Волшебный ремешок

      Голова кружилась всё сильнее. Уже на протяжении, пожалуй, пяти минут мы с отцом сидели друг напротив друга в моей комнате — он оккупировал вечно скрипучее кресло, которое обычно так меня раздражало, но сегодня, словно по волшебству, не издало ни звука, а я же плюхнулась на краешек кровати, трясущейся от страха и ужаса ладонью сжимая амулет. Происходящее попросту не укладывалось в голове. Папа… тот самый всегда любивший маму папа, тот, кто после ухудшения своего состояния, не всегда даже мог добраться до дома самостоятельно из-за болей в ноге…       Сейчас передо мной сидел совершенно другой человек. Другой взгляд, другое выражение лица, другая поза. И даже одет он был иначе, в какие-то старинные одеяния тёмных цветов, из-за которых я поначалу даже не узнала его. А в руке этот новый, незнакомый мне человек сжимал трость. Он продолжал сверлить меня взглядом. О, хотя нет, смотреть будто бы сквозь меня.       Заговорил отец первым. Опять же, не своим, а каким-то ледяным и давно уже мёртвым тоном, голосом, который впервые за долгие годы вырвался наружу.       — Знаешь, я сломал ногу ещё в далёком детстве, попал под колесо кареты, так и не срослась. Это было столь давно, что даже я с трудом вспоминаю. Оттого, наверное, и желал так сильно удариться в магию — мечтал быть здоровым. Не просто здоровым, но и самым могущественным, самым бессмертным. Но вот она, злая ирония жизни: первое моё проклятье, совершённое в юности по неопытности, и откатом послужило вечное слияние с травмой. То, что я так и не смог излечить.       — Папа…       Наши взгляды соприкоснулись, и он словно впервые в жизни посмотрел на меня. Посмотрел по-настоящему. И этот взгляд, от которого мурашки побежали по коже, я запомню на всю оставшуюся жизнь.       — Что конкретно тебя так пугает, дитя?       — Что пугает? — у меня вырвался истерический смешок, — не знаю, может быть, то, что ты — Бальтазар. То, что я дочь самого ужасного тёмного чародея всех времён и народов?       — Самого могущественного. — Пожалуй, даже слишком сухо оборвал он меня.       Быстро взяв себя в руки, этот некто, явно не бывший моим отцом, всё же оставил определённые нотки строгости в голосе:       — Подбирай выражения, Александра. Хочешь сказать, Феликс недостаточно научил тебя манерам?       Я прикусила язык. Поверь, папочка, этот сумасшедший месяц я запомню не только на всю жизнь, но и на следующие десять жизней тоже. Он мне ещё в самых диких кошмарах будет сниться… если я в принципе переживу сегодняшний день…       Впрочем, то, что месье Бальтазар не убил меня в первую же секунду и не отобрал амулет, давало хотя бы маломальскую надежду.       — Я понимаю, тебе нелегко пришлось в последние несколько недель. Не думай, что я ничего не видел. Это отчасти и моя вина, нужно было начать готовить тебя гораздо раньше.       — Готовить? К чему?       — К тому, что ты займёшь почётное место рядом со мной в моей воссозданной на костях империи. Александра — та, кто в возрасте шестнадцати лет смогла добыть утерянный на сотни лет могущественный амулет, сильнейшее оружие нашего мира. Неплохая заявочка для начинающей колдуньи, что скажешь?       Я нервно сглотнула, а амулет в руке будто бы начал обжигать. А ещё медленно, но верно забирал мои силы. Либо же всё произошедшее за сегодняшний день дало о себе знать на физическом уровне.       — Думается мне, у тебя накопилось огромное количество вопросов. Ты можешь задать мне любой из них, и я отвечу.       — Всё это было ложью, да? Ты вообще когда-нибудь любил меня? Маму?       — Сильные мира сего всегда оберегают слабых представителей своей семьи. Никогда бы я не позволил случайности вас погубить.       — Ты любил маму?! — вдруг повысила я голос. Сама не знаю, что на меня нашло, учитывая, как крепко Феликс выбил из меня весь пылкий нрав за этот месяц, но сейчас…       Всё словно стало чересчур безумно, и у меня открылось второе дыхание. Сейчас, в момент наибольшей опасности, когда я нахожусь, быть может, на волоске от смерти, в присутствии отца, сильнейшего тёмного чародея всех времён, я ощутила себя совсем другой Сашей Курочкиной. Казалось бы, даже на Бальтазара подействовал этот тон.       — Нет, не любил, — честно ответил он, и эти слова болезненно ударили в сердце, — но ты — моя кровь, моя прямая наследница. Я всегда понимал, какая судьба тебя в итоге ждёт, и верил до этого самого мгновения. Я всегда любил тебя.       — Ложь. Иначе бы не позволил мне пройти через такое.       — Ещё вопросы?       Бальтазар будто бы и не услышал моего последнего заявления. Готова поспорить, все его мысли сейчас были лишь о желанном амулете.       — И сколько же их было? Ты сотни лет живёшь на свете, много у тебя было подобных семей, детей вроде меня, часто ты говорил им подобное?       — Я был таким количеством личностей, что всех и не упомнишь. И никогда не отступал от своей заветной цели, от своих принципов и идеалов. Я всегда был…       — Есть и буду, — вырвалось у меня. Уж не знаю, как объяснить, но это как будто были не мои слова, а… Феликса.       На мгновение в моём сознании пронеслись мысли Феликса, наверное, как откат за наше с ним слияние, так и не прошедшее до конца. Потому что в это мгновение я ощутила его сильные эмоции от величественности момента, его болезненные воспоминания и… его страх. Я вдруг поняла: когда всё закончится, я умру. Бальтазар не тот, кто принимает отказы. Так что либо я подчинюсь ему, либо умру, и едва ли он обеспечит мне лёгкую смерть. Говорить он сейчас может многое, а вот его действия…       Этот человек шестнадцать лет безупречно отыгрывал роль моего отца, и ни разу даже глазом не повёл. Мне осталось недолго, и единственный способ продлить жизнь — тянуть время в надежде либо на чудо, либо на то, что я что-нибудь придумаю.       — Ты быстро учишься, Александра. Пойдёшь далеко, — одобрительно кивнул Бальтазар.       — Ради чего это всё? Ты столько времени потратил на притворство, на отыгрыш роли доброго родителя и примерного мужа, жил с нами в этой околосоветской квартирке. Почему просто не мог взять амулет, если конечная цель — именно он? Зачем тебе вообще я?       — Амбиции порождают страхи, — уголок губ отца скривился в лёгкой ухмылке, как будто он ждал этого вопроса. — Я не был уверен, что Сова не заготовил ловушку на случай, если я самолично попытаюсь добраться до амулета. Для человека он действительно был слишком хитёр. Прикоснуться к амулету могли лишь два человека — тот, кому он доверил роль хранителя, а также носитель моей королевской крови. Первым, как несложно догадаться, оказался твой сварливый и глупый дед, веривший, что он сражается со злом, но утопавший в корыстных мечтах до самого последнего мгновения. Прямой продолжатель моей линии, который сможет взять амулет — это ты. После того, как я понял, что амулет попал в руки к твоему деду, был, конечно, соблазн просто свести его с ума и заставить передать амулет. Вот только Сова неглуп, и он не спешил делиться с твоим дедом информацией, говорил только то, что Заика хотел слышать. Я решил пойти по более кропотливому, но более надёжному пути. Иначе я бы не был тем самым великим Бальтазаром, и сгинул бы гораздо раньше. Некоторое время в молодости твоей матери я наблюдал за ней, хотелось убедиться, что она уже побывала в роли жертвы Феликса. Ну а потом… я приблизился к ней, пожалел, и вот спустя годы на свет появилась ты. Мне оставалось лишь ждать, я знал, что настанет день, когда твоё любопытство тебя погубит, когда ты самолично залезешь в тот ящик и станешь жертвой магического контракта. Ты меня не подвела. И я решил совместить сразу два дела: твоё магическое посвящение и получение амулета. Сова неплох, но с лучшими играть он оказался не готов. Знал я, что рано или поздно он с тобой свяжется, что захочет сделать тебя своим козырем, и уж тогда-то его песенка будет спета.       — Можешь радоваться: он умер от рук твоей подружки Беатрис, — огрызнулась я.       На секунду взгляд отца стал слишком свирепым, и я успела пожалеть о своих словах.       — Это ты должна радоваться, а вовсе не я — не думай, что Сова был таким белым и пушистым воином света. Вся разница между мной и им лишь в уровне силы, методы однотипны. Думаешь, он желал твоего спасения? Да вот ещё, Сова с самого начала видел во всём происходящем возможность самолично дорваться до моей силы. Он смог обмануть меня с клятвой, он водил за нос твоего деда, убеждая, что они вместе дают мне отпор, и в тебе он видел лишь пешку в большой игре. Думаешь, он не узнал тебя сразу же? В ту же секунду?       Мне вспомнились фотографии под прилавком. Фотоаппарат-сталкер, что летал за мной по пятам. И Бальтазар всё углядел и прочитал на моём лице, чем явно остался доволен.       — Вот то-то и оно. Это ты должна радоваться, сказать спасибо Беатрис за то, что она так своевременно появилась и убила этого мерзавца. С самого начала всё это было не просто чередой совпадений, а большой игрой. Не желаешь верить мне, так спроси своего друга Феликса, он сразу ощутил эту опасность. Феликс, ты ещё сохранил свой рассудок, друже? Ответь моей дочери.       Ремешок дёрнулся на моём поясе, и я вдруг сжалась свободной от амулета ладонью в плед на кровати. Сердце застучало, и я ощутила, как вновь становлюсь какой-то другой. Как по жилам течёт неведомая внутренняя сила, которую уже так просто не загубит гопник с моего двора или ремешок-воспитатель. Я плеснула Бальтазару прямо в лицо:       — Кто бы говорил.       — Что ты сейчас сказала?       — Да что слышал. Мне надо поверить, что ты у нас такой хороший, что оберегал меня всё это время и не давал злу случиться? Тогда где же ты был, когда меня прессовал Кабан, когда я стала жертвой магического контракта, когда твои дружки гнались по пятам за нами, а Сова запихнул меня в глубины подсознания?       — Беатрис оберегала тебя, ты можешь ей вери…       — Тогда почему ты не вытащил душу Феликса?!       Чародей выдержал паузу, словно боролся с желанием разорвать меня на части по щелчку пальцев. Сама не понимаю, почему я ещё не прикусила язык, но…       Но пути назад уже не было.       — Феликс — один из десяти моих Проклятых. Самолично раскрыл мне своё истинное имя, чтобы служить. Жизнь его давно не является жизнью в полноценном смысле этого слова, и свободу он не получит даже через мой труп. Каждый из них сдохнет, если умру я.       — А принцесса Диана? Ты ещё помнишь её? — вдруг язвительно усмехнулась я, — помнишь девушку, прислужником семьи которой ты годами был? И которую вы с дружками замучили до смерти и сломали психику?       — Причём здесь она?       — Притом! Ты ведь сам сказал, что прикоснуться к амулету могут лишь хранители или носители твоей крови. Чьим же последователем была она? Я была в её воспоминаниях, и она точно не знала, что охраняет какой-то амулет, пока не произошла чистая…       — Случайность?       Бальтазар издал сардонический смешок.       — Тогда вот тебе ещё один скелет из шкафа: принцесса Диана была моей дочерью.       — Что ты несёшь? Её отец — мудрый король, который…       — Не видел дальше собственного носа, — преспокойно оборвал меня Бальтазар, — до его амулета мне было не добраться даже в роли советника, а вот трахать его непорядочную жену, которую он всегда считал своей собственностью — это запросто. Я понимал, что дочь свою он будет любить, особенно если жёнушка случайно умрёт во время родов и станет в его глазах символом. Мне же выгоднее — мёртвой она точно не проболтается. И любимой дочери не грешно и амулет отдать.       — Зато тебе не в грех любимую дочь запытать до смерти, да? Свести с ума, отдать Беатрис на растерзание? Со мной также поступишь?       — Да что ты понимаешь, Диана была…       — Храбрейшей девушкой, которую я встречала, ведь не испугалась даже такого урода как ты.       Взгляд Бальтазара стал совсем ледяным, а ладонь протянулась в мою сторону.       — Мне наскучил наш разговор. Давай сюда амулет, живо.       — Нет…       Я ощутила какое-то помутнение рассудка, и вспомнила, что говорил мне Сова: Бальтазар проникает в разум. Именно это сейчас и происходило. В последующие несколько мгновений мне стало так паршиво и одиноко, как ещё никогда не было. Самое омерзительное чувство, которое мне доводилось переживать, и даже атмосфера на похоронах деда была иной. И бороться с этими возникшими из ниоткуда чувствами становилось всё тяжелее.       — Ты слишком поверила в себя. Амулет.       — Нет…       — Это ты выбрала? Вместо управления громадной империей остаться торчать в этой дыре и терпеть неуважение со стороны колхозных обрыганов? Что ж, будь по-твоему. Должно быть, мало времени я уделял твоему воспитанию.       — Не хочу иметь ничего общего с подонками…       — Амулет. Феликс!       Я ощутила, как ремень начинает сдавливать мой пояс, и сразу поняла: здесь не обошлось без магии. Но в голове пронеслось одно стойкое воспоминание, явно повлиявшее на меня гораздо сильнее: прощание Феликса с Дианой. Это то, чего он желал гораздо больше, я знаю.       — Феликс… — прохрипела я, — ты не обязан. Вспомни Диану. Пожалуйста… ты…       Мне приходилось хватать ртом воздух.       — Ты не такой как он… и как Беатрис…       Хватка становилась всё слабее. Так что, судя по всему, мои слова в самом деле действовали. И от отца это также не ушло незамеченным.       — Как трогательно, что вы спелись. Однако, позволь, я кое-что напомню, Феликс.       Дальше Бальтазар прошипел что-то такое, от чего загудела голова. По моему сознанию пронёсся настоящий животный страх со стороны ремешка, и мысли стали путаться. Почему-то я точно поняла: те страшные звуки, поистине страшные и непохожие на что-то ещё звуки из уст Бальтазара — истинное имя Феликса. Ремешок начал ползти по моему телу и совсем скоро обвился вокруг моей шеи. Крепко обвился. Я начала кашлять, и любая попытка хотя бы немного оттянуть ремешок была обречена на провал.       Он задушит меня.       Бальтазар прикончит меня руками Феликса, и на его совести будет ещё одна смерть. Моя история закончится здесь и сейчас.       Пять секунд без воздуха. Семь.       Я ощутила, как лицо холодеет, как жизнь начинает вытекать из меня. Воздух попросту не шёл.       А Бальтазар не отводил взгляда.       Каким-то сверхъестественным образом амулет оказался в его руке.       — Вот и всё, — изрёк чародей, — я — настоящий и полноправный хозяин Феликса. Я, а не какой-то там магический контракт. Уясни это раз и навсегда, Саша. Я всегда был, есть и буду.       В глазах уже начало синеть, когда я вдруг грохнулась на пол и начала откашливаться. Ремешок задушил меня. Но не до конца.       Вместо этого он вдруг крепко обвился вокруг моего пояса. Вновь.       Я же, абсолютно обессиленная, едва живая и не способная даже стоять на ногах, продолжала лежать на полу и жадно хватать ртом воздух.       — Тобой мы займёмся позже, — безразлично хмыкнул Бальтазар, после чего поднялся и возвысился надо мной, — сначала нужно привести в порядок мою армию. Давай-ка напомнишь, твой магический контракт с ремешком на два года?       Я снова закашляла, но Бальтазара, похоже, не удовлетворил такой ответ. Он стукнул тростью по полу, и ремешок моментально взлетел и хлёстнул меня по заднице, причём так сильно, как, наверное, ещё никогда не бил. Глаза заслезились.       — АЙ… ДА! ДА!       — Хорошо. Я придумал куда более интересный способ твоего перевоспитания, благодаря которому вы, сладкая парочка, ещё долго будете вместе. Я продлеваю твой контракт.       Эти слова эхом пронеслись в ушах, а сердце болезненно застучало.       — Отныне ты пожизненно будешь носителем этого ремешка, до самой смерти. И никакой халтуры, Феликс: я ужесточаю меры наказания, так что лупить её будешь каждый день. Это будет тебе наукой. Я был, есть и буду.       Сжав в руке заветный амулет, Бальтазар прихрамывая двинулся к двери.