашние слова. — Юль, я… — Стоило раньше, наверное, догадаться, — продолжает Юля, — кто тебе написывал, кому ты звонил. Да в принципе, откуда у тебя телефон такой взялся неожиданно, хотя в холодильнике мышь повесилась. Не знаю, верить тебе просто хотелось.       Юля встает и шкаф открывает. — У нас с ней… — Всё, Игорь, всё, — Юля коробку ему в руки впихивает. — Я не хочу ругаться, правда. Вот твои вещи. Всего хорошего. Бегай за своей малолеткой, сколько влезет. Давай. Кире Гречкиной привет.       Ключи Игорь оставляет на тумбе у входной двери. На ватных ногах доходит до машины, вещи в багажник загружает. Ехать с этим скарбом домой он точно не собирается. Да и дело со вчерашнего дня незаконченное осталось.       После долгого стука в дверь (звонок — для людей в лучшем, чем у него, настроении) Гречкина всё же открывает. Она потирает глаза, из одежды на ней только дорогая (как же иначе?) пижама и тот же розовый халат. — О, Игорь, привет, — зевает она. — Как самочувствие?       Игорь её за волосы хватает — о, как давно хотелось! — и внутрь затаскивает. — Что ты мне вчера подмешала, дрянь? — Да не хватай меня! — Игорь только сильнее кулак сжимает. — Ладно-ладно! Экстази! Только отпусти! — Блядь… — он раскрывает ладонь, и за голову берётся.       Гречкина уходит куда-то. — Выпить хочешь? — громко спрашивает она. — Да ты объяснить мне можешь, — Игорь за ней идёт. Прямо на кухню. Оценивать убранство роскошное не время. — Зачем ты это делаешь?! Что с тобой не так?!       Гречкина к нему поворачивается и, прежде чем сказать что-либо, от удивления рот раскрывает, руки на груди складывает и пальцами постукивает. — Со мной всё так, как и было раньше. И мне всё нравится. Я тебя, между прочим, не держу и ни к чему не принуждаю. Ты уже давно приходишь ко мне сам. Я тебя даже на суд не звала, — она подходит, и Игорь видит, как она языком по нижним зубам проводит. — Я нужна тебе, Игорь. Просто признайся. Всем легче будет.       У Игоря даже дыхание перехватывает, и он засмеялся бы от этой наглости, если бы не был так зол. — А ну-ка притормози, — он толкает её в плечо. Несильно, но ощутимо. — Кто ты вообще такая? Ты просто шлюха, у которой от денег и наркоты крышу снесло!       Гречкина пополам сгибается, хватается за живот и бесшумно смеётся. — А ты сам-то не шлюха? Это я человек свободный, а у тебя, насколько я знаю, девушка есть… — Благодаря тебе больше нет. — Не надо на меня ответственность перекладывать! Сам постоянно меня то ребёнком, то девочкой называешь! А сейчас вдруг я во всём виновата оказываюсь! Удобно ты устроился, взрослый дядя! — Да будь ты моим ребёнком, я бы тебя уже в детдом отдал, чтоб глаза мои тебя не видели! — А меня папа в детстве пугал, что, если я себя плохо вести буду, придёт злой дядька-милиционер и заберёт меня. Как же это он так угадал?! — Так, иди сюда!       Стоит Игорю сдвинуться с места, Гречкина срывается и на второй этаж убегает. Игорь поднимается и осматривается. Открытая дверь только одна. Игорь заглядывает внутрь и видит просторную спальню с большой кроватью и окном во весь рост. На стенах висят картины, а на тумбочке возле кровати — фотография в рамке.       Под кроватью слышится шебуршание какое-то. Игорь наклоняется и Гречкину видит. — Вылезай, ругаться не буду, — качает он головой. — Точно? — с осторожностью спрашивает она. — Да точно, — лицо у Игоря расслабляется, и он улыбается.       Она вылезает, а Игорь на кровать садится и фотографию в руки берёт. Фотография старая, выцветшая. На ней молодая девушка с длинными кудрявыми волосами. Она улыбается и смотрит куда-то вдаль. Почему-то сразу чувствуется какая-то… Надежда что ли? — Это моя мама, — объясняет Гречкина и, по ощущению, на кровать ложится.       На Гречкину она правда похожа чем-то. Глаза у неё такие же. Теперь Игорь вспоминает и видит в ней ту женщину, которая Гречкину из отделения забирала.       Игорь фотографию обратно ставит. — Завязывай, — он поворачивается к Гречкиной. Она и правда на кровати лежит, руки под головой держа. — Серьёзно. Это того не стоит. Поверь мне: я с наркоманами работал. — Да ладно, — Гречкина рукой по свободной стороне кровати хлопает, рядом прилечь предлагает. — Захочу бросить — и брошу. — Все так говорят, — Игорь не ложится, просто садится поглубже. — Может, тебе в диспансер какой лечь? — Ты долбоёб что ли?! — Гречкина приподнимается и упирается на локоть. — Какой диспансер?! — Да обыкновенный — наркологический. — Да я ж не постоянно юзаю. Я так, балуюсь. — Балуется, — Игорь ненадолго отворачивается, обводит взглядом всю комнату и снова на Гречкину смотрит. — Добалуешься когда-нибудь. Я понимаю, конечно, мозги ни за какие деньги не купишь, но ты бы хоть попыталась.       Гречкина бьёт раскрытой ладонью ему первый раз по плечу, второй — по шее, а на третий раз Игорь её руку перехватывает. Она вырывается, второй рукой его ударить норовит. Игорь и вторую руку перехватывает и, чтобы поспокойнее была, над Гречкиной нависает. Пусть не мечтает даже. И Игорь смеётся, потому что даже злой она опасной не выглядит: хмурится и, как ребёнок, нос морщит. Даже умиление немного вызывает.       