Лакримоза

      Утром Рейгану выдали очередное временное одеяние — чью-то старую, но хорошо отстиранную форму поблекшего синего цвета. В ней же он отправился на строевую подготовку, куда созвали всех с его казармы. Их рота отстающих и правда тренировалась отдельно от остальных, в небольшом закутке возле казармы, в то время как основные войска описывали круги вокруг эсперийского лагеря. Броские большие палатки синего цвета заполонили весь центр города, на них виднелся белый герб Эсперии — пятиконечный лист, каких не бывает в природе. На остальных в его роте тоже была форма сомнительного качества, но главное — среди них было от силы человек десять таврийцев. «Неужели в добровольцы идут единицы?», — удивился Рейган. Впрочем, он и сам был не рад служить под началом чужого государства, но что поделать? Вместе они хотя бы имели бы больший вес перед этими доброжелательными на первый взгляд оккупантами. А так — он словно засланец в это чужое «царство» белолицых.             Когда дали вольную, Рейган отдышался и сразу поспешил к двум своим, которых заприметил на последнем круге, — узнать, кто они такие, и как ко всему этому относятся. — Jhahabra*, — поприветствовали они друг друга и пожали руки. — Вы местные? — спросил он. — Да-а, — потянул мужичок, что постарше. — Работали тут на птицефабрике. Начальник наш — из церанцев, совсем озверел после нападения. Вот мы сюда и подались. Второй мужчина кивнул. — Что же остальные не идут с вашей фабрики? — спросил Рейган. — Да шиш их разберёт! — воскликнул первый мужчина. — Бояться всё чего-то! А сам ты откуда будешь? — Ишахала. Парень помоложе присвистнул. Мужчина постарше почесал короткую жёсткую бородку: — М-да. А что же ты у нас забыл?       Ответить Рейган не успел, поскольку строевая началась снова по громогласному, но не многозначному выкрику эсперийца. Товарищи по несчастью быстро пожали руки ещё раз и встали в строй.       Они делали отжимания. Всё было нормально: жара стояла ещё не слишком сильная, солнце было не в зените, и Рейган сделал всего несколько подходов до этого. Но почему-то боль с каждой секундой всё больше застилала ему глаза, и внезапно он рухнул на землю, позабыв, как дышать. Зестрия накренилась под углом, постепенно закручиваясь по спирали. Темнота…       Очнулся он уже ближе к вечеру на своей койке в казарме. Казалось, даже кости болели от непривычной нагрузки. Рейган с трудом присел на кровати, свесив ноги, и схватился рукой за голову. Головокружение прошло быстро, но непреодолимая слабость не оставляла его ни на секунду.       Роту созвали ужинать. День шёл к концу, но солнце ещё довольно ярко освещало Зестрию. В разбитой под палатками импровизированный столовой подавали дешёвое мягкое мясо с самой простой разваренной кашей. Рейган проглотил ужин, не задумываясь о его вкусе. То ли тот и правда был безвкусным, то ли он просто потерял всякую чувствительность к еде. Главное, что его живот благодарно проурчал, и сам он почувствовал некоторое насыщение.       Когда их рота вернулась в казарму, его уже поджидали знакомые эсперийские чины возле входа. Остановив его жестом, они вручили ему в руки сложенную синюю форму. «Уже сшили?!», — не верил своим глазам Рейган. «Вот это производительность!». — Переодевайся и пойдёшь с нами, — приказали ему.       Рейган быстро скинул с себя поношенную форму, надел прилагающуюся к костюму тёмную нижнюю жилетку, затем просунул руки в рукава мундира. Форма сидела как влитая. Штаны также оказались весьма по размеру, с небольшим запасом.       Эсперийцы повели его через центральную площадь, на которой трудились рабочие, и пахло цементом и потом, в высокое белое здание, в котором Рейган тотчас узнал «Станцию». Станцией называлась предыдущая главная база церанцев, где они вели свои «государственные» дела до того, как возвели гигантский небоскрёб в центре города — «Икс». Одновременно с этим они и переименовали город из таврийского «Хиигхаа» в церанский «Кренц», чтобы подчеркнуть, кто тут хозяин.       