Сожжённый мирт

Сегодня был не самый хороший день.

Гарри прекрасно понимал это и ничего не мог с этим поделать. С самого утра, когда ноябрьское солнце ещё даже не начало подниматься из-за горизонта, «Тишина» заняла всё его сознание, не позволяя услышать даже контральто собственного голоса. Только почти неслышный собачий лай, не похожий на его воспоминания, но в то же самое время совершенно невозможный в Хогвартсе, изредка прорывался сквозь практически непроницаемый барьер, заставляя подростка удивлённо и непонимающе хмуриться. Звон, перекрывший, заслонивший собой все звуки мира, был невыносимо громким и настолько же противным. Он бил по ушам, заставлял его голову пульсировать, а самого Поттера морщиться и беззвучно — это он легко мог гарантировать — стонать от острой боли. Она была сравнима — по его, возможно, весьма предвзятому мнению — только с кошмарами, которые вызывал Мужчина-Со-Слишком-Длинным-Прозвищем весь прошлый год. Гриффиндорец попытался удариться головой об стол, то ли пытаясь таким образом унять уже порядком поднадоевшую, но всё ещё усиливающуюся боль, то ли надеясь потерять сознание от столкновения с деревянной поверхностью и опять же избавиться от боли. Девушка, сидящая рядом с ним, спокойно, с присущими, наверное, только ей одной лёгкостью и безразличием подставила под лоб Гарри маленькую и тонкую ладонь, не позволяя ему не то что удариться об стол, даже просто лечь на него. — Не надо. Голос Луны доносился словно сквозь толщу воды и казался невероятно тихим — даже почти беззвучным — по сравнению с «Тишиной», которая набатом звенела в его голове, но он, по крайней мере, был слышен. Он словно крохотный ручеёк омывал мысли подростка, охлаждал их и с тихим журчанием, заслоняющим ещё более тихий собачий лай, удалялся. — Всё пройдёт само собой, — продолжала Лавгуд, успокаивая Поттера и заземляя его. — Тебе стоит только подождать, звёздно-цветочный ребёнок. На его коленях лежала закрытая книга, из которой выглядывали кусочки пергамента разных размеров, исписанные чёрными и синими, красными и зелёными, фиолетовыми и даже жёлтыми чернилами. Гриффиндорец знал, что она невероятно интересна, но не мог сосредоточиться даже на секунду, чтобы попытаться прочесть её. «Очередной минус, — подумал он, откладывая тяжёлый том на стол и выпрямляясь. — Таких дней». Когда такие «приступы» только появились, Гарри видел в них практически одни плюсы, не замечая ничего плохого в выпадении из реальности на день — или даже больше. Его беспокоила лишь одна вещь — головная боль. Сейчас же подросток, как бы ни старался, не находил ни одного плюса, который бы не перекрывался каким-нибудь существенным минусом или не становился минусом сам. «Тишина» медленно затихала. Звон становился тем тише, чем темнее становилось за окном и чем ярче, казалось, светила керосиновая лампа, меняя цвета всего, чего только касались отблески её огня. Голова Поттера ни на мгновение не переставала болеть, но становилась всё легче, избавляясь от веса «Тишины» и давления не самого хорошего дня. Тихий лай снова прозвучал откуда-то снизу слева, и Луна заинтересованно склонила голову, вместе с ним смотря в сторону странного звука. — Откуда в Хогвартсе собака? — прошептал гриффиндорец, не уверенный в своём голосе. — Хороший вопрос, звёздно-цветочный ребёнок, — Лавгуд рассеянно улыбнулась и повернулась к нему. — Впрочем, когда-нибудь мы это узнаем, — она откинулась на подлокотник и прикрыла глаза. — Когда они, — её тонкий палец показал вверх. — Захотят нам рассказать. — Тогда нам остаётся только ждать. Голос пятикурсницы рейвенкло обволакивал Гарри и прогонял остатки звона. Он успокаивал головную боль заставлял его чувствовать себя почти как дома. «Не хватает только, — подросток мысленно усмехнулся. — Радуги». О ней, словно подслушав или попросту узнав — как всегда она делала — его мысли, и заговорила через несколько мгновений Луна. Она думала, как могло бы называться явление природы и вспоминала все известные ей переводы этого слова на другие языки, заставляя Поттера записывать на пергаменте все возможные варианты. «Arc-en-ciel» из французского звучало довольно мило, но было слишком слащавым и казалось ему почему-то высокомерным. «Дъга» из болгарского звучало слишком жёстко и чересчур коротко, как будто кусок слова просто выкинули. Об «Iris» из испанского языка гриффиндорец предпочитал и вовсе не думать: так сильно оно ему не нравилось. — А как насчёт итальянского? — спросил Гарри, стряхивая капли с пера. — Аркобалено. «Это, — он покрутил в голове пять слогов несколько раз и улыбнулся. — Звучит идеально». Это слово немного рычало, но абсолютно не казалось агрессивным. Оно было похоже на французское «Arc-en-ciel», но не ощущалось таким высокомерным. Когда подросток слушал или произносил его, оно не казалось незавершённым или неполным. «Аркобалено» было бесспорным лидером неофициального и совершенно бесполезного соревнования. Оно было победителем, которому вместо золотой медали досталось подчёркивание оранжевыми чернилами. «Аркобалено» было идеальным вариантом. Тихий хлопок привлёк внимание Поттера, мягко отгоняя мысли о радуге поглубже в аммолитовые лабиринты комнат в его подсознании. — Добби принёс еду, хозяин, сэр, — воскликнул появившийся посреди комнаты эльф, как и всегда одетый в разноцветные носки, и застыл перед диваном. — И немного шоколада, — добавил он неуверенно. — Спасибо, — гриффиндорец слабо улыбнулся, осторожно откладывая пергамент с переводами и поднимая всё ещё ноющую голову. Домовик нерешительно прижимал к себе тонкие руки и не пытался выкрутить себе уши — Гарри был уверен в этом на все сто процентов — только потому что подросток лично запретил вредить себе. Он растерянно переступал с ноги на ногу и бросал короткие и быстрые взгляды на Поттера, но отпускал глаза сразу же, как замечал, что тот прекрасно его видит. — Хозяин, сэр, — наконец набрался смелости эльф. — Добби хотел спросить, — он снова посмотрел на гриффиндорца, но не стал отрывать взгляд. — Насчёт Винки. — Говори, — разрешил Гарри, прожевав печенье. — Прошло ровно две недели, — начал неуверенно домовик. — И эльфийка ни разу не пила. Добби продолжал говорить про поведение Винки, про то, как он пристально следил за ней и про то, как она была рада, когда домовик рассказал ей о подростке. Он повторял кусочки, уже рассказанные во время прошлых докладов, но не замечал этого, слишком взволнованным «концом первого задания хозяина, сэра». Постепенно голос эльфа становился увереннее, а в конце рассказа-тире-доклада и вовсе стал наполнен привычными громкими восклицаниями. — Кричер думает, — произнёс домовик Блэков, вызванный в самом начале речи Добби, чтобы помочь решить, что делать с эльфийкой. — Что с ней нужно поговорить. — Ну, раз ты так считаешь, — Поттер задумчиво наклонил голову. — Если я позову, она откликнется? — Да, молодой хозяин, — Кричер кивнул, лишь слегка поморщившись, когда пришлось объяснять очевидное. — Если она действительно хочет быть с Вами. — Отлично, — он улыбнулся двум домовикам. — Винки! Появившаяся эльфийка не походила на ту обречённую пьянчугу, которую пару раз видел гриффиндорец, когда учился на четвёртом курсе. Она была одета в чистое белое полотенце, подпоясанное какой-то верёвкой, и очень боязливо оглялывалась, впиваясь взглядом то в Гарри, то в его слуг. — Винки рада приветствовать, — домовушка склонилась в глубоком поклоне. — Юного хозяина.