Всё снова шло согласно его плану.
Взрослые люди по-взрослому разумно делали именно то, что он от них хотел, дети по-детски наивно доверяли его решениям, и даже всего пару месяцев назад бушующий агнец без жалоб — как и должен согласно плану — ходил на уроки.
Мальчишка Поттер, конечно, всё равно умудрялся разочаровывать директора. Он всё время держался в стороне от нужных людей, ни с кем — даже со своими друзьями — не общался и игнорировал практически всех обитателей замка.
«С другой стороны, — подумал Альбус, пытаясь вспомнить где именно в новом кабинете лежат нужные ему документы. —
Он хотя бы не пытается идти против плана, — директор вздохнул и закрыл глаза, в который раз за почти пять месяцев оплакивая потерю его драгоценных вещей. —
В конце концов, он мог бы, наверное, снова устроить пожар».
Агнец спокойно проходил мимо слизеринцев, которые пытались вывести его из себя.
Он не обращал никакого внимания на гриффиндорцев, пытающихся привлечь взгляд Избранного и надеющихся на его благосклонность.
Он избегал друзей, выбранных лично Дамблдором, а если и сталкивался с ними, старался как можно скорее уйти.
Он игнорировал придирки профессора Снейпа, который наконец-то занял место преподавателя Защиты от тёмных искусств и стал ещё более высокомерным из-за этого.
Он, в конце концов, даже не слушал своего декана ни на одной из встреч, на которых она всего навсего хотела подтолкнуть его к исполнению пророчества.
«Но самое главное, — подумал Альбус, с раздражением разглядывая почти пустой стеллаж с артефактами. —
Мальчишка Поттер игнорирует меня, — он поморщился и закинул в рот вытащенную из кармана лимонную дольку без каких-либо зелий. —
Он смеет не только игнорировать своего директора и опекуна, — кисло-сладкий вкус карамели и знакомая тяжесть на языке немного успокоили Дамблдора, и он попытался сосредоточиться на документах перед ним. —
Но и пропускать мимо ушей его слова!»
— Возможно, — протянуло «То»,
заставляя мурашки пробежать по его спине.
— Если бы ты стал опекуном ребёнка
хотя бы после менее трагичных событий, —
оно презрительно усмехнулось.
— Или на хотя бы законных основаниях, —
его голос постепенно затухал,
как бы отходя куда-то на задний план.
— Он бы действительно тебя слушал
На этот раз «То» не показывалось перед глазами директора, предпочитая шипеть на него откуда-то из глубины его подсознания.
Оно снова и снова, словно специально — впрочем, возможно, так оно и было — не позволяя хотя бы ненадолго забыть о потерянных вещах, напоминало о летнем пожаре.
В тот теперь так сильно ненавидимый Альбусом день он потерял слишком, слишком — слишком — много.
Тёмно- и даже чёрномагические артефакты и не совсем законно приобретённые документы, недешёвые безделушки с разными — не всегда приличными и безопасными — эффектами и множество дорогих зелий были безвозвратно утеряны в огне и больше не могли помочь ему в плане.
«Всё было бы не так плохо, — директор вздохнул и посмотрел на свои руки, лишённые каких бы то ни было украшений. —
Если бы кольцо сохранилось».
— И что бы ты с ним делал? —
«То» снова бесилось, но всё равно
не показывалось перед глазами.
— Снова бы бередил раны ребёнка?
Потеря небольшого старинного перстня более всего омрачала его и так не радостное настроение и выводила из себя.
С его помощью Дамблдор мог бы совершить так много всего — во имя Всеобщего Блага, конечно.
С его помощью Дамблдор мог бы сделать и свою жизнь куда проще, спокойнее и счастливее — в конце концов, он это заслужил после многих лет следования собственному плану.
Конечно, не все составляющие кольца были важны для директора и нужны ему.
Шинка была абсолютно бесполезной и почти непримечательной, если не считать небольшой осколок души Тома Реддла, отделившийся от основы, когда молодой ещё человек убил собственного отца.
В крапановом касте интерес представляло лишь сильное, такое же древнее, как и сам перстень, и, скорее всего, семейное проклятие, заточённое в дигеле.
Но вот камень… Камень был куда интереснее запачканного магией и кровью множества разных людей металла, каким бы драгоценным тот ни был.
Пусть он, если судить по сказке Бидля, был просто поднят с речного берега, способность, заключённая в нём увеличивала его стоимость до неизмеримых высот.
Способность этого простого на вид камешка делала его не просто дороже всех самоцветов по отдельности и даже дороже их всех вместе взятых, не просто практически самой дорогой вещью в мире.
Способность этого простого на вид камешка делала его, в конце концов, бесценным и незаменимым для, наверное, каждого, кто знал о нём.
