Колыбельная Кота

      Утро понедельника прошло очень весело. Коллеги поздравили Минхо с днём рождения на день раньше (этим безбожно спалив, что Чан умолил их подсобить и выпросить лишний день выходного в день рождения для Минхо). День тоже серьёзностью не отличался, так как то и дело прибегали коллеги из других отделов поздравить, поболтать и, самое главное, попить чай.       К вечеру Минхо немного утомился от этой шумихи, но зато как приятно было потом, с тортом под мышкой и подарками от коллег в рюкзаке, забирать Сынмина из школы и Чонина из детского сада. Чонин, услышав, что после ужина у них будет ещё и сладкий десерт, очень вдохновился. Сынмин, в отличие от него выглядел более смурным. Казалось, его что-то беспокоит, но Минхо решил, что спросит чуть позже.       Как всегда, как только они пришли к Минхо, Сынмин сел за домашние задания, Чонину же Минхо поручил очень ответственное дело: вычесывание котов. Он вручил ему щётку для шерсти и показал как правильно расчёсывать котиков так, чтобы им было приятно. Коты, уже очень привыкшие к детям и к тому, какой Чонин аккуратный, что он о них заботится, были совсем не против. Проследив за тем, как Чонин старательно вычесал Дуни, Минхо позволил ему самому заняться Суни и Дори, а сам отправился на кухню, готовить ужин.       Обычно сам для себя Минхо что-то включал на фон, пока готовил, но раз Сынмин сидел здесь же и был занят уроками, он не стал этого делать. Тем не менее, вскоре Минхо начал что-то тихонько напевать, совершенно не осознавая этого поначалу, но затем он услышал, что Сынмин тихонько подпевает ему, и это заставило сердце Минхо на несколько мгновений замереть от нежности. Ему бы действительно очень хотелось, чтобы так было всегда, но стоило ему обернуться к Сынмину, как мальчик тут же замолк, бросив на Минхо какой-то странный взгляд, а затем снова опустил голову, склонившись над тетрадью с домашними заданиями, хотя едва ли там оставалось что-то, что он ещё не закончил. Так что, пока Чонин ещё был занят вычёсыванием котов, Минхо решил поговорить с Сынмином о причинах такого странного поведения.       — У тебя всё хорошо в школе, Сынмин-а? — мягко поинтересовался он.       — Да, — Сынмин снова бросил на него странный взгляд и чуть нахмурился.       — Тебя никто не обижает?       Мальчик удивлённо посмотрел на него и помотал головой. Казалось, такой вопрос застал его врасплох, но он быстро снова вернулся к былой хмурости.       — Почему тебя это интересует? — насупленно спросил Сынмин.       — Ты выглядишь грустным сегодня, поэтому я волновался, что что-то случилось, — попытался объяснить Минхо, но Сынмин выглядел только более сконфуженным и даже рассерженным.       — Даже если мне грустно, как это касается тебя? — Сынмин снова опустил взгляд вниз, на свои руки, и крепко сжал кулаки.       Минхо был уверен, что они уже прошли эту стадию, когда он был тем неприятным дядькой, который просто влезал в жизнь их семьи, но реакция Сынмина слишком очевидно показывала, что это не так. Эта детская жестокость, конечно, ранила, но Минхо решил, что он всё же попробует ещё раз.       — Мин-а, ты, конечно, можешь ничего мне не рассказывать, но не думай, пожалуйста, что мне всё равно, — мягко сказал он. — Я беспокоюсь за тебя, поэтому и спрашиваю. Если ты просто не хочешь делиться своими переживаниями, то всё в порядке, но если ты мне не доверяешь, потому что думаешь, что я не могу помочь тебе, то зря. Я сделаю всё, что смогу.       