Сожжённый мирт

Его не так-то легко было вывести из себя.

Раньше он, несомненно, был просто невероятно вспыльчивым. Но в последнее время его эмоции словно как совсем недавно кровоточащие раны покрылись коркой, не позволяющей красной жидкости проливаться. И всё же новый-старый преподаватель умудрился довести его до грани всего двумя короткими предложениями, в который раз подтверждая теорию говорящую о том, что профессора, как и все в магическом мире не видят в нём обычного человека со своими чувствами, который может быть не рад Годовщине исчезновения Того-кого-нельзя-называть. — Поздравляю с Годовщиной вашей победы, мистер Поттер, — улыбаясь протянул зельевар, когда они с Луной собрались зайти в Большой Зал. — Вы, наверное, так горды собой? Преподаватель улыбался, глядя на него, словно не понимая, что не так. Он рассеянно ожидал ответа от одного из немногих заинтересовавших его студентов, не ходивших на высшие зелья. Он будто действительно не понимал, что для Гарри Хэллоуин — это не весёлый праздник, а буквально поминки. Профессор Слизнорт напоминал подростку помесь Снейпа и Локхарта. Как и они, он почему-то предполагал, что Гарри рад своей славе, рад тому, что стал знаменитым, пусть и таким образом. Как и они, он почему-то думал, что подросток чуть ли не специально заставил Тёмного лорда исчезнуть, когда ему был всего год. Как и они, он почему-то забывал, что Лили и Джеймс были не просто обычными людьми: чьими-то однокурсниками, чьими-то друзьями, чьими-то студентами. Как и они, он почему-то забывал, что Лили и Джеймс были его родителями. Горация Слизнорта Гарри впервые увидел на праздничном пиру в честь начала учебного года. Они могли бы встретиться и раньше, ведь Дамблдор приходил летом, прося помощи в убеждении предыдущего профессора зельеварения. «Если бы я согласился, — подумал подросток, пробегая мимо шепчущихся картин. — Меня бы наверняка оставили в слишком шумной Норе до конца лета, — он завернул за угол, не сбавляя скорости. — А потом, скорее всего, заставили бы идти на ещё более шумную Косую аллею». Гарри продолжал бежать. Он быстро несся по коридорам и лестницам, приближаясь к одному из немногих мест, где его не побеспокоят. Он не замедлялся, словно боялся, что его поймают при малейшей заминке. Он, ощущал на себе чужие взгляды, но не петлял — как делал всегда, когда чувствовал наблюдение за собой. Он понимал, что все люди и большинство призраков сейчас в Большом Зале, а это значит, что единственными, кто может наблюдать за ним, были картины. А от их взгляда простым петлянием не избавиться, поэтому незачем было тратить силы. «А из-за того, что я отказал Директору, — подросток в очередной раз повернул, прекрасно помня дорогу с прошлого года и не плутая из-за этого. — Я даже смог убедить миссис Уизли купить мне учебники за меня». Наконец он остановился. Его мышцы, привыкшие к нагрузкам из-за игры «Охота на Гарри» и квиддича, лишь слегка болели после довольно длительной пробежки на восьмой этаж. Его дыхание было лишь слегка тяжелее, чем обычно. Он не задыхался, и ему не нужно было время, чтобы отдышаться. Гарри глубоко вдохнул и медленно, считая про себя, как ему посоветовала Луна, выдохнул. Дыхание быстро пришло в норму после этого несложного упражнения, но мысли и эмоции продолжали беспорядочно носиться в его голове, смешиваясь друг с другом. Он чувствовал себя странно, словно корку с раны нечаянно сорвали, и теперь рана снова кровоточит и снова болит. «Мне нужна комната, — подумал подросток, пройдя мимо места, где должна быть дверь. — Чтобы всё в ней разрушить». Дверь будто по волшебству — хотя почему «будто»? — появилась перед Гарри, когда он прошёл мимо нужного места в третий раз, он сразу же дёрнул за ручку, распахивая её. Выручай-комната представляла собой огромнейший, словно собор, зал, заваленный скопившимся за многие годы хламом. Везде, куда бы он не смотрел, лежали, стояли оставленные из-за ненужности или просто спрятанные и забытые вещи. Бутылки, какие-то украшения, даже статуя, на которой почему-то лежал парик, и ещё множество и множество различных вещей наполняли огромное помещение почти доверху. Множество разных книг, стояли на полках старинных шкафов и валялись на голом каменном полу. Некоторые из них выглядели невероятно старыми и уже почти уничтоженными временем. Некоторые были практически новыми, и не было понятно, почему их здесь оставили. Ничего из того, что лежало в Комнате так и