«Всё же, — подумал Альбус, разочарованно, но неслышно вздыхая. —
Воскрешающий камень помог бы в плане, — он задумчиво промычал что-то неразборчивое, расфокусированным взглядом скользя по пустующим полкам. —
И был бы прекрасным экземпляром для коллекции».
— Самому не смешно? —
«То» наконец показалось,
видимо, совершенно взбешённое его размышлениями.
— Ты ведь сам понимаешь, —
оно смотрело на директора яркими,
словно выплавленными из янтаря глазами
откуда-то из глубин его мозга.
— Что не оставил бы камень
пылиться в шкафу даже на секунду
Запах Хэллоуина доносился из Большого Зала и добирался до каждого уголка замка, просачиваясь даже в отдалённые части подземелий, где и находился кабинет Дамблдора, раздражая хозяина помещения и заставляя его морщиться и хмуриться.
Он раздражал сладостью множества тыкв, плавающих в воздухе в качестве украшений и лежащих на столах как угощение.
Он раздражал горечью множества свечей зажжённых тут и там, не столько ради света, сколько ради мистическое атмосферы праздника.
Запах, в конце концов, служил раздражающим до скрипа зубов напоминанием о потраченном — неважно в пустую ли или по плану — времени.
Горько-сладкий аромат, нервирующий Альбуса весь сегодняшний день, напоминал о скором наступлении ежегодного янтарно-рыжего торжества, в честь которого «То» всю ночь будет пугать его до дрожащего дыхания и трясущихся рук, читать ему скучные, нудные — и просто невыносимые — лекции и мучительно болезненно путать все его мысли, вызывая отвратительную мигрень вдобавок к дневной головной боли.
«Сегодня я снова не усну, — со смирением подумал директор, ощущая привычные отголоски хэллоуинской головной боли. —
А если и усну, — он размашистыми движениями подписал какой-то документ, подсунутый Минервой. —
То всю оставшуюся ночь буду видеть кошмары».
— Именно, — шипящий голос
личной шизофрении Дамблдора
стремительно пронёсся по его подсознанию,
словно оставив после себя горящий и потому отдающий невыносимой болью след.
— О, как долго я ждало этой ночи, —
«То» казалось возбуждённым и даже радостным,
будто — впрочем, наверное, так оно и было — предвкушающим ужасное для Альбуса время.
— Я целый год почти ничего не говорило тебе, —
оно шипяще, словно змея, усмехнулось.
— Пора наконец-то наверстать упущенное
Только один раз в год «То» могло появиться в сознании директора больше чем на несколько минут. Только один раз в год «То» могло высказать ему всё, что о нём думает.
В эту ночь, в канун Дня всех святых его ярчайшие, словно сотканные из чистейшего пламени глаза часов восемь к ряду сверкают, сияют и светятся перед взором Дамблдора, отвлекая его от всего, не позволяя сосредоточиться и почти до смерти ужасая.
В коридорах практически никого не было. Редкие непонятно как потерявшиеся на пути в Большой Зал младшекурсники смущённо и радостно или настороженно и напуганно приветствовали его и сразу же после ответа Альбуса отворачивались, пряча лица и глаза, не позволяя ему прочитать их мысли.
Он уже собирался повернуть за угол, но резко остановился как вкопанный, услышав знакомый серьёзно-мягкий голос.
Студентка спокойно говорила с кем-то, ни кого не стесняясь и даже не пытаясь скрываться. Она не то что не наложила заглушающее заклинание, она даже не понизила громкость своей речи.
— Не волнуйся, звёздно-цветочный ребёнок, — задумчивый голос Полумны Лавгуд тихо отталкивался от каменных стен и разносился по пустому коридору. — Ты встретишь радугу, которая с радостью тебя примет, — пятикурсница из Рейвенкло звучала странно, словно находилась, где-то не здесь, словно думала совершенно не о том, о чём говорила. — Тебе нужно лишь подождать.
Чей-то тихий шёпот прошелестел оттуда же, откуда доносится голос Лавгуд.
Он был настолько тихим, что невозможно было понять, кому он принадлежал. Он был настолько тихим, что директор с трудом понял, о чём говорил собеседник пятикурсницы из Рейвенкло.
— Когда я её найду, — шёпот на мгновение замолчал, будто задумавшись, и продолжил. — Я обязательно тебе напишу.
Шаги двух студентов отдалились и наконец затихли где-то дальше по коридору, и Дамблдор вышел из-за угла. Он продолжил медленно двигаться к Большому Залу, пытаясь понять, что имела в виду девушка, и можно ли считать её слова пророчеством.
«Как можно вообще «встретить» радугу? — Альбус на секунду поморщился, потерев переносицу, и, легко и мягко улыбнувшись, вошёл в сосредоточен Хэллоуина и шума. —
Что за бред? — он взглянул на стол Гриффиндора и наткнулся на тёмные всклокоченные волосы агнца, решив отбросить все ненужные мысли. —
Наверное, это просто странность мисс Лавгуд». 