Вместе они доехали на лифте до верхнего этажа, прошли по круговому белому коридору и остановились у железной, но блестящей белой двери, на которой красовалась табличка с аккуратно выведенными эсперийскими завитушками. Рейган фыркнул про себя — новые хозяева завелись.       Гай наблюдал из тени дома неподалёку, как солдаты вместе с жителями Кренца торопливо расчищают площадь перед зданием теперь уже бывшего правительства. Торопливо, потому что жара стояла даже хуже, чем когда они три дня назад атаковали город. Хоть плитка и пришла частично в негодность, он планировал выровнять эти недочёты цементом, а когда бы всё высохло, проводить на этой площади строевую подготовку, ибо это было единственным широким местом в городе, где они смогли бы развернуться, и к тому же наименее пострадавшим от ударов. Киёра может думать, что она главная, но уж это он ей не доверит.       От таврийцев помощи было не особо: набралось всего два взвода добровольцев в их армию, и ему пришлось лично разговаривать с этими оборванцами, потому что никто из его солдат-олухов не знал таврийского! Гай аж поморщился от воспоминаний. Ничто в его жизни не шло на лад. Он хотел в тот же вечер, когда они отвоевали город, отпраздновать победу с Киёрой, как с равной, раз уж она так любит это мнимое равенство, и даже достал каких-то местных напитков у тех аборигенов, которые казались более-менее смышлёнными, но как только Киёра достигла кровати, то тут же отрубилась и проспала целый день, как убитая. И только тогда он узнал от Вейса, императорского военного врача и по совместительству их с Киёрой общего друга, что она ударилась головой во время сражения, и что травма могла дать знать о себе позже. Гай был вне себя от бешенства. Мало того, что они — вся высшая генеральская лига и все, кто был в курсе, скрыли от него этот факт, так ещё этот жук Майер воспользовался ситуацией, чтобы захватить власть в его армии! — Честно говоря, если ты сейчас так переживаешь, я представляю, что было бы в тот момент, — пожал плечами Вейс. — На что это ты намекаешь? — пробасил Гай. Иногда ему казалось, что весь мир настроен против него, в особенности, когда Киёра указывала ему на его недостатки, а Вейс не поддерживал его решения или думы. Вейс почесал за ухом. — Ну, даже не знаю. Если твои люди тебе настолько не доверяют, есть смысл задуматься, — сказал он. Гай посмотрел на его причёску, как у человека, любящего жёсткую музыку, с выбритой половиной головы и только полоской волос посередине, завязанной сзади в хвост, и подумал, что временами, пожалуй, даже ненавидит его за его искренность.       Вспоминая об этом, Гай не заметил, как солнце переместилось, и теперь свет преспокойно лился на его непокрытую чёрную голову. «Да и хрен с тобой», — решил он, подзывая рукой так называемого мастера из числа аборигенов уже пятый раз на дню, чтобы узнать, как там дела. — К вечеру управимся, Ваше Вашество, — пообещал тот. Гай посмотрел на него, сведя брови, но тот лишь улыбнулся, сложив ладони друг к другу, и удалился. Гаю нравилось контролировать, не важно каких людей и какие процессы, будь его воля, он контролировал бы вообще всё на Зестрии. Только осознавая свою власть, он чувствовал себя живым.       Наверное поэтому он не ушёл со своего поста вовремя, уже наступил вечер, играя оранжевыми красками на горизонте, а жара так и не спадала, и теперь он мучился головной болью. Его тяжёлые шаги отдавались эхом в прохладном коридоре временного командного пункта, располагавшегося недалеко от сгоревшего небоскрёба, и это здание было, конечно, не небоскрёбом, но тоже очень высоким. Гай так и не смог выяснить, что располагалось в нём раньше из-за корявых объяснений таврийцев. Подходя к кабинету Киёры, на дверь которого эти таврийцы нацепили дурацкую вывеску «Глабштав», которую он решил сорвать как-нибудь в другой раз, Гай услышал чей-то громкий смех. Открыв дверь, он увидел Киёру сидящей с переплетёнными ногами на кресле, и в таком же кресле напротив Майера. На столике между креслами валялись газеты, стоял прозрачный чайник в форме морской волны и две самые обычные кружки, из которых шёл пар. Киёра, смеясь, кажется, заканчивала свой рассказ: — …И тут он мне