i want a kiss like my heart is hitting the ground

      - Ты что-то хотела, Осаму-сан? – спрашивает Чуя, её сердце бьётся в груди словно барабаны во время войны.       На это Дазай Осаму улыбается ещё шире.       - Такая вежливая, Чу-чан, - говорит она. – Однако, мне кажется, тебе скорее следует называть меня своим семпаем.       Чуя старше её, она знает это. Чуя родилась в апреле, а Дазай Осаму – спустя два месяца, в июне. Но дело не в возрасте, а в статусе. Опекун Дазай Осаму – сам Лорд Мори. Учитывая это, сложно найти хоть кого-то с большим авторитетом, чем у неё.       - Прошу прощения, - говорит Чуя сжав зубы. – Что ты хотела, Осаму-семпай?       Дазай Осаму затягивается сигаретой. После долгой минуты, она выдыхает дым через ноздри, словно дракон.       Чуя прикусывает язык, сдерживая себя сначала от одной колкости, потом от второй. Она научилась этому трюку в тринадцать лет. Если Дазай Осаму хочет её впечатлить – это не работает. Однако, Чуе не кажется, что та пытается её впечатлить. Она скорее хочет раззадорить Чую, и у неё это получается хорошо.       - Осаму-сама, - говорит она с придыханием и повышая тон голоса, от чего мужчины обычно удивленно моргают. – Прошу, расскажите мне, что Вам нужно, чтобы я смогла удовлетворить все Ваши потребности.       Дазай Осаму вздыхает, опуская плечи. Она тушит сигарету о каменную стену церкви и выбрасывает бычок в самую гущу куста роз.       - Не представляю, почему ты думаешь, что я хотела с тобой поговорить. Так получилось, что я курила, и так получилось, что ты оказалась здесь, разве нет?       Чуя думает об этом. Если Дазай Осаму на самом деле что-то от неё нужно, её появление здесь в то время дня, когда Чуя почти ежедневно выходит на прогулку, было бы идеальным. Но... Но в то же время — это слишком самоуверенно с её стороны – предполагать, что Дазай Осаму знает расписание её прогулок. С чего бы ей это знать? Они посещают разные занятия, и даже с натяжкой их нельзя назвать друзьями.       - Понятно, - говорит Чуя. Возможно, это и совпадение, но взгляд Дазай Осаму в прошлое воскресенье, готовый прожечь Чую насквозь, точно совпадением назвать нельзя. – Могу я помочь Вам выбраться из роз, Осаму-сама? – спрашивает она и протягивает руку.       Дазай Осаму бросает на неё взгляд.       - Можешь, - провозглашает она, касаясь кончиками пальцев ладони Чуи, впиваясь ими в кожу, отчего по спине Чуи бегут мурашки.       Несмотря на теплый вечер и её огромный плащ, ладонь Дазай Осаму холодная. У неё короткие ногти, с неровными тупыми краями - она явно их грызет. Её кожа светлая, почти белая, светлее кремового – цвет молока, мела, кости. Руки Чуи, с другой стороны, маленькие и веснушчатые, с мозолями на ладонях. У Чуи перехватывает дыхание, и на мгновенье она думает, что потеряет сознание от этого.       Дазай выбирается из куста опираясь на Чую, бездумно поглаживая большим пальцем её ладонь, сама того не понимая, какой ураган вызывает в Чуе. Она даже не пытается быть аккуратной, растаптывая каблуками лепестки роз, оказавшиеся слишко близко к земле. Чуя не говорит ни слова.       Даже после того, как Дазай Осаму выбирается из куста, она не отпускает руку Чуи.       - Думаю, мне нужно вознаградить тебя за такой благородный жест, - говорит Дазай Осаму, наконец-то, наконец-то отпуская руку Чуи.       Она высокая. В теории, Чуя всегда это знала – видела, как она возвышается не только над другими ученицами, но и учителями. Но все же, только сейчас, касаясь руки Дазай Осаму, Чуя осознает - что это значит, когда на тебя смотрят свысока, смотрят одновременно пытливым и ищущим взглядом, с улыбкой, несущей загадку.       Дазай Осаму всматривается в неё на мгновение, после чего её взгляд перемещается к старым деревьям, стоящим на окраине школьной территории. Она протягивает руку в карман пальто и достает оттуда красно-белую пачку сигарет. Она достает одну и протягивает её Чуе.       - Держи, - говорит она, мелькая своими длинными пальцами перед лицом Чуи.       Чуя протягивает трясущуюся руку, наполовину ожидая, что Дазай заберет сигарету себе. Она выхватывает её и крутит между своих коротких пальцев – всех в царапинах и шрамах. Сигарета длинная, с оранжевым кончиком и фильтром – у таких папирос обычно сомнительное содержимое.       - Почему ты не куришь самокрутки? – спрашивает она, пытаясь удержаться на ногах от напора вихря под именем Дазай Осаму. Она решает довериться инстинктам – общаться с ней так же, как и с рабочими на ферме. – Ты бы сохранила немало денег.       Она делает жест руками, пока Дазай не достает из кармана зажигалку. Черт, Чуя обожает курить. Это успокаивает её нервы, устанавливает равновесие внутри. Но её нужно быть осторожной. Если на её униформе останется хоть намек на запах табака, Ито-сан оторвет ей голову. Она ведь должна быть ответственной, показывать пример.       Это всё одна большая ошибка.       Тем не менее, она обхватывает сигарету губами, инстинктивно ладонью прикрывая её конец от ветра. Огонь загорается под её большим пальцем. Она вдыхает. Чуя отдает зажигалку, задерживая дым в легких невыносимо долго. Выдох обжигает её изнутри, невыносимо приятно после почти трех недель без курения.       Дазай Осаму все ещё не отвечает ей. Она пристально следит за Чуей, своими пустыми, огромными глазами. Чуя берет сигарету указательным и средним пальцами и слегка наклоняет её в сторону, будто бы снимая шляпу.       - Я признательна, кстати. За сигарету.       Этого достаточно, чтобы Дазай Осаму пришла в себя.       - Всегда пожалуйста, - говорит она, засовывая руки в карманы.       Она не выглядит заинтересованной в разговоре, а Чую не особо смущает тишина, поэтому она курит, настолько медленно, насколько возможно, стряхивая пепел в легкий ветерок, наслаждаясь сигаретой настолько долго, насколько возможно. Она сомневается, что Дазай Осаму милосердно предложит ей вторую.       Только когда от сигареты ни остается ничего кроме оранжевого окурка, Чуя бросает её на землю и растаптывая её ботинком. На улице холодает. Они определенно пропустили ужин. Сердце Чуи спокойно бьется.       Она искоса смотрит на Дазай Осаму.       - Как мне к тебе обращаться? – спрашивает она. – Я не стану называть тебя "Осаму-семпай". Ты младше меня и мы обе это знаем.       Ответа нет. Значит, она права.       - Мне называть тебя "Осаму-сан"?       Дазай Осаму морщится, неестественное выражение для её кукольного лица.       - Нет. Дазай. Или Дазай-сан, если тебе так хочется, - говорит она, снова надевая свою маску безразличия, словно из театра Кабуки. – Что насчет тебя, мм? Чу-чан?       - Чуя, - отвечает она.       - Хорошо, Чу-чан.       Чуя втягивает воздух. Она удерживает себя от возражений. Никотин немного успокоил её нервы и она заставляет себя умерить гнев, бьющийся глубоко в груди, и по крайней мере на какое-то время это срабатывает.       - Ты пялилась на меня, - говорит она, снова взглянув на Дазай. –Тогда, возле церкви.       Дазай отвечает не сразу. Она снова смотрит куда-то вдаль, но на этот раз она быстро возвращается к реальности. Она напоминает Чуе девочек в комнате отдыха, которые крутят переключатель у радио в попытке поймать лучший сигнал. Однако, Дазай настраивается не на радио, а на голос Чуи.       - Ты и впрямь такая самовлюбленная? – певуче тянет Дазай, не показывая при этом никаких эмоций. – Действительно думаешь, что я смотрела на тебя?       - Ты пялилась, - огрызается Чуя. – Прекращай строить из себя скромницу, Дазай, тебе это точно не идет. Если ты хочешь что-то сказать, скажи это прямо.       Тишина. Чуя сжимает челюсть настолько плотно, что слышно скрежет её зубов.       У Дазай глаза как у совы, замечает Чуя. Она чувствует себя мышкой под опасным взглядом Дазай, кружащей в небесах и поглядывающую вниз в поисках движения.       - Тебя сложно выловить, - говорит Дазай наконец, заставляя Чую, ожидавшую нападки, опешить. – Твои друзья, если их можно так назвать, чрезвычайно пекутся о тебе. Ты много времени проводишь одна, не так ли?       Чуя смотрит на неё долгое время, затем пожимает плечами.       - Типа того.       Но Дазай не собирается менять тему.       - Другие девушки за столько лет в школе объединились в группы, стали подружками с теми, кого они видят каждый день, с кем сидят на обеде. Ты сидишь одна, не так ли? Тебе, кажется, нравится Коё, и ты определенно нравишься Тачихаре, но у тебя нет близких друзей, Чу-чан.       Для Чуи в её речи нет ничего нового, она усвоила и свыклась с этим, потому что другого выбора у неё не было. Когда ты учишься на стипендии, не остается ничего иного, кроме как свыкнуться с тем, о чем другим девушкам не приходится беспокоиться.       - Сколько вечеринок ты посещала? Чьи платья одалживала? – глаза Дазай похожи на две черные дыры, поражающие своей пустотой. – Тебе уже пришло письмо от ухажера? Ты отдала себя первому попавшемуся нежному мальчику? Мы обе знаем, что твой будущий муж нежным не будет–       - Нет! – огрызается Чуя, - Черт. Заткнись.       Она сжимает зубы и отворачивается. Её челюсть начинает болеть от напряжения. Она не замечает, что сжала пальцы в кулак и заставляет себя разжать руку. Она не уверена, что сделает, если Дазай продолжит болтать.       - Нет, у меня нет чертово ухажера, ясно? Черт возьми, - она шумно вздыхает. – Не у всех есть гарантия на хорошее будущее. Если мне пришлют предложение, мне придется согласиться.       - Хм, - говорит Дазай.       Чуя неохотно оборачивается. Дазай больше не смотрит в её сторону. Она смотрит в сторону школы, колышущейся из-за ветра травы, похожей из-за этого на волнистое зеленое море. У неё впалые щеки. Даже в полумраке Чуя видит, что её кожа абсолютно чистая, без намека на пятна или прыщи. Чуе кажется, что если она дотронется до щеки Дзай, она увидит под своим пальцем струящиеся как реки вены. Её скулы выделяются будто бы шрамы. Её волосы достигают пояса, закручиваясь в кудри внизу.       - Пойдем обратно к школе, - говорит она, и Чуе требуется пару секунд, чтобы заметить протянутую руку. – Было бы неприятно, если бы такая красивая девушка как ты потерялась, не так ли? – дразнит она, не меняя выражения лица.       Чуя вздыхает. Ей никак не выкрутиться из этой ситуации, уж точно не при её нынешней, немного заторможенной, работе мозга. Она берет протянутую руку, согласно этикету, как их всегда учили. Касаясь Дазай бедром, она чувствует пачку сигарет в её кармане. Дазай такая высокая, что макушка Чуе еле-еле достает до её подбородка. Как же бесит.       К счастью, Дазай не пытается начать разговор, хотя Чуя и так бы ей не ответила. У неё мягкая, легкая походка, будто бы они на прогулке. Хоть вечер и был теплым, ночью становится по-настоящему холодно. Пока они приближаются к школе, Чуя приживается ближе к Дазай, нуждающаяся в тепле чужого тела и пальто.       - Ты можешь уже отпустить, - кривится Чуя. Дазай выбрала один из боковых входов в библиотеку. Чуя видит лица девочек, прижатые к окнам, с широко распахнутыми глазами следящих за их приближением. Она видит как двигаются их рты, шепча её имя.       Дазай, вероятно, следует за её взглядом.       -Чу-чан смущается? – говорит она легко и непринужденно.       Чуя резко оборачивается к ней, отчего в её шею отдает неприятным щелчком.       - Нет.       - Тогда ты не против, если я провожу тебя до комнаты?       Дазай не похожа на ту, которая стала бы разбрасываться демонстрациями своего влияния, Чуя в этом уверена, потому что этого самого влияния у неё чертовски много. Но. Но. В этом месте слухи распространяются как лесной пожар. Тот факт, что её за руку держит никто иной как Дазвй Осаму вызовет бурные разговоры за завтраком.       Внутри, к окну прижималось все больше и больше лиц.       Если Чуя сбросит её руку, откажет ей, это тоже вызовет много разговоров. То, что её видели идущей под руку с Дазай Осаму одновременно ценно и опасно. Отказать ей у всех на виду – так же ценно и так же опасно.       - Ладно, - говорит Чуя сквозь зубы. – Но внутрь я тебя не приглашаю, так что даже не вздумай спрашивать.       Она крепче сжимает руку Дазай, и другой рукой толкает дверь.       В коридоре тоже много девочек, целая толпа, вышедшая из библиотеки. Они пялятся на них, в шоке. Некоторые из них, прислушиваясь к своему чувству самосохранения, занырнули обратно, откуда и пришли. Если кто-то и обсуждал что-то до их прихода, сейчас здесь стояла полная тишина.       Чуя поднимает голову. Дазай поднимает одну бровь.       - После тебя.       Чуя твердит себе, что не злится, продвигаясь сквозь толпу из девочек. Они уступают им дорогу, будто бы Дазай и Чуя обе опасны. Она определенно точно не сердита, определенно не взбешена. Она точно не набросится на первого попавшегося ей под руку неудачника, и это хорошо, учитывая, что этим неудачником стала бы сейчас Дазай. Не набросится.       