Инквизитор

Неуютная тишина. Слабое жужжание электричества в люстре, освещающей скромного размера комнату. Шорох страниц. И голос Деллы: — Неважно выглядишь. Блэк даже не поднял на неё глаз. Перелистнул очередную страницу. Не вчитывался, просто освежал память, скользя поверхностным взглядом от страницы к странице. Видеть свою тетрадь в его руках всё ещё было паршивейшей дикостью. Почему-то куда большей, чем вообще видеть его в своей комнате. — Ты неважно выглядишь последние полгода, но я предпочитал тактично об этом умалчивать, — голос негромкий, такой же равнодушный и бесцветный, как взгляд. Прохладный. Не было необходимости озвучивать в тысячный раз причину состояния Деллы, но причина его состояния на поверхности не лежала, а копнуть глубже не удавалось. Всё, что касалось Блэка, было для нее темным дремучим лесом, даже после всех тех исповедальных разговоров. Делла даже и не представляла, хотела бы она копнуть глубже или нет. Это как лабиринт, в который заглянуть любопытно, но ты ведь не выберешься. Как бы ни думал о том, что это всё бредни и ты-то уж точно сможешь найти выход — нет. Не найдешь. Не найдет. Лучше держаться подальше, удавив этот бессмысленный интерес. Но Делла всегда любила головоломки, даже когда это было в ущерб её душевному равновесию. Может, поэтому вообще пошла на этот идиотский отчаянный шаг и впустила его снова в свой дом. «У тебя был неверный подход», говорил он вчера. Делла, после того, как он ушел, не могла заснуть до семи или девяти утра, даже не помнила толком, просто пролежала в постели, как в полузабытье. Думала. Каким боком у нее мог быть неверный подход к тому, что она изучала почти половину своей сознательной жизни. Проснувшись после этого днем, не желала подниматься вовсе. Не желала проживать этот день, вспоминать предыдущий и думать о грядущем. Опасалась, что Блэк правда придет, опасалась и хотела. Узнать ответ на вопрос, отнявший ей покой. Ответ на этот вопрос она пока только планировала узнать, когда он наконец освежит в памяти её записи, а пока: — Что ты имел в виду, когда говорил, что война может скоро закончиться? Он поднял наконец на неё глаза. Главный компонент его изможденного вида. Ни острые, чуть осунувшиеся черты, ни легкая усталая ленца в плечах — ничто не свидетельствовало так об его усталости, как глаза. — Тебе недостаточно других моих тайн? Так уж хочешь хранить ещё одну? Хотелось бы съязвить что-нибудь в ответ, но Делла действительно покопалась в вялых, тягучих мыслях. Снова. Снова этот вопрос — хотела бы она? И так ведь с каждым его приходом она узнавала что-то новое. Но по сути своей это всегда было мелочью, заполняющей незначительные пробелы. Здесь же крылось что-то серьезнее. Блэк и последние месяцы — да весь последний год — выглядел так, будто на его плечах распростерлась вся тяжесть мира: этот его тик, его хроническая усталость, кричащая в каждом его движении, каждом взгляде и слове. Сейчас — хуже. Даже словами описать не удастся, это скорее нечто интуитивное, но так отчетливо читающееся в его чертах, холодных и отчужденных, как будто это и не кожа вовсе, а очередная маска, которая изнутри уже трещала во всю, а снаружи была безукоризненно цельной, неестественной и отдающей чем-то жутким, полным смиренной горечи, но без единой трещины на самообладании. Только всё та же усталость. Всё та же бледность. И какая-то темнота в светлых радужках — тень непроглядной безнадеги. Как бездна, в которую Делла всё норовила заглянуть, но держалась. Пока держалась. Качнула головой. Наверное, всё-таки нет. Не хотела бы. Достаточно с неё его тайн. Только поежилась. Сидела на своей постели, поверх покрывала, ноги согнуты под тупым углом, и руки на них сцеплены в замок. Поза, так ярко демонстрирующая, насколько Делле некомфортно, демонстрирующая, какой беззащитной она себя чувствует, но, честно, плевать уже. Блэк же, напротив, чинно сидел в кресле у окна, как будто это, черт побери, его дом… На удивление, не было никакой паники от его присутствия, даже при том, что мама тоже дома и сидела сейчас совершенно спокойно этажом ниже. Ни паники, ни истерик, ни злости. Всё выдохлось уже. Приглушилось, не до конца, осело под кожей ошметками, и эта неприятная масса, собранная в кашу из разных эмоций, перекатывалась по венам, но не так мучительно и невыносимо, чтобы взять и свернуть весь этот дурдом. — В общем, — со вздохом начал Блэк, отложив тетрадь на стоящий рядом стол. — Ты чрезмерно зациклена на латыни. Делла рассеянно моргнула, смотря в одну точку. Стоит признать, ожидала она не такого вердикта. — Ты зацикливаешься на оболочке, а не на содержимом, хотя содержимое — в тысячи раз важнее. — Латынь важна тоже, — её ответ был таким слабым и неуверенным, будто она растерянная первогодка, которую упрекнул в несобранности строгий преподаватель. Просто оскорбительно и тошно, до невозможности. — Важна, — кивнул он. — Для упрощения. Ты — усложняешь. — Он помедлил, давая ей время обдумать. — Неважно, насколько идеально ты отполируешь формулу заклинания, если твоей магической силы и, особенно, твоего намерения будет недостаточно. Ладно. Как бы ни хотелось разупрямиться и отрицать абсолютно любые его умозаключения чисто из принципа… Смысл в его простых словах отчетливо прослеживался. — Я уже создавала заклинания. — Бытовые. Для бытовых порой и формулы не нужно, настолько мало там требуется внутреннего намерения. Честно — ударило по самолюбию. Его и так осталось ничтожное количество, лежало полуживыми остатками, но эти остатки сейчас возмущенно запротестовали. На деле, протестовать здравому смыслу бесполезно. Потому что да. Потому что для всех тех её заклинаний особой магической мощи не требовалось. — По сути, — продолжал он, будто читал лекцию. — Заклинаниям даже не всегда нужна формула. Вспомни о невербальной магии. — При невербальной магии ты все равно в уме произносишь формулу. — Не всегда. Иногда палочке хватает одного лишь намека на мысль. Необязательно сформулированную в слова. Об этом Флитвик на занятиях по Чарам не часто распространялся, но, на самом деле, стоило догадаться о возможности подобного магического уровня. Стоило смириться, что магический мир растягивается до непостижимости, и здесь всегда найдутся люди, которые управляются со строптивостью магии одним только намеком на мысль. — Это как с изучением языка, — объяснял Блэк. — Когда ты видишь латинские слова, ты в уме не тратишь время на дословный, буквальный перевод. Не повторяешь мысленно все те же слова, только на английском. Здесь так же: не всегда обязательно переводить своё намерение в оформленную речь. Слышать из его уст лингвистическое сравнение, пусть и настолько обыденное, было попросту… странно. Некомфортно. Как будто вторгались на личную территорию, оскверняя неприкосновенную святыню, хотя святыню эту он уже давным-давно сложил в руины, в тот же день, как забрал проклятую тетрадь с латынью. Любопытство сейчас было совершенно неуместно, но Делла не удержалась: — Как много языков ты знаешь? — Как ты понимаешь, с этого года — частично латынь, — повел он плечами. Делла фыркнула. — Понемногу болгарский и венгерский. Et le français, bien sûr. Ну, конечно, французский. Точь-в-точь та же картинка, что блуждала в её воображении раньше, стоило ей подумать о мудаке-однокурснике Регулусе Блэке. Гуляет по светским вечерам, болтает на французском и наверняка ещё… — Ты умеешь играть на фортепьяно? Если этот вопрос и сбил его с толку, он и бровью не повел. — Какое это сейчас имеет значение? — Тебе трудно ответить? — Умею. Делла поджала губы. У неё совершенно не вязалось в голове то, как этот аристократ — причем как нарочито гиперболизированный, в нём ведь буквально всё кричало о его голубой крови, — мог оказаться палачом, гуляющим ночами по коридорам Хогвартса, подобно хищнику, выискивающему жертву. Углубляться снова в эту тему сейчас было бы высшей степенью безрассудства. Антидепрессанты продолжали крепко держать её в хладнокровии, граничащем с наплевательством, но лучше с ним не играться. — Подобная невербальная магия не всем по силам, — вернулась она к теме. — Да, я понимаю. Говорю про неё лишь чтобы показать, насколько ты преувеличивала значимость формы. Формула нужна, по большей части, для закрепления, чтобы заклинанием могли пользоваться и другие: чем больше людей используют… — Тем плотнее укрепляется заклинание в фундаменте магической природы. Оседает невидимыми всплесками колдовства, — оборвала его Делла, доведя до конца его цитату. Из одного из учебников, выгравированных у неё в памяти с курса второго-третьего. Кивнула головой в сторону стола: — Я писала эту тетрадь, не забывай об этом. Его слабый смешок подтверждал, что он и вправду на секунду умудрился забыться. — Однако это необязательно, — спокойно, но твердо настаивал он, продолжая. — Ты же знаешь, что можешь пользоваться заклинанием и без внедрения его в строй. Следовательно, можешь придумывать для себя любую формулу. — Уточнил: — Если так проще — хотя бы косвенно связанную с задуманным, чтобы помогала древность латыни. Просто не мучай себя изощренными формулировками. Сосредоточься на содержимом. Всё, что он говорил, было вполне понятно, местами очевидно, но до неё всё ещё с трудом доходила мысль, что всё это время истина крылась в таком элементарном, попросту оскорбительном пустяке. Зациклилась не на том, и всё, целые годы впустую. Не то чтобы теперь у неё есть причины горевать по прожженным впустую годам… разница уже не ощущалась. Годы прожжены и будут прожигаться, месяц за месяцем, обрастая горами пепела. Из-за него же. Человека, сидящего в её комнате. С которым она болтала сейчас о латыни и создании заклинаний. Непонятно, как существовать проще: пытаясь вникнуть в это осознание или, наоборот, окружая себя коконом нереальности, кутаясь во флёр миража. Представлять всё это сном. Во сне ты не задумываешься о том, как абсурдно происходящее, ты просто продолжаешь говорить, действовать, существовать, даже если вокруг ходят полярные медведи или главным героем сна является персонаж упоротого мультфильма. Всё в порядке вещей и ничто не вызывает недоумения. Пока не проснешься. — Попробуй, — внезапно выдернул Блэк её из этих мыслей, и она перевела на него рассеянный взгляд. — Заставь… например… — Это «например» растянулось на несколько секунд, пока Блэк подбирал варианты и его глаза неторопливо скользили по комнате. Остановились на потолке. — Пусть с потолка пойдет снег. Такого заклинания ты не знаешь? О, боже, нет. Делла даже думать об этом не хотела. Представлять свой очередной неминуемый провал. — Знаешь, эта идея меня что-то уже не особо прельщает, — ответила она, поднимаясь с постели. — Спасибо за эту увлекательную лекцию, но на этом, пожалуй, всё. Блэк не выглядел так, будто собирался уходить. — Что с твоей магией? — спросил он, заставая врасплох. Решил поглубже