говорит: так это что, получается, я зря три дня от телескопа не отходил?! Майер принялся смеяться своим грудным смехом, закрыв лицо рукой и качая головой. Гай закрыл дверь и откашлялся, они повернулись на него. — Развлекаетесь, значит, — сказал он недовольно, прошёл к дивану и откинулся на спинку, едва сев на него. Эта жара его точно убьёт когда-нибудь. Кажется, с него сошло уже семь потов. «Будь проклята эта Таврия со своей жарой», — подумал он, закрыв лицо рукой. — Чай будешь? — услужливо предложила Киёра. — Нет, — на автомате ответил Гай, но затем подпрыгнул на месте, как ошпаренный. — Какой чай? Вы сумасшедшие что-ли?! — уставился он на них. Гилберт пожал плечами и отпил из кружки, Киёра налила себе новую кружку. — Эта таврийская мудрость: в такую жару нужно пить горячие напитки, а не холодные, — сказала она. — Мудрость? — скептически поднял брови Гай. — Ты видела, что эти мудрые наклеили тебе на дверь? Киёра снова разразилась громким смехом. — О да! Я считаю, нам пора переименовываться в это прекрасное название. — И всем всё понятно, заметь, — сказал Гилберт и снова отпил чаю. У Гая как будто что-то заскребло под ложечкой. Так они его раздражали! Спелись за его спиной, будто голубки! — Ну как подготовка? — спросила Киёра, поставив кружку на стол. — Идёт полным ходом? Казалось, она специально подловила его на неудаче. Гай откашлялся. — Пока выравниваем фундамент, но всё по плану. — Главное не увлекайтесь слишком, а то глядишь и дом построите, — сказал Гилберт как бы между прочим, беря в руки газету. Гай сжал руки в кулаках. Ему хотелось как-то хлёстко ответить, и он вспомнил одну интересную деталь о Майере. — Ты что-то путаешь, Майер, ведь дома строить как раз по твоей части.       Киёра заметила, как Гилберт чуть побледнел, затем нахмурился, что было вообще не свойственно его вечно ровным бровям, и громко расправил газету, как бы отгораживаясь за ней от них.       В резком молчании мужчин чувствовалось напряжение, и Киёра подумала, что необходимо как-то разрядить обстановку. Эти двое всегда недолюбливали друг друга, сколько она себя помнила. Гай вообще относился к людям, или точнее к «простолюдинам», настороженно, так, что было не ясно: презирает ли он их или боится. Но, казалось, к Гилберту у него были особенные претензии. В поисках решения Киёра посмотрела на покрасневшее лицо Гая, и поняла, что это всё-таки не из-за освещения. — А ты загорел, Гай. Голова не болит? — насторожилась она. По его недовольному «нет» она поняла, что попала в яблочко и пошла за льдом из морозильника. Без неё в комнате стояла напряжённая тишина, нарушаемая лишь колебанием розовых штор. — Вот, держи, с упсом, — подала Киёра Гаю стакан с зелёной жидкостью и плавающими кубиками льда в нём. — Да я не просил, — пробасил он, но всё же взял стакан и выпил сразу половину. Тут в дверь постучали, и после одобрения Киёры, на пороге показалась фигура «очистителя» Париса, отдающая честь всем присутствующим по очереди. Очистителем его стали звать после того, как этот бравый солдат мастерски научился преображать внешний вид солдат после лечения в госпитале, так, что после «очищения» они словно перерождались. Само лицо его, испещрённое шершавостями и выбоинами, однако, говорило, что он давно умер, и перерождаться не планирует. — С Вашего позволения, господа, сэр Штриган готов к службе, — объявил Парис и приоткрыл дверь, пропуская солдата вперёд.       «Это ещё кто?», — подумал Гай, глядя на невиданной хилости таврийца перед собой. Гилберт же сразу догадался, что этот тот самый «герой», убирая газету в сторону и поднимаясь с места. — Хорошая работа, Парис, можешь идти, — звучно сказала Киёра. Ей очень нравилось, как Рейган теперь выглядел: чисто, опрятно, и с очень короткой стрижкой вместо длинных паклей, которые будто были даже были разных цветов. Тёмно-синяя форма ему очень шла. — Это Рейган Штриган, человек, которому мы обязаны подрывом здания правительства и, по сути, победой, — пояснила Киёра Гаю, указывая на него рукой. — Ясно, я помню, — пробасил Гай, недоверчиво глядя на него, пока в его мозгу усиленно раздавалось «Хилый! Хилый!». — Я — Император Великой Эсперийской Империи, Гай Эсферийский, — сменил он тон на вежливый, а лицо его просветлело, и протянул он руку жалкому простолюдину, внимающему Его Величие.       