Аделаида

      Звонок раздаётся около трёх часов ночи. Телефон звонит под подушкой. Игорь просыпается после первых же нот рингтона. Быстро хватает мобильник и старается разлепить глаза, чтобы имя контакта прочитать. Спросонья ему кажется, что звонит Гречкина. Деформация уже, наверное. Он трёт глаза и смотрит внимательнее. «Девочка». Он быстро отвечает. — Девочка, что случилось?! — почти кричит он, и голос эхом отражается от стен пустой квартиры. — Игорь!.. — по голосу кажется, что она задыхается. — Игорь, мне плохо!.. — она говорит, как будто пьяная. Но, похоже, она не пьяная. — У меня передоз… — она озвучивает его худшее предположение. — Приезжай, пожалуйста… Мне плохо…       И вопрос в голове Игоря сейчас может быть только один. — Где?..       Как писал когда-то Бродский и пел после этого «Сплин», смерть — это то, что бывает с другими. Но Гречкина, очевидно, Бродского не читала и «Сплин» вряд ли когда-нибудь слушала (хотя Игорь предлагал и не раз). А ещё, видимо, голову включать так и не научилась. Но времени на то, чтобы ругать её за незнание классики, даже мысленно, нет. У Игоря всё сжимается внутри. До тошноты. До изжоги. Он гонит, нарушая все известные ему правила дорожного движения, рискуя на мокром от дождя асфальте развернуться на сто восемьдесят. Если успеет, стрясёт с неё потом денег на штрафы. Если нет, тогда на штрафы будет уже положить.       До их отеля он доезжает минут за десять. На стойке администратора даже не спрашивают уже, что ему надо и куда он идёт. Лифт ждать долго — взлетает на третий этаж по лестнице. Их номер оказывается не заперт. Глупая, глупая девочка…       Игорь в потёмках её силуэт на полу замечает. Она кричит. Отвратительно, херово, но она хотя бы живая. Игорь первым делом скорую вызывает.       Гречкину усадить тяжело, хотя весит она немного. В темноте не видно, но, кажется, она вся белая. Игорь зажигает свет. На полу валяется несколько пакетиков, пустая бутылка элитного алкоголя, и виднеется мокрое пятно, скорее всего от рвоты.       Гречкина кричит громче, закрывает лицо. Губы у неё посиневшие. Игорь её за руку хватает, нащупывая венку, считает пульс. Один… Два… Пульс пятьдесят три.       Глотая воздух и щурясь от света, Гречкина заваливается на бок и тошнит прямо на ковёр. Игорь усаживает её обратно и совсем не чувствует, как по лицу скатываются слёзы. — Не спи, — просит он и растирает ей лицо. — Не спи, пожалуйста!.. Тебе нельзя спать… Ты меня слышишь, Кира?! — Слы… шу… — у неё закатываются глаза и дрожат губы.       Игорь её мимолётно в лоб целует, а потом массировать продолжает. Лицо, уши, шею, грудную клетку. Из эмоций и чувств сейчас только горло щемящий страх. — Не засыпай, пожалуйста… — уже шепчет он и боится, как бы собственные силы не исчерпались.       В коридоре слышится громкий топот. В номере появляются врачи. Игорь вздыхает, не с облегчением — с грустью, болезненной и тяжёлой, и отходит, давая им больше места. — Вы кто? — спрашивает один из них. — А? — до Игоря суть вопроса доходит не сразу. — Да так… Личный телохранитель…

***

      Солнце светит уже вовсю. Полдень. Жарко. Особенно Игорю, всё это время не спавшему. Отвлечь себя не получается ни второй пачкой сигарет, ни кофе из автомата: в горло не лезет. Не помогает даже уже, наверное, сотый круг вокруг больницы. И не пускают к ней. Черти. Падлы.       Когда разрешают, Игорю кажется, он с ног кого-то сбивает, пока до палаты бежит. Палата отдельная — Игорь договорился.       Гречкина в сознании. Она лежит под капельницей. В этом освещении, в больничной одежде, с растрёпанными белыми волосами… Она такая светлая… Чистая… Да, это слово…       Игорь неспешно подходит. Идиотом себя считает: за всё это время не догадался цветы купить. — Привет, — тихо говорит он. — Как себя чувствуешь?       Гречкина вздыхает. — Ты злишься на меня, да? — спрашивает она, не поднимая глаз. — Я опять всё испортила… — Нет, что ты? — Игорь её свободную руку сжимает и рядом присаживается. — Прости меня, — хочет сказать привычное «Девочка», но передумывает, — Кира…       На лице Гречкиной мелькает ослабевшая улыбка. — Так ты моё имя знаешь? Не ожидала, — она наконец на него смотрит. — Знаешь, я подумала… В общем…       Она медлит, и за эти три секунды Игорь успевает перебрать все возможные продолжения её слов, от «нам надо расстаться» до «лучше бы меня не спасали». — Я лягу на лечение, — договаривает она.       Игорю хочется её обнять. Покрепче, посильнее. Вместо этого просто целует ей ладонь. — Ты молодец, — говорит он, немного головой качая.       Он отпускает её руку и встаёт. Мысль одна появляется. Глупая, с какой-то стороны, но ему очень романтичной кажется. Он с себя свою кепчонку снимает и ей на голову нахлобучивает. — Ты чего? — начинает Гречкина, её ощупывая. — Это же… Твоя… — Она твоя, о ангел мой… — Игорь улыбается и очень-очень ломано строчку эту пропевает. — Она твоя всегда, — заканчивает за него Гречкина. — Я помню. Знаешь, я ещё кое-что сделать хочу. Мне твоя помощь будет нужна…       Игорю становится интересно…