копнуть в её состояние? Он уверен? Да господи, ему же это все к чертям не сдалось, что он делает вообще… — Ты сказала вчера, что не справляешься с уже готовыми заклинаниями. Почему? Что именно не получается? Делла всё силилась понять, на что весь этот цирк похож больше: на занятие по Чарам в Хогвартсе или на сеанс у терапевта. Как у всякого терапевта, ей следовало бы ответить честно. Хочешь вылечиться? Отвечай. Рассказывай. Пей горькие лекарства. Слушайся врача. Но Блэк — не врач, не колдомедик, и непонятно, по какой причине Делла могла бы думать, что он знает способы решения проблем, которые сам же и создал. С чего бы вдруг ей стоило полагаться на него. И всё-таки: — Она не… — голос, будто крошащийся в неуверенности, просто отломился на начале фразы. Делла не могла. Противилась. Но всё равно, всё равно зачем-то, через силу и нежелание: — Она не слушается. Просто не откликается. Бывает порой, но куда реже. И зачем? Мерзотный внутренний голос так и долбил по черепной коробке этим вопросом — за-чем. Долбил и ядовито плевался, твердя очевидную истину, что Делле не стоило бы выдавать что-то настолько личное. Но разве не она же вчера выдавала Блэку историю своего детского кошмара наяву? Ничто уже это не переплюнет. Смяв этот аргумент, внутренний голос не унимался, терзал напоминанием о том, что Делла прямым текстом сейчас выдает убийце, Пожирателю Смерти, свою крайнюю степень беспомощности. Но Блэк разве слеп? Глуп? Если до вчерашнего дня прямо Делла не говорила о своей неспособности за себя постоять, он прекрасно мог сам это видеть. Видел, как она не справилась даже с глушащими чарами в мае. Видел её состояние в июне и вчера. Просто, возможно, не сознавал все масштабы проблемы. И даже сейчас ответы найти, очевидно, не мог. Задумчивое молчание затянулось и оборвалось от его тягостного вдоха, ясно отражающего, что он не имеет ни малейшего понятия — что, как и почему. — Придумай сейчас хотя бы формулу. И потом сама, без меня, потренируешься. Наверное, это правда наиболее разумное решение из возможных, но вызывала недоумение его… тактичность? Он не напирал со своими попытками вправить её по щелчку. Не настаивал. Сознавал, что при нем она позориться своей нынешней никчемностью очень и очень не хотела бы. Делла сомневалась, что и наедине с собой у нее бы вышло, но всё же, помедлив только пару секунд, взяла со стола листок с карандашом и захватила с полки томик англо-латинского словаря. Сперва она подумала, что заклинание снега используется, возможно, в Хогвартсе, но нет — там просто проецируется погода с улицы, вне зависимости от того, снег это, дождь или ясность. Поэтому подобного заклинания она действительно не знала, и сейчас следовало придумать. Зачем-то. Блэк терпеливо ждал, пока она листала страницы, выискивая в столбцах нужные слова. А Делла всё недоумевала. Для чего ему это всё. Что-то свинцовое зависло над ним, как грозовая туча, вдобавок ему наверняка хватает обязанностей Пожирателя Смерти — попытать семью маглов, расчленить очередную маглорожденную или чем они там занимаются на досуге, — а он сидит тут, ждет, пока она допридумает совершенно бессмысленное и никому не нужное заклинание. Непознаваемый человек, абсолютно. Отыскала нужные слова Делла довольно быстро, повторила их в мыслях, перекручивая, расщепляя на части и собирая в новую конструкцию, относительно подходящую для заклинания. Набросала карандашом на бумаге несколько вариантов и подчеркнула наиболее подходящий. Когда закончила, подняла голову и с легким уколом под ребрами обнаружила, что Блэк в кресле, должно быть, задремал. Глаза были закрыты, дыхание слабое и размеренное, но лицо всё равно далеко от расслабленности. Черты всё так же прямые, острые и жесткие, как будто это было совершенно обыденное состояние его лица — перманентное напряжение. В виски вгрызлась привычная, приглушенная трель. Чудовищная. Навязчивая и неусыпная, даже после всего. Та, от которой Деллу уже саму воротило, потому что насколько нужно быть отчаявшейся и совершенно лишенной рассудка, чтобы — даже сто раз уже признав, что Блэк не кровожадный монстр, даже видя все его напрасные попытки ей помочь, — первой мыслью стало а что если воспользоваться? Его уязвимостью? Покончить с ним? Эта мысль была совсем слабой и бесформенной, не имеющей права на воплощение, скорее отголоском её невротического состояния, но Делла всё равно вздрогнула, когда, бесшумно закрыв книгу, столкнулась взглядом с Блэком, неожиданно открывшим глаза. Как будто следил за каждым её действием даже сквозь сомкнутые веки. Делла чуть помедлила, неловко поведя плечом, как будто Блэк мог прочесть её мысли или попросту знал, о чем она подумала в первую очередь. Протянула ему листок с придуманной формулой. Несколько секунд молчания, пока его глаза изучали написанное. А затем он поднялся с кресла. Пересел за её рабочий стол, совершенно по-хозяйски взяв там новый карандаш, чтобы что-то исправить. Ощущение того, что она как на уроке в школе, только усилилось. Может, он еще и оценками разбрасываться будет? — Ну, и сколько баллов Слизерину заслуживает это заклинание? — это было, наверное, защитной реакцией. Жалкой попыткой разрядить обстановку, стянутую молчанием, пока он что-то исправлял. — Я бы сказал… четыре балла из десяти. — Издеваешься? — невеселый смешок вырвался сам. Делла стояла, неверяще наблюдая за невозмутимой фигурой, которой вовсе за её столом быть не должно. Четыре балла из десяти? — Блэк, я напомню еще раз, ты создал свое ублюдское проклятье благодаря моим записям. И мои умения ты теперь оцениваешь на четыре? — Ты попросила оценку, я дал её тебе. Напомню тоже — у меня заклинание хотя бы получилось. Пиздец. Серьезно. Эти двое — как будто просто подростки, меряющиеся достижениями. Не будь Делла под действием антидепрессантов, была бы на грани тотального умопомешательства. От одной только его фразы. От простой фразы, под слоями небрежности которой крылись два убийства удушающим, которое создано было, по большей части, благодаря Делле. Её записям. Вдох. Выдох. Ещё раз. Делла прикусила слизистую щеки, пытаясь совладать с эмоциями. Успокоительные в этом были явно на её стороне, спасали, сглаживали особо болезненные углы, впивающиеся в подкорку рассудка. Уперлась рукой в стол рядом с Блэком, чтобы рассмотреть листок с формулами, спросила: — Ладно. Что не так? — Ты пока его выговоришь, забудешь, что хотела сделать. После нескольких секунд раздумий он и вовсе просто перечеркнул ее формулу и написал заново. Сильно видоизмененную. — Но это грамматически неверно, — запротестовала Делла. — От изначальных латинских понятий толком ничего не осталось. — Айвз, ты меня слушала? Главное — емкость. Легкость употребления. Ассоциации. Этих слогов достаточно, чтобы они ассоциировались у тебя со снегом и падением. Ассоциируются же? Вот и всё. — Всё так же сидя на стуле, он расслабленно отодвинулся от стола, поворачиваясь к Делле, смотря на неё снизу-вверх. — Вкладывайся в намерение, а не в лингвистику. Спорят, как простые школьники. Как если бы и вправду сидели в библиотеке на перемене перед парой по Чарам и дискутировали о домашней работе. Слишком легко ускользала вечно мысль, что он сделал. В голове Инквизитор существует бесформенным созданием, монстром, частью темноты. Без имени, без души, с кладбищенским голосом. Жестокое нечеловеческое существо, готовое разодрать гнилыми когтями легкие и отнять последний глоток воздуха. Как ей вообще совмещать два этих образа? Нечто бесформенное, не ведающее пощады, уничтожившее ей жизнь и забравшее столько жизней и… его? Надменного и холодного, но, вроде, обычного человека, который действительно притащился этой ночью, чтобы обезопасить её дом, притащился сейчас, чтобы разобрать с ней то, чем она и так горела полжизни и в чем так и не преуспела. Делла не понимала. Вглядывалась в его черты, совершенно человеческие, пусть и отдающие угрозой на интуитивном уровне, и не понимала. Как будто картинка. Не он. Сон, вымысел, галлюцинация. Делла не преодолела желание. Коснулась. Этих черт. Ей показалось, что он будто бы дрогнул, совсем неощутимо. В глазах — только легкое недоумение. Делла сама тоже. Не понимала: — Как ты мог оказаться тем монстром? Эти слова напоминали ему змею, но прыскающую не ядом, а горечью. Обвивающую Регулусу шею. Душащую. Петля, сжимающая горло. Из-за простого вопроса. Из-за простого прикосновения. Делла сама не ведала — была ли это горечь в её голосе? Ей разве должно быть дело, что это именно он, а не некто другой разрушил ей жизнь? Разве что-то было бы иначе, не будь он тем монстром? Её пальцы осторожно прикасались к его скуле, и Делла наблюдала за этим как будто со стороны, подобно третьему лицу, уж точно не она, но она отыскала в себе осознание, что это будто помогало. Понять. Принять. Что тот монстр в темноте не бесформен. Вот он. Человек. Дышащий, живой, временами человечный. Не сон и не галлюцинация. Блэк наблюдал за ней с какой-то слабой настороженностью и вниманием, как будто в любой момент она могла бы вцепиться пальцами ему в глаза в очередном приступе ненависти. Когда она и сама стала уже приходить в себя, вникая, что она делает, когда хотела опустить руку, он убрал её сам — пальцы сперва медленно обхватили её запястье, чтобы затем отстранить от своего лица. Но не выпустить из этой слабой хватки. Сердце зачастило с ударами. Не секундами назад, когда она сама зачем-то потянула к нему руку, а теперь, когда её запястье было в его руке. Прикосновение кожи к коже жгло. Пальцы прохладные, но плавили её и все её мысли, пытающиеся образоваться в голове и безвозвратно, неминуемо рассыпающиеся. Блэк думал о чем-то. Осторожно провел пальцем по её венам, там, где кожа особо тонкая, чем вызвал долбанную, до отвращения унизительную волну мурашек, прокатившуюся по спине. Провел невидимую линию до ладони — так обычно разминают ладонь от болезненных ощущений или от тремора, но, если бы это было действительно то, что он делал, приложил бы больше сил. Его же прикосновение было легким. Мягким и невесомым. Как прикосновение шелка. — Твои руки всегда настолько напряжены? — спросил он, и спрашивал определенно серьезно, не с издевкой, хотя в этой фразе было буквально всё для удачной насмешки, буквально наиболее плодовитая почва для яда: — Или только в моем присутствии? Серьезность читалась в его сосредоточенности, в том, как он следил взглядом за своим же к ней прикосновением, в его глазах, когда он после этого вопроса поднял взгляд, почему-то ударивший её прямо по центру солнечного сплетения. Ударивший тенью этой обеспокоенности, едва-едва заметно проступающей из-под громадных слоев привычной отчужденности. Господи. Ей и так было трудно дышать, воздух в легких сжался и изъедал грудную клетку изнутри. Делла не выдержала. Выдернула руку. Как будто вынырнула из транса, в котором затерялась, утрачивая