Сожжённый мирт

Кровь была везде.

Повсюду, куда ни глянь, лежали изуродованные, изувеченные трупы. На грязном, заваленном мёртвыми телами асфальте не было ни малейшего клочка свободного пространства. «Почему? — рука убрала от лица чёрные волосы. — Должна же быть плитка? — мысленный голос казался незнакомым. — А где? — грязная прядь снова оказалась перед глазами. — А где она должна быть?» Серого не было видно, лишь различные оттенки красного пестрили перед глазами. Кровавые разводы покрывали все видимые поверхности. Багровые пятна расплывались на брюках, на ладонях не было ни одного чистого сантиметра, даже с лица изредка капало что-то густое и красное. На тёплом, уже непонятно какого цвета, свитере не осталось места, незаляпанного карминовыми брызгами. «Это не моя одежда, — мысли вяло текли, словно кровь, медленно капающая с рук и волос. — Но как тогда выглядит моя?» Вдалеке засветилось ярко-красное пожарище. Трупы медленно, отвратительно медленно сгорали в огне, который даже на огонь-то и не совсем был похож. Пламя пожирало и так уже искалеченные тела. Оно распространяло карминовые щупальца во все стороны, превращая кровь в туман, который, так же медленно поднимаясь, расплывался. Он не становился прозрачным, напротив — только больше сгущался, скрывая тяжёлые и низкие тучи. «А почему не зелёный? — картина происходящего плыла от температуры и яркости пожара, а в ушах стоял низкий противный гул. — И там должен быть череп?» Всё перед глазами слилось в сплошное грязно-красное марево, и из горла попытался вырваться то ли крик, то ли стон. Вот только вместе с паром изо рта сорвался лишь едва слышный протяжный хрип, из-за которого по гортани словно провели грубой наждачкой. «Змея, — протянул в голове до сих пор непонятно чей голос. — Там, в черепе должна быть змея». Холодный ветер продирал до глубины души. Туман не желал исчезать, не позволяя понять ни сколько сейчас времени, ни есть ли вообще что-нибудь за горами трупов вокруг или в этом мире больше не осталось ничего живого. Единственным звуком было пугающее и пробирающее до мурашек гудение уже не карминового, а красно-оранжевого огня. Не было слышно ни тихого шелеста травы и листьев, ни писков прячущихся зверей, ни голосов детей. «А разве я когда-нибудь слышал это? — ладонь вновь убрала грязные пряди за уши. — Где я слышал это?» Незнакомый голос снова и снова проговаривал вопрос, пока в конце концов не сформировались следующие, куда более важные. — Где я? — горло запротестовало, защищаясь от использования хриплым и болезненным кашлем. — Кто я? Где-то вдалеке, за туманом, зазвучал громкий раскатистый хохот, будто отвечая на первый заданный вслух вопрос. Словно отреагировав на этот неожиданный — и так же неожиданно пугающий — звук, пламя всколыхнулось. Оно медленно, будто бы осторожно, приблизилось, словно говоря: «Ты в безопасности рядом со мной». Бестелесный смех невероятно ужасал, однако ощущение неправильности, преследующее с того самого момента, как глаза открылись, не желало угасать. Громкий и густой хохот казался слишком не тем. Он казался слишком мягким. В нём не было ужасающей цели убивать, цели уничтожать всех тех, кто посмел ему не покориться. Вот только это не мешало смеху быть невероятно, просто до крайности, пугающим. «Не шипит? — огонь шелохнулся и ещё сильнее приблизился, будто пытаясь защитить. — А должен?» Хохот не смолкал, заставляя мысли панически путаться. Он неумолимо приближался, а пожар всё плотнее смыкался. Ощущение жара пламени не пугало, напротив — только успокаивало. Лишь не-совсем-правильный огонь поддерживал от падения, лишь он не давал сбежать куда глаза глядят в первозданном страхе.

— Грехи! — прорычало Нечто,

что только что смеялось.

— Это грехи каждого из людей-пожаров

Это точно был не незнакомый голос, озвучивающий все мысли и слова. То, хохотавшее существо, говорило резко, оно обрывало слова, не договаривая их до конца. Мелодия же контральто не прерывалась, она текла плавно, переливаясь, словно голос принадлежал кому-то из аристократии.

— Обернись! — продолжало тем временем Нечто, будто время, выданное на размышления, закончилось.

— Абсолютно всё, что тебя сейчас окружает, — оно, словно издеваясь, усмехнулось.

— Это твои будущие грехи

Оно вновь засмеялось. На этот раз смех был тихим, почти неслышным. Однако уменьшившаяся по ощущениям почти втрое громкость не позволила стать ему хотя бы немного менее пугающим.