Рейган был поражён, пожимая его мощную лапищу, не столь его величием, сколь его ростом под два метра и невероятным атлетическим телосложением. «Это про таких говорят, что стоит целой армии?», — подумал он, вынужденный задрать голову кверху, чтобы посмотреть императору в лицо, и в то же время ощутил исходящее от того сквозящее презрение. «Будем считать, что это взаимно», — подумал Рейган, не позволяя ни одному мускулу дёрнуться в лице. — Это большая честь для меня, — сказал он сдержанно. У императора были пышные чёрные волосы до плеч, лишь подчёркивающие его мужественность, и такие же золотистые глаза, как у командующей. «От девушек у него наверное нет отбоя», — с некоторой завистью подумал Рейган. Тут из-за спины Его Величества показался ещё кто-то, и Рейган не поверил своим глазам: этот мужчина был ещё выше! Даже при том, что он сам был достаточно высок для своей расы, представшие пред его глазами гиганты поражали его до глубины души.       Второго мужчину нельзя было назвать атлетичным, да и слабым тоже, скорее он был сухой и жилистый, а его волосы с лёгким оттенком седины торчали наверх, визуально делая его ещё выше и придавая какой-то торжественный вид. Рейган бы сказал, что он постарше всех присутствующих лет на десять, если не больше. — Майер-генерал я, сделаю ты хорошая работа, — сказал тот уверенно на таврийском, словно не подозревая о своих ошибках, и протянул ему руку. Рейган пожал и его руку, ничуть не меньшую по размеру, чем у Его Величества. — Как здорово: теперь мы все знакомы! — хлопнула в ладоши Киёра, перейдя на церанский, чтобы уж всем было понятно. — Если вы не против, господа, мне нужно кое-что сразу обсудить с моим новым адъютантом, — попросила она. Гилберт понимающе кивнул и взялся за ручку двери. Гай несколько секунд посмотрел на неё с сомнением. С каких это пор ей стали нужны адъютанты? Но всё-таки вышел следом, и пошёл в противоположную сторону от Гилберта по круговому коридору.       Теперь, когда Рейган увидел, кто окружает «Её Превосходительство», то ему стало немного понятнее, кто на самом деле заправляет всем, и это его немного успокоило. Не то, чтобы он имел что-то против сильных девушек — его сестра Лилиан была для него сильнейшим человеком из всех, кого он знал. Сам бы он вряд ли смог смириться с жизнью недвижимого инвалида в коляске до конца дней, скорее он бы закончил их сам. Но Рейган чувствовал, что Её Превосходительство практически его ровесница, и этого его как-то угнетало. Откуда такой стремительный карьерный рост? Уж не через постель ли она всего добилась? — Итак, — разбила командующая его раздумья, положив обе руки на стол и посмотрев на него серьёзно. — Ты, наверное, и сам понимаешь, что я не могу вернуть тебе звание, пока ты настолько не в форме. Поэтому твоё теперешнее положение не более, чем прикрытие. Ты не сможешь заменить меня на поле боя или быть моим представителем, как настоящий адъютант. Я буду давать тебе небольшие поручения, а свободное время ты посвятишь строевой подготовке вместе с остальными. Так будет, пока ты не поправишься, затем я верну тебе звание. Это не значит, что ты будешь командовать нашими людьми. Думаю, мы успеем набрать полк из ваших к тому времени, когда ты будешь готов им управлять. Вопросы? — Никак нет, Ваше Превосходительство, — ответил Рейган, стоя по стойке смирно. — Все свои предложения или задумки для достижения нашей победы можешь говорить мне смело, какими бы очевидными они тебе не казались. Мы плохо знаем вашу культуру, местность, да и карты у нас, сам понимаешь, не такие точные, как у Церы. Тебе это ясно? — Да, Ваше Превосходительство, — Рейгану казалось, что это слово уже трёт ему язык. Противно трёт. — Отлично. У меня к тебе будет одна просьба: подучи наш язык, в экстренной ситуации он может сильно понадобиться. Книги у меня есть. — С радостью, Ваше Превосходительство. — И ещё кое-что, поскольку ты довольно часто будешь находиться рядом со мной, — она погладила стол пальцем, сведя брови. — Если мне будет грозить опасность, ты должен быть готов принять пулю за меня. Если я попаду в воду, ты должен будешь немедленно вытащить меня, потому что я не умею плавать от слова совсем. Моя жизнь очень ценна для империи, запомни это. Я — принцесса империи и вторая претендентка на престол после Гая. Вопросы?       «Так вот оно что!», — подумал Рейган. Теперь было ясно, почему у неё такое высокое положение, несмотря на пол и возраст. Ему всегда казались идиотскими эти старые устройства общества типа империй, где всё решает происхождение, а не мнение большинства людей. Таврийская Республика в этом плане ушла гораздо дальше Эсперии. Эхх, Таврийская Республика… Цера ушла ещё дальше, намного, и вот к чему это её привело: к непомерной жажде присоединить к себе другие страны, чтобы сделать их «правильными». И делали они это методами, которые они сами, быть может, тоже считали правильными. — Значит, Его Величество — ваш брат? — только и спросил Рейган. — Да, — сказала командующая и убрала руки со стола и спрятала их за спину, словно надзиратель в тюрьме. — Почему он не главнокомандующий? — рискнул спросить Рейган. На его взгляд это было бы куда логичнее. Командующая принялась ходить взад-вперёд позади стола. — Это сложный вопрос. Он был главнокомандующим до недавнего времени, но теперь это я. Больше тебе знать не нужно, — пресекла она его распросы. — Вот как.       «Гостайны, в которые лучше не совать свой нос?», — предположил он. Рейган попытался оценить, насколько она похожа на брата, но не нашёл ничего, кроме их особенного цвета глаз. У второго высокого вояки были карие глаза, как и у Уилла, как и описывают эсперийцев обычно. Но по сравнению с братцем Всевышний словно обделил командующую: она была гораздо ниже его и гораздо стройнее. Волосы, брови и ресницы — и те были менее пышными и менее королевскими. — Могу я узнать, сколько вам лет? — снова рискнул спросить Рейган: всё-таки это не давало ему покоя. От этой молодой девицы немыслимым образом зависела судьба его страны.       Командующая остановилась в своём надзирательном хождении по кабинету. — А вот это уже лишнее, — заметила она ему, посмотрев на него сурово. — На год старше Гая, которому тридцать два. И если хочешь знать моё мнение: возраст тут не главное. Мы потеряли очень много наших старых генералов в войне с Церой, и у нас не было другого выхода, кроме как готовить новых. Сомневаюсь, что в вашей стране сейчас по-другому. Война это дело молодых — вот, что я думаю. Ты мог бы тоже добиться многого, поэтому я и взяла тебя под свое крыло.       «Так говорит, будто она реально готовила каких-то генералов. Скорее уж это тебя готовили», — думал Рейган, пока она разглагольствовала своими истинами. Даже последняя фраза его не впечатлила — сомнительный успех чего-то добиться под таким начальством. — Благодарю. Я буду стараться на благо нашей общей победы, — сказал он сдержанно, надеясь, что на его лице не слишком видна неприязнь. — Раз уж ты задаёшь неудобные вопросы, мой черед! — воскликнула командующая, гневно сверкнув глазами. — Скажи мне, Штриган, почему ты Рейган, а не, скажем, Махмуд?       «Не в бровь, а в глаз, однако», — подумал он удивлённо. Она даже имя его успела запомнить? Он вот, если его спросить, сейчас и не вспомнит, как там её зовут даже по фамилии. Саера Воу? Киера Доу? — Мой дедушка был церанцем, — объяснился Рейган. — Меня назвали в честь него. — Понятно, — как-то разочарованно сказала она, оценивающе посмотрев на него, и села обратно за свой стол. — Можешь, впрочем, уже освободить кабинет. Завтра жду ровно в восемь. — Так точно, — Рейган отдал честь и вышел вон не без удовольствия.       Тем временем слух о взятии города Эсперией докатился до Церы. Не потому, что она была близко, а потому, что она раньше всех обо всём узнавала, а половина континента, разделяющая Кренц от столицы Церы, Максимум, до сих пор не знала ни слухом ни духом, что Эсперия в кои-то веки покинула свои земли.       «Это невозможно!», — говорили в высоких кабинетах Церы, а по радио и телевидению уже распространяли последнюю шокирующую новость: Цера уступила Эсперии на своей земле! Но они, доблестные рыцари Церы и их дружественные страны, обязательно справятся с этой напастью! Между тем уровень жизни в Цере и в прилежащих маленьких государствах разительно отличался: в то время, как в Цере почти научились делать искусственные ноги для покалеченных солдат, такие, что здоровые люди позавидовали бы, ровные дороги пролегали даже в непроходимой раньше горной местности, а вычислительные машины становились всё компактнее и умнее, их оккупированные соседи в большинстве своём вспахивали поля, собирали зерно, разводили скот и перерабатывали отходы, которые вываливала на них центральная Цера. Словом, всячески их обеспечивала продовольствием и достатком. В обмен бедные страны получали деньги, которых у Церы были немерено, как могло показаться кому-то. Но даже внутри самой центральной Церы были те, кто жил в столице, и остальные. Сложно было сказать, счастливее ли были те, кто работал в Цере от рассвета до заката в пыльных душных офисах над работой умственной, или их «соседи», с утра до ночи копавшиеся в земле. Но у первых была непогрешимая вера, что они определённо великая нация и живут хорошо, не то, что соседи.       И вот в самом сердце центральной Церы, столице, элитном районе, где высокие дома загораживали небо от его обитателей, вечером играли разноцветными огнями, а их обитатели днём рассуждали о высоком, об облагораживании планеты, и куда стекались все таланты, учёные и все ищущие благ люди, шёл по зеленеющему и сверкающему от чистоты скверу в шикарном сером костюме-тройке среднестатистический на вид бизнесмен, с зализанными назад белыми волосами, слегка цокая туфлями по гладкой блестящей плитке с дизайном в виде буквы «M». Вечер играл синими красками, а в воздухе чувствовалась чистота и какая-то свобода. Лёгкий ветерок обдувал его руки, когда он приблизился к самому высокому зданию в Зестрии и посмотрел наверх, как свет от соседних зданий играет на сотни блестящих окон-параллелограммов. Он передал пропуск охранникам и те повели его за собой внутрь. А на самом верхнем этаже, он знал, он снова встретиться с начальником. Начальником, которого он никогда не видел в лицо, и даже не слышал его настоящего голоса. Они всегда общались в изолированной от всех посторонних глаз комнате с белоснежными, как в клинике, стенами, через чёрную стену с окошком по центру, транслирующим голос в обработке. У НЕГО самого не было имени. Вернее, их у него было так много, что он давно забыл своё собственное. Но это его ничуть не пугало. — У меня есть для тебя работа, — сказал голос. — Да? — заискивающе протянул он. Любая работа от начальника была для него всем. Ему не нужны были ни слава ни деньги, ни семья, ни друзья. Только возможности для насилия, а работа у начальника всегда их предоставляла. — Говорят, что Эсперия отбила у нас Кренц. Мне нужно знать всё: как им это удалось, за какое время, и главное: кто теперь их генералы, и кто принимал участие в сражении. Мне нужно знать абсолютно всё о них. Справишься? — Конечно, начальник! — воспылал он сердцем. В этой белой комнате без окон и с чёрной перегородкой, отделяющей его от начальника, он испытывал одно из самых лучших чувств: предвкушение.       Очень скоро он оказался в самолёте, который домчит его до Брахмы, небольшой страны, находящейся рядом с Таврией, а оттуда он поедет на автобусе. Начальник всегда хорошо устраивает его путешествия. Иногда ему кажется, что начальник и так владеет всем миром, ведь куда бы он не отправился и чтобы не делал, начальник всегда мог связаться с ним и повлиять на его судьбу. Поэтому он не понимал, зачем начальнику все эти войны, но ему нравилась его работа по выслеживанию, диверсиям и пыткам. Никто никогда не поймёт и не оценит его так, как начальник. А сейчас, он дал ему новое, как всегда прекрасное, имя. Он сидел в самолёте и повторял его про себя, пытаясь вбить его в голову настолько, чтобы другие имена не мешали ему на задании. Теперь его звали…