связь с реальностью, не понимая в полной мере, что только что… — Да, — ответила она и сглотнула, пытаясь смочить пересохшее почти до боли горло. — Всегда. — И как-то с этим борешься, верно? — какие-то мысли тянулись в его голове нить за нитью, но Делла пока не улавливала сути. Может, не хотела улавливать. — Какими-нибудь магловскими успокоительными? — Почему ты спрашиваешь? Блэк поднялся на ноги, чуть прошелся по комнате в задумчивости. Такой густой и явной. За этот не самый длинный разговор воздух в комнате успел уже насквозь пропитался его размышлениями. И вот — вердикт, бьющий по вискам: — Попробуй прекратить. — Рехнулся? — ответила смешком. Совсем тихим, лишь уголки губ дернулись вверх. Блэк её и не услышал будто, продолжал: — Я мало смыслю в медицине, тем более магловской, и всё-таки, как и любые успокоительные, твои, вероятно, просто блокируют эмоции. — Установил с ней зрительный контакт, и от этого отвратного глаза в глаза, даже с расстоянием в несколько весомых шагов, внутренности гадко поворочались. — Айвз, магия — это и есть эмоции. Она соткана из них. — Магия — контроль над эмоциями, — возразила она, мотнув головой, как будто хотела просто отмахнуться от его безумных, совершенно бредовых, ну серьезно, к чертям ей не сдавшихся предложений. — Да, умение ими управлять, но не слепое подавление. — Вдохнул, устало коснулся переносицы, дополнил: — Не исключено, что магловские препараты и вовсе могли бы, воздействием на нервную систему, блокировать определенные магические клетки. Тебе нужно попробовать. Почему-то дыхание сперло. Делла покачала головой. Нет, господи, да нет же. Отрезала: — Я не могу просто прекратить. Я с ума без них сойду. Буквально. — Ты уже сходишь. Делла загребла воздух, чтобы что-то на это ответить, но, господибоже, что? Не поспоришь. Как бы ни хотелось — именно с этим ей не поспорить. Стоя сейчас посреди своей же комнаты, почувствовала себя снова какой-то отвратительно слабой и беспомощной, потерянной и тошнотворно хрупкой, и это ощущение с ней всегда рука об руку последний год, но в такие моменты — особенно. Когда её самообладание просто вытрясают из неё какими-то совершенно нелепыми идеями. — Это разное, — настаивала она, и дыхание тревожно колебалось, чуть сбитое от тревоги, от мыслей, что с ней будет, если… — Ты даже представить не можешь, что со мной будет, если я откажусь от успокоительных. Блэк отрешенно кивнул, продолжая перебирать все стороны этой своей жестокой идеи. Не прекращал ни на секунду. Делла почти могла слышать шелест нескончаемого вороха мыслей в его голове. И заявил, внезапно: — Я принесу тебе успокаивающие зелья. — Не надо, — ответила тут же, негромко, и либо он правда не услышал, либо просто проигнорировал, продолжая: — Они тоже глушат эмоции, но они хотя бы насыщены магией. Явно будут эффективнее магловской… — Блэк. — Айвз. — Его поразительное терпение иссякало. — Я не спрашивал. Можешь их не пить, это твой выбор, но завтра зелья будут у тебя. Блэк взял мантию, служащую верхней одеждой, аккуратно лежащую всё это время на спинке кресла, и накинул на плечи. Теперь уже да, теперь собирался уходить. Выбил напрочь из колеи и теперь — всё. — Потренируйся в том, что мы написали. Может быть, получится и без зелий. «Мы». Деллу едва не передернуло, так резануло слух своей неестественностью и неправильностью это мы. Мы написали… Он направился к двери из комнаты, и Делла, оглушенная, просто последовала за ним, будто это и не её дом вовсе. — Я не знаю, можно ли смешивать действие той магловской дряни, что ты пьешь, с зельями, — продолжал он её закапывать, спускаясь по недлинной лестнице. — Но на твоем месте я бы все-таки попробовал сутки обойтись без нее, прежде чем пить эликсиры. Ещё лучше. Всё лучше, и лучше, и лучше… Погруженная в попытку представить, каково было бы выпутаться из спасительного эффекта антидепрессантов хотя бы просто на сутки, Делла едва не оступилась, когда Блэк остановился на нижних ступенях и повернулся к ней, чтобы спросить: — Тебе нужен животворящий эликсир? — Делла потратила секунду, чтобы вспомнить его свойства. Восполняет энергию, в крайних случаях может замещать полноценное питание и здоровый сон. За время её секундного замешательства, исследовав Деллу неприятно внимательным взглядом, сам сделал вывод: — Что ж... во всяком случае, не повредит. Я на нем только и выживал в школе. Моментально прикусил язык, но поздно. Едва не скривился от сказанной глупости. Ему не следовало. Этого говорить точно не следовало — очень вряд ли Айвз захочет пить те же зелья, что помогали ему вершить всю ту деятельность. Но она ничего не ответила. Не вспылила, не помрачнела. Может, взгляд и дрогнул на мгновение, но Айвз только поджала губы и отвела глаза. Быть может, понимала, что это ей действительно нужно. Когда Блэк после этого совершенно спокойно, почти даже обыденно попрощался с Деллиной мамой, как будто был здесь не во второй, а в сотый раз, снова возник уже банальный, избитый вопрос, насколько дико всё происходящее, но у Деллы уже не было сил вариться в этих мыслях, которые совершено не менялись. С Блэком они не попрощались. Он просто ушел. Делла просто закрыла за ним дверь. Вздохнула, прислонившись лбом к двери. Желая стечь на пол и не подниматься. Остаться здесь, жалкой лужицей бессилия, на пороге. Какой бред… И голос мамы за спиной: — Мое обещание больше не говорить о Регулусе Блэке всё ещё в силе или?.. Да, этого только и не хватало для полноценной картины. Вишенка на редкость паршивого торта. Делла поморщилась, бросила маме что-то неопределенное в ответ и заторможенно отправилась в свою комнату, лишь бы скрыться уже в тишине, в которой её в свои объятия ждала попытка подумать. Понять — есть ли какой-то толк отказываться от зелий после всего этого аттракциона абсурда. Включающего в себя рассказ об отце, защитные чары на её доме, эту недо-лекцию по созданию чар... Господи. Конечно, нет. Никакого толка. Если уж опустилась в собственных глазах, то можно уже и на самое дно. *** Регулус договорился с подпольным ювелиром о создании реплики медальона Слизерина. Обычно этот мастер берет заказы минимум за месяц, но повышенная в несколько раз оплата труда, разумеется, сильно сокращает сроки изготовления, и уже второго августа медальон будет у Регулуса на руках. Он мог бы вовсе так с этим не возиться. Отыскать хотя бы примерно схожее по форме ювелирное изделие — медальонов в доме Блэков достаточно, — но Регулус не мог знать всех нюансов защиты крестража. Быть может, чаша попросту не примет другое изделие, сильно отличающееся от истинного. Быть может, благодаря этому мгновенно оповестит Реддла о подмене. Безусловно, Реддл все равно рано или поздно узнает, однако очень не хотелось бы, чтобы это произошло настолько раньше, чем следовало. Либо же, может, Регулус лишь пытался неосознанно отсрочить неминуемое, ища тонкости и нюансы, которые на деле не имели значение. Считать это за трусость? Внезапное желание всё-таки хотя бы немного ещё пожить, пусть и считанные дни? Регулус не знал. Только надеялся, чтобы это не сыграло с ним злую шутку, потому что до второго августа неделя, и за это время могло произойти что угодно. Особенно ему следует опасаться какого-нибудь внезапного собрания Пожирателей Смерти. Ближайшее, официальное, запланировано на середину августа, но неизвестно, что взбредет в голову Лорду. Разумеется, всё равно у Реддла не было причин просматривать воспоминания каждого своего приспешника во время каждого собрания, и всё-таки ненавязчиво он пробирался в головы, бегло проверял самую малость, всего лишь выцеплял поверхность, только чтобы убедиться в отсутствии затаенного. На всех этих собраниях за последние полгода окклюменции Регулуса вполне хватало, чтобы, к примеру, надежно прятать любые воспоминания об Айвз и причинах невыполнения первого задания. Даже ведь во время пытки… Лорд, безусловно, не смог бы одновременно и пытать Круциатусом и продираться в самую глубь памяти, но на поверхности высмотреть запросто мог всё что угодно, а Регулус же только об Айвз в тот момент и думал. И даже этого не произошло. Не высмотрел. Сознание словно так усердно пыталось спрятать Айвз, что расслоилось, являя Лорду одно и надежно сокрывая другое. Может быть, это было чем-то прирожденным: в родословной Блэков было много сильных окклюментов. Так или иначе, прятать воспоминания о пещере и крестраже тоже не должно составить труда. И всё-таки очень не хотелось бы проверять. Говоря об Айвз… это было и оставалось одним из основных пунктов в списке его дел. Регулус совершенно не знал, что с ней делать. Опасался, что не починит её, а доломает окончательно своим навязчивым присутствием в её жизни и своими советами. Потому что она слушала. На удивление, прислушалась к его совету. Когда он пришел на следующий день, трудно было не заметить, что она прятала взгляд и ни разу не посмотрела на него прямо, но он разглядел, какие покрасневшие и воспаленные у неё были глаза, подметил, как она вздрагивала от каждого второго шороха, но тут же пыталась взять себя в руки, часто сжимала и разжимала кулаки и следила за дыханием, как будто опасаясь истерики, готовой нахлынуть и затопить её в любую секунду. Однако это всё, конечно, не помешало ей с ним пререкаться, когда он открыл набор с зельями и объяснил ей, в какой колбе какое. — Блэк, у меня хандра, а не слабоумие. Спасибо, но курс зельеварения я вполне помню. Регулус только невозмутимо приподнял уголок губ: — На зачете помощь тебе требовалась. — На зачете я думала только о том, как бы дожить до окончания школы. Не напомнишь, из-за кого? И всё же один из пузырьков она выпила, хотя Регулус до последнего опасался, что она разупрямится и, конечно, не захочет пить ничего сделанного его руками. Вполне справедливо, но клятва ведь наверняка распространялась и на зелья. Как бы, интересно, Клятва это предотвратила, будь один из пузырьков действительно отравлен? Когда Айвз открывала пузырек, её руки слегка тряслись, и она помедлила, прежде чем подставила к пересохшим губам стекло пузырька. Как настраивалась. Готовилась. Закрыла глаза и проглотила почти залпом. Регулус внимательно наблюдал, не нарушая эту тишину своими комментариями. Следил за каждым изгибом её лица, за каждой напряженной чертой, постепенно начинающей разглаживаться под натиском вынужденного спокойствия. Честно, пить его зелье граничило с крайней степенью безумства, но после суток, за которые Делла ни разу не притронулась к антидепрессантам, она, наверное, выпила бы даже яд, только бы это закончилось. Делла едва не содрогнулась оттого, как внезапно это непривычное тепло разлилось по телу. Прокатывающееся от горла до груди — как спиртное, но не обжигающее, а мягкое, умеренное. Добралось и до конечностей, согревая тело, которое и не было замерзшим, но, оказывается, отчаянно в этом тепле