Волшебный ремешок

      Через несколько часов к нам пришли из правительства. Это был офицер явно высокого чина, пожилой на вид мужчина очень здоровых размеров, вдвое больше меня, в военной форме, грудь которого была украшена медалями, а погоны покрыты звездами. Пришёл этот таинственный солдафон в компании двух своих телохранителей, и сказать, что мама побледнела — не сказать ничего. Впрочем, я ушла от неё недалеко, и это несмотря на то, что всего несколько часов назад у меня состоялся разговор с отцом, оказавшимся самым могущественным тёмным волшебником всех времён. И также тем, кто приговорил меня на пожизненный плен у волшебного ремешка. А ведь казалось, что хуже уже не будет…       — Саша Курочкина. — Отчеканил офицер хорошо поставленным голосом, строго и глухо, так, что его слова звоном пронеслись у меня в ушах.       Хотелось сказать хоть что-то, спросить, кто они вообще такие и что им здесь нужно, или хотя бы кивнуть, мол, да, это я Саша Курочкина, но… я просто стояла как вкопанная и ничего не могла сделать.       — Нам нужно поговорить.       — Господи, Саша, что происходит… — прошептала мама, но была проигнорирована.       Я лишь безропотно попятилась в комнату, но офицер уверенным шагом двинулся ко мне навстречу. Мама хотела, конечно, увязаться за нами, однако офицер осёк её идею на стадии зарождения, захлопнув за собой дверь в комнату. И мама, и его телохранители остались в коридоре. Теперь я была абсолютно незащищённой, не считая ремешка на моём поясе, с которым мы теперь навечно связаны.       Надо признать, в уверенности этому вояке не откажешь — он чувствовал себя настолько спокойно, словно это была его комната, а вовсе не моя, и, кивнув на кровать, сказал уже тише:       — Ты можешь сесть.       Что ж, спасибо за разрешение сесть на мой же диван. Тем не менее, язвить не хотелось совершенно, и я молча плюхнулась на диван, старательно игнорируя боль в жопе. Впрочем, за последний месяц я к такому даже относительно привыкла. Слишком относительно.       Офицер властно уселся на стуле, который несколько часов назад занимал Бальтазар, и просверлив меня таким холодным взглядом, от которого захотелось провалиться сквозь землю, выдал:       — Нога Бальтазара — его самое слабое место. И потому самое защищённое. Если нейтрализовать все амулеты, при помощи которых он блокирует доступ к своей ноге, бить нужно именно туда.       Я лишь растерянно захлопала ресницами, пока слова офицера переваривались в бедной моей головушке. Что он сейчас сказал?       Впрочем, солдафон быстро смекнул, что я ничего не понимаю, и заговорил более медленно, хоть привычная строгость никуда не испарилась.       — Думаю, мне надо представиться. Трибунал, как назвал меня лично твой отец. Потому что именно я всегда вершу правосудие.       — Вы…       — Один из десяти Проклятых из личного войска Бальтазара. Тот, кто отдал ему свою душу во имя бессмертия и стал беспрекословно служить. Тот, кто будет заносить клинок, когда мессир Бальтазар устроит Великий Трибунал в нашем мире. И первый, кто смог найти своё истинное имя.       Сердце начало бешено колотиться. Значит, передо мной сидит… один из этих психопатов-маньяков? И он — член правительства. Тот, кто способен отправить и меня, и маму далеко и надолго просто по щелчку пальцев. А то и чего похуже…       Мне показалось, что ремешок на поясе подал признаки жизни. Так, минуточку, если он такой же прислужник Бальтазара, как и Феликс когда-то, значит, они знакомы? И если он лжёт, и собирается убить меня, Феликс это уже понимает, так?       — Медальон у твоего отца?       Я кивнула, а офицер в ответ цокнул языком, причём так сильно, что я невольно дёрнулась.       — Это плохо, — заметил он, — хоть ещё и далеко не всё потеряно. Мы всё ещё можем его остановить.       — Остановить? Подождите, подождите, мне надо это переварить. Если вы один из них, слуг Баль… моего отца, то какой профит для вас его останавливать? Мне казалось, вы с ним заодно.       — А ремешок твой тоже заодно с Бальтазаром? Не задавай глупых вопросов, девочка.       Я поёжилась после такого удара под дых — то есть он и про Феликса знает?       — Знаю, — преспокойно кивнул Трибунал в ответ на мои мысли. — Так оно и работает, когда ты отдаёшь своё истинное имя. Либо превращаешься в фанатика его маниакальных идей, как это сделала Беатрис, либо же проводишь вечность в мучениях лишь в одной-единственной надежде — закончить, наконец, свои страдания. Я целую жизнь провёл в тайной мечте убить твоего отца. Этой встречи я ждал дольше, чем ты можешь себе представить.       