ID работы: 11405055

Волшебный ремешок

Джен
NC-17
В процессе
37
автор
Размер:
планируется Макси, написано 374 страницы, 36 частей
Описание:
Примечания:
Работа написана по заявке:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
37 Нравится 262 Отзывы 10 В сборник Скачать

Глава восемнадцатая — Как медальон связал нас с Бальтазаром

Настройки текста
Christophe Beck - Arthropodie       — Истинное имя есть вечная власть над человеком, — хриплым голосом произносит человек в чёрных одеяниях.       Воспоминание, которое и через тысячу лет не выветрится из моей памяти. Мы стоим в кругу, десять проклятых магов. Безмолвно, бесшумно, ни намёка даже на лишний вздох, не говоря уже и о лишнем движении. Краем глаза я замечаю её. Беатрис. Девушку, из-за которой я и ввязался во всю эту историю. И которую рассчитывал уберечь от падения в бездну. Как оказалось, напрасно. Сетовать на судьбу бесполезно, ведь несмотря ни на что это был мой выбор. По крайней мере, так я думал все последующие столетия. Но Бальтазар всегда был искусным мозгоправом, уж не мог ли он внедрить мне эту мысль? Вот он, загадочный худощавый мужчина в центре круга, хозяин этого храма и лидер нашего тайного ордена, что через годы перерастёт в империю. Тот, кто всегда вызывал невольное уважение, страх и нежелание противиться его воле. То ли человек с холодным взглядом спящего чудовища, то ли монстр с остатками человеческого где-то глубоко внутри. Его гладко уложенные волосы тёмного цвета аккурат прикрывали рану на лбу, что была получена в бою с другим чародеем — некогда эту легенду знал каждый ребёнок, но Бальтазар постарался, чтобы память о его противнике стёрлась начисто. Рука волевым усердием сжимала трость, бывшую самым верным спутником мужчины неизвестного возраста. Некоторые говорят, что он ещё ребёнком съел плоть своей почившей от чумы матери, чтобы получить силу, а хромота — откат, его клеймо на всю жизнь. Я в это не верю. Ровно как и в версию, что носитель имени Бальтазара с рождения был калекой, поставившим перед собой цель отомстить этому уродливому миру за свои лишения. Не верю, потому что никто из них не знает правды. Однако я знаю: правда — страшнее каждого из этих предположений.       — Каждый из вас десятерых смог узнать своё истинное имя, невзирая на то, сколь ужасные испытания был вынужден пройти ради этого, — проходит через мои уши его глухой и манящий голос, — и каждый из вас доверит своё истинное имя мне, а я изменю его. С этой поры никто, включая вас самих не будет даже догадываться о ваших истинных именах. С этой поры вы целиком и полностью будете принадлежать мне. Никаким самым страшным заклятьем вашу душу нельзя будет покалечить, даже если в щепки изрубят плоть вашу. Отныне вам не нужно будет беспокоиться о таких глупостях как святой огонь, и забыть про детские сказки о чистилище и о рае. Вы станете богами, а я — вашим единственным проводником между миром людей и миром грёз. Я буду решать, куда перенаправить ваши души после гибели, и я буду за вас в ответе. Вы — десять навеки проклятых для этого мира, ибо вы обошли его правила и стали в разы и в разы сильнее. Вы — личное войско Бальтазара. Я всегда был, есть и буду. А ныне и вы тоже.       Думал ли я в тот момент, что однажды тело моё предаст агонии кучка смертных солдат, а Бальтазар лично поместит душу в обычный кожаный ремень? Едва ли. Однако я слишком сильно хотел спасти Беатрис, и меня бы ничего не остановило, даже знай я, чем всё в итоге закончится.       — Назови своё имя, мой мальчик, — обращается ко мне чародей во время церемонии. Я стою ровно перед ним, не дрогнув и не сомневаясь ни мгновения. Вот на что я оказался готов пойти, чтобы спасти возлюбленную.       — Феликс.       — Феликс, — будто смакует имя чародей, а после нежно целует меня в лоб, как отец — новорождённого сына, — теперь ты мой навеки. Ты всегда будешь моим.       