нуждалось. Комок нервов, накаленный докрасна за эти сутки, чуть расслабился, разварился в бесформенную массу. Да. Делла даже и представить не могла, сомневалась до последнего, но, боже, да — это определенно было лучше антидепрессантов, которые будто просто выпивали её эмоции до капли, высушивали её до состояния омертвевшего листка, которое рассыплется, стоит его только тронуть. Конечно, эмоции сейчас никуда не пропали, просто спрятались поглубже, но это было не так уж и невыносимо, как ей помнилось. Она отлично помнила, как ей было тошно от действия успокаивающего зелья в Хогвартсе, но, господи, по сравнению с её состоянием от антидепрессантов последние полгода — небо и земля. — Я постараюсь наварить ещё, но, надеюсь, ты понимаешь, что в дальнейшем тебе придется варить самой. — Он чуть помедлил, дополнил: — Лучше вовсе не частить и постепенно от них отказываться — если появится зависимость, будет только хуже. Делла понимающе кивнула. Миллион раз слышала о том, что успокаивающее зелье вызывает зависимость, но прежде не понимала, как это происходит, ведь лично ей это ощущение запертых внутри эмоций казалось отвратительным. Теперь — да. Теперь понимала. После всех этих паршивых месяцев это зелье показалось почти дозой самого настоящего наркотика, обволакивающего вены в мягкое тепло эйфории. Долгожданный глоток свежего воздуха на поверхности после долгих месяцев пребывания взаперти затхлого магловского мирка. — Ты пробовала создать заклинание? — осторожно уточнил он. — Пробовала. Коротко и ясно. Не требовалось спрашивать, вышло ли у нее. — Будешь пробовать сейчас? — Я… — Делла прокашлялась. Мотнула головой. — Нет, я думаю, стоит повременить. Привыкнуть к нынешнему состоянию. Блэк дернул уголком губ. — Да. Наверное, стоит, — кивнул он. — Я приду через пару дней. Попробуй пока просто колдовать почаще. На этом их вторая встреча в июле и закончилась. Регулус подобное и предполагал, поэтому даже не снимал мантии, понимая, что уйдет почти сразу, как передаст зелья, и всё равно что-то в груди неприятно и унизительно засаднило. Не думал же он, что всю неделю до назначенного «события» будет видеть Айвз ежедневно? *** Эти несколько дней он потратил на то, чтобы осторожно и ненавязчиво убедить родителей укрепить защитные чары. Выходило сперва без особых успехов, и хоть какого-то прогресса в этом тоже не виделось. Ни намека на прогресс. Регулус видел, как часто скрещивались родительские взгляды, как будто без слов обменивались сомнениями и предположениями, что бы это всё могло значить. Он им не говорил, опасался. Терпел все те строгие требования объясниться, но не проронил ни слова из того, что могло бы им самим в будущем навредить. Его душило это бессилие и невозможность просто рассказать, но он должен был. Утаить до последнего. Найти любой иной способ их убедить. Но однажды матушка сама разрушила тягостное молчание, воцарившееся после очередного безуспешного разговора, одним только осторожным, нерешительным словом. Куда более весомым, чем тысяча прежних. — Реддл? Регулус ей не ответил. Однако даже этого его молчания было достаточно, чтобы затем защита на доме всё же стала постепенно укрепляться. День за днем, заклинание за заклинанием. *** Наверное, это можно было посчитать сказкой. Всё с её способностями стало налаживаться с неправдоподобной скоростью, как в каком-нибудь приторной бульварщине, финал которой автор так спешил закончить, что все проблемы главной героини разрешились чудесным образом по щелчку. Очень поверхностно и очень нереалистично. К Делле действительно вернулась её магия. В первый же, черт побери, день. Это граничило с абсолютной бессмыслицей. Просто перейти с антидепрессантов на магическое успокоительное? И всё? Мучиться месяцами, чтобы затем всё вернулось в норму всего за вечер? Так не бывает. И Делла оказалась права, когда стала судорожно выискивать в этом подвох. Подвох, конечно, был. По сути, её просто выкинуло из одного состояния в совершенно противоположное. Швыряло по двум крайностям. Когда она только-только выпила то зелье при Блэке, она уже начала чувствовать, как магия внутри потягивается и разминается, подобно довольному задобренному зверьку, готовому теперь тренироваться с новыми силами. Делла тогда почти сразу же после ухода Блэка попробовала первое попавшееся на ум знакомое заклинание, и у неё сработало. С первого раза. Её переполняла энергия весь вечер. Снадобье, которое должно вроде как оказывать успокаивающее и порой даже усыпляющее воздействие, после всех этих депрессивных немагических месяцев произвело как будто стимулирующий эффект, как магловский энергетик. Магия, до этого не откликавшаяся, все последующие часы хлестала по стенкам внутренностей, сочилась, электризовала воздух вокруг. А Делла ведь скучала по этому. По тому, как бодро отзывается палочка на почти любую мысль, по тому, как удается преобразовывать реальность так, как ей угодно. Долгими годами для Деллы это было обыденностью, а теперь — целое счастье. И той ночью, перевозбужденная, она долго не могла заснуть. Глаза попросту не закрывались. Делла только лежала и прислушивалась к ощущению потрескивания магии под кожей. Даже улыбнулась невольно. Уголки губ изогнулись сами, и эта улыбка почти перетекала в беззвучный смех, как оказалось — нервный, потому что затем Делла закрыла глаза руками. И заплакала. Успокаивающий эффект зелья приглушал эмоции, но мысли вились в голове с тем же упорством. Мысль — одна. Наиболее громкая. Кричащая. О том, что она, вроде как, позволила вправить себя. Вернуть в колею. Позволила — кому? Инквизитору? Существу, которое всё это с ней и сотворило? Мозг, уже не подверженный леденящему действию антидепрессантов, принялся перебирать воспоминания того, что Блэк сделал, как будто не желая просто допускать факт его помощи. Выдерживая баланс. Мол, говоря ей — конечно, он внезапно вправил тебе магию, но, вот, вспомни. Вспомни тот вечер, когда ты пряталась в кладовке, опасаясь за каждый свой вдох и прислушиваясь к каждому его шагу. Вспомни, как он перерезал твоей подруге горло, а затем прижимал тебя к стене и строил недоумение, с чего это ты вдруг его так боишься и так ему не доверяешь. «Айвз, не смотри» — помнишь? Помнишь? Помнишь, как во время зачета по зельям, который вы только сегодня так безмятежно вспоминали, он выведывал у тебя информацию про маглорожденных, чтобы затем прикончить твоего друга детства наиболее жестоким способом из возможных? Помнишь? Сразу после того, как поцеловал тебя, припоминаешь? Её раздирало. Делла с треском расходилась по швам, и она была уверена на тысячу процентов, что ещё немного, и у неё будет раздвоение личности. Или уже. Делла не понимала, ничего, совершенно. Стоило уже привыкнуть к этим разрывающим противоречиям, но теперь всё было иначе. Успокаивающее зелье глушило страх и боль, уже давно похороненные внутри так, что не выскребешь, но, пускай магия завязана на эмоциях и должна была быть так же надежно скрыта целой баррикадой, она находила способы пробраться через внутренние щели в этой плотине. Сдерживаемая так долго, приглушаемая столько месяцев, теперь прогрызала себе дорогу, лишь бы выплеснуться хоть в чем-то. Выплеснуться, к примеру, внезапным ударом оконных створок приоткрытой форточки. Сперва Делла подумала, что это сквозняк, ветер, что угодно, но взглянула заплаканными глазами на улицу — нет. Деревья не шевелятся. Не ветер. Или, например, выплеснуться в треснувшем стакане, стоящем совершенно неподвижно на столе в полутора метрах от Деллы. Или мигающей лампочкой. Делла долго себя убеждала, что это просто чудит неисправная проводка, но, конечно, нет. Нет. Вот и подвох. Во всей своей красе. Очевидно уже, Блэк был прав, антидепрессанты всё это время действительно блокировали магию. Не растворяли её, а просто запирали, всё глубже, и глубже, и глубже… и успокаивающее зелье, наполненное магическими свойствами, всего лишь разломил этот барбер, за раз. Одно жалкое базовое зелье, и всё в корне переломилось. Теперь магия отыгрывалась за все те месяцы игнорирования. Как была своенравной сволочью, так ей и осталась, только теперь — под другим углом. Откликалась, когда её не просили. Когда было не нужно. Делла снова почувствовала себя тем маленьким ребенком, той беспомощной маленькой Деллой, которая просто не представляла, кто она есть и что в ней живет, не представляла, как справляться со всей этой паранормальщиной, за которую её пытался казнить её же отец. Только теперь впереди не было никакого Хогвартса, который вправит ей мозги и снова поставит на путь истинный, наставляя, как именно управляться со способностями. Делла совершенно отвыкла. От такого количества магии, насыщавшей когда-то тело и насытившей снова. Заклинания удавались, но, опять же, — не всегда с первого раза. Делла чувствовала, как шевелится внутри магия, но не всегда получалось указывать, что именно делать, направлять этот поток. И Делла уже даже не понимала, что хуже. Антидепрессанты, оставляющие её пустой и слабой, или зелье, пробуждающее в ней давно знакомые, родные, но почти неконтролируемые теперь способности, от которых спрятаться бы в углу и больше к ним не притрагиваться. *** Делла опасалась, что за время отсутствия Блэка она растеряет последние остатки рассудка. Потому что совершенно не знала, что ей со всем этим делать, и почему-то её потрепанный мозг решил, что Блэк мог бы знать ответы. Наверняка нет. Делла это понимала. Но он был единственным в её существовании — по какому-то совершенно дикому стечению обстоятельств, — кто был связан с магией. Делла жила в магловском мирке. Поселилась в своем немагическом бункере. Сама уже почти стала маглом, с почти магловским мышлением. Не помнила, когда последний раз выбиралась в Лондон, когда видела других магов. Только Блэка, который сам приходил, сам раз за разом вторгался в её жизнь. И она стала ловить себя на мысли, что ждет его появления. Господи, да она откровенно снедается страхами, что он мог бы больше не появиться. Иногда её посещали мысли, граничащие с паранойей — не мог ли он сотворить это специально. Учитывая его раздражающее острый ум — продумал какую-то совершенно чудовищную манипуляцию, которая привязала бы её к нему. Может, это и не успокаивающее зелье было вовсе? Но Делла проверила — конечно, успокаивающее. Конечно, Блэк бы не стал. Делла просто законченный параноик. Который всё равно продолжал пить успокаивающие зелья, даже со всем этим «побочным эффектом». Потому что лучше быть с плохо контролируемой магией, чем без магии вовсе. Та пара суток, в которые Блэк не приходил, тянулись бесконечностью, и Делла уже начинала подумывать о том, что хорошо, что у неё нет его адреса, потому что она, вероятно, наплевала бы на любые остатки гордости и написала бы ему письмо. Эта мысль приводила в ужас, и не столько из-за самого факта желания написать ему