Сказав эти слова, офицер вытащил из кармана мою детскую фотографию, из-за чего стало не по себе, внутри похолодело. Да что, блин, творилось в моей жизни всё это время, и как я могла этого не замечать?! Этот Трибунал или как там его, говорил ещё долго и очень муторно, из-за чего у меня кипел мозг — говорил что-то про мою кровь, что у меня полная синхронизация с Бальтазаром, что бы это ни значило, и что в момент энергетического выброса, который собирается устроить мой горячо любимый папочка уже этой ночью, я смогу подключиться к его сознанию и блокировать выплеск энергии. Все эти слова сумбурным потоком крутились в моей голове даже когда Трибунал вместе с телохранителями покинули квартиру, и мы с мамой сидели на нашей старой кухоньке и разговаривали. Что и говорить, диалог вышел нелёгким. Затем, по его окончанию, мама была просто в шоке и ужасе, а я… я даже не знала, что конкретно чувствовала…       С одной стороны, было очень жаль маму — она, считай, всю свою сознательную жизнь бежала от прошлого, хотела нормальной жизни, и даже не замечала, что всё это время прошлое было рядом, было в лице моего сумасшедшего папы и меркантильного, жадного деда. А вот с другой стороны, уж слишком сильно я злилась на тёмного колдуна, оказавшегося моим отцом. И в голове царила целая гора вопросов: почему, ради чего, почему сейчас, и какого хрена мы вообще жили в этой старенькой коммуналке, если мой отец и вправду настоящий тёмный властелин, какого хрена позволял таким как Кабан стебаться над своей чудо-дочуркой, насколько искренним были его чувства по отношению ко мне и к маме, ну и много чего ещё. Мозг просто-напросто взрывался, а тут ещё и жалобное блеяние мамы подливало маслица в огонь.       — Ох, Сашка, давай не будем просто в это лезть… давай… давай просто забудем, потерпи, полтора года всего, и мы на лоскуты этот ремешок пустим…       Вот что я от неё всегда и слышала — потерпи, надо потерпеть, не сильно-то это и мешает жить, не так уж и страшно, вытерпишь. Да почему было просто не бороться, с самого начала? Неужели этот грёбаный ремешок в юности настолько сильно пресёк бунтарскую натуру моей мамы? Сейчас мне было просто-напросто отвратно это слышать, потому что я точно знала: моя жизнь окончена. Никакие не два года мне придётся терпеть, а всю оставшуюся жизнь. Получать каждый день по жопе с новой и новой силой, и неизвестно, сколько я выдержу. Ну а потом… я либо умру, либо увижу, как мой папаша порабощает весь наш мир, и не будет уже никакого технаря, никаких Настюхи с Кабаном и Ниночкой, ни даже нашей старенькой коммуналки. Всё полетит в тартарары!       — Взросление — это вопрос воли, — прошептала я неожиданным для себя образом. Слова, кажись, только сейчас начали до меня доходить.       — Что? — не поняла мама.       Сама не знаю, почему я вдруг вспомнила эти слова принцессы Дианы, но следом я опасливо прикусила губу, обдумывая их. Вопрос воли, вопрос воли… да какая воля, если когда моя же собственная мама, зашуганная жизненными обстоятельствами, узнала, что её дочурка теперь в плену у волшебного ремешка, посоветовала просто вытерпеть это. И мой мудак-дед был таким же, всю жизнь терпел формальное рабство у Бальтазара, не пытался бороться как Сова, а просто терпел, ждал чего-то, а по итогу… был обычной пешкой в играх коварных манипуляторов. Только вот надо ли мне куда-то лезть? Каждый раз, когда я пыталась проявлять эту самую волю, это самое бунтарство, обязательно отхватывала по жопе и получала от тех, кто был сильнее. Ну серьёзно, когда в первый раз я проявила инициативу, своё глупое любопытство, полезла рыться в ящике деда, то стала пленницей волшебного ремешка, потом попыталась дать отпор Кабану и от него точно также получала, а когда нашла в себе смелость сопротивляться отцу — он продлил мой контракт с ремешком на всю оставшуюся жизнь. Может, не такая уж и тупиковая позиция мамы, как мне сейчас кажется? Быть может, надо сначала сто раз подумать о последствиях, и только потом лезть на рожон, если не хочу и дальше огребать? Или поздно уже горевать, если уж пошла напролом — надо гнуть свою линию до конца?       — Ой, Сашка, давай посидишь уже на жопе ровно, ну куда вот нам лезть, раз даже офицер какой-то пришёл… — ласково начала мама, но вдруг я сорвалась.       Хлопнув ладонью по столу — из-за чего мама дёрнулась от испуга, а я чуть было не поморщилась от боли — я всё же вскочила со скрипучего стула и заговорила:       — Мам, да как ты не поймёшь, поздно мне уже сидеть на жопе ровно, и так уже шестнадцать лет это делала, и вот к чему меня эта натура терпилы привела, неужели не видишь? Или, может, ты не видишь, что не будет уже никакой свободы через полтора года, не будет, возможно, никакого завтра, потому что па… Бальтазар получил медальон, с которым он снова станет самым могущественным тёмным колдуном вселенной, и никто его уже не остановит? Не буду я больше сидеть на жопе ровно, ты уж извини, я сейчас же пойду и буду как-то выкарабкиваться из той ямы, в которой оказалась из-за своей позиции жертвы! Вот… вот прямо сейчас в это самое окно!       