В спальни Факультета Поэзии можно попасть двумя путями из библиотеки. Один ведет через самые людные части школы – сквозь библиотеку и обеденный зал – а это значит, что если Чуе не везет забыть книгу в спальне, возвращаться за ней в час пик это просто кошмар. Второй путь занимает значительно больше времени и проходит через больше лестниц, но по пути встречается меньше людей. Она дергает Дазай за руку, поворачивая к лестнице. Она ощущает, как зрителей становится все больше вокруг них, слышит приглушенный шепот.       - Нам туда, - выговаривает она.       - Чу-чан, - терпеливо говорит Дазай, отчего шепот растет ещё громче. – Мне кажется, твоя комната в той стороне.       Чуя могла бы с ней поспорить. Ей пришлось бы устроить сцену, но она могла бы поспорить, и она на восемьдесят процентов уверена, что Дазай позволила бы ей выиграть. Но для этого пришлось бы устроить сцену, а она чувствует чужие взгляды на себе, своё быстро бьющееся сердце, и то, как горячо прижимается к ней Дазай.       - Да, - говорит она наконец. – Ты права. Она там.       Чуя позволяет Дазай прижаться ещё ближе, невыносимо близко, хоть за толстым плащом она почти не чувствует её тело, только её бедра.       Дазай, по видимому, не нуждается в том, чтобы её вели. Чуя не сильно этому удивлена. Как ни странно, она не удивилась бы и тому, если бы Дазай выучила расположение всех комнат в школе, даже те её части, куда не пускают студенток – комната персонала, кухни, гостиные других факультетов. Не сложно догадаться, что комната Чуи находится в Факультете Поэзии.       Что не логично, так это то, как на них смотрят другие девочки. С горящими, широкими глазами, с любопытством, удивлением, интригой, прикрывая ладонями рот и перешептываясь. Те, которые куда-то направлялись, останавливаются как вкопанные. Они хватаются за подружек и тихо охают. Они слишком вежливы, чтобы что-то сказать вслух, это относится ко всем в этой школе. Разве не в этом суть этого места? Некоторых обучают правилам этого танца, а другим остается молиться, чтобы они наверстали прежде чем споткнуться и упасть.       Не смотря на все жалобы Чуи, первой настоящей преградой становится Ито-сан, стоящая у входа в Факультет Поэзии. Чуе она не нравится, но она хорошо её знает. Она, судя по всему, была деканом Факультета Поэзии с самого его появления. От удивленного взгляда на её лица, у Чуи крутит живот.       - Дазай Осаму, - говорит Ито-сан. – Чуя-чан.       Она смотрит на них. Её руки лежат на бедрах, как у солдата на службе – хуже, солдата, который видел всхлипы Чуи, когда у неё впервые начались месячные. Чуя упорно смотрит в пол, будто бы нашла там что-то интересное. Её затылок жжет от стыда.       - Что ты делаешь с ней? – даже не поднимая головы, Чуя знает, к кому обращен этот вопрос.       Но вместо неё отвечает Дазай.       - Я сопровождаю Чую до её комнаты, - говорит Дазай своим поддельным веселым и легким голосом, таким же как и в ту ночь, когда она впервые посмотрела на Чую будто бы та – окно, в которое можно заглянуть. – Уверена, что отсюда её уже видно. Вы можете посмотреть и убедиться, что все в рамках приличия.       Ито-сан сейчас несомненно вспоминает последний случай, когда они столкнулись с Дазай, и то как Дазай могла бы использовать свой социальный статус, чтобы выбраться из ситуации, но решила этого не делать. Чуя сомневается, что в этот раз Ито-сан так повезет. И по выражению её лица сейчас, сморщенным глазам, вглядывающимся в их неожиданную парочку, Ито-сан это тоже понимает.       - Ладно, - говорит она язвительно. – Ничего неподобающего. Я буду смотреть, – она отходит в сторону держа руки по бокам.       - Спасибо, Ито-сан, - говорит Дазай, слегка кланяясь, дергая при этом Чую с собой вниз, а потом и снова наверх. Затем, все ещё таща её за собой, Дазай ступает вперед.       Она словно ступает к своей могиле, или к алтарю, можно привести сотню таких метафор, но и все вызывают у неё тошноту. Она чувствует, как горит её лицо, она покрыта румянцем настолько, что у неё начинает колоть на кончиках пальцев от недостатка крови, или же от крепкого хвата Дазай.       - Которая? – спрашивает Дазай, довольная собой.       Чуя указывает пальцем.       - Эта, - процеживает она сквозь зубы.       