письмо, а оттого, что у неё же были ещё варианты. Написать Итану, забив на обещание. Кому-то из однокурсников. Кому угодно. Пришлось бы пройти через муторный период объяснений, что именно с её магией, но это было бы куда разумнее и правильнее, чем в первую очередь подумать именно о Блэке. Который, в общем-то, и сам не знал, что с этим всем делать. — Тебя… пугает твоя магия? Он казался озадаченным. Переспросил, хотя наверняка прекрасно слышал, когда она сказала это, стоило ему только появиться в её доме. — Я всё ещё не могу толком с ней управляться, — утомленно прислонившись к стене, объясняла Делла. Мамы дома не было, и между этими фразами, будто прибавляя тяжести, устанавливалась обрывками неуютная тишина. — Я могу колдовать, заклинания чаще выходят исправно, но в остальное время, когда у меня даже палочки нет в руке — всё как в детстве. — Снова немного помедлила. Снова молчание. Неподвижность. Тлеющая в худых пальцах сигарета и смешок, выходящий дымом с сухих прокуренных губ: — Просто неконтролируемые всплески магии. — Ты пьешь успокаивающие зелья? — Да. Наверное, даже сверх меры. В тот первый день ей пришлось выпить ещё одну порцию, только бы заснуть быстрее, выключиться и, соответственно, выключить это зудящее ощущение невыплеснутой магии. Блэк устало протер лицо ладонями, и это был очевидный знак того, что он сам не имел ни малейшего представления, что с этим делать. Делла прикусила губу, отдающую горечью от сигареты. Едва не поежилась. Уже почти привыкла к тому, что была ходячей проблемой. Но она не заставляла Блэка как-либо ей помогать, она сама же этому противилась и подсознательно противится до сих пор, сама просила его убраться из её жизни. Это его решение — возиться с ней. Хрен поймешь, для очищения своей совести или из-за беспокойства за неё, но факт есть факт, это его решение. — Айвз… я правда не знаю. Если расклеить этот тон на волокна, явственно проступит вина. И простое нежелание признавать, что он чего-то не знает. Но он пытался: — Вероятно, тебе стоит колдовать как можно больше. Единственный способ. Просто привыкать и учиться заново. Просто привыкнуть к ощущению того, что Делла — как взрывчатка, ждущая своего часа, чтобы снова что-то магически разбить или, может, что-то куда хуже, — и однажды это ощущение, возможно, сгинет. Но Блэк был прав. Других способов особо видно не было. Когда она только кивнула в ответ на это, он спросил, готова ли она попробовать создать заклинание, но она была совершенно, до безумия не готова. Не в нынешнем подвешенном состоянии. Для создания заклинания нужна полноценная сосредоточенность, потому что любой неверный шаг в подобных экспериментах может оторвать тебе конечности или взорвать череп изнутри. Создание заклинаний — процесс не самый безопасный. И Блэк предложил ей пока другой способ избавления от накопившейся магии. Тренировку другой части магического существования. — Ты же понимаешь, что сдерживать себя мне будет незачем? — уточнила она, когда они уже выходили за пределы дома, во внутренний двор, где встретились в мае. Как в другой жизни, хотя прошло-то всего… Его усмешка уже по обыкновению выводила её из себя, приправленная язвительностью: — Ты же понимаешь, что скорее всего даже не попадешь в меня? — Уже попадала. — Ты про тот раз, когда я лежал на земле после Круциатуса, или про тот в лесу, когда мне потребовалась секунда, чтобы отбить твое, безусловно, очень сильное и опасное проклятье? И его отвратительная самоуверенность, конечно, не была пустой, как бы ни хотелось упереться в обратное. Магия в ней кипела и выжигала вены до дыр, просачиваясь через них наружу, но простого наличия недостаточно. Делла не стала сильнее. Это не было каким-то чудесным фантастическим обретением сверхмогущества. Просто чудом вернула себе примерно те же способности, что были раньше, только теперь, вдобавок, чрезмерно плохо контролируемые. Блэк, разумеется, отбивал любые её проклятья, стоило ей хотя бы просто подумать о заклинании. Только соскальзывала вспышка с кончика палочки — уже отбито о крепко выставленный щит. И это он ещё не передвигался, хотя мог бы. Быть живой движущейся мишенью. Но пока, видимо, решил пощадить остатки её самооценки. — В мае у тебя выходило куда лучше. — В мае у меня было куда больше желания убить тебя. Знаешь, это чуть придавало мотивации. Блэк прошелся по ней изучающим взглядом, чуть склонив голову вбок, как будто её ответ действительно его озадачил. — И что же стало с тем желанием? Делла не ответила. Вместо ответа — ещё одно заклинание, уже чуть более слабое, чем прежние. Слишком быстро начинала уставать. Мышцы, отвыкшие от активности, как будто уже запекались изнутри и немало ныли, ведь швыряние проклятьями пассивным отдыхом не назовешь, но Делла всё равно продолжала. Снова и снова, даже понимая, что это почти то же самое, что бросаться в июне в дерево, но деревья было бы хотя бы жаль. В деревья хотя бы попадало. Деревья могли бы треснуть. Сейчас все заклинания неотвратимо разбивались о щитовые чары. Делла не прекращала, а его совершенно равнодушное лицо и частые комментарии только распаляли желание — выплеснуть. Магию, похороненные эмоции, изгнать застойное нечто из себя, как демона, только вместо экзорцизма — всего лишь бредовая тренировка. Под конец дня, когда это безумие закончилось, когда Делла получила горстку непрошеных, но определенно полезных советов по поводу дуэлей, и Блэк просто ушел, Делла была так вымотана физически и морально, что просто упала в кровать и неправдоподобно быстро заснула, будто её накачали литрами сна без сновидений. Обычно лежала часами, смотря в потолок, пока не прибегала к порции снотворного. Но в этот вечер Делла даже не приняла успокаивающее зелье: то ли забыла, то ли не было уже сил — просто рухнула в постель и тотчас выключилась, как по щелчку. И даже не увидела этой ночью кошмаров. *** На следующий день он, разумеется, пришел снова. И через день. Предпочтение всё ещё отдавалось дуэлям — хотя «дуэлью» это можно назвать с очень и очень большой натяжкой. Блэк только время от времени мог бросить в неё слабое безобидное заклинание — ради тренировки щитовых чар. В остальное же время продолжались её тщетные попытки задеть его проклятьем хотя бы частично. Благо, до всей этой чертовщины на седьмом курсе у Деллы не было проблем с обучением — возвращение в колею сейчас проходило куда стремительнее и проще, чем будь Делла и раньше катастрофически неспособной ученицей. Плюс Делла пила животворящие эликсиры, которые позволяли ей не быть ходячей амебой, и начала наконец относительно нормально высыпаться, когда её не одолевал снова рой мыслей. В такие моменты приходилось прибегать к зельям. Делла совсем отвыкла от того, что большинство проблем, непосильных маглам, в магическом мире можно решить либо заклинаниями, либо зельями. Так сильно желала от этого абстрагироваться, забыться, уйти подальше от магии, что совсем забыла о всех выгодах, которые она своим отшельничеством теряла. Забыла о прелести магического мира, который, безусловно, всё ещё пугал своей непостижимостью в полной мере, слишком пугал, но теперь Делла предпочитала затыкать большую часть паршивых мыслей, лишь бы вернуть прежнюю себя, по которой так тосковала. А это — подумать только — постепенно происходило. Шаг за шагом. Прошло всего ничего — сколько? Несколько дней? Вроде нелепость, а ощущалась как целая жизнь. Все эти полгода Делла воспринимала любую пару дней за пару минут. Бледные, тусклые и незапоминающиеся. Но тренировки с Блэком, безусловно, трудно было не запоминать. Трудно было не заметить, что существование стало несколько… ярче. Наполнилось какими-никакими событиями, пусть и настолько неестественными. Теперь часы не превращались в секунды, а, наоборот, растягивались, как нервущаяся резина, чтобы в них могли умещаться все детали взаимодействия с постоянным гостем. То есть, если подводить итог — вырисовывалась почти сказка. Фантастика. Было бы неплохо, если бы в этот список дивных изменений втиснулась и победа над кошмарами, но, увы. Страшные образы Деллу не покидали, подарили ей только ту единственную спокойную ночь, когда она впервые тренировалась, и затем снова стали удостаивать своим присутствием. Но Делла к этому привыкла, тащила их за собой волоком уже давно, как часть себя, и жаловаться не стала бы. Просто пила теперь порой сон без сновидений, от которого частила головная боль. Не считая этого, всё действительно будто налаживалось, но Делла боялась думать в таком ключе. Просто плыла по течению, не вставая поперек. Принимала от жизни то, что дают, робко тая надежду, что её существование и вправду могло бы вырулить во что-то сносное из того невыносимого состояния, которое царствовало ещё несколько дней назад. К попытке создать заклинание Делла приближаться всё равно пока опасалась. Оставаясь наедине с собой, пару раз пробовала, и исход очевиден. При Блэке ситуация лучше не будет, а позориться ещё больше в её планы не входило. И всё-таки, если рассматривать всю эту ситуацию — именно из-за неотъемлемости в ней такого лица, как Регулус-серийный-убийца-Блэк, — насколько это отвратительно, нездорово и аморально по шкале от одного до десяти? Делла бы выставила одиннадцать или больше, но у неё было не слишком много альтернатив. Это не значило, что она забывала его преступления — внутренний голос этого попросту не допустит. Делла этого не допустит, никогда в жизни. Но и игнорировать факт, что он единственный, кто мог бы ей помочь, она просто не могла, не могла отказываться от брошенного ей спасательного круга, за который теперь так отчаянно хваталась. Прежде её попытки выкарабкаться были вялыми и будто неохотными, но стоило протянуть ей руку кому-то извне, и она вцепилась в нее мертвой хваткой — и будто совсем неважно, что протягивал её именно тот, кто и утопил её в этом болоте. — Ты понимаешь, что школьники в дуэльных клубах и то бьют сильнее? Её красная вспышка, разумеется, попросту отлетела от его щита, растворившись в прохладном вечернем воздухе. Блэк продолжал: — Или ты так расслабилась из-за защитных чар на доме? Думаешь, они гарантируют безопасность? Вспышка. Блэк безразлично прогуливался по внутреннему дворику, разглядывал сумеречные пейзажи окраины тихого городка, и всё равно отбивал, почти не глядя. — Знаешь, порой начинаю жалеть, что поклялся не причинять тебе вред. Может быть, тогда бы ты была сейчас более мотивирована. Как впечатали в лицо пощечину — воспоминаниями. Ударили картинками прошлого. Тот запертый кабинет, та отвратительная безысходность, абсурдный разговор, руна в воздухе… Стоило, наверное, разозлиться и бросить в него проклятье посильнее, ведь, очевидно, это и было его тактикой, но именно осознание того, что он делает это целенаправленно, нисколько не помогало. — Думаешь, твое мудачье поведение сейчас что-то исправит? — раздражение