Мама просто-напросто обомлела после моих слов, а мне это, наоборот, придало какую-то уверенность. Я уже хотела было действительно залезть на подоконник и выпрыгнуть во двор, но уже когда согнула ногу перед собой и упёрлась кедой в подоконник, решила, что это глупо, и немного смягчилась.       — Нет, лучше всё же через дверь выйду.       Покинув кухню, я ещё больше смягчилась, а потому чуть погодя вернулась и снова добавила:       — Ну и вообще, сначала соберусь, а потом выйду.       Мама лишь понимающе кивнула, потому что речь всё равно вышла довольно грациозной, и молча проследила, как я захожу в свою комнату. Со скрипом закрыв за собой дверь, я напористо выдохнула и принялась в ту же секунду звонить Настюхе и объяснять ситуацию. Потому что точно знала: если кто и способен придумать, как остановить моего отца, так это она. Разговор, надо сказать, вышел… своеобразным…       — Настюх, я…       — Знаю.       — А мой папа…       — Знаю.       — Бальта…       — Да знаю!       — Откуда?       — Логика, — хмыкнула подруга, — к тебе разве Кабан не зашёл?       — Нет, но не удивлюсь, если ты знаешь, кто зашёл вместо него.       — Не знаю, но знаю, что нам всем нужно встретиться, или ты по телефону собралась мир спасать?       Я лишь устало усмехнулась, потому что зарядила Настя уверенностью что надо, этого у подруги не отнять. А затем и добавила мне:       — И захвати Кабана по пути.       — А это обязательно? — замялась я, потому что несмотря на совместные пережитые приключения, всё же Кабан — это Кабан, и тут, в домашней обстановке я это чуть более отчётливо вспомнила. Всё-таки он тот самый гопник, который весь год мне проходу не давал, а теперь я ещё и надеяться на него должна?       — Обязательно, Саш, — только лишь цокнула язычком Настя, — во-первых, он дал слово пацана, что не будет до тебя доёбываться, если не забыла.       — Но…       — Во-вторых, он и сам может кому хочешь по жопе треснуть похлеще ремешка.       — Ага, например, мне.       — А в-третьих, и это самое важное — юридически он всё ещё хозяин Феликса, а потому может помочь нам выйти на контакт, что в нынешних условиях лишним явно не будет. Всё, давай, кабанчиком к Кабанчику.       Ох, Настюх, тебе бы в адвокаты, только и успела подумать я, прежде чем подруга повесила трубку, и я поморщилась. Ситуация становилась всё веселее и веселее.

***

      Что ж, надо признать, тёплый приём у гопника, живущего двумя этажами выше, я получила с лихвой. Не считая того, что сначала мне пришлось чуть ли не впечатать в стену дверной звонок, прежде чем мне открыли, так Кабан ещё и вышел так неспешно, лениво, как будто несколько часов назад и не было у нас максимально опасных для жизни приключений в волшебном мире. Зато я сразу начала трясти руками и окатила гопника потоком эмоций:       — Кабанчик, миленький, я тебя очень прошу, собирайся поскорее, нам срочно нужно… Настя там уже собралась… а мой папа, он… короче, он и есть тот самый, ну… ну ты понимаешь, да, в общем, у него тот самый медальон, и нам надо поспешить, пока он не уничтожил наш мир…       — Бля, Курочка, давай-ка помедленнее, — всё также вальяжно зевнул гопник, словно вся моя аргументация — брехня дохлой собаки. Из-за подобной реакции хотелось в самом деле заскулить, а потом и потащить гопника за руку, но инстинкт самосохранения напомнил о себе. Как-никак, недаром этой главной занозе нашего технаря очень многие выходки сходили с рук, особенно в мою сторону. Выдрессировал он в своё время меня что надо, так что я даже сейчас старалась быть максимально учтивой.       — Стоп, ты что, пьяный? — принюхалась вдруг я.       — Курочка, ты это, короче, иди давай скорей…       Но не успел Кабан договорить, как из квартиры донёсся хриплый мужской голос, даже более прокуренный, чем у гопаря:       — Слышь, Кабан, чё там у тебя?       А затем в дверях появился накачанный белобрысый тип в майке, трусах и тапочках. От него несло дешёвыми сигаретами, под глазом красовался синяк, а ухмылка была настолько жуткой, что мне тотчас захотелось переехать в другой район, лишь бы никогда с ним больше не пересекаться. И по всем законам жанра, типок этот был донельзя уверенным в себе, а потому сразу же вальяжно облокотился на дверь и прожёг меня взглядом, заставившим занервничать.       — О, чё, тёлочки подъехали? Чё, одну на двоих?       А затем неизвестный гопник заржал так противно, что мне, кажется, уши оглушило. Даже сам Кабан невольно насупился, и я впервые видела его таким… скованным…       — Да не, это соседка зашла, — буркнул он, — Саша, это Муха, кореш мой, с зоны недавно откинулся.       