Сожжённый мирт

Это было похоже на возвращение домой.

Всё те же тёмные обои покрывали стены прихожей, подчёркивая то, что в доме было слишком темно, и как будто поглащая весь — и так, между прочим, несильный — свет. Всё та же нога тролля, выполняющая функцию подставки для зонтов, стояла прямо возле входной двери, мешая спокойно пройти вглубь квартиры. Всё те же головы эльфов висели под потолком, приковывая к себе взгляды аркобалено, непривыкших к странностям волшебников. Теперь однако Блэк-хаус не походил на увеличенный в несколько десятков раз и только-только вытащенный из земли гроб. Теперь этот дом не выглядел заброшенным и не казался ненавидимой всеми её обитателями тюрьмой. Стало гораздо чище. Было исправлено то, с чем — сколько бы не старались — не могли ничего сделать подростки, даже не окончившие Хогвартс, и парочка взрослых волшебников. Сразу после входа стало совершенно очевидно, что над квартирой наконец-то поработали домовики. Исчезла непонятная сажа, которая раньше ни в какую не хотела уходить, словно намертво прикипела к стенам. Обои перестали быть чисто чёрными и Микан впервые смог увидеть на них золотистый орнамент. Свет — пусть всё ещё слишком тусклый — теперь был немного ярче и распространялся куда более равномерно благодаря тому, что все цоколи стали чистыми. Чтобы спокойно жить на Гриммо предстояло исправить ещё довольно много вещей, но в целом Поттеру здесь нравилось. Теперь Блэк-хаус наконец начал походить на дом, а не на ещё одну тюрьму, в которую его перевезли из Суррея. «Только одна вещь, — подумал небо, прекратив оглядываться и остановив взгляд на тяжёлых портьерах. — Портит всё впечатление». Ещё в больнице Кричер объяснил, что он, Добби и Винки сделали всё, что могли: всё очистили, перевесили почти все портреты в специальную комнату, выгнали оставшихся существ, которых не должно быть в доме — но были вещи с которыми они ничего сделать не смогли. Одной из них был портрет Вальбурга, которая всё ещё — какая неожиданность — недолюбливала, мягко говоря, крестника своего старшего сына. Если судить по рассказам эльфов, которым Микан безусловно мог доверять, женщина, практически не останавливаясь, кричала с тех самых пор, как Поттер впервые вызвал домовика Древнейшего и Благороднейшего Рода Блэк. Мать Сириуса почему-то думала, что у неё — у необычной, но всё же картины — прав больше, чем у нынешнего Главы и пыталась оспорить его приказы и запретить домовикам работать. — Это оно? — негромко протянул с интересом Верде, поправив очки. — Да, — подтвердил подросток. — Это портрет Вальбурги. Хранители юного неба после жалобы Кричера — далеко не первой, которую слышал бывший гриффиндорец — в больнице и небольшого объяснения, что значит «сказала и ушла на другую картину», отчего-то вдруг стали серьёзнее, перестав сравнивать свой рост с ростом Лар Милч, которая росла ну очень быстро и уже выглядела старше, чем Вайпер и Фонг. Семи изначальным членам «I prescelti sette», казалось, не нравилось, что кто-то смеет считать себя важнее человека, который отныне был одним из них. Выглядящие как дети сильнейшие с отвращением, настолько сильным, что оно выдавало в них взрослых людей, смотрели на тёмную ткань, за которой — как они знали — прятался портрет матери Бродяги. По связи, ещё очень слабой — похожей скорее на тоненький волосок, чем на канат, как его описывал мистер Кавахира — вновь прокатилась раздражение. Микан неслышно вздохнул от удивления. Он не думал, что радуге было хоть какое-то дело до его проблем — ведь они познакомились всего несколько часов назад. — Эту картину, — подал голос Колонелло, намеренно, судя по всему, говоря чуть громче, чем нужно. — Никак нельзя снять? Портьеры с гулким шорохом