Только когда они останавливаются возле комнаты, Дазай её отпускает. Чуя показательно её трясет, потирая предплечье, стараясь восстановить некий баланс. Она глубоко вздыхает перед тем, как поднять, наконец, голову. Ито-сан, словно грозовое облако, стоит на другом конце коридора. Три другие комнаты в спальни были открыты, из них с любопытством выглядывали девушки.       Лицо Чуи становится все краснее с каждой секундой.       - Спасибо, - говорит она. – Что проводила меня.       - Конечно, - Дазай выглядит беспечно, комфортно даже в такой ситуации. С безразличным видом она оглядывается на зрителей, даже не стараясь при этом выглядеть смущенно. – Нам стоит как-нибудь это повторить, Чу-чан. Я приятно провела время.       Боже. Деревянная дверь за спиной тянет её к себе, как магнит, путь для побега так близок. Все что от неё требуется – это войти в комнату, может Коё сейчас там, а может и нет, и тогда Чуя подперла бы ручку двери книгой, чтобы никто не мог войти, и ей не пришлось бы думать о Дазай Осаму следующие десять часов.       - Я тоже…, - она останавливается, усердно перебирая в голове прилагательные, означающие что-то среднее между «хорошо» и «полное дерьмо», - нормально провела время.       - Мы должны это повторить, - повторяет Дазай. Она все ещё выглядит беспечно. Что-то в Чуе хочет силой заставить это выражение исчезнуть с её лица, увидеть на нем что-то кроме той маски, что она на себя надевает.       Чуя сужает взгляд, а на её щеках проступает румянец.       - Ты можешь идти, - резко говорит Чуя. – Не хотелось бы, чтобы наша публика ещё что-то увидела.       Уголок губ Дазай слегка дергается. Это может быть как улыбкой, так ещё миллионом других вещей.       - Ты права, - говорит она. – Доброй ночи, Чуя.       Чуя на секунду не может поверить тому, что её так просто отпускают, но потом она снова натыкается на взгляды любопытных девочек, высовывающихся из комнат.       - Доброй ночи, Дазай-сан, - говорит она.       Затем, недолго думая, она хватается за дверную ручку, и распахнув её быстро ныряет вовнутрь, не на миг не оглядываясь на толпу позади, и захлопывает дверь за собой. Её руки дрожат. Для верности, она облокачивается о дверь спиной и сползает по ней вниз, закрывая лицо руками, и не позволяет себе думать о чем-либо.       В десять вечера Чуя решает, что горизонт чист. У неё бурчит в животе, но с едой придется потерпеть до завтрака. Она приоткрывает дверь и не видит никого в коридоре, везде погашен свет. Значит даже не смотря на то, что Чуя забаррикадировалась в комнате, выключение света прошло по расписанию.       Она идет в ванную комнату, лучшее место, чтобы утопить себя в печали, в прямом смысле слова. Несколько выпускниц стоят возле раковины, смеясь над чем-то своим, но при виде Чуи они сразу же затихают. Как только она заходит в одну из ванных кабинок, они торопливо выходят из помещения, забирая с собой тихие шепотки.       Хорошо. Она одна.       Чуя никогда не была тщеславной. У неё есть более важные заботы, чем бритье ног или попытки выглядеть презентабельной. Она знает, что если бы у неё была возможность на такую роскошь, ей бы это понравилось. На тех редких вечеринках, что она посещала, она красилась, надевала прозрачные колготки и каблуки – во внешнем виде есть своя сила. Дазай Осаму явно это понимает.       Она никогда не была романтиком. Её свадьба будет самой обычной и приемлемой, они будут ладить, насколько возможно ладить двум людям, кому устроили брак по договоренности. Она родит ему ребенка, как и должна, а он даст ей стабильность, а также даст стабильность её семье. И даже если её в жизни не привлекал ни один мужчина… Ну не то чтобы это имеет значение, не так ли? Никто не выходит замуж из-за влечения. Люди женятся ради выгоды, будь то создание дома и семьи, или теплое тело, к которому приятно возвращаться по ночам.       Она думает о том, за кого вышла бы Дазай, если бы такой человек и появился бы. Она сомневается, что Лорд Мори заставил бы её – все таки Дазай намного более ценна для него, чем большинство девочек для своих отцов. Но если бы она все таки вышла замуж…       Она пытается представить его. Он обязательно должен быть выше Дазай, и это само по себе уже непросто. Он должен быть умным, и как минимум таким же надменным, как и она, и хотя бы наполовину таким же красивым. Хоть при этой мысли щеки Чуи и покрываются румянцем, Дазай прекрасна и это объективно.       - Это правда, - говорит она вслух, и затем понимает, насколько безумно звучит, разговаривая с собой вслух в пустой ванной комнате.       Но это правда. У Дазай мягкие губы, большие темные глаза, и ресницы настолько длинные, что достают до щек, когда она моргает, а ещё длинные пальцы на руках и фальшивая улыбка, мысль о которой заставляет сердце Чуи биться сильнее в груди. Её волосы наверняка мягкие на ощупь. Её кожа тоже мягкая, и бледная, спрятанная под бинтами. Она думает, есть ли у Дазай веснушки. У неё впалые щеки, и её глаза чем-то похожи глаза умершего, но это… не непривлекательно.       Она ныряет с головой под воду, и когда выныривает, понимает, содрогаясь, что вода уже остыла. Она ежится от того, что холодная вода стекает по шее, от того, как мокрые волосы липнут к ней как водоросли. Она вылезает и быстро вытирается, косо посматривая на шрамы на коленях, и на небритые икры, и скрывает их под пижамой.       Она умывается и чистит зубы, и смотрит на себя в зеркало. Она симпатичная. Она знает это. Но она снова думает о Дазай. Она чувствует тепло, распространяющееся внизу её живота.       Она всеми силами старается… не поддаваться своим желаниям. Не потому что стыдится их. Детство на ферме показало ей, что секс это не просто средство получения детей; жизнь среди девушек высших классов в школе для девочек также показала ей другую сторону секса – секс ради удовольствия, то, что мальчики делают с девочками такие вещи, от которых они смеются и смущаются. Большинство из этих вещей, для Чуи, вовсе не кажутся такими уж веселыми. Для Чуи они звучат унизительно.       Единственная проблема заключается в том, что когда она позволяет этой своей стороне показаться на свет, остановить её уже довольно проблематично.       Коё нет в комнате. Чуя никогда не была так рада её отсутствию. Она бросает мокрое полотенце на кровать Коё и находит книгу, которой подпирает дверь, чтобы никто не мог войти. Убедившись, что дверь заперта, она впихивает книгу в щель между дверью и полом.       Так никто сюда не попадет. Это… хорошо.       Она осторожно ложится на свою кровать, придерживая волосы, чтобы не придавить их плечами. Чуя кусает губу. Ей неловко. Но… вокруг никого, кто мог бы её увидеть.       Она поднимает футболку, оголяя грудь. Волоски на животе поднимаются от холодного ветра в комнате. Она проводит своей теплой рукой вверх по животу и сжимает свою грудь. Она теплая в её ладони, и она пробует ущипнуть свой сосок. Другие девушки болтали о том, что могут кончить просто от прикосновений к груди, но Чуя…       Она думает, что понравилось бы Дазай. Как бы она выглядела без рубашки. Чуя уверена, она была бы бледной с кожей, никогда не видевшей солнечного света под слоями бинтов. У неё была бы маленькая грудь, с твердыми розовыми сосками. Когда она дотронулась бы до них, Дазай слегка приоткрыла бы свои губы, мокрые от слюны и розовые от поцелуев. Она везде была бы порозовевшей – к ключицам, к груди прилила бы кровь. Её темные, огромные глаза, смотрели бы на Чую с голодом, будто бы желанием съесть заживо.       Чуя уже намокла. Она спускает до колен пижамные штаны и нижнее белье. Она вставляет в себя палец, потом ещё один, позволяя влаге распространиться по её клитору. Влажные звуки непристойно громко раздаются в тихой комнате. Вдруг кто-то снаружи её услышит? Господи. Она накрывает глаза рукой, стремясь не думать об этом, думать о чем угодно, кроме того.       Руки Дазай. С длинными пальцами. Они держались за руки, разве нет? Они не были ни холодными, ни горячими, но в фантазиях Чуи её большие ладони обжигают своими прикосновениями к её животу. Она, наверное, смогла бы одной своей ладонью обхватить ляжку Чуи. Ей никогда не нравилась своя миниатюрность, но рядом с Дазай она уверена, что Дазай могла бы на неё немного надавить. Быть с ней требовательной.       Ещё она была бы болтливой, надлежащее применение её низкому томному голосу. Они бы говорила такие вещи, от которых Чуе пришлось бы взять её за волосы и притянуть к себе, засунуть её руку себе в нижнее белье, чтобы её длинные пальцы стали склизкими и мокрыми, и Чуя бы терлась о них, пытаясь ускорить их движение по её клитору. Другая рука Дазай бродила бы по её груди, обжигая её чувствительные места, и если бы Чуя постанывала, Дазай опускала бы ладонь ниже, к животу, дразня её этим.       