Сынмин не выглядел убежденным его словами. Чтобы мальчик не воспринимал его так в штыки, Минхо присел за стол напротив него. Отчего-то это возымело совершенно обратный эффект: Сынмин вскочил на ноги и сердито посмотрел на него сверху вниз.       — Ну да, конечно! Тебе не нужно помогать мне только потому, что ты хочешь показать отцу, что тебе не всё равно, — жёстко сказал мальчик. — И всем остальным тоже не обязательно показывать. Зачем ты вообще строишь из себя такого добренького дядьку? С папой у тебя сейчас всё отлично, мы тут с Йенни явно не причём! Вот и оставь нас в покое! Перестань притворяться, что тебе не плевать на нас!       От такой тирады Минхо просто опешил. Он даже не задумывался о том, что Сынмин может воспринимать его так. Стало, конечно, очень обидно, но больше грустно, потому что Минхо правда старался для них.       — Сынмин-а, мне правда жаль, если тебе кажется, что мне всё равно. Это не так. Ты и Чонин имеете для меня большое значение. Я люблю вас почти так же сильно, как вашего отца, — попытался объяснить он.       — Врун, — уверенно заявил Сынмин. — Ты постоянно рядом и пытаешься угодить всем нам, чтобы папа смотрел только на тебя.       — Это вовсе не так. Сынмин-а… — попытался возразить Минхо, но мальчик его прервал:       — Прекрати! Я просто не понимаю, зачем ты вообще так делаешь! Зачем убеждать нас с Чонином, что тебе не всё равно, чтобы потом бросить? Чтобы потом кричать и ругаться на нас, когда мы просто хотим быть рядом с нашим папой?       Слова просто застыли у Минхо на губах. Если Сынмин представлял их будущее так, не было ничего удивительного в том, насколько он сопротивлялся его присутсвию в их жизни.       — Я бы никогда… — потеряно прошептал Минхо, чувствуя, как бессильно опускаются руки.       — Врёшь, — жёстко ответил мальчик. — Ты врёшь. Снова врёшь. Вы все вруны.       Минхо не сразу понял, кто такие «вы», пока не пришло осознание, что до него был ещё один человек, взрослый в жизни Сынмина, который соврал ему, обещав быть семьёй. Кто-то, кем очень дорожил Чан, и кто мог плохо относиться к Сынмину. Минхо не знал её имени, Чан никогда не упоминал его, но это было не так важно. Куда важнее было то, что буквально вчера Чан рассказал, что она сильно злилась из-за того, что Сынмин был для Чана важен и, конечно, он об этом не говорил, но Минхо понимал, что мальчику из-за взрослых ссор тоже перепадало и не раз.       Чувствуя себя неправильно, неуверенно, пока сидит, Минхо начал вставать, но то, как Сынмин отшатнулся и вжался в стену при этом, заставило его снова опуститься на стул. Это было очень бессознательное действие, но Минхо его узнал, и от этого внутри так болезненно сжалось.       — Сынмин-а, она тебя била? — тихо спросил он.       Сынмин нахмурился и отвёл взгляд, вперив его в пол. Он обхватил себя за локти, сутулясь, и чуть повёл плечом. Из-за этого он выглядел таким хрупким и маленьким.       — Это не… Мама не избивала меня, я знаю, что других ребят били сильнее. Она всего лишь пару раз ударила за дело. Я… Я плакал. И она хотела провести время с папой так же, как и я, но из-за меня не могла. И потом они из-за меня поссорились… — мальчик начал было говорить, но потом сам себя прервал, хмурясь сильнее. — Она мне не мама. У меня нет мамы, она мне не нужна. Но нужна была папе. И Йенни. А теперь им нужен ты, но это сейчас ты такой хороший, а Йенни пока думает, что он тоже тебе нужен. Уйди сейчас, пока не начал обижать его.       