покалывало под кожей, но не было готово вспыхнуть и разрастись до размеров ярости. — Что дальше — начнешь в красках мне расписывать, как убивал своих жертв, только чтобы я была достаточно мотивирована проклясть тебя? — Если ты так просишь… — он бесстрастно повел плечами. — Мне начать с Терри или пойдем по порядку? Это не ударило по ней так сильно, как могло бы, потому что этого и стоило ожидать, но всё равно резануло, по грудной клетке, как бритвой. Вскрыло уже начавшие рубцеваться раны. Это попросту подлый, грязный ход, и он не имел никакого права. Делла махнула палочкой, и вспышка неудачно соскользнула с палочки, опалив траву. Сразу, следом — новая вспышка. Пришлась куда ниже, чем следовало, куда-то Блэку в ноги, и он, конечно, мгновенно выставил перед ними щит. Но заклинание, отправленное следом, в ту же долю секунды, попало вполне себе метко. То ли Блэк действительно не ожидал, преждевременно расслабившись, то ли откровенно поддался ей, но новое защитное заклинание не успело встать в полной мере, и проклятье ужалило его свободную руку. Чуть надорвало рукав и обожгло запястье. Боли он не выказал. Даже не дрогнул. Казалось, даже какой-нибудь неживой тренировочный манекен отреагировал бы на заклятье с куда большей отдачей. То ли жалящее заклинание для Блэка пустяк, то ли он всего-навсего бесчувственная сволочь — Делла больше склонялась к этому варианту, — но он только усмехнулся: — Ну, уже что-то. — Чуть отодвинул надорванный рукав рубашки, чтобы взглянуть на незначительную рану. Так расслаблен и невозмутим, а Деллу едва не сотрясало дробью чертовой дрожи. Да, она понимала, что его слова были провокацией, причем действенной, ведь раньше Делле почему-то собранности не хватало, чтобы бросить аж три проклятья подряд. Но это уму непостижимо, что он мог так спокойно упоминать о факте убийства её подруги, чтобы затем с тем же спокойствием усмехаться. Такие моменты, наверное, даже были нужны. Как подпитка прежней ледяной ненависти, шпарящей по венам. Чтобы ни на секунду не забывать, как сильно её тошнит от этого человека. Не забывать, кто перед ней. Особенно когда рукав отодвинулся, невольно демонстрируя едва заметный уголок отвратного пожирательского клейма. Блэк не поднимал на Деллу глаз, проводя пальцем по воспаленной от проклятья коже на запястье, но все равно, видимо, почувствовал её взгляд: — Ты вечно косишься на мою руку. Хочешь взглянуть? Теперь уже это было откровенной издевкой, Делла это понимала. И всё же: — Может быть. Блэк поднял голову. Изогнул бровь, и уголок его губ слабо дрогнул, как будто в насмешке, но Делла не могла быть уверена, что это не тик. Не могла быть в полной мере уверена, что действительно хотела бы посмотреть, но её извечное, совершенно неуместное любопытство убивало её. Видеть — теперь уже, боже, почти ежедневно — Пожирателя Смерти и ни разу не увидеть вблизи этой наводящей на всех ужас Метки… всегда только частично. Несколько секунд Блэк будто пытался удостовериться, не шутит ли она, ощупывал её взглядом, прежде чем действительно неспешно к ней приблизиться, и от каждого его шага внутри что-то затягивалось. От каждой секунды, что он ещё больше подворачивал рукав, чтобы открыть теперь не только запястье. Предплечье. Явить, оказавшись рядом, татуировку в виде черепа и змеи, впечатанную ему в кожу самим Лордом. Всё ещё так жутко и гадко от мысли, что Блэк регулярно видит монстра, которого боится вся Магическая Британия... Кого-то, кто в умах многих был будто бы легендой, байкой, которой можно пугать детей и которой до одури боишься сам. Сердце разогнало свое биение, как будто чернильная змея могла бы вынырнуть из черепа и вгрызться Делле в глотку. Регулус, напротив, даже не смотрел на Метку, видел её так часто, что уже выгравирована намертво у него на сетчатке глаз. Смотрел на Айвз. Стоящую к нему так близко и рассматривающую то, что он около года мечтал бы никогда больше не видеть. Так странно… месяцами прятать ото всех. От неё в том числе. Чтобы теперь — совершенно спокойно, как само собой разумеющееся… Будто под гипнозом, Айвз невольно протянула руку — как обычно и бывает, когда видишь что-то впервые, хочется разглядеть каждую деталь, коснуться, почувствовать. Вовремя опомнилась. Не стала. — Айвз, ты не обожжешься, — его смешок показался ему же самому фальшивым насквозь. Ему не весело. — Уверен? — она фыркнула. — Я бы не удивилась, если бы ваш драгоценный лорд наложил противомагловские чары. Но, несмотря на свои же слова, медленно коснулась. Опасливо, настороженно. Почти и не касаясь — просто узнать, почувствовать текстуру, хотя на деле это почти обычная татуировка. С закрытыми глазами можно и вовсе не понять, что на предплечье что-то есть. Блеклая, пока не почернеет от приказа Лорда. От этих странных, непривычных прикосновений прохладных пальцев к метке, её пальцев, в груди у Регулуса стягивался странный ноющий узел. Слишком дикая картина. Ситуация. Это било все рекорды. Пока она с совершенно далеким от нравственности интересом изучала метку, он все-таки ответил: — Не думаю, что он допустил бы мысль, что кто-то из его приспешников мог бы настолько близко подпустить к себе грязн… — Осек себя, не договорив. Почти вовремя. — Маглорожденную. Последнее слово так неестественно прозвучало из его уст. Едва ли не вымученно. Удивительно, как у Блэка не отнялся язык. — Думаешь, меня бы, после всего, это задело? — Делла возвела глаза к небу. — Не занимайся мазохизмом. Грязнокровка так грязнокровка. Ночами плакать не буду. И всё-таки она отпрянула. Отошла, снова выдерживая между ними дистанцию, чтобы продолжать бессмысленную дуэль. Легонько встряхнула руками, будто прогоняя напряжение и скидывая с себя любые непрошеные мысли. Вернулась к проклятьям. Регулуса трудно вывести из равновесия, но почему-то теперь, после этого недолгого представления с участием Черной метки и Айвз, его щитовые чары выставлялись с чуть большей рассеянностью. *** — Левикаденикс, — произнесла Делла, проводя палочкой сверху-вниз, но воздух комнаты упрямо оставался непоколебимым. Ни намека на снег или хотя бы холод. — Айвз, вкладывай больше намерения, а не формы. Делла вдохнула, проталкивая воздух поглубже в грудную клетку, пытаясь настроиться. Повторила. Ничего. И снова… Ничего. Она начинала раздражаться. — Готов поспорить, что ты всё ещё зациклена на самом произнесении заклинания. Представь, как снег опускается с потолка. Почувствуй его холод и структуру. — Когда ты тренировал удушающее, тоже представлял? — Да. Её передернуло. Господи-боже. Воображение подкинуло ей не холод и структуру падающего с потолка снега, а то, как Блэк создавал свое проклятье. Выбросило прямо в период, которого своими глазами она никогда не видела, но могла живо представить его, его попытки создать, с её тетрадью в руках, кропотливо вкладывающего его гребаное намерение в формулу удушающего. — Леви-каде-никс. Послышался треск. Секунда. С потолка посыпалась штукатурка. Делла стояла неподвижно, с поднятой головой, всматривалась в ожидании, не упадет ли вслед за штукатуркой кусок потолка. Вполне мог бы. Что угодно — но не снег. — Руна слишком резкая, — устало продолжал Блэк читать ей нотации. — Снег опускается плавно, движение должно быть соответствующим. На этом базируются заклинания — на ассоциациях и восприятии. Не мне тебя учить. Да, верно. Да, не ему её учить. Делла знала это всё, прекрасно знала каждое его слово, она потратила шесть лет на историю создания, построение и структуру заклинаний, а теперь выслушивала это всё, будто была ничего не знающей первогодкой. Но, конечно, это было извечной проблемой самообразования — попробуй разглядеть свои ошибки, если не видишь себя со стороны. Будь хоть дважды гением, не выйдет, как ни пытайся. Делла закрыла глаза, во всех красках представляя действие заклинания. Как снежинки трансформируются под потолком, беря влажность из воздуха, как левитируют вниз в танце и тают на второй трети пути, не соприкоснувшись с полом. Подняла палочку: — Левикаденикс, — и опустила руку плавно, насколько это было возможно. Конечно, ничего. Ни-че-го. Наивно было полагать, что у неё что-либо выйдет. Даже раньше, до всего этого безумия, её пиком были лишь мелкие заклинания, упрощающие пустяки, которые можно было бы решить и без магии. Делла никогда не была и не будет способна вмешиваться в магический фундамент так, чтобы управлять самой природой — водой, огнем, землей, воздухом. Блэк был способен. Буквально расщеплял воздух в легких людей. В сравнении с ним Делла, даже с вернувшейся магией, была неумелым ребенком, и это, господи, просто несправедливо. Сколько он изучал создание заклинаний? Несколько месяцев? А Делла? И всё-таки Делла подняла снова палочку, пока что не сдаваясь. Повторила снова заклинание и вывела снова руну. С отвратным скрипом по стеклу окна поползла глубокая трещина, повторяя движение палочки. Да-боже-мой. Бессилие накатывало всё больше и больше. То же бессилие, что вогнало её в рецидив депрессии в начале лета, что скомкало ей в очередной раз существование. Давило на плечи и вынуждало только изнеможденно смотреть на эту проклятую трещину на стекле. Блэк расслабленно взмахнул палочкой, возвращая окну первозданный вид. Никакой трещины. Не осталось и следа. Можно продолжать. Можно ли? Способна ли она? Делла пыталась. Повторяла заклинание снова и снова, неспешно, сосредоточенно, делала всё, что в её силах, визуализировала эти долбанные хлопья снега, вальсирующие с потолка, — будь они прокляты, и Блэк с ними заодно, что вообще придумал настолько абсурдную идею для заклинания, — и всё равно. Всё равно не выходило. Блэк сам уже даже пытался продемонстрировать наиболее подходящее движение, и Делла повторяла, точь-в-точь, но магии плевать. Всё тщетно. Интересно, если бы вместе с движением он произносил придуманную ими формулу, у него бы заклинание удалось? Пошел бы с потолка снег? Возможно, он этого не делал специально. Если он будет первосоздателем заклинания, все эти танцы с бубном будут просто напрасны, и для Деллы придется придумывать что-то новое. — Могу я?.. — Блэк не сформулировал свое предложение в слова, и Делле потребовалось несколько секунд, чтобы выпутаться из мыслей и понять, о чем он. Когда поняла, качнула головой. Отшатнулась невольно. Блэк только глаза закатил. Смотрел на неё с выводящим из себя снисхождением, когда она уперто возражала: — Ты и сам говоришь, что я точно повторяю то, что ты показываешь. В этом нет необходимости. — Айвз. — Его усталый тон вместо тысячи аргументов. Но Делла не унималась: — Знаешь, я вполне могу расценивать это и за тягу к домогательствам. В особенности если учесть, что Блэк ведь буквально маньяк, который выследил, где она живет, и наблюдал за ней без её ведома, и следил за ней в стенах школы под дезиллюминационным и карте, и ещё мерлин знает что… Но Блэка эта ситуация