сяк не казалось Гарри нужным, ничего не казалось важным и заслуживающим сохранения. Почти всё в Комнате покрылось уже слоем пыли, и только детство в чулане под лестницей спасло его от безудержного чихания. Многое в Комнате и так было уже почти сломано, и — он был почти на сто процентов уверен — только отсутствие здесь людей спасало эти вещи ранее. «Да и к тому же, — подумал подросток, ощущая, что его магия и что-то ещё скоро вырвутся наружу. — Сама Комната сказала, — он перестал пытаться сдерживаться и упал на холодный каменный пол. — Что здесь можно всё разрушить». Странное тепло, что поддерживало Гарри в последнее время, появилось совсем недавно, в тот самый день, когда он потерял Сириуса. Оно явно не было частью его магии — оно ощущалось абсолютно по-другому. Тогда как магия чувствовалась живительной прохладной влагой, оно было приятно горячим, похожим на огненный шар, всё сильнее разгорающийся где-то в его груди вместе с разгорающимися эмоциями. Тепло, как подросток узнал за прошедшие четыре месяца, крайне остро — острее, чем даже его магия — реагировало на его эмоции, и именно поэтому сейчас оно так яростно желало вырваться наружу. Именно сейчас, когда подросток чувствовал только нарастающую ярость, словно накопившуюся за всё то время, когда он жил будто в сером тумане, именно сейчас его обычно спокойная и успокаивающая магия бушевала вместе со странным теплом. Они смешивались и разделялись, создавая разноцветные: рыжие и зелёные, белые и чёрные, красные и золотые — пятна за его опущенными веками. Он отчётливо видел, как две силы — чем-то похожие, но такие абсолютно разные — не боролись в нём, а словно договаривались. Он не знал, о чём, но это было просто до смешного очевидно для него. Подросток резко открыл глаза, и оранжевое пламя, словно почувствовавшее не произнесённое вслух разрешение, взметнувшись прямо к потолку, окружило его, скрывая от его взгляда горы хлама и странную статую, бутылки и шкафы с книгами. Ни магия, ни тепло, что вырвалось из Гарри в виде огня, не причиняли ему вреда. И он знал, что они никогда не сделают ему больно. Магия оставалась внутри него охлаждая тело, но даже не пытаясь охладить рассудок, оставляя его в каком-то волшебно-огненном безумии. Тепло же согревало снаружи, при этом разрушая буквально всё на своём пути. Оно покрывало его руки, заставляя пол, на который он опирался нагреваться и даже как будто плавиться, оставляя посреди Комнаты небольшие отпечатки ладоней. Оно заставляло его и так презирающие законы гравитации волосы подниматься и колыхаться, будто от сильного ветра. Оно разделялось на отдельные всполохи и касалось его одежды, сжигая её и заставляя её обращаться пеплом, который без остатка сжигал другой осколок пламени. Оно постепенно заполняло собой всё помещение, поедая всё, что только видело, ничего не оставляя после себя. Огонь не утихал. Он продолжал разгораться, поглощая всю Комнату, сжигая его одежду, уничтожая накопленный здесь за десятки, а может даже за сотни лет хлам. Подросток не знал, сколько прошло времени. Его голова кружилась, а в глаза словно насыпали песок — настолько они болели и настолько расфокусированным было его зрение. Он не чувствовал течения времени, полостью расслабившись и потерявшись в сочетании жара снаружи и прохлады внутри. Гарри не понимал, что с ним происходит. Он не понимал, почему так разозлился. Он ведь слышал похожие слова далеко не в первый раз, так почему именно сейчас так отреагировал. «Если так подумать, — подросток глубоко вдохнул и задержал дыхание, считая про себя. — Сириус похоже описывал семейное безумие Блэков, — он дождался цифры семь и начал медленно вдыхать, продолжая считать. — Хоть что-то мне досталось от него». Оранжевое пламя колыхнулось, когда Гарри, широко раскрыв глаза, вздрогнул, будто от холода. Он, покачнувшись, вскочил на ноги и попытался осмотреться. Огонь отступил ближе к нему, позволяя подростку рассмотреть огромнейшее пустое помещение, в котором то тут, то там вспыхивали рыжие, словно сделанные из чистейшего янтаря, искры и всполохи, и ещё больше согревая. Вид разрушенной — буквально полностью уничтоженной — Комнаты приносил ему странное удовлетворение. Он улыбнулся — впервые с июня он чувствовал что-то, кроме опустошения, усталости и гнева, и это что-то было таким приятным. — Разве Сириус, — подумал Гарри вслух, с благодарностью касаясь пламени и продолжая дышать на счёт. — Не оставил мне наследство?