Лакримоза

      Эсперия, восемь дней назад.       Страна вечной мерзлоты и людской холодности укрывалась от остального мира за высокими природными горами, и придерживалась своих порядков. В то время, как другие страны давно перешли к разделению властей и прислушивались к разным слоям населения, в Эсперии по-прежнему царила нерушимая монархия. Это не мешало ей развиваться в техническом и экономическом планах, но больше всего они заботились о своём военном превосходстве. Ещё ни одна страна не ступила на их землю без спроса, хотя Цера и настойчиво пыталась, но горы и холодный рассудок северян был им не по зубам. По форме страна походила на расплывающуюся чёрную кляксу с острыми концами. Не было разделения на богатые и бедные районы и города, между которыми также пролегали горы, потому что по сравнению с военными высокого ранга и членами императорской семьи все были бедны примерно одинаково.       Столица Эсперии, Варвейз, являла собой красоту точности и продуманности: здания имели идеально симметричную форму и снаружи были покрыты белым или чёрным камнем, настолько ровно отточенным, что стены отражали солнце. Расположение всех дорог и крупных зданий подчинялось общей системе симметрии с императорским замком в центре города, словно расходясь ровными кругами вокруг него. Населяли столицу в основном военные с их семьями или крупные торговцы, владельцы рынков и бизнесмены.       Из императорской семьи в живых оставались лишь: Император Юрий, пребывающий на последнем издыхании, его сын и наследник Гай, и его дочь, Киёра, не считая далёких родственников. Оба наследника имели выдающийся боевой опыт, но не так давно на закрытом собрании высших чинов было решено, что пост главнокомандующего займёт Киёра.       Комната главнокомандующей Киёры располагалась в одной из самых верхних башен императорского замка, вершина которого скрывалась в облаках. Его построили ещё три века назад, и хотя изнутри замок стал современнее, в нём появились пластиковые окна, лифты и светодиодные лампы, его внешний облик остался прежним: словно огромное дерево, он поднимался от земли и разрастался в разные стороны, симметрично уходя своими заострёнными ветвями всегда в сторону неба. Особая руда, из которой он был создан, добывалась только в Эсперии, и придавала замку чёрный цвет, отливавший фиолетовым на ярком солнце, столь редком здесь.       Главное убранство комнаты составляли: шикарных размеров пуховая белая кровать с невесомым прозрачным балдахином, приличных размеров деревянный стол, который почти полностью занимал персональный компьютер, а некоторые его части располагались полукругом под столом, был также другой стол, полностью закрытый стопками бумаг, два гигантских шкафа: один полностью забитый книгами, в основном по военному искусству, среди которых проскакивали различные словари и уставы, а другой шкаф был полон парадной и повседневной военной одеждой, различными гантелями, гирями и утяжелителями, а за одной застеклённой его дверцой висело множество золотых и серебряных орденов «за мужественность», «за отвагу», «за преданность Родине».       Сейчас стояло лето, так что ветер не свистел в трубах, да и в комнате было тепло, можно было бы преспокойно спать, но Киёра без конца ворочалась, без конца просыпалась. По какой-то причине ей уже с месяц снился старый сон: залитый солнцем серый бетонный пол камеры служил периной её истерзанному телу. Она хотела закрыть глаза и умереть наконец, но яркий утренний свет из-за решётчатого окна всё светил и светил в глаза, заставляя снова испытывать боль, снова ощущать себя живой. Она ненавидела это.       Тут прозвенел будильник, и Киёра подскочила на месте, чтобы выключить его. «Снова этот дрянной сон», — подумала она, прижимаясь головой к согнутым коленям под белым пуховом одеялом, по которому растеклись её пышные чёрные волосы. «Что мне сделать, чтобы ты оставил меня в покое?», — подумала она, украдкой глядя на тикающие серебряные часы на столике возле кровати. Без десяти семь.       