Эти слова вгрызаются в душу и становятся постулатом, истиной первой инстанции. Я начинаю убивать ради Бальтазара. Я начинаю жить ради Бальтазара. Но обманываю самого себя: ведь в глубине души просто-напросто хочу уберечь Беатрис, затянувшую меня во весь этот круговорот магической войны. Думал ли я, что так или иначе ввязался бы в эту заварушку? Вспоминая мой тогдашний характер — я не удивлюсь. Матушка моя уж очень хотела, чтобы я скрывал свой дар и держался подальше от неприятностей, но я… я всегда очень тонко чувствовал этот мир. И с юных лет понимал: мы живём в эпоху великих потрясений. Даже не будь Бальтазара, кто-то другой обязательно попытался бы подчинить мир себе, а правит миром сила. Либо ты заодно с сильными, либо ты не жилец. Всегда я хорошо это понимал, и моя подруга юности по имени Беатрис, также наделённая магическим даром, тоже это понимала. Наверное, разница между нами двумя лишь в том, что она была одержима силой, желание, с годами разросшееся в её душе всё сильнее. А что до меня — пожалуй, я слишком сильно любил её, чтобы отпускать одну в логово волков ночью. Стать верным слугой Бальтазара, чтобы обрести достаточную силу ради спасения возлюбленной — благородная участь, как сказал бы мой покойный отец. С такими мыслями я и шагнул на эту тропу, навсегда став врагом святой инквизиции, лично королевской династии, объявившей магию вне закона, и поставил крест на возможности когда-нибудь вернуться домой, к матушке. Даже если Беатрис никогда этого не оценит, что ж, это всегда был мой выбор. Небо послало женщин, чтобы раскрыть истинное безумие или красоту собственной души, сколь бы уродливой эта душа ни была. Моя — донельзя.       Конечно, годы службы у Бальтазара оставили свой отпечаток на психике. Я уже не живу, я существую, а прежнего меня начинает потихоньку оттеснять другая, новая личность. Тот я, который искренне верит, что Бальтазар — Бог, что спасает этот мир, а не оскверняет его. Прежний я напоминаю в такие моменты: нет никаких Богов, никакого высшего существа, способного знать всё и знать истину. Любой мнивший себя Богом всего лишь успешный оратор и сильный чародей, что приумножил свою силу. Если бы Боги и впрямь существовали, они бы не навязывали нам свою волю. Вера не должна выходить за пределы твоего сознания. Она не должна побуждать тебя убивать других. Однако та, новая личность не хочет слушать, она ищет истину в Бальтазаре. Мне, в общем-то, всё равно, даже если эта новая личность возьмёт надо мною верх, ведь в глубине души я уже понимаю: Беатрис не спасти. Просто пока не готов это признать. Но ещё один случай, произошедший спустя десяток лет после данной Бальтазару клятвы, также остаётся в моей памяти. Война в самом разгаре, и наш повелитель, сколотивший огромное «войско тьмы», истребляет всех магов, что не желают подчиняться его воле. И однажды посылает меня, своего самого удачливого Проклятого, для убийства несносной ведьмы, поскольку знает, что я справлюсь. Что на меня всегда можно положиться.       — Постой, я вижу суть твоей линии жизни и могу раскрыть тебе правду! — восклицает ведьма уже когда я заношу клинок к её горлу.       — Что ж, удиви меня, — усмехаюсь я.       — Та, кого ты пытаешься спасти, давно обречена. Поверь, настанет миг, и ты сам это поймёшь. Ведь ты шагнул в бездну, чтобы уберечь её, но эта выходка была обречена на провал с самого начала.       — Да ну?       Внутренне я начинаю злиться.       — Я вижу, что вас с Бальтазаром крепко связали нити судьбы, и жизнь так или иначе будет сводить вас вновь и вновь, раз за разом, под какими бы обличиями вы ни были. Но однажды всё переменится. Ибо ты шагнёшь дальше, чем твоя павшая возлюбленная. В твоей жизни появится девушка, нити судьбы с которой будут гораздо крепче. И тогда ты освободишь свою душу. Эта девушка, Саша. Это она освободит твою душу.       Я лишь усмехаюсь, а клинок входит в горло ведьмы. Спустя год влияние Бальтазара пошатнётся, в армии наступит раздор, придёт место интригам и предательству. По приказу чародея я отыграю его роль, когда в логово ворвутся солдаты человеческой армии, и именно меня они разрубят на части, пребывая в уверенности, что убивают Бальтазара. Но сам Бальтазар уйдёт безнаказанным, оставив лишь обещание, что однажды моя душа вновь обретёт тело.       Что ж, спустя сотни лет могу с уверенностью сказать, что слово своё он не сдержит.