— Сможешь ли ты принять это? — Нечто продолжило шепотом,

практически не повышая тон.

— Сможешь ли ты жить с кровью на руках?

Карминовый огонь медленно утихал, открывая серый, как будто новый, асфальт. Пламя сожгло всё: мёртвые, изуродованные до неузнаваемости, тела, всю разлитую кровь и всю грязь. Оно оставило после себя лишь то, что было до него, лишь то, что было задолго до его появления.

— Ну же! — настаивало на своём Нечто.

— Посмотри вокруг! — громкость голоса

вдруг резко увеличилась.

— От трупов, — оно вновь усмехнулось.

— Не осталось даже пепла

Пепла и правда не было. Асфальт — которого не должно быть — не сверкал, конечно, но было до смешного очевидно, что то странно-спокойное пламя не оставило после себя ничего. Ни одна частица пыли не поднялась в воздух после исчезновения огня, ни одного пятна сажи или багровой, уже засохшей крови, нигде не было видно. «Пепел, — резко зашептал голос мыслей, когда перед глазами замелькали яркие картинки. — Что-то красное на руках, — окружающее пульсировало, теряя последнюю чёткость. — Страшно». Нечёткие, почти сливающихся, пятна серого цвета, которые раньше, буквально пару секунд назад, были землёй и небом, стремительно темнели. Всё погружалось в, густую, вязкую, словно болото, тьму. Только два голоса продолжали говорить. Незнакомое контральто мыслей панически металось в голове, изредка пытаясь комментировать картины чьего-то прошлого. Внутренний — но всё ещё незнакомый — голос будто пытался хотя бы немного успокоить. Нечто же, что так часто за такой короткий отрезок времени смеялось, продолжало попытки то ли довести до истерики, то ли вывести на чистую воду. Оно то шептало, то кричало. Оно напоминало о грехах огня и тех людей, что его имеют. Оно требовало ответа.

— Ну же! — прорывалось Нечто в путаницу,

состоящую из мыслей, воспоминаний и ощущений.

— Сможешь ли ты? — его голос сочился нетерпением,

но в то же время

он казался каким-то понимающим.

— Ответь мне

Картины прошлого — вот только чьего? — с бешеной скоростью продолжали мелькать перед глазами. И, наконец, они начали замедляться. Всё медленнее и медленнее, словно готовя к чему-то. «Словно затишье перед бурей, — произнёс незнакомый голос фразу, видимо, прочитанную в какой-то книге. — Он так говорил». Кто-то незнакомый вспомнился вдруг, и местоимение вместе с тёмным, но всё ещё отливающим красным, силуэтом перекрыло очередную кровавую картину. Тыльная сторона ладони с написанной резким почерком надписью скрылась за очертаниями незнакомого — как и всё окружающее — мужчины. «Кто он? — силуэт не казался разуму знакомым, но чувства были, видимо, с ним знакомы. — Он важен для меня?» Картина снова сменилась. Посреди какой-то тёмной залы стояла величественная арка. Мужчина, который был знаком бешено бьющемуся сердцу. Мужчина, которого не мог вспомнить загруженный происходящем и другими картинами мозг, улыбался и лающе смеялся, бесстрашно сражаясь. Мужчина, продолжал улыбаться, когда в него прилетел непонятный красный луч. Он улыбался, когда его потянуло в ту невероятно красивую, но, по всей видимости, столь же невероятно опасную арку. — Сириус, — прохрипел мысленный голос, когда знакомый-незнакомый мужчина исчез навсегда. Слёзы неожиданно потекли из глаз, дыхание, что уже на первой картине стало прерывистым, окончательно остановилось. Сердце, что билось невыносимо быстро, теперь не билось вовсе. Мир как будто схлопнулся. Только Нечто продолжало говорить, заставляя отвлекаться от знакомого незнакомца.

— Ответь же мне, — оно прошептало,

нависая, будто змей искуситель.

— Сможешь ли ты мстить? —

Нечто снова усмехнулось.

— Сможешь ли ты убивать?

Гарри медленно открыл глаза. В его голове всё ещё крутились последние слова, которые он услышал перед тем, как сон — если это вообще был он — закончился. «Я уже это делал, — картины пепла и крови до сих пор стояли перед глазами, не намереваясь уходить. — Если это то, что мне нужно сделать для победы над Ним, — он поморщился от боли, но упрямо не стал закрывать глаза. — Я сделаю это». Громкий смех Нечто, что так пугал его во сне — а точно ли это был сон? — вновь зазвучал в голове. Он был намного тише, но не стал от этого ни на каплю менее пугающим.