Видать, дела и впрямь серьёзны, раз Кабан даже соизволил назвать меня по имени. А вот этот самый Муха уже будто бы прицелился, вынудив поёжиться, и подмигнув мне, отчеканил:       — Ну пусть залетает, раз соседка, мы всем рады.       — Ой, да я… на минутку… — только пролепетала я, когда поняла, что от Кабана поддержки не дождёшься. Весь боевой настрой, царивший в моей голове во время спора с мамой, куда-то улетучился.       — Да давай, заходи, не боись, — пропел уже явно на что-то настроившийся Муха.       — Но…       Не успела я договорить фразу, как этот самый откинувшийся друг крепко обнял меня за плечо и протолкнул внутрь квартиры, успев напоследок ещё и шлёпнуть по заднице, из-за чего я подпрыгнула на месте, а Муха гоготнул. Дверь за мной закрылась, из-за чего я ощутила себя антилопой в клетке, и не оставалось ничего, кроме как двинуться вперёд. По пути я услышала за спиной заявление Мухи, что жопа у меня ничего такая. Интересно, какими бы теперь были аргументы Настюхи по поводу необходимости захватить с собой Кабана?       — Да успокойся, ей шестнадцать всего, — подал хоть какие-то признаки жизни гопарь.       — Так и чё?       Последняя моя надежда была на ремешок, раз Кабан, очевидно, язык в жопу засунул. Вот только и Феликс после встречи с Бальтазаром стал каким-то чересчур тихим. Дела мои явно были плохи.       — Давай, садись, — как-то ласково пропел Муха, вынудив занять место за столом рядышком с ним. Здоровенный гопник не без усердия, со смачным шлепком положил ладонь на мою оголённую ляжку, и уставился на меня жадным взглядом, — ну чё, Санёк, ты у нас пьёшь?       Мысленно я, конечно, обозвала его мудаком за излишнюю вальяжность, но решила не испытывать судьбу и вслух никак не отреагировала. Кабан уселся напротив, и вёл себя довольно тихо, да и ноги едва его держали. Похоже, что без меня эти двое неплохо так влили в себя водки, вот только терроризировавший меня целый год гопник сдулся явно быстрее, а Муха пока что был бодрячком… на моё горе…       — Ну так, редко… но уже нет… конечно, не по своей воле, но зареклась, что уже нет, — начала было выкручиваться я, но бывший зек, похоже, услышал лишь слово «Редко», которое расценил как «Да», и начал уверенно наливать спирт в стакан. — Ой, да мне не надо, спасибо.       — Пей. — Очень глухо и куда менее жизнерадостно изрёк Муха. Этот тон был таким дерзким, что отпало всякое желание спорить.       Интересно, а ремешок сейчас хлестанёт меня по жопе за распитие алкогольных напитков? И как на это отреагирует только что вернувшийся из колонии гопник, удивится или решит, что у него белочка? А может, даже бровью не поведёт, скажет, мол, в тюрьме и не такое видал. По идее, шутка юмора хоть как-то должна была спасти меня в сложившейся ситуации, но я всё равно ощущала очень сильное давление. Взяла стакан трясущейся рукой и сделала глоток, после чего поморщилась. Ох, похоже, сказалось то, что я не пила даже простого пива уже месяц по вине Феликса, а потому организм тяжелее воспринял и без того жутко горький напиток.       — Ты чё, угараешь? Давай до дна, — продолжил давить Муха.       Я рискнула боязливым взглядом посмотреть на сидевшего рядом гопника, но встретилась с его какими-то уж очень свирепыми глазами. Бля, я в западне, я точно в западне. И деваться было некуда, это вам не Кабан, который максимум проучит, по жопе там даст и сижки отожмёт, тут неизвестно, чем всё закончится. Да и сам Кабан, как назло, положил голову на стол и, кажись, постепенно отключался от реальности. Вот вовремя ты, Кабанчик! Ох, я тебе это ещё припомню… ну, если живая отсюда выберусь… или даже не припомню, зная твой скверный характер…       Ох, как всё сложно-то. Короче говоря, я была вынуждена выпить до дна, потому что Муха оказался крайне красноречивым, хоть и немногословным. В горле зажгло, водка моментально ударила в голову, я поморщилась и вцепилась ладонью в рот. Ремешок по-прежнему никак не реагировал, а потому рассчитывать приходилось только на себя. А что касается бывшего зека, он снова оглушил меня пренеприятным гоготом, после которого с довольным видом подсел поближе и чуть ли не удушающим движением скрутил руку вокруг моей шеи, как бы обнимая… но при этом вынудив согнуться, и таким образом приблизил мою голову к своей дурно пахнущей спиртягой, но весьма мускулистой груди.       — Ну вот, Санёк, красава, — похвалил он меня, — а ты стремалась. Ничё, ничё, ты у меня ещё на Луну полетишь, да?       Я лишь тихо хихикнула, чтобы не злить гопника лишний раз, и он ласково погладил меня по волосам, вслед за чем отпустил-таки мою шею. Сам же начал наливать водку в стаканы. Вот как же выкручиваться, как же выкручиваться…       — Ну чё, Санёк, трахают вас щас в школе?       