***

      Ох, вот это меня приглючило…       Когда я открыла глаза, то с явным недоумением обнаружила, что лежу в тележке в каком-то тюремном коридоре — чего, бля? — а стоявшая рядом Беатрис сжимала в руке волшебную палочку и пялилась на какого-то заросшего мужика перед ней. Ремешок всё также был у меня на поясе. Ну хоть какая-то стабильность в этой дрянной жизни…       — Не дури, Бальтазар вытащил бы тебя рано или поздно, — гневно прошипела колдунья, явно обращаясь к незнакомцу, — тогда, сотни лет назад, мы вдесятером дали ему клятву. Никто тебя не принуждал. Неужто решил нарушить её из-за глупости?       — Бальтазар… солгал, а я… страдал здесь, — с трудом выдавил мужчина.       — НЕ СМЕЙ ТАК ГОВОРИТЬ!       Всё произошло, пожалуй, даже слишком быстро. Беатрис взмахнула волшебной палочкой, а неизвестный чародей легко отбил атаку взмахом руки, вслед за чем колдунья пробила стену своим телом и вылетела в соседнюю комнату. Чародей зашагал в её сторону. Класс, а мне что делать? Ремень начал сжиматься на поясе, будто тянул меня куда-то, как вдруг…       — Подъём, Курочка! — просвистел взявшийся из ниоткуда Кабан у меня над ухом, заставив вскрикнуть от неожиданности. Где-то вдалеке уже свистели заклинания двух сражающихся колдунов.       Кабан схватился за ручки тележки и повёз меня вперёд по коридору очень быстрым ходом. По сторонам от него уже мчались Настя с Ниночкой.       — Настюх… — только и смогла пробормотать я.       — С добрым утром, Саш, а мы тут немножко выжить пытаемся, — нервно хихикнула подруга в ответ.       Да уж, пироги…       Впрочем, и от ремешка наконец-то появилась польза: тот слетел с моего пояса и начал указывать застёжкой то в одну сторону, то в другую, явно показывая Кабану путь. От такого резкого полёта голова моя бедненькая кружилась всё сильнее. Плюсом во всём этом было то, что в отличие от Ниночки я хотя бы не задыхалась, ну и то, что совсем скоро мы достигли лестницы. Тут уж пришлось забросить тележку и карабкаться по лестнице к люку, одновременно с тем борясь со своим страхом высоты и молясь, чтобы не грохнуться. Интересно, ремешок… то есть Феликс поймал бы меня в таком случае, или сначала я бы свернула себе шею? Впрочем, проверять не пришлось — мы оказались в каком-то подобии театра, откуда друзья вывели меня обратно в магическую лавку. Вот уж и впрямь ни хрена ж себе!       Упёршись локтями на прилавок, я перевела дух. Всё это безумие закончилось… неужели, блин, всё это безумие закончилось?!       — ДА, СУКА, ДА! — радостно прокричал Кабан, запрыгав на месте. Ну что ж, впервые за год знакомства я порешила, что его излишняя гиперактивность была хотя бы к месту.       — Давайте поскорее свалим отсюда? — выдвинула Ниночка вполне себе здравую мысль, но Настя, будто назло мне, остановила её.       Подруга поправила волосы и объяснила:       — Тут уже явно небезопасно. Сначала давайте обыщем прилавок, может, найдём что-то полезное?       — Ага, или вытащим ещё один ремешок, — сострила я, за что получила шлепок от кожаного Феликса по ляжке и поморщилась, — ай, бля! Нет уж, если будете что-то открывать, то давайте без меня, лады? Хватит моей жопе на сегодня приключений.       Кабан хохотнул, а Настя закатила глаза и сама двинулась к прилавку. Чего, чего, а смелости ей всё-таки не занимать, пусть это и не всегда было уместно. Совсем скоро из-за прилавка стали вылетать всякие личные дневники, книжки, ключи и прочий мусор. Подумалось уж было, что ничего полезного там не обнаружится, как вдруг из одного вскрытого Настюхой ящичка вылетел фотоаппарат, левитировавший в мою сторону и сфотографировавший меня со вспышкой. Я зажмурилась из-за яркости, а вылетевшая из камеры фотография плавно приземлилась прямо в руки Кабану, совсем скоро загоготавшему.       — Чего хрюкаешь? — поинтересовалась Ниночка, пока я пыталась скрыться от терроризировавшего меня снова и снова фотоаппарата. Шаг влево — и он туда подлетает и щёлкает меня снова. Снова слепит, гадёныш, вот как от него избавиться?       — Гляди, Курочка на фотке двигается, — заметил Кабан с усмешкой, — прям как в этом… в человеке-пауке!       Настя прыснула и решила уточнить:       — Может всё-таки в Гарри Поттере?       — Ну да, внатуре в нём, — закивал гопарь, далеко не в первый раз доказывавший своё очевидное незнание кинематографа.       Я же сжала ремень в руке и постаралась что было силы вмазать им по летающему фотоаппарату, но тот очень лихо отлетел, а я чуть было не грохнулась, в очередной раз насмешив Кабана. Да чтоб тебя, папарацци ебучий!       — Саш, похоже, он настроен исключительно на съёмку тебя, — заметила блондинка.       — Влюбился, что ли? — фыркнула я и показала фотику язычок.       — Или всё куда интереснее, — протянула Настя, открыв лежавший на прилавке альбом, — смотри-ка сюда.       Мы все вчетвером живо скучковались над фотоальбомом, заставившим меня поёжиться из-за своих фотографий. Дело далеко не в том, что абсолютно все фотографии двигались, невольным образом вызывая кавардак в голове, а в том, что это были за фотографии…       — Курочка, это ты, что ли? — заметил Кабан с неподдельным интересом.       Я кивнула и ткнула в первую попавшуюся фотографию.       — Это свадьба моих родителей. Ого, а это мы с папой ещё до переезда, я помогаю ему добраться из больницы. Что всё это значит? Вон я на крыше в тот день, когда мы с ремешком впервые вместе потащились в технарь и я дала дёру от Кабана.       — Так вот куда ты тогда испарилась! — фыркнул гопник.       — А это я во дворе получаю по жопе… а это… Беатрис…       Настя закончила мою мысль:       — Беатрис выходит из дома Заики. И всё-таки далеко не ножик-суицидник его тогда довёл.       — Это что, блин, фотоаппарат-извращенец? Слышь ты, летающий жук, какого чёрта ты вокруг меня круги наматывал всю мою жизнь? И даже раньше…       — Саш, думаю, дело далеко не в нём, а в Сове, — осторожно уточнила подруга.       Да я уже и сама поняла. Голова закружилась, так что я отошла к витрине, поглядеть наружу. Сова при встрече сделал вид, будто не знал, кто я такая, и так искренне удивился. А теперь выходит, что…       — Он следил за мной всё это время, — одними только губами промолвила я. Это всё чересчур безумно.       Мне вдруг вспомнились слова Феликса во время путешествий по глубинам подсознания — «Кто, по-твоему, запер нас в сознании, разве же я? Не задумывалась, почему именно он из всей этой бравой троицы оказался в роскоши, в собственном магическом магазине, в то время, как твой дед всю жизнь прятался в старой квартире, храня тот амулет как зеницу ока, один-единственный амулет, а его друг так и вовсе сходил с ума в плену у ножа-суицидника? Сова знал, кто ты, и всё равно не соизволил помочь. Уверена, что настоящая угроза — Бальтазар?». Да неужели он…       — Спокуха, Саш, давай для начала почитаем эти… — начала было Настюха, но была нещадно прервана мной.       — Нет уж! Довольно с меня этих магических войн, я, блин, не гожусь для них, если вы не заметили, — топнула я кроссовкой по полу, — я сейчас пойду домой и достану медальон, который мой милый дедуля прятал все эти годы в шкафу. Запущу его куда-нибудь в реку, и пусть сами разбираются, кто как хочет. Это ведь за ним эти безумные чародеи охотятся, так? Пусть захватывают себе мир, успехов им и благополучия, главное, что без меня. И нечего меня попрекать!       Последние слова были обращены к ремешку, сдавившему было мой пояс. Похоже, не шибко он доволен подобным решением. Не нравится ему, поглядите-ка, ишь ты, самый умный выискался, это не тебе в итоге по жопе получать до восемнадцати лет! Коли что-то не устраивает — сам лезь в пекло, а с меня довольно. И как ни странно, Феликс действительно унялся. Но зато Кабан засунул руки в карманы и сказал с задумчивым видом:       — Не, Курочка, реально ведь Настюха дело говорит. Вспомни, что эта ебанутая ведьма по итогу с принцессой сделала. Неужели также хочешь?       — Для начала хорош на каждом шагу обзывать меня Курочкой, у меня вообще-то имя есть — Саша! Можно было бы и запомнить за год совместной учёбы! — я воинственно скрестила руки на груди, заставив даже гопника опешить, — и давно ты у нас таким положительным стал? Уж не ты ли до меня доёбывался чуть ли не больше ремешка? Не давал мне покоя с самого начала, а теперь что, вместе чуть копыта не откинули и стали одной командой, да? А ты, Ниночка?       — А я-то что? — невинно захлопала ресницами соседка.       — И впрямь, ничего, — с досадой признала я и устало вздохнула, — ребят, вы поймите, я в самом деле не гожусь ни для каких магических войн, я не такая как принцесса Диана, и если кто-то думал иначе… он ошибся.       Казалось бы, на этом можно было и поставить жирную точку в моей печальной истории, вот только у Насти, судя по всему, шило в одном месте и оно конкретно мешает ей жить. Уж кому действительно пригодился бы волшебный ремень, так, похоже, что ей! Не ту несчастную леди выбрал этот ремешок, ох не ту. Но подруга всё равно заговорила:       — Саш, у нас ведь есть реальный шанс остановить этих психов, спасти очень многих. Если этот Уроборос доберётся до желаемого, если получит силу… помнишь, что Сова говорил, не от балды ведь он следил за тобой, да? Я уверена, его цель заключалась в…       — А его работа — не моя забота, — оборвала я и была такова. Продолжать этот спор посчитала бессмысленным, так что молча вышла из лавки, хлопнув за собой дверью. Можешь хлестать меня по жопе сколько хочешь, Феликс, а от медальона я всё равно избавлюсь, не нужно мне такого добра, видали мы, чем оное заканчивается! А потом и Кабана заставлю разорвать этот магический контракт, но первым делом — сохранение жизни.       Настя с Кабаном же с задумчивыми лицами глядели мне вслед, покуда Ниночка переминалась с ноги на ногу на фоне. Напряжение так и летало в воздухе, ну а гопник очень не любил, когда причиной напряжения был не он, так что заметил с фальшивой иронией:       — Вот такой внутренний стержень я Курочке и прививал, не просто же так доёбывался! Вот теперь — горжусь!       Настя прыснула от нестандартности побега от неловкости, а Ниночка устало протянула:       — Ребят, Саша права. Давайте уйдём отсюда поскорее, мне уже домой хочется. Реально зря мы во всё это ввязались.       Уже позже Кабан с Настей купили две шавухи в лавке на углу и оккупировали скамейку у технаря.       — А всё-таки в родном районе и шавуха слаще всех этих магических таблетосов, — сказал гопник, даже не прожевав прыгавшее теперь по рту мясо, — мне как-то одногруппник свои таблетосы подогнал, так у меня потом магическая война не хуже этой была.       Отсмеявшись, Настя задумчиво поглядела в сторону техникума. Как много безумных событий всё-таки произошло в этом с виду самом обычном райончике и с самыми обычными подростками.       — И всё равно непонятно, зачем Сова столько времени следил за Сашкой… а судя по фоткам, даже за её родителями. У меня в голове это не укладывается и не даёт покоя. Должна же быть какая-то последовательность.       — Да забей, они поехавшие все, скажут первую чепуху, которая только в голову взбредёт, — отмахнулся Кабан, — когда мы были в этом их… в сознании, короче, хуй знает, как это назвать… мы столкнулись с Беатрис, и она такую чушь порола!       — Первый принцип логики: детали, которые кажутся тебе бессмысленными и случайными, при должной аналитике обязательно можно связать в единую цепочку.       Настя задумчиво прикусила губу. Всё это не давало ей покоя, но решения как назло не находилось. Кабан, тем временем, продолжал свой трёп на заднем плане:       — Да не было там ни хрена логики, то она говорит про то, что этот чародей хочет вместе с Курочкой управлять какой-то империей, то про то, что у неё кровь очень ценная. Какая, с отрицательным резусом, что ли? Ха-ха-ха!       Хохот гопника застыл в ушах, и Настя даже не заметила, как руки перестали ей подчиняться. Шаурма шлёпнулась на асфальт, но блондинка не замечала этого — все звуки, включая смех друга и прочие посторонние шумы ушли куда-то на второй план, а громче всего слышался теперь только стук собственного сердца. Мозг активно заработал.       — Что ты сказал? Про кровь?       — Ну эта, как её, Беатрис стала гнать, мол им важна кровь Курочки, и тот чародей хочет поговорить с ней с глазу на глаз, — дёрнул плечом гопник, — да брехня же это всё, они просто кокнуть её хотели!       — Кровь… — прошептала Настя. Неужели она была настолько невнимательной всё это время? Девушка, кажется, наконец-то поняла, кого напоминал ей человек на фотографии. В памяти чётко прорезался тот фрагмент времени: они с Сашей смотрят на чёрно-белое фото деда. Не считая покойного маразматика, там были Заика, Сова и… Костыль-нога. Человек, с самого начала показавшийся Насте отдалённо похожим на кого-то, но она не могла понять, кого же он ей так сильно напоминает. Не могла понять, потому что видела его не столь часто. Видела не столь часто или же просто не обращала внимания?       В голове пронеслись слова Совы, произнесённые им в лавке перед отправлением Саши в глубины себя: «дело в Уроборосе. Я так и не понял до конца, каким образом, но ремешок был связан с ним. И если он действительно так сильно воздействует на ум своего нынешнего владельца, это значит только одно: Уроборос совсем близко. Наверное, куда ближе, чем вам кажется». Вот оно как…       «Он плут и мошенник, что с лёгкостью меняет образы, давит на сознание своих жертв, и оборачивает их сильные стороны против них самих. Лишь его хромота является единственным постоянством во всём его двуличии»       Фотоальбом Совы, в котором была запечатлена свадьба родителей подруги.       (И всё равно непонятно, зачем Сова столько времени следил за Сашкой… а судя по фоткам, даже за её родителями — задумалась Настя минуту назад)       Она вспомнила, как Саша ткнула в первую попавшуюся фотографию и сказала: «Ого, а это мы с папой ещё до переезда, я помогаю ему добраться из больницы».       Из больницы, пронеслось в голове Насти. Ну конечно, из больницы! Они переехали к деду год назад, потому что…       — У Сашиного отца развилась хромота, — договорила девушка полушёпотом вслух.       — Чё?       Кабану стало немного не по себе, когда он встретился взглядом с сосредоточенным как никогда лицом блондинки. И она вынесла вердикт:       — Нам срочно нужно к Саше. Я знаю, кто такой Уробо… Бальтазар.       Издав тяжкий вздох, добавила:       — Надеюсь, что я ошибаюсь.

***

      Дома никого не было. Точно, мама, наверное, поехала встречать отца из больницы. Тем лучше, достану аккуратненько медальон из шкафа, пока они не видят и избавлюсь от него, выкину восвояси. Лучше пускай другие с ним разбираются.       «И нечего меня упрекать», грозно добавила я ремешку… но в мыслях, мало ли, вдруг мания бить меня по жопе ещё не до конца улетучилась.       Открыв тайник, увиденный мною в подсознании, я действительно углядела тот самый медальон. Так это всё было правда… и дед в самом деле подставил меня, знал, что я проявлю синдром любопытной Варвары и потянусь к его вещам…       На душе стало как-то тошно от этого.       Я сжала медальон в руке и ощутила мощный прилив. Вещица-то, похоже, и впрямь особенная. Плевать, напомнила я самой себе, тебе плевать, ты должна просто-напросто от него избавиться. Я быстренько развернулась и… вскрикнула.       — Ой, пап, я не слышала, как ты вошёл.       Его было не узнать: излишне сосредоточенный, серьёзный, с пустым взглядом. Не такой рассеянный и расслабленный, как обычно. Папа сжимал трость в руке, и ему, кажется, было больнее, чем обычно. Почему он вообще решился зайти в мою комнату? Обычно он никогда не нарушал моего личного пространства, не в его это духе. Но сейчас…       Слова, сказанные им, повергли меня в шок. Человек, в один момент показавшийся мне совершенно незнакомым и каким-то чужим, сказал глухим голосом:       — Медальон. Живо.       И протянул руку.
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.