Одевшись в повседневный чёрный мундир с золотыми эполетами и аксельбантом, украшенный несколькими орденами, и умывшись холодной водой, она взглянула в зеркало над раковиной и увидела себя в том же состоянии, в котором ложилась спать пять часов назад: с жуткой бледностью, лёгкими синяками от недосыпа и насупленными бровями. «Можно было вообще не ложиться», — заключила она и поставила чайник кипятится в надежде заварить какого-нибудь ароматного чая до того, как начнутся какие-либо дела. Тут в дверь постучали. — Входите, — скомандовала она низким голосом. Из-за дубовых расписных, с позолотой, дверей, снаружи гласивших «Главнокомандующий», показался чуть менее бледный мужчина средних лет, едва не касающийся головой карниза двухметровых дверей, в похожем чёрном мундире, но с одними лишь серебряными эполетами. — Утро. Опять не выспалась? — спросил он своим вечно хриплым голосом, и, не дожидаясь ответа, уселся на бархатный диванчик для гостей. — Кто бы говорил, — сказала Киёра, облокотившись пятой точкой о письменный стол. — Твоими синяками можно детей пугать.       У мужчины и в самом деле были чёрные синяки под карими глазами, и они казались даже ещё больше оттого, как глубоко были посажены его глаза. Не знай она его так хорошо, могла бы подумать, что тот ведёт нетрезвый образ жизни. На самом деле она бы доверила ему свою жизнь и предпочла бы видеть его на своей должности. — У меня запущенный случай, не советую брать с меня пример, — парировал Гилберт, и достал из внутреннего кармана объёмный конверт, протягивая ей. — Что это? — спросила Киёра. — Передал с утра дежурный. Там что-то на таврите, я в нём не силён. Может, ты прочитаешь? Киёра одним движением вскрыла конверт, достала самую верхнюю бумагу и принялась внимательно читать. Чайник тем временем пропищал, сообщив о своей готовности. Гилберт уже заварил две чашки и пил из своей, а Киёра всё молча читала листы, перебирая один за другим. — Ну и? — спросил он наконец. Киёра отложила стопку бумаги в сторону, и взялась за свою кружку. — Нам предлагают увеселительную экскурсию в Таврию, — сказала она, отпив. — Придётся запастись солнцезащитными кремами. — Я бы лучше взял для загара, раз уж на то пошло. Когда едем? — Гилберт откинулся на спинку дивана. Не то, чтобы ему больно хотелось в жаркие страны, но Эсперию он уже знал, как свои пять пальцев, и побывать где-то ещё было бы неплохо. К тому же всё это предложение звучало как шутка. Киёра улыбнулась. Безумная идея, совершенно неожиданно пришедшая к ней в руки, казалась очень заманчивой. Немного обточить её — и можно будет действовать! — Значит, ты согласен? Отлично. Я пойду к Гаю, а потом соберём совет, — сказала она, оставив недопитую чашку на столе, и, воодушевлённо сверкая золотистыми глазами, пошла к двери. Гилберт удивлённо проводил её глазами, пока дверь не закрылась. «С чего вдруг такой энтузиазм?», — не понимал он, взглянув на стопку бумажек с мелко напечатанными «буквами», которые его мозг так и хотел развернуть на сто восемьдесят градусов. — Как вы знаете, морской поход адмирала Хейеса на островные базы Церы не удался. Но нам уже буквально некуда отступать. Сегодня утром нам пришло письмо от премьер-министра Таврии и временного правительства, сформированного на ещё не захваченных территориях, — декларировала Киёра на собрании, которое состоялось в тот же вечер в небольшом переговорном зале с подобием амфитеатра, и подняла вверх руку с конвертом. — Как они справедливо отмечают, Цера подошла настолько близко к нашей южной границе, что им ничего не стоит начать наступление оттуда. У всех присутствующих, как и у доброй части эсперийцев, были карие глаза, кроме Киёры и её брата Гая: они имели золотистые глаза, считавшиеся одним из явным признаков императорской крови. — Вирал, включи карту, — приказала Киёра, и на проекционном экране позади неё показалась всемирная карта, где цветами были помечены основные расстановки сил. Серая Цера, что когда-то была небольшим кружком на западе этого туфлеобразного континента, теперь занимала большую его часть, за исключением самой южной его части, где отпор давал Крит, помеченный зелёным, и северной части, где была Эсперия, помечанная синим, и Даария, имеющая розовый цвет, что располагалась практически полностью на островах в самой восточной части севера. Две державы, заключившие мир пятьдесят лет назад, и до сих пор поддерживающие друг друга. Таврия, справедливо отмеченная светло коричневым, располагалась в крупной пустынной местности, занимавшей весь центр континента, но некоторая её часть тонкой полоской уходила до самого севера, где природа разительно менялась, и где начиналась Эсперия. Между Эсперией и Таврией располагались массивные заснеженные горы, отмеченные белым. — Есть, конечно, нейтральная территория в зоне Синих Гор, — продолжала Киёра, указывая на них железной указкой на карте, — но летом они не так опасны, и их можно перейти. Если мы не остановим Церу здесь, дальше будет поздно. К тому же они, — Киёра резко махнула конвертом вниз и вверх, — сами просят нашего протектората. Мы можем рассчитывать на новый приток ресурсов.       