Даже не знаю, о чём он, и вообще стоило бы уточнить, что учусь я в техникуме, но вместо всего этого я просто-напросто дёрнула плечом.       — Ты, Санёк, давай, учись, образование — это самое главное. Ты ж у нас девочка умная, да?       — Умная, — промямлила я.       Не знаю, что самое абсурдное в данной ситуации — то, что я могу умереть в обществе пьяного в стельку уголовника и даже не дожить до порабощения мира моим отцом, или то, что этот самый уголовник затирает мне о важности образования. Ни Кабан, ни ремешок мне явно не помогут — ну да, ну да, а как несчастную троечницу по жопе бить, так это мы первые — а потому выкручиваться надо было своими силами. Аккуратно поправив волосы за ухо, я пролепетала:       — Ой, извини, мне ещё домашку делать, так что я пойду, наверное.       Встретившись с хмурым взглядом Мухи, который вдруг уставился на меня, я вся поёжилась, но всё-таки подключила внутреннюю актрису и неловко хихикнула. От одного лишь этого взгляда в груди похолодело.       — Ты чё, за осла меня держишь? — строго бросил гопник.       — Да почему…       — Держишь или нет, тебя спрашиваю, — ещё громче проговорил Муха, крепко обняв меня за плечо и не оставляя никаких возможностей выйти живой и невредимой.       Выпрямившись настолько, насколько это возможно, чтобы не выглядеть уж очень слабой и ничтожной на его фоне, я откашлялась, потому что голос куда-то пропал, и робко выдавила:       — Нет.       — Ну а нахуй врёшь тогда?       Ох уж эти их гопниковские закидоны, ставить человека в неловкое положение, и выкручивайся как хочешь. Но зато понятно, у кого Кабан этого нахватался.       — Да не вру я… — глуповато хихикнула я, выбрав единственно возможную для себя стратегию — косить под дурочку.       — То есть держишь за осла, да? Какая школа летом?       — Да я в техникуме учусь, — пролепетала я, начав отводить взгляд, и это, кажется, было моей ошибкой, потому что Муха сразу выдал:       — В глаза мне смотри.       Было, конечно, стремновато, но ослушаться приказа гопника ещё опаснее, а потому я пересилила себя и уставилась ему прямо в глаза. Кажется, в одном лишь моём взгляде читалось, насколько я сейчас психологически слабее этого уголовника. Я даже невольно схватилась руками за ремешок на поясе как за предмет защиты, вот только от Феликса по-прежнему никаких признаков жизни. Ну ты и… Феликс…       — Ты чё, боишься меня, что ли?       — Ну я…       — Честно отвечай. — Сухо отрезал Муха, не оставив никаких попыток к сопротивлению.       Я поёжилась настолько сильно, что слова даже не шли из меня, зато сам гопник, явно потешивший своё самолюбие, вдруг противно улыбнулся и снова шлёпнул меня по ляжке, вынудив дёрнуться.       — Да ты чё, Санёк, я ж и мухи не обижу… поняла, да, Муха и мухи не обидит.       И вновь противный гогот застыл у меня в ушах. Похоже, даже если я и выберусь отсюда живой, всё равно точно оглохну. Зато гопник вдруг ласково пропел:       — Ну вставай, давай, иди сюда. Иди, иди, не боись.       Я вынуждена была встать, ровно как поднялся и сам Муха, и вдруг обнял меня, начав поглаживать по волосам. Да уж, ситуация, конечно…       Он так простоял со мной в обнимку секунд тридцать, будучи явно уверенным, что профессионально пикапит школьницу. В какой-то момент его руки даже сползли на мою жопу, всё ещё побаливающую после знатной порки. Становилось всё больше не по себе от всей этой ситуации, и в то же самое время до жути непривычно — не верилось, что я вляпалась в подобное. Мозг отказывался верить, что после всего пережитого в лице тёмных колдунов, волшебных ремешков-узурпаторов и путешествий во времени и пространстве, я встряла в засаду с каким-то пьяным гопником. Безумие, не иначе. Однако же Муха, только лишь позволив мне освободиться от его мускулистых объятий и лапания моей жопы, моментально осадил:       — Давай теперь на брудершафт выпьем.       — Ой, ну мне домой пора-а… — начала было тянуть я, изо всех сил кося под дурочку. Стратегия не работала от слова совсем, но больше мне ничего не оставалось.       — Успеешь, — вдруг снова похолодел уголовник, и начал наливать водку в стаканы.       Кажется, моя жопа чувствовала опасность как никогда раньше, и столкновение с Бальтазаром уже ощущалось чем-то смехотворным. Совсем скоро Муха уже скрестил наши руки, и я вновь давилась спиртом. Однако и сам гопник на этот раз поморщился — о Боги, чудо произошло, не иначе! — и из-за этого уткнулся носом в моё плечо. Не теряя времени, я моментально поморщилась, пока гопник не видел, но стоило ему поднять голову, как фальшиво любезный взгляд вернулся на моё личико. Как же быть, как же быть…       Кабановский дружок уже немного покачивался, и пьяным взглядом смотрел на меня как на какое-то мясо, из-за чего инстинктивно хотелось схватиться руками за жопу, лишь бы хоть как-то уберечь её.       — Я щас, — выдал белобрысый качок, и немного раскачиваясь из стороны в сторону, потащился в туалет.       Я же упёрлась руками на стол, переводя дух, и думала, что же делать дальше. Только мне в голову пришла мысль о побеге, как Муха остановился на полпути, вынудив снова напрячься всем телом, и строго предупредил:       — Чтоб здесь была, ясно?       — Как штык, — лишь нервно хихикнула я, вот только уголовник, кажется, не оценил моей могучей иронии, только лишь пригрозил пальцем и вновь поплёлся в сторону уборной.       Эх, гопники — не та аудитория для сарказма, зря я себя растрачиваю на какой-то вшивый техникум, ой как зря. Стоять на ногах становилось всё тяжелее, потому что влитая в организм водка начала давать о себе знать, и я жадно хватала ртом воздух. Так, соберись, Сашка, не время тупить, тебе нужно сваливать, и попутно ещё и отца своего остановить!       Как только со стороны туалета послышался блюющий звук, вынудивший поморщиться, как Кабан вдруг поднял голову.       — Чё, ушёл?       У меня от этого актёра просто-напросто челюсть отвисла. Ты… какого…       — Ты что, прикидывался? — шёпотом кинула я предъяву, после которой не самый дружелюбный сосед в моей жизни и бровью не повёл, чем вогнал меня в ещё больший ступор.       — Короче, Курочка, слушай внимательно: ты сейчас идёшь туда, резко закрываешь дверь туалета и блокируешь шваброй, всё поняла?       — Чего?       — Не тупи, у тебя два варианта: либо делаешь, как я сказал, либо жди, что у Мухи сегодня ну очень весёлая ночка будет, а у тебя… короче, он на тебя уже настроился.       Голова после такого заявления закружилась ещё больше, и я невольно схватилась одной рукой за неё, чтобы хоть как-то прекратить это давление.       — Как ты себе это представляешь? Слушай, Кабан, там мой отец… то есть Бальтазар… заполучил медальон, и нам срочно надо валить, — агрессивно шептала я.       — Ну тогда живее блокируй дверь, у нас и без Мухи проблем пруд пруди.       — А чего сам не заблокируешь?       — Это не по понятиям, — нагло хмыкнул Кабан, вальяжно раскинувшись на стуле.       Я только лишь поморщилась, глядя на этого ехидного таракана. Вот ведь Кабан, в его стиле, и добавить нечего, не зря я тебя каждый раз за километр обойти стараюсь!       — Да он же меня убьёт, — продолжила я шептать.       — Да не боись, Курочка, дома просто отсидишься, — цокнул языком гопник, — ты рожу его видела? Его через неделю снова повяжут. Всё, пошла, бесить начинаешь.       Кабан властно похлопал в ладоши, вынудив поморщиться ещё сильнее, вот только даже жопа как-то мысленно торопила меня, потому что чуяла опасность. Ладно, ладно, Кабанчик, считай, сегодня ты снова вышел победителем из нашего извечного противостояния, но я это ещё припомню!       Координация в пространстве нарушалась всё больше, а потому я сначала врезалась в стоявший рядом стул, из-за чего мой сосед гоготнул, но зажмурившись от боли и вытерпев этот удар, на цыпочках двинулась в сторону туалета. Так, спокойно, Сашка, ты справишься, это просто обычный гопник… это даже не какой-то там тёмный колдун, а тебе ещё и не с такими предстоит столкнуться…       По пути я взяла швабру, и добравшись до туалета, так и застыла, глядя на спину сидевшего на четвереньках Мухи. Давай, давай, ты сможешь.       Только я было собралась закрыть дверь, как этот уголовник словно проснулся и протянул:       — Санёк, ты?       Э-э-э, ну и что, блин, отвечать? Кабан, зараза, предупредить не мог?       — САНЁК! — громко крикнул Муха, и я от испуга аж застыла на месте.       Давай, давай, давай!       Гопник начал лениво оборачиваться, и когда мы встретились взглядами, я невольно выпучила глаза от страха. Да нет, беру свои слова обратно, этот обычный гопник ничуть не менее страшный, чем тёмные колдуны, в чём-то даже более жуткий.       — Слышь!       Только он начал было подниматься, по пути, правда, грохнувшись на задницу, как я в состоянии аффекта, не иначе, захлопнула дверь и поспешила прикрыть её шваброй. По двери тут же ударили ногой с обратной стороны, и я отскочила назад. Ой-ой, кажется, ещё пара-тройка таких ударов, и дверь Кабана точно не выдержит.       — ТЫ ЧЁ, СУЧКА!       Дальше помню смутно, но я выскочила обратно в комнату и прокричала:       — Кабан, дёру и поживее!       Спасибо хоть на этот раз гопник не стал ломать комедию, и через секунду мы уже оба мчались к двери, то и дело обгоняя друг друга, а Кабан ещё и умудрился несколько раз ноги мне отдавить.