От поцелуев Чуя потеряла бы голову, издавая мягкие стоны и ловя ртом воздух, голос Дазай звучал бы как зов сирены в её ушах. Может, она поставила бы засос на шее Чуи, как клеймо своей собственности, доказывающий всем вокруг, кому принадлежит Чуя. Может, она прижмется губами к клитору Чуи, встанет на колени, кланяясь–       Она кончает. Её глаза закрыты, её дыхание прерывисто, её клитор пульсирует под её пальцами. Она продолжает тереть его, добиваясь ещё большего возбуждения, и она могла бы кончить ещё раз, она уверена в этом, но вместо этого она убирает руку. Она никогда не мастурбирует громко, но сам факт что она в принципе издает звуки заставляет её волноваться.       Её пальцы липнут от влаги. Дазай могла бы облизать их до чистоты, и боже, одна эта мысль может стать центром её фантазий на следующее десятилетие. Чуя вытирает пальцы о нижнее белье.       Она расслабляется на кровати и смотрит на трещины на потолке. Её кожу морозит от холодного воздуха в комнате. Она думает о темных глазах, длинных волосах и мягкой коже.       - Черт.              Если и до этого в школе было плохо из-за началом деления девочек по силе способностей, то сейчас все стало ещё хуже, с выходкой Чуи и Дазай Осаму. Все началось почти сразу после её пробуждения: Чуя совершала утренний обход, чтобы разбудить девочек, с неохотой приходивших в сознание. Она потрясла Акутагаву за плечо, обычно её было сложно вытащить из постели утром.       Она широко распахнула глаза.       - Чуя-сан, - она выдохнула, резко садясь на кровати и ударяясь головой о койку сверху, но будто бы вовсе этого не замечая. – Почему вы говорили с Дазай Осаму?       Чуя быстро ретировалась после этого, замечая, как другие девочки стали прислушиваться к их разговору, явно заинтересованные таким поворотом событий. Ито-сан остановила её в коридоре факультета Поэзии, с двояким выражением лица – одновременно расстроенная и раздраженная.       - От твоей одежды чувствуется запах сигарного дыма, - цокает она, но Чуя понимает, что она хотела поругать её за другое. – Ты – староста. Ты должна показывать им хороший пример.       Чуя согласна. Она чувствует на себе чужие взгляды. Она старалась особо не высовываться пока умывалась и чистила зубы, быть неприметной по пути к столовой.       Никто не смеет приблизиться к ней во время завтрака. Коё, всегда готовую отругать Чую, как раз нигде нет. Где бы она не была, она не вернулась вчера вечером в комнату, и сейчас её нет на завтраке. Чуя убеждает себя в том, что не волнуется.       Если кто-то и пялится, пока она берет чашку кофе, хлопья и фрукты, по крайней мере никто не осмеливался быть таким прямым как Акутагавы-чан.       - Так, - говорит Тачихара. Чуя поднимает голову. Она садится рядом с ней, ставя свой поднос рядом с её. – Значит, Дазай Осаму?       Чуя вспоминает их разговор в телефонной очереди. Она кидает ей свирепый взгляд.       - Ничего не произошло, - говорит она.       Тачихара поднимает брови. Она тщательно пережевывает и проглатывает еду.       - А я ничего и не говорила, - замечает она. – Говоришь, что ничего не случилось, но я ни слова не сказала, а ты все в штыки.       Чуя удерживается от возражения сначала один раз, потом второй. У неё горят щеки. Тачихара ничего не такого не имеет ввиду, Чуя более-менее уверена. Но половина учениц пытается узнать у неё про Дазай Осаму, а другая половина её прямо избегает, а она встала меньше часа назад. Тачихара обычно держится отдаленно, и, не считая её странной угрозы в тот раз, она никогда не пыталась стать для Чуи кем-то помимо капитана команды по лакроссу.       - Я не глупая, - резко говорит Чуя. Возможно, чуть более резко, чем хотелось бы. – Если у тебя есть вопросы, спрашивай. Если хочешь угрожать мне тем, что выгонишь меня из команды, валяй.       Тачихара смеется.       - Думаешь мне не плевать на Дазай Осаму? – спрашивает она. – Я собиралась спросить, как ты себя чувствуешь.       Чуя поворачивается к ней, попивая теплую воду. Она думает над словами Тачихары. Она не говорит, «попалась!», и за её спиной не появляется группа девушек с хлопушками. Она просто продолжает есть, медленно и методично.       - Я в порядке, - отвечает Чуя, возвращаясь к своей еде. Она протыкает вилкой помидор и подносит его ко рту, агрессивно его прожевывая. – Я всего лишь хотела не лезть в чужие дела. Спокойно провести этот год.       - Найти мужа, - добавляет Тачихара. – Хорошего мужа. Выйти замуж и выбраться из этой школы в жопе мира. Я понимаю, Чуя, у тебя жизнь на двадцать лет расписана.       Обычно, когда Чуя расписывает кому-то, что она хочет найти более-менее нормального мужа и родить парочку одаренных, девочки смотрят на неё с восхищением. Ей от этого некомфортно. В конце концов, в том что она пытается сбежать из тех условий в которых она родилась нет ничего восхитительного, как и в том, чтобы прогибаться под богатых сильных в этой попытке побега. Но Тачихара всего лишь смеется. Возможно, немного насмехается.       - Что, по-твоему, мне остается? – огрызается она. Она становится все более и более вспыльчивой из-за всех этих вопросов про Дазай Осаму. Она, черт возьми, в бешенстве из-за того, что Тачихара имеет наглость сначала угрожать ей, а потом болтать с ней как ни в чем не бывало. – У меня нет денег на университет, никто не выдаст мне грант, никто не наймет незамужнюю девушку с фермы, и я не собираюсь быть чьей-то любовницей, грязным секретом, и не у всех есть друзья, предлагающие работу, Тачихара.       Тачихара не выглядит расстроенной или впечатленной. Она просто продолжает есть, медленно пережевывая.       - Ну, выглядит так, что на твоей стороне Дазай Осаму, - пожимает она плечами. – У тебя дела получше, чем у остальных.       По всем законам логики, Чуя должна была разозлиться на неё за такие слова, такую шутку с её стороны. Вместо этого, уголки её рта дергаются, слегка приподнимаясь.       - Ты сука, - говорит она беззлобно. Она права. Иметь на своей стороне Лорда Мори, ежедневно объявляющего потери с фронта, человека, чьи слова равносильны орудию палача, одновременно дает Чуе преимущество и ставит её в поле зрения всех.       Тачихара подмигивает ей. На её лице большая улыбка, опасная, дикая.       - А то, - оскаливается она. – Значит, Дазай Осаму либо исполнила твой двадцатилетний план, либо разрушила. Что она от тебя хотела?       Чуя пожимает плечами.       - Понятия не имею, - на недоверчивый взгляд Тачихары она пожимает плечами вновь. – Правда. Она пялилась на меня у церкви, вот я и подошла. Она дала мне сигарету.       С каждым её словом брови Тачихары поднимались все выше и выше.       - Нет смысла на меня стучать, - добавляет Чуя. – Ито-сан уже сделала мне выговор за запах на одежде.       - Она дала тебе прикурить?       - Ага, - Чуя останавливается. – Мне что, нужно было отказаться? Это что, тайный язык богачей, в который меня не посвятили?       Тачихара качает головой.       - Ничего настолько драматичного, - говорит она, немного задумчиво. – Просто удивляюсь, что она с тобой поделилась. Она обычно яро о них печется. Не раздает кому попало.       По лицу Тачихары видно – она это знает из собственного опыта. Чуя откладывает столовые приборы, поворачиваясь к ней всем телом.       - Почему мне кажется, что ты стала экспертом по Дазай Осаму?       Тачихара одаряет её холодным взглядом. Она выглядит отстраненной, но не такой апатичной, как Дазай Осаму. Она долго всматривается в лицо Чуи, в поисках... чего-то, но Чуя не уверена чего именно.       - Понимаешь, - говорит она осторожно. – Не у всех нас есть великие планы как у тебя. Девушкам с сильными способностями проще найти хорошую работу.       Чуя долго в неё всматривается. Возможно, Тачихара пытается ей что-то подсказать, сделать ей одолжение. А возможно, это очередная завуалированная угроза.       - Не все из нас единицы, Тачихара, - говорит Чуя. – Некоторые всего лишь четверки.       Тачихара отвечает не сразу. Она отпивает воду из своего стакана, потом медленно и задумчиво кивает.       - Вероятно, ты права, - говорит она. – Но если ты хочешь иметь больше вариантов, их можно найти. И мне кажется, что ты ближе к одну такому варианту, чем тебе, наверное, кажется.       Она поднимается так резко, что Чуя невольно напрягается.       - Принести ещё воды? – спрашивает Тачихара.       - Отравленной?       Тачихара смеется. Она протягивает Чуе руку.       - Только если ты хорошо попросишь.       Чуя не просит, но все равно подает Тачихаре стакан. Тачихара приподнимает одну бровь с довольной улыбкой на лице, и уходит в развалку, как девушка, скрывающая тайны.