как будто веселила: — Выходит, тебе мою метку трогать вполне дозволено, но мне к тебе прикасаться запрещено? Притом, напомню, в пользу тебе же. В пользу? Что ей может помочь? Делла не думала, что что-то может. Но она искренне не понимала, в чем дело. Вероятно, её магических сил и умений просто недостаточно. На этом всё. Закрываем этот цирк и расходимся. Признать это было бы признанием поражения перед собой же, и с одной стороны — ей-то какое дело? Разве не плевать? С другой — разве не она хотела воскресить прежнюю себя? Которая вряд ли сдалась бы так просто, годами изучая строение заклинаний. Как она себе говорила недавно?.. Если опустилась уже, то почему бы не добраться до дна. — Ладно, — выдохнула она, приподнимая палочку. — Покажи. Он как будто и не сомневался в ответе. Расслабленно подошел ближе, заходя ей за спину, потому что так, очевидно, удобнее, чем лицом к лицу, и Делла вмиг после этого пожалела о своем решении. Комната хорошо освещалась, здесь не было сумрачно или холодно, но дымка прошлого как будто тотчас затянула стены, и вышвырнуло куда-то во все те подавляемые страхи. Оказавшись за её спиной, вне зоне её видимости, да ещё и так рядом, Блэк ощущался подобно той могильной тени, что следовала за Деллой в школьных коридорах. Делла чувствовала — каждой клеткой своего тела чувствовала его присутствие, даже до того, как он осторожно обхватил её запястье, отчего сердце забрыкалось в груди так остервенело, что впору бы разломить грудину. — Мерлин, Айвз, расслабь руку, — его голос звучал совсем рядом, перевязывая нервы и жилы узлами. Холод мерзко скользнул под кожей, как сквозняком, бродящим по артериям. Блэк, кажется, специально старался к ней не прикасаться, не считая руки, но это совершенно не спасало. Это определенно выше её сил. Степень того, что она могла бы вынести, заколебалась у опасной границы, после которой уже следует истерика и возвращение в прежнее состояние. От крайности к крайности. Делла — как маятник. Блэк требовательно, но несильно встряхнул её кисть, чтобы расслабила, а напряжение только сильнее сдавило все мышцы, и легкие вместе с сердцем заодно, так, что с губ сорвался лишь тихий обрывок выдоха. А нужно. Дышать. Успокаиваться. Он не причинит тебя вреда. Успокойся. Но Делла терялась. В мыслях. В ощущениях. В понимании, что за её спиной, совсем близко, всё равно что держа её за руку, стоит он. Дыши. Вдох и выдох. Через силу, с треском надломив в себе что-то, расслабила руку, и Блэк переместил ладонь чуть ближе к её палочке, чтобы обхватить Деллину кисть, пальцы которой слишком нервно сжимали древко. Дышать стало только труднее, точно давило что-то на солнечное сплетение, грозя раздавить корсет ребер. Делла пыталась сосредоточиться на движении, которое он медленно показывал, но сосредотачивалась только на ощущении соприкосновения кожи с кожей. На том, чтобы унять внутреннюю дрожь и унизительно гулкое сердцебиение. Сосредоточься. Движение… движение плавное. Как он и показывал прежде. Как она и пробовала. Не просто сверху и вниз, а походящее на руну эйваз, просто с куда более сглаженными, мягкими углами. Теперь Делла, водимая чужой, ненавистной рукой, примерно понимала. У неё больше были задействованы запястье и локоть, хотя важнее было следить за движением кисти, которая должна изгибаться мягко, почти как при танце, когда девушка изящно подает партнеру руку. Не факт, что это правильно. Этого заклятия вовсе не существует, чтобы было правильно или неправильно, но Блэк полагал, что нужно так. Может, он прав, может, нет, но Делла склонялась, что скорее да — это движение вполне себе отдавало ассоциациями с вальсирующим снегом. Делла уже хотела сказать, что поняла, хотела выдернуть руку и отстраниться, когда против воли переключилась с ощущения прикосновения к своей руке на ощущение его размеренного дыхания, едва осязаемо касающегося её волос. Прежде не чувствовала, как будто запрещала себе чувствовать, только бы не сойти еще больше с ума. Теперь?.. Под ребрами что-то колыхнулось, дрогнуло, заставив и всем телом вздрогнуть. И бросило в жар. И в жар, и в дрожь… Непонятно, почему именно от этого, а не от всего остального, но — как слетела пелена нереальности, которой Делла себя окружала. Захлестнуло воспоминаниями из школы, из темных коридоров, когда она брела по затихшему замку, ощущая затылком чужой холодный взгляд, дыхание смерти за своей спиной. Сердце совсем разбушевалось, разгоняя по венам потрескивающую магию, колотя с безумной силой. И с очередным ударом о ребра — сама по себе распахнулась дверь в комнату, громко саданув о стену. Как будто демонстрируя — всё, всё, пора бы заканчивать. Делла от этого звука испуганно дернулась, отпрянула от Блэка, мгновенно повернувшись лицом и попятившись на два нетвердых шага. Перед глазами ворохом всё летели школьные воспоминания, которые она так усердно и жалко пыталась запереть, когда Блэк здесь, лишь бы не впадать в панику, лишь бы рассудок не разлагался иррациональным страхом. Те вечера, когда она брела одна, и когда он — следом. Вдох. Задержала дыхание. Выдох. Сердцебиение не успокаивалось. Тише. — Тише, — Блэк успокаивающе поднял руки, и Делла едва не вздрогнула снова. — Ты же знаешь, я не причиню тебе вреда. Что случилось? Почему ты?.. — Думаю, на сегодня всё. Правда. Уходи. — Прозвучало резко, и Делла поспешно, сбивчиво добавила: — Пожалуйста, — а затем моментально задумалась, с чего ей вообще заботиться о том, не слишком ли она груба. Но плевать уже, на всё. Ещё несколько секунд безуспешных попыток одолеть внезапный страх своими силами, и Делла просто сдалась, опустилась перед прикроватной тумбочкой, достала оттуда набор с зельями. Немало склянок уже пустовало. Взяла очередной с успокаивающим действием и выпила залпом, сосредотачиваясь на мягком вкусе, затопившем язык и скользнувшем в глотку, чтобы согреть её и ниже — грудину, тело, сознание, укрыть, как одеялом. Её всё ещё потряхивало. Руки дрожали. Регулус стоял в глубокой растерянности. Совершенно не представлял, стоит ли действительно уходить. Не знал, куда себя деть. Ему самому вдруг стало паршиво, в секунду, от одного только её взгляда, когда она так резко отпрянула. Видел этот взгляд уже не единожды. Будучи под маской и без. В стенах замка и на её же дворе, в тот момент, когда она осознала, что её мать может вот-вот впервые столкнуться с главным её мучителем. Целая каша из ужаса, боли и отчаяния, текущая по кругу темных радужек. Он понимал, что ей тошно от его присутствия, но не думал, что такая незначительная глупость произведет подобный эффект. Сама ведь его уже касалась — в день, когда придумали формулу. В день, когда она обожгла ему руку проклятьем в недо-дуэли. — Блэк, — вздохнула она, взглянув на него через плечо. Ни слова больше, просто Блэк, плавающее где-то на грани между холодным требованием и просьбой. Уйти. Не было ни единой причины продолжать мучить её сейчас своим присутствием. Очевидно, ей уже не до заклинания. Беря в руки мантию, Регулус спросил почти равнодушно: — Мне прийти завтра? — Как хочешь. Только бы ушел сейчас. Их обоих слегка покоробило это как хочешь, но Делла была не в том состоянии, чтобы вдумываться сейчас. Регулус же невольно вдумался. Не «нет». Не «свали уже к чертям из моей жизни». Как хочешь. И не понять, из-за чего. Свидетельство её отчаяния? Смирения, что он приходит и будет приходить? Её желания выкарабкаться из своего состояния с помощью него? Делла даже не сразу опомнилась, когда через пару секунд обнаружила, что он действительно её покинул. Не трансгрессировал, потому что тогда бы она услышала хлопок. Ушел через распахнутую дверь, и Делла, если прислушаться, даже может услышать его шаги на скрипучих ступенях лестницы. Зелье уже расползлось по всем углам тела, и сердце замедляло темпы, но воздух всё ещё с трудом проталкивался ко дну легких. Руки всё ещё чуть тряслись, но успокаивающий эффект снадобья мягко и постепенно сводил это на нет. Делла уже сама не понимала, зачем ей это всё. Магия к ней вернулась. Делла почти научилась заново с ней управляться. Создание заклинаний ей к чертям никуда не… Только начавший набирать обороты поток мыслей заглох, когда до Деллы дошло. Когда, вслед за звуками шагов по ступеням, услышала голос внизу. Мысли заглохли, сердцебиение заглохло, нервы вытянулись, как тетива, и время будто замерло — всё, чтобы слух обострился максимально, чтобы выловить мельчайший звук. Потому что мама дома. Потому что мама внизу. Сейчас там, внизу, с уходящим Блэком, наедине. А Делла каменела, каменела, не в силах шевельнуться, хотя стоило бы сорваться с места, а не стоять статуей и с парализующим страхом просто прислушиваться. Но, конечно, ничего чудовищного не последовало. Конечно, Блэк просто попрощался с её матерью. Конечно, мама просто выразила вежливое сожаление по поводу его скорого ухода. И дверь внизу закрылась. На неслушающихся ногах Делла медленно подошла ближе к окну, чуть отодвинула штору. Наблюдая, как Блэк выходит из дома, пересекает внутренний двор и, не оглядываясь, просто трансгрессирует. Затянутая тетива нервов отпустилась. Судорожный вздох. Попытка вникнуть. В мысль, что Делла даже не подумала проводить его до порога самой, как делала прежде. Всегда провожала до самой двери. Никогда не оставляла его одного в своем доме, никогда не оставляла его наедине со своей матерью. А сейчас, пускай и на несколько мгновений, всего на пару фраз… Её так вышибло из здравого ума простое прикосновение, служащее попыткой ей же и помочь? Или мозг-предатель постепенно начинает позорно сдаваться, уступать принятию? Неосознанно уже признает неестественный факт, что ни ей, ни её матери Блэк вреда причинять не намерен? *** Конец грянул внезапно. Регулус этого и ждал, и нет. Едва не молился, лишь бы этого не произошло. Но, конечно, вселенная всегда глуха в отношении людских просьб. Главнейшее опасение Регулуса сбылось всего за два дня до намеченной даты. Утро тридцать первого июля ничего не предвещало. Дом дремал. Старинные портреты посапывали, по коридорам ходил слабый сквозняк, только домовики суетились над завтраком для ещё спавших хозяев. Регулус, мучимый бессонницей, встал совсем рано, успел выпить пару чашек кофе и несколько часов занимался зельями, когда внезапно метка начала мучительно жечь. Жгла, щипала так, будто в кожу врезались острые зубья, и, разумеется, требовательно шевелилась, стоило задрать рукав. Обычно собрания назначаются заранее, но порой — бывало и так. В ближайшее время этого случиться было не должно, ведь крайняя встреча была в середине июля, у него должно было быть ещё много времени в запасе, но в итоге… Регулус часто думал, что делать, если это случится. Просто не прийти нельзя. Хотелось, эта мысль была так сладко манящей и едва выносимой, но нельзя. Будет воспринято за дезертирство, может разгромить все его планы