***

      Очень обрывочно помню, как удирала по улице с главным гопником технаря на пару, но к моменту встречи с Настей и Ниночкой у дома моей лучшей подруги мы с Кабаном уже были никакие, потому что алкоголь дал о себе знать. Укачивало меня настолько сильно, что я упёрлась на плечо блондинки.       — И это наша команда по спасению мира? — съязвила она.       — Считай, у нас минус двое, — подытожила Ниночка, но пожалела о своих словах, когда Кабан большую часть пути облокачивался на неё.       До сознания очень отдалённо долетали логичные заявления Настюхи, что нам явно нужно вернуться в волшебную лавку Совы, потому что там мы сможем найти какое-нибудь оружие для противостояния с тёмными колдунами. И после поездки на автобусе меня стошнило в кусты, после чего можно было смело отправляться на магическую улицу прежним путём. В наказание за безрассудство и пьянку в такой ответственный момент тело Кабана повесили на меня, так что он то и дело упирался на моё плечо, а из-за моего превосходства в росте я была вынуждена наклоняться, и эту боль моё плечо никогда, пожалуй, не забудет.       В самой лавке наконец-то выпала возможность усесться на стул, в то время как Кабан оккупировал кресло-качалку, и, кажется, просто-напросто отключился. Интересно, каким это образом он теперь будет говорить с ремешком, если улетел в мир грёз, подняла животрепещущую тему Настюха, вот только договорить не успела, потому что стоявший поодаль сундук вдруг затрясся. Мы нашей оставшейся в сознании женской компанией тут же уставились на него.       Ниночка испуганно прошептала:       — Настя, прошу, скажи, что ты его закрыла.       Какого…       В следующее мгновенье сундук отворился, вынудив Ниночку спрятаться за спину Настюхи, а меня грохнуться со стула от испуга, и из него медленно стал вылезать тот самый ебанутый чародей, которого мы встретили в магической тюрьме сундука. Ой-ой.       Настя сразу же сделала вывод, что если он здесь, значит, Беатрис, скорее всего, мертва, а вот на чьей стороне он…       Но судя по его взгляду, чародей не особо спешил с нами контактировать, и лишь молча двинулся в мою сторону. Рука его начала подниматься, и создавалось ощущение, что он вот-вот выпустит в меня какую-то молнию.       (Ладно, беру назад свои слова, пьяный гопник — это ещё цветочки, его взгляд со взглядом этого вурдалака и рядом не стоял)       Неизвестно, какая участь постигла бы меня дальше — возможно, из меня бы в долю секунды сделали бы уже настоящую курочку, но гриль, или же я бы умирала долго и мучительно, а получить по жопе оказалось бы не так уж и страшно — но ремешок вдруг дал о себе знать. Задёргавшись на моём поясе, он внезапно слетел с него и вылетел навстречу чародею, но остановился. Какого хрена тут происходит?       Эти двое словно уставились друг на друга, и довольно продолжительное время молча прожигали взглядами, насколько это возможно для ремешка, пока мы с Настей и Ниночкой наблюдали за происходящим и нервно переглядывались, а Кабан лениво сопел в кресле-качалке. Эх, везучий ты гадёныш, Кабан, умрёшь себе сладко во сне и даже без похмелья обойдёшься.       Но внезапно этот самый чародей протянул глухим голосом:       — Феликс.       Вот тебе и новости. Моя бедная головушка закружилась с новой силой, когда ремешок внезапно указал застёжкой в мою сторону, вынудив поёжиться. Что, что ты ему там наплёл? Убивай именно её, её не жалко? Эй, а ну отвечай!       Устав от давящей неизвестности, Настя вдруг шагнула вперёд и заявила:       — Она — дочь Бальтазара Ужасного, и она готова помочь вам отомстить… и они с Феликсом связаны магическим контрактом. Мы все готовы помочь.       Над лавкой повисла тишина, надавившая на меня ещё сильнее. Эх, Настюха, вот кто тебя за язык-то тянул? Может, надо было тебе этот волшебный ремешочек-то найти, а вовсе не мне?       Однако же, судя по тому, что мы всё ещё живы, и чародей ничего не выражающим взглядом уставился на мою подругу, ему как минимум было интересно. Поняв это раньше нас всех, Настя собралась с силами и продолжила:       — Мы знаем способ выйти на контакт с Феликсом. Этот парень связан с ним, и может слышать его мысли, но… есть проблема… ну…       От абсурдности ситуации даже Настюха временно замялась, и подыскала правильные слова, прежде чем продолжить.       — В общем, он пьян, и ему надо опохмелиться.       Мы с Ниночкой как по команде поморщились из-за того, насколько это всё дико звучит и выглядит. Да уж, хороши герои, такие точно мир спасут, напились с каким-то уголовником именно в вечер спасения мира, ни раньше, ни позже. Тем не менее, чародей также не выказал никаких эмоций, вместо этого взял с полки какой-то эликсир, после чего медленным шагом дошёл до Кабана и влил немного в его организм. Не прошло и десяти секунд, как гопник очнулся, и судя по всему, избежал похмелья.       — А… можно мне также? — попытала надежду я, но тут же столкнулась с хмурым взглядом чародея, и прикусила губу. Поняла без слов, потерплю, сама виновата.       Короче говоря, происходящее дальше больше походило на какой-то обряд:       Мы почти всей нашей командой уселись кругом на полу в центре лавки, и лишь чародей оставался поодаль. Кабан сидел напротив ремешка, который сейчас взмывал в воздухе, и с закрытыми глазами слушал, что пытается донести до него ремень, ну то есть Феликс. Настя сказала, что если гопник закроет глаза, будет легче сосредоточиться. Удивительно, насколько сговорчивым мой пренеприятный сосед оказался в отношении Настюхи, мне-то горы приходится сворачивать, чтобы он меня хоть как-то послушал.       — К… Крэйв, — выдавил Кабан.       Что это ещё значит?       Быстрее всех сообразила Настюха, и уставившись на чародея, можно сказать, перевела:       — Это его имя.       — Он говорит, что медальон у Бальтазара, — продолжил гопник, — и что в полночь начнётся великий трибунал. Но мы можем его остановить, потому что у нас дочь Бальтазара. Мы проведём обряд.       В этот момент я, сидевшая между Настюхой и Ниночкой, вновь поморщилась. Что-то мне подсказывает, что вся эта авантюра не очень хорошо окончится для моей жопы… и дай Бог, если только для неё…       Спустя время, когда этот самый Крэйв отошёл куда-то в другую часть волшебной лавки, и скорее всего, не слышал нас, мы с Настей и Кабаном сидели на полу, обсуждая план, покуда Ниночка рыскала по полкам в поисках толкового оружия. Вот только попадались ей лишь всякие светлячки и кричалки. Детектив от бога, нечего добавить.       — Как думаете, ему можно верить? — шёпотом обратилась я к ребятам.       — А у нас есть выбор? — усмехнулась Настя в ответ, и со вздохом добавила, — в любом случае, кажется, всё решится этой ночью. Возможно, тебе больше не придётся получать по жопе.       Дальше наш разговор прервал звонок на телефоне Кабана, и гопник, ругнувшись, взял трубку.       — Да бля, меня вообще вырубило, я не слышал ничё… да Курочка это всё… да я хуй знает, мне к тёте срочно надо было, я проснулся, думал, ты свалил уже…       Конечно, уже упоминание моего вынужденного погоняла заставило поморщиться, но челюсть отвисла, когда Кабан положил трубку и вполне себе беззаботно заявил:       — Короче, Курочка, не обессудь, я на тебя косяк повесил, так что Муха тебе теперь переебать хочет.       Чуть погодя гопник добавил:       — Хотя почему повесил, за тобой же косяк, ты ж его закрыла.       — Так ты же сам сказал…       — Ну а если бы я сказал с крыши спрыгнуть? Ты чё наивная такая? — усмехнулся Кабан, вслед за чем потрепал мои волосы, — ладно, не боись, у нас и без него забот хватает. Глядишь, и не доживёшь до следующей встречи с ним.       — Обнадёжил, нечего сказать.       Чародей Крэйв, пока его никто не видел, занял позицию на деревянном стульчике в другой части лавки. Здесь он позаимствовал с полки волшебное зеркало, которое мы бы расценили как магический скайп, и связался с Бальтазаром. Углядев лицо бывшего хозяина, чародей стал излишне разговорчивым.       — Ты не представляешь, сколько времени я ждал этого мгновенья, старый друг. Сколько жаждал вот так вот нагло взглянуть в твою физиономию, объявить, что я выжил, и одна только эта мысль заставляла меня не терять надежды в магической тюрьме бывшего Проклятого. Ты ведь знаешь, что тебя собирается остановить кучка подростков, и мы с тобой оба прекрасно знаем, что у них ничего не получится. Но они живы лишь потому, что среди них твоя дочь, и она понадобится тебе для обряда.       — Крэйв.       — Мы также оба знаем, что я никак не смогу навредить тебе. И всё же мне будет очень приятно, когда я убью её до начала обряда и подпорчу все твои планы. Счастливо оставаться, дорогой Бальтазар.