Только в спальне горели свечи…

Наступил конец июня и два возлюбленных наконец обручились. Теперь их ждала долгая совместная жизнь, но сначала первая брачная ночь. Девушка очень волновалась сидя в спальне в ожидании супруга. Это их первая ночь вместе. Служанка уже вышла из комнаты оставив свою барыню в белой кружевной сорочке, стоящую около окна. Прошло пару минут и в комнату тихо вошёл супруг. Деревянная дверь с тихим скрипом закрылась и следом послышался звук закрывающегося замка. Половицы стали тихо поскрипывать от шагов Анатолия, что сейчас приближался к девушке сзади. На нём была свободная рубашка и брюки. Нежно обнимая её за талию он приставил своё лицо ей на плечо и выдохнул в ухо —«Не могу поверь, что этот день настал…», его нос не уверенно прошёлся по левой щеке, а после спустился к плечу. Мягкие горячие губы стали нежно целовать его, попутно освобождая от висевшего на нём шёлкового одеяния. Сначала нежно, со всей любовь, но с каждым поцелуем всё более и более требовательные и грубоватые, от чего ноги девушки начинали подкашиваться. Она хотела, хотела, чтобы он спустя столько дней покорного ожидания, овладел ею. Девушка повернулась к парню и взяв его за кисти повела к кровати, остановившись перед ней спиной, она скинула себя белую сорочку, что и без того держалась только на одном плече. Взгляд парня забегал, а дыхание участилось, перед ним впервые открылось полностью оголённое тело его любимой. Такое желанное и манящее. Он не стал долго любоваться и сразу потянул руки к подзывающей талии, ухватившись за неё он повалил супругу на мягкую кровать, которая буквально втягивала в себя. Немного громоздкие мужские ладони медленно переместились с талии выше, на грудь. Прямо перед его глазами были две оголённые женские груди, он обхватил одну своей правой рукой, а ко второй пристроился ртом. Рука грубо стала мять грудь девушки, что едва ли помещалась в ладонь, а рот брал под свою опеку сосок соседней. Влажный язык, будто приготавливая его, облизывал, так что на нём остались сгустки горячей слюны, а после в дело вступили настойчивые зубы. Аккуратно он взял резцами уже стоящий сосок и чуть прикусывая его оттянул на себя, от чего из девушки послышался гортанный стон. Поняв, что ей нравится грубоватые движения, Анатоль продолжил манипуляции с грудью, страстно облизывая и покусывая ртом одну он не забывал про другую, и проделывал тоже самое только рукой. Иногда девушка громко кричала, хотя даже сама не понимала от чего конкретно, или от боли, или от новых приятных для неё ощущений. Анатоль знал, что делает, слишком уж долго ждал и фантазировал как это будет. И тут наконец, его желанная перед ним полностью в его власти. Спустя пару минут таких ласк он устал терпеть, ему хотелось полностью чувствовать своей кожей свою любимую, чувствовать, как под ним она трясётся и стонет. Гартенберг быстро закончил ласки и слез с девушки лишь на пару минут, чтобы оголиться, наконец догола. Девушка же переползла на кровать полностью, чтобы было удобно и пристально стала наблюдать за Анатолием, что уже снял рубашку и оголил свой манящий торс. Сняв с себя уже надоевшие брюки, он вернулся к жаждущей ласки девушке, что смотрела на него ответно, голодными глазами. Руки Настасьи быстро схватили любимую шею и притянули его лицо к своей шее и ключицам. Влажные алые губы сразу стали жадно расцеловывать кожу оставляя на ней бордовые пятна и слюну, а также оставляя не сильные укусы, от которых по телу проходило электричество, а между ног разгорался огонь. «Моя, моя и только моя…» — задыхавшимся голосом постанывал Анатоль в каждый поцелуй. Девушке хотелось большего и она, выгибаясь начинала тереться своей промежностью о низ живота парня, что был вроде так близко, но и так далеко. Гартенбергу не нужно было повторять дважды, отстранившись от ключиц он быстро спустился к ногам девушки, хватая их сильными руками, раздвинул так, что перед его глазами показалась влажная киска. Юноша стал медленно приближаться к ней лицом, но остановился, когда голова оказалась между бёдер. Страстно и требовательно он целовал их внутренние части, что были покрыты нежной фарфоровой кожей, слизывал с них уже вышедшую смазку и вновь целовал, ближе к уже красному органу не приближался, дразнил. Пульсация, пульсация, пульсация что сводила с ума обоих, та, что уже, кажется, разрывала низ живота, та от которой их тела сгорали. Всё, силы Анатолия кончились, и он больше не мог терпеть эти пытки. Он повис над девушкой и придерживая её за поясницу резко вошёл в узкую киску, в которую кроме него ещё никто не входил. Такая узка, такая горяча и желанная, она резко сжалась после входа будто бы выдавливая, что-то из члена. Оба застонали, Анатоль от удовольствия, Настасья от удовольствия и лёгкой боли. Как же сейчас хотелось супругу войти в неё до конца, выебать до потери сознания, и та мысль, что он её первый, лишь больше возбуждала в нём эту идею, но сильная любовь к ней и не желание принести вред останавливали его. Большой пульсирующий орган остановился в девушке на половине, давая ей привыкнуть. Прошло пару секунд, и девушка застонала—«Ещё…» Гартенберг получив отмашку, как пёс на охоте быстро ускорился в ней и вошёл до конца, от чего та стала стонать громче и дольше, будто бы уже не стеснялась. Стоны стали эхом отзываться в спальне, так громко, что прислуга стала волноваться, но не решалась войти. Каждый толчок —стон, ещё толчок и уже начинает скрипеть кровать. А девушка всё кричит молящим голосом —«Быстрее-быстрее..» Очередной толчок и все мышцы в теле Ельницкой сокращаются, заставляя её трястись и выгибаться, приятное ощущение, что ещё не было ранее, разливается по телу как ток. Ещё толчок и из юноши на стоне выходит густа горячая смесь, наполняя собой горячую киску. Последний толчок, и он выходит из неё. Тяжело дыша, ложиться рядом и встречается с ней взглядом. Проходит минута и она с улыбкой спрашивает: —Теперь мы станем родителями?.. —Да-а… — тяжело, но с счастливой улыбкой, выдавил ответ.