в одно мгновение. Голос разума твердил ему отправляться в пещеру немедленно, наплевав на любые планы, которым оставалось всего два жалких дня до исполнения. Схватить первый попавшийся медальон и покончить со всем. Но когда метка действительно зачесалась, когда его главный на данный момент страх претворился в жизнь, все мысли сбились в бессвязную кучу. Регулус сидел в полумраке своей спальни, на краю постели, задумчиво вцепившись в волосы, и думал, думал, думал… пока метка всё беспощадно, нетерпеливо требовала его немедленного появления. Всего два жалких дня. Пережить это собрание, длящееся не более нескольких часов, и у него будет еще несколько дней. Его умения в окклюменции не должны его подвести. Вероятность, что Реддл копнет глубже в голову именно Регулусу, равна всего паре ничтожных процентов. Два дня. Он получит точную копию медальона. Он убедится в том, что оставляет родителей в безопасности. Он убедится в том, что не оставляет Айвз слабой и переломанной до основания. Салазар, у неё ведь почти получилось. Это всё, чего он хотел. Просто поступить напоследок правильно. Хотя бы частично искупить неискупимое. Но, как выяснится впоследствии — и что было очевидно с самого начала, — благими намерениями устлана тропа прямиком в ад. За эту ошибку в очередной раз расплатятся другие, но Регулус не мог этого знать, когда, всё ещё погруженный в дерущие его рассуждения, выходил из дома на площади Гриммо и обращался черным дымом, чтобы трансгрессировать на зов Метки. В конце концов, Регулус просто юн, самонадеян и последний год находится в беспросветном раздрае, чтобы всегда поступать обдуманно. Но, разумеется, ничто из этого не было ему оправданием. *** — Он и без того старел и становился совершенно бесполезен, — ответил Регулус. — Никто не станет горевать по ничтожному слуге. Для меня большая честь знать, что он был вам полезен, господин. И почтительно склонил голову. Привычный жест покорности. Отточенный ответ на упоминание Лордом вскользь утерянного домовика. Лорд только удовлетворенно кивнул, хотя Регулус продолжал ощущать на себе испытующий взгляд отдающих багрецом глаз. Чувствовал и то, как собираются колючим ноющим узлом внутренности, но виду не подавал. Крайне своевременно зал для собраний стал заполняться прибывающими Пожирателями. Их было немного — малая доля от общего состава. Что было вполне очевидно, ведь собрания в полном составе всегда были спланированными заранее. Внезапные встречи всегда означали, что ты никогда не узнаешь, для чего вас собирают, кого ты увидишь и как много людей будет. Среди присутствующих были Барти и Трэверс. Плюс ещё трое Пожирателей, которых Регулус уже не знал так хорошо, но по этому составу было понятно заведомо — видимо, планируется очередная операция, в которой участники вполне могут снова стать всего лишь пушечным мясом, иначе Лорд выбрал бы куда более взрослых и опытных бойцов. Оказался прав. Выяснилось местоположение одного из министерских складов с военно-медицинскими наработками. Цель — подрыв. Большая численность жертв, условно говоря, приветствуется. Подрыв назначен на конец недели, поэтому Регулус даже и мысли не допускал, что действительно будет в этом участвовать. Уже послезавтра, вероятно, его не будет в живых. Но об этом он сейчас не думал, понимая, чем это чревато. Прятал рискованные мысли как можно глубже, на передний план выставляя куда более незначительные, и, конечно, чувствовал чужое присутствие у себя в голове. Неотъемлемая часть всех собраний. Лорд скользил ледяной змеей по сознанию присутствующих так незаметно, что малоопытный волшебник даже и не заметит вмешательства. Лорду ведь даже не требовался зрительный контакт. Требовался только в случаях, когда ему нужно погрузиться в омут мыслей куда глубже. После разъяснения всех нюансов операции, Лорд потребовал у Барти доклада о той самовольной вылазке, что была на прошлой неделе. Пускай он давал своим приспешникам вольность, ему все равно был необходим вездесущий контроль. Отчеты. Подробности. Барти расписывал почти во всех подробностях — конечно, оставаясь в рамках официальности, — и у любого здравого человека волосы бы встали дыбом. Присутствующие привыкли. Присутствующие регулярно участвовали в подобном. — Регулус, — прорезало тишину холодного зала, когда с докладом было покончено. Честно, Регулус ненавидел свое имя, когда оно звучало из этих уст. Честно, Регулус ненавидел это место. Надеялся никогда сюда уже больше не вернуться, но вот он здесь. За все годы жизни в доме на Гриммо он должен был уже привыкнуть к концентрации темной магии в воздухе, к этой затхлости и холоду, но это поместье било все известные ему рекорды. Казалось, для пытки необязательно применять никакие проклятья, достаточно оставить в этом поместье человека на долгое время, и он просто лишится рассудка — намагниченный разложением воздух затечет под кожу и выгрызет внутренности подобно плотоядным жукам. Только малой горстке людей было относительно спокойно на этих собраниях, в этом поместье, под ледяным взглядом Лорда. Барти — в их числе. И ещё несколько человек, которых сейчас не было. Остальным за этим столом сейчас наверняка было тошно. Регулусу — особенно. — Да, милорд? — Нет ли ничего, что ты хотел бы сказать? Тот узел напряжения, что стягивался на протяжении всего собрания, разбух до отвратных, болезненных размеров. Воспаленный, заполнил почти всё туловище. — Никак нет, милорд. Этот ответ, разумеется, не мог удовлетворить Лорда. Продолжившего: — Дело в том, что я не вполне понимаю, почему я не вижу тебя в добровольных операциях, устраиваемых твоими приятелями. Регулус не чувствовал облегчения, когда это услышал. Должен был? Он вздохнет с облегчением только когда выйдет из этого сумрачного пространства, пропитанного страхом и позорным трепетом. Если выйдет. Нельзя было расслабляться ни на долю секунды. — К сожалению, на данный момент я чрезмерно занят подготовкой к собеседованию в Министерство. — Вот как… — протянул Реддл, тонкими и бледными, почти серыми пальцами коснувшись жутких черт лица в глубокой задумчивости. — Это похвально... Полагаю, все присутствующие должны осознавать, как нужны в наших рядах министерские работники. Это, очевидно, было укором в сторону тех, кто не стремился протиснуться в фундамент Министерства Магии. Присутствующие закивали, кто-то что-то ответил. Регулус смотрел прямо перед собой. Его внутренне потряхивало, но он не выказывал. Держался. Паника постепенно начинала зарождаться в груди, как в жерле, чтобы затем целой лавиной прокатиться по всему телу. Главное — держаться. Нет ведь причин для паники. Ментальные стены Регулуса достаточно крепки, чтобы месяцами держать малейшие намеки на предательство крови под замками и ни разу не выдать себя. Ничто не изменилось. Всего лишь плюс одна тайна. Способная спасти или разрушить окончательно мир, если утаить её не удастся. Собрание скоро подойдет к концу. Не осталось больше тем, которые следовало бы обсудить, оно и без того уже затянулось. Скоро их распустят, и Регулус оставит эту встречу позади, чтобы вернуться к своим планам. Всё как и должно быть. — И всё же… по какой-то причине мне не дает покоя мысль, что ты мог бы в данный момент скрывать нечто от меня, Регулус. Имя прозвучало будто бы змеиным шипением. Кто-то за столом заерзал, как будто это их обвиняли в сокрытии чего-либо, но это лишь привычный ледяной тон оказывал подобное действие. Что бы Лорд ни говорил, кому бы он ни говорил, пронзаются иглами напряжения все, как будто задевало ударной волной. Регулус чувствовал на себе недоумевающий взгляд Барти и других, но не поворачивался, не шелохнулся, сидел, подобно неподвижной статуе, не сводил глаз с Лорда, кажущегося совершенно безмятежным. Обманчиво безмятежным. — Боюсь, я не в полной мере понимаю, что я мог бы скрывать от Вас, мой лорд. Голос ровный и твердый, совершенно не выдающий волнения, раздалбливающего ему ребра в щепки. Но Регулус уже понимал. Всё осознание и всё принятие крошило ему рассудок. Реальность сыпалась, пока в голове звучало необратимое — это конец. Всё кончено. Конец стал очевидным, кристально чистым, прозрачным, ещё до того, как Лорд поднял на него глаза. До того, как спросил: — В таком случае, полагаю, ты не станешь возражать? Единственный вопрос. Не требующий ответа вовсе. Прежде чем ворваться в голову. Как если бы разом взорвали черепную коробку. Взрыв сокрушительный, заставивший содрогнуться, пронесшийся волной по всему телу, вскипая кровь, и Регулус сцепил зубы до боли. Первые, наиболее слабые ментальные стены лишь слегка замедлили Лорда. Зашелестели воспоминания, которые Регулус только пытался сделать вид, что скрывает. Отвратные по своей сути ссоры с Сириусом, любые унизительные, неприятные моменты, которые прячет обычно любой здравый человек. Лорд не был глуп, чтобы обмануться этим. И копал дальше. Вторгался грубой, гибельной силой, сминая на пути всё, что не имело значения. Казалось, ещё немного, и мозг попросту расплавится, поплывет, вытечет кровью через глаза, так обжигало горячими волнами боли вторжение в голову. Как если бы просто сдавливали сознание раскаленными докрасна тисками. Регулус чувствовал, как пальцы впиваются в край стола, будто ища опоры, цепляясь из последних сил за реальность, и в то же время продолжал чувствовать, как Лорд пытается пробраться через куда более крепкие стены, чем прежде. Насильственные — и мучительные едва ли не до потери сознания — попытки ни к чему не приводили. Может быть, дело было в этом. Да. Должно быть в этом. В том, насколько крепкие стены воздвиг в сознании Регулус. Прочные, свинцовые, и оттого отчетливо проступающие на фоне разумов других, в которых ничего примечательного Лорд не разглядел. Погубила всего лишь чрезмерность. С нарастающей болью Регулуса приходила всё больше ярость Лорда. На секунду даже показалось, что эта ярость передается ему самому, но всё сливалось в единую неразличимую агонию, походящую на Круциатус, сосредоточенный только в черепе. Удивительно, как он не кричал. Крик драл грудную клетку, но не сорвался с плотно сжатых губ. Что-то нужно было делать. Лорд таранил стены неимоверной силой, и он их разобьет, в этом не было ни единого сомнения, и оставалось только если отвлечь его, дать ему то, чего он хочет, но Регулус не представлял, что. Перед глазами всё метались поверхностные воспоминания, не имеющие никакого значения, и он опасался сейчас хотя бы просто приблизиться к тому, что действительно важно. Но было нужно. Отвлечь. Будь у него выбор, он бы переломил себе все кости до единой, мельчайшую кость позволил бы раздробить до крошки, будь выбор, отыскал бы любой способ повернуть вспять, вернуться на несколько часов назад и просто отправиться в проклятую пещеру. Но способов не было. Выбора не было. Регулус позволил проломить стены, прятавшие в его памяти Айвз.