Хватает её ненадолго. Она прекращает бороться и лежит смирно, в потолок смотрит. Игорь, на свой страх и риск, решает её отпустить, но одну руку она ему убрать не даёт. Сжимает её мягко, пальцем по ней водит.       Игорь улыбается. Способности перевоплощаться Гречкиной ещё учиться и учиться. Чувства этот зверёныш вызывает самые разные. Сейчас вот тёплые: не бесится, не орёт, руку по-детски так держит. Игорь её второй ладонью накрывает. — Не уходи, пожалуйста, — просит она, глаза поднимая. — Да куда ж я уйду? Ты ж меня, зараза, везде достанешь, — Игорь усмехается.       Гречкина отворачивается и на бок ложится. Она молчит. Игорь тоже молчит, думает: уйти или остаться, и если остаться, то что сказать или сделать? И надо ли делать что-то? У него с этим всегда туго было.       Она трястись начинает. Игорю это уже не нравится. Он осторожно, в матрас упираясь, наклоняется, чтобы лицо её увидеть. — Ты плачешь что ли?! — спрашивает он, замечая слёзы.       Гречкина только головой дёргает, чтобы закрыться больше. Игорь её за плечо разворачивает и приближается, почти носом с ней сталкивается. — Не смотри на меня! — она пытается руки к лицу поднести, но Игорь не позволяет. — Что случилось? — спрашивает и лицо её руками обхватывает. — Я обидел тебя?       Она мотает головой. — Тогда что? — не понимает Игорь.       Она заплаканными глазами на него смотрит и всё ещё не говорит ничего. Девочка, кажется, совсем запуталась и, возможно, влюбилась зачем-то. Но в этих красных глазах есть что-то притягательное. — Мне хочется тебя поцеловать, — говорит она наконец. — Можно?       То, что она об этом спрашивает, Игоря уже удивляет. «Можно»… Ни «быстро», ни «дай» — «можно». Она, оказывается, слово это знает. В какой раз она его говорит? В первый? Но, раз знает, уже всё не так запущено. Её за это похвалить надо.       Игорь сам её целует. Языком чувствует мягкие губы. Она приоткрывает рот, руками за его волосы хватается. Игорь пирсинг её чувствует и вкус алкоголя немного. Она что, с утра уже выпила?       На чтение морали у него нет ни времени, ни права, когда он сам сейчас в её кровати и почти в её распоряжении.       Гречкина садится, поцелуй разрывая, халат снимает и майку пижамную. Игорь взглянуть вниз не смеет, но сам раздевается. Справившись с парой пуговиц, рубашку через голову снимает.       Она поспевает раньше него и сидит, раздетая полностью. Только тогда Игорь позволяет себе на неё посмотреть. У Гречкиной с десяток татуировок по всему телу и плечи в веснушках. Она его внимание чувствует, и оно ей, конечно, нравится. Она руками медленно от шеи проводит — по ключицам, рёбрам, вокруг груди (Игорь не разбирается, но кажется она настоящей), по животу мягкому, — и под руками собственными выгибается, выгибается. По бёдрам — до колен — скользит и медленно их разводит.       Игорь к тому времени с одеждой своей уже разбирается. По талии её горячими ладонями снизу вверх проходит и чувствует мурашки по её коже. — У тебя… есть? — сухо спрашивает он.       Она кивает, к тумбочке тянется, на четвереньки вставая. Спину выгибает, Игоря поддразнивая. У неё есть. Конечно, есть. Было бы странно с таким «послужным списком» их при себе не держать. Она протягивает ему презерватив в серебряной упаковке. Игорь раскрывает — руки почти не слушаются — и раскатывает по всей длине. Не очень он понимает, в какой позе это делать лучше. Гречкина ему и с этим помогает. Она сесть его заставляет, на спинку кровати облокотившись, а сама сверху садится.       Гречкина глаза прикрывает и голову приподнимает, а Игорь выдыхает тихо, её за талию держит. Она застывает, руки ему на плечи положив. Ничего не делает, просто ему в глаза смотрит. Игорь сглатывает и челюсть сжимает. — Расслабься, — Гречкина мягко улыбается и так же мягко по его щеке рукой проводит.       И вот тогда Игорь понимает, что проиграл. С треском, с позором. А раз так, терять ему больше нечего. — Да, девочка, — шепчет он.       Гречкиной этого достаточно. Она начинает двигаться. Без разогревов — сразу ритмично и быстро. Им долго подготавливаться ни к чему. Натренировались уже оба: он — с возрастом, она — с опытом.       Игорь голову запрокидывает, руками Гречкиной двигаться помогая. А она хороша, нечего сказать. Внутри неё тепло и влажно. Игорь дышит тяжело, и глаза сами по себе закрываются.       Он над собой усилие делает, чтобы совсем уж истуканом не сидеть: языком ей по груди мажет и в шею целует. Прикусывает немного и воздух в себя втягивает — помечает. Чтобы все знали — её трогать больше никому нельзя. — Да, папочка! — выдыхает Гречкина у него над ухом. — Э! — Игорь её звонко по откляченному заду шлёпает. — Давай без это хуйни. Я тебе не отец.       Больше она ничего не говорит. И Игорь тоже. Так и сливаются они — Гром и Гречкина — просто мечта логопеда какая-то получается…

Я помню движение губ, Прикосновенье руками. Я слышал, что время стирает всё. Ты слышишь стук сердца — Это коса нашла на камень…