Среднего возраста и старые генералы, которых было меньшинство в зале, скептически смотрели на это представление, впрочем и из молодых мало кто горел энтузиазмом ехать в незнакомую страну. — Киёрочка, ну скажи толком: хочешь нас в поход в пустыню к Али-Бабе отправить? — спросил Мейрик, заведующий артиллерийской частью, разводя руками. Несмотря на его молодой возраст, мышление его было, по мнению Киёры, таким же консервативным, как у закостенелых старпёров, которых она с удовольствием выпроводила из основного генеральского состава, как только заняла свой пост. Тем не менее, командиром он был хорошим, поэтому она старалась держать его при себе. — Да хоть к Мохамеду! — заявила Киёра, выходя из-за кафедры и жестом указала на карту. — Если считаете, что у вас есть предложения получше, я слушаю! — вышла она вперёд, расставив ноги чуть шире и раскрыв обе руки. — Например, сидеть здесь и дожидаться, пока Цера прижмёт нас со всех сторон! Да?! — прошлась она суровым взглядом по лицам в зале. Тут в зале стало совсем тихо. — По-моему, нам следует спросить, что об этом думает Его Величество, — вставил свои пять киреев, выпрямившись, Хаген, один из «старичков», которые всё же впечатлили Киёру. Его Величество, Гай Эсферийский, восседавший в своём расшитом золотом красном одеянии возле окна с пасмурным взглядом, не выражающим ничего, кроме усталости, произнёс басом лишь: — Я не возражаю. Хаген с сомнением посмотрел на него. — Что ж… А кто тогда останется охранять столицу и запад? — поинтересовался молодой генерал-лейтенант Иден, манерно перебирая пальцы в перчатках. — Я бы хотела взять с собой: генерала Гилберта Майера, генерала Райана Гибсона, генерал-полковника Мейрика Глейса, генерал лейтенанта Хагена Ольсена и Его Величество Гая Эсферийского, — перечислила Киёра заранее приготовленный список. — Остальные по желанию. Мейрик вздохнул и возвёл глаза к потолку. Райан же вовсе не изменился в каменном лице и только ждал возможности уйти, чтобы навести порядок в своём штабе, о котором он сегодня узнал много нелестного.       «Ну прямо список любимчиков», — подумал Гилберт, смотря на всё это со своего места по центру зала. «Лучше бы тебе таким не увлекаться». Больше желающих не нашлось, и собрание подходило к своему логическому завершению. Шестеро оставшихся генералов обязались защищать столицу и западную границу с Церой, которая когда-то была с совсем другими странами. — Когда выдвигаемся, Ваше Превосходительство? — спросил Гилберт, встретившись с ней серьёзным взглядом. — Даю вам три дня на сборы, — сверкнула Киёра глазами. — На сегодня свободны! — объявила она, махнув рукой на дверь.       Когда все стали расходиться, обмениваясь короткими комментариями, Гилберт хотел подойти и ещё немного поучить её жизни, но она направилась ближе к Гаю, и, завидев его, выставила вперёд ладонь, словно говоря «не сейчас». Этот знак был ему хорошо знаком. «Ладно», — решил он и пошёл по своим делам, закрыв на всякий дверь в комнату собрания. — Что случилось? Скажи мне. На тебе совсем лица нет, — сказала Киёра, присев на колени напротив сиденья Гая и пытаясь заглянуть ему в глаза, потому как он сильно наклонился вперёд всей своей фигурой. — Ничего, — сказал он и провёл рукой по лицу. — Просто заходил сегодня к отцу. Он совсем плох, — сказал он отрешённо. Киёра осторожно погладила его по плечу. — Ясно. Это тяжело. — Да… И я не могу ничем помочь ему, — закрыл он лицо руками. Киёра почувствовала напряжение в животе. — Ты помогаешь уже тем, что навещаешь, — сказала она мягко. — Что продолжаешь его дело. Он может этого не говорить, но думаю, тоже благодарен тебе за это. Гай не отвечал. «Я снова ничем не могу помочь тебе», — подумала она, опустив голову, но тут он положил свою руку на её, сжимая. — Поговорим потом, — сказал грузно Его Величество, и глаза его заблестели, он принялся моргать и поднялся со своего места. — Сейчас у меня будет беседа с врачами. Ты придёшь? — Да, — пообещала Киёра. Состояние брата её удручало, но она не могла в полной мере разделить его чувств к отцу. К тому же её ждала масса дел, связанных с планируемым наступлением, которые она уже обдумывала в голове, и осталось только переждать этот очередной эпизод бесмысленных бесед, в который врачи снова не скажут всей правды или не сделают окончательных прогнозов. Она крепко держала его за руку, пока они спускались в сером тяжёлом лифте до нужного этажа, но Гаю, кажется, было всё равно: он смотрел в пустоту перед собой, и белый свет отражался в его пустых глазах.