Минхо почувствовал, как в горле встаёт ком. Едва ли Чан знал об этих переживаниях своего сына. Теперь, когда Сынмин сказал это так, Минхо внезапно осознал, что мальчик просто ужасно боится повторения всего, причём не только для себя. Именно поэтому он постоянно относился к Минхо так: едва оттаяв, снова напоминал себе, что ему сделают больно — поэтому он так не любил Минхо.       — Сынмин-а, — тихо позвал мужчина, ощущая как болезненно тянет внутри.       Мальчик лишь отвернулся от него. Он уже явно жалел, что сказал больше нужного, и Минхо не мог допустить, чтобы это откровение снова спряталось глубоко в него. Медленно, так медленно, как только мог, Минхо встал и сделал несколько шагов к Сынмину, ощущая себя почти монстром, когда от каждого шага мальчик вздрагивал.       — Послушай, Сынминни. Я не могу обещать, что буду рядом всегда. Но если мы с Чаном больше не будем вместе, в этом не будет ни твоей вины, ни вины Чонина. Это никогда не было твоей виной, с самого начала, понимаешь? — Минхо опустился перед ним на корточки, заглядывая снизу вверх в глаза. — Ты никогда не был виноват в том, что она плохо относилась к тебе. Ты не был виноват в том, что она ушла. Слышишь? И уж тем более твоей вины нет в том, что она оставила Чонина.       Его голос почти срывался бесчётное количество раз, но Минхо не останавливался. Он продолжил повторять только одно: в случившемся нет вины Сынмина. Но мальчик не верил ему, не желал верить, а может просто не мог, настолько глубоко в сознании укоренилась эта мысль. С каждым словом он хмурился всё сильнее, его губы поджимались и дрожали, да и весь Сынмин сейчас выглядел так, будто вот-вот взорвётся.       — Ты никогда не был виноват ни в чём из этого, — снова повторил Минхо.       Он не отрывал взгляда от лица Сынмина, поэтому очень чётко видел то мгновение, когда мальчик резко зажмурился, а слёзы потекли по его щекам. Сынмин судорожно всхлипнул раз, два, а потом просто зарыдал, падая прямо в объятия Минхо. Пришлось подставить руку, чтобы не завалиться сразу назад, но в конце концов Минхо позволил себе аккуратно опуститься на пол и прижался плечом к стене, облокачивая Сынмина на себя.       Вся горечь и все обиды — всё, что накопилось в Сынмине с тех пор, как ушла та женщина (думать о ней, как о жене Чана или о матери мальчиков совершенно не хотелось), казалось, выплёскиваются здесь и сейчас. Минхо прижимал мальчика к себе, позволяя громко плакать, и мог думать только о том, что даже с таким добрым и понимающим отцом Сынмин не мог выпустить эту горечь раньше. Наверняка, Чан говорил своим детям, что развод родителей не их вина, но эти слова не смогли дойти до Сынмина, потому что его уже ранила мысль, что он мешает всем.       — Ты не в чём не виноват, — снова тихо повторил Минхо, хотя и понимал, что этими словами едва ли сможет исправить всё прямо сейчас.       — В-винов-ват, — сквозь всхлипы и судорожное дыхание выдавил Сынмин. — Я… П-папа м-м-мог стать айдол-айдолом, если бы не я! Е… Если бы я н-не родился, п-папа смог бы и-исполнить свою мечту… И-и мама бы не… Не умерла! Эт-то всё из-за меня… И мама Йенни… О-она бы не уш-ушла, е-если бы не я-я… Это всё моя вина, моя…       Минхо не знал, что можно на это ответить. Всё это не было виной Сынмина. Он был совсем не виноват в том, что глупые взрослые нагородили всякой чуши, и сами потом от неё же страдали. Сынмин был самой пострадавшей из сторон и в то же время самой слабой, потому что он не мог оградить себя от обвинений близких людей и воспринимал теперь всё это так, будто он и был главным виновником. И Минхо не знал, как ему помочь и что сказать, поэтому всё, что он мог сделать прямо сейчас, это обнимать его и шептать:       — Ты не виноват, Мин-а.