ткани, смешанным с неприятным скрипом, разъехались в разные стороны и открыли вид на развалившуюся в помпезном кресле женщину, которая с нескрываемым отвращением взирала на аркобалено. — Всё верно, сэр дождь, сэр, — энергично закивал Добби, шаркая ногой в полосатом носке. — Это всё из-за заклинания вечного приклеивания. — Мы пытались убрать её к остальным, — подхватила Винки, пытаясь оправдаться по выработанной за десятилетия привычке. — Но у нас ничего не получилось. Вальбурга набрала в грудь побольше воздуха, чтобы начать кричать, как она всегда делала, когда в доме был хоть кто-то. Но так ничего и не сказала, застыв с открытым ртом и поднятыми плечами. Она не могла ни выдохнуть ни издать хоть какой-нибудь звук, замерев от шока и словно став обычной маггловской картиной. Виной этому стал Кричер, раньше всегда преданный хозяйке, но теперь — по её мнению — предавший старую сошедшую, наверное, уже с ума женщину. — Вы говорили, что я могу попросить о помощи, — начал старый эльф, обращаясь к Поттеру и даже не смотря на Вальбургу. — Поэтому я прошу Вас, — он поморщился, опустив голову. — Уберите или уничтожьте этот портрет. — Да как ты смеешь! — крик всё-таки вырвался из нарисованного горла. — Я твоя хозяйка! — завопила женщина, вскочив с кресла. — Что значит «уберите или уничтожьте»?! Реборн криво усмехнулся, показав белоснежные зубы и опустив шляпу, спрятав глаза под тенью от её полей. Взгляд Вальбурги остановился на одетом в жёлтую рубашку и держащем в крохотных руках пиджак ребёнке, и женщина скривилась — возможно из-за «цвета Хаффлпаффа», возможно, ещё из-за чего-то. — Тебе смешно, отродье? — она высокомерно хмыкнула и отвернулась, снова посмотрев на небо. — Угомони этого грязного мальчишку. — Я не хочу, — чуть улыбнулся подросток, подняв подбородок, как всегда делал младший Малфой, когда выпендривался. — Да и зачем? — спросил он и наклонил голову, как будто бы действительно не понимая, почему его просят об этом. — Я согласен с ним. — Ага, — протянул Скалл, так же соглашаясь с их солнцем. — Твоя реакция довольно забавная. Вальбурга вновь безмолвно открыла рот, не зная, что вообще сказать, и несколько раз перевела взгляд с одного члена «I prescelti sette» на другого, затем на третьего, потом на четвёртого. Она не понимала, что происходило в доме, который она всегда считала своим, и не представляла, кем являлись люди, пришедшие с крестником Сириуса. — Я придумал, — не обращая внимания на мать Бродяги, задумчиво произнёс Микан. — Два способа разобраться с этим, — он показал на картину и нахмурился. — Снести стену и сжечь портрет? — спросил гроза, наверняка придя к таким же выводам. — Да, — подтвердил Поттер, кивнув. — Но я не хочу приченять вред дому, — он потёр переносицу. — Он же не виноват, что когда-то в нём жила такая, — бывший гриффиндорец замолчал, пытаясь подобрать подходящее определение, но быстро сдался. — Женщина. Эльф Древнейшего и Благороднейшего Рода Блэк поморщился и осторожно коснулся ноги своего хозяина, не желая навлечь на себя его гнев, но при этом желая хоть как-нибудь помочь ему успокоиться. Кричер, меньше года назад во всём соглашавшийся с Вальбургой, теперь не хотел даже смотреть в её сторону, прятался за спиной неба и жаловался на то, что она практически приказывала ему убить «мальчишку Джеймса». Микан не мог не понять своего слугу — у него в памяти до сих пор ярко сияло воспоминание о напуганных домовиках, которые один за другим в течение недели появлялись в Выручай-комнате настолько неожиданно, будто за ними кто-то гналлся. Всё трое эльфов, казалось, были в панике. Все трое извинялись ни за что и оправдывались, хотя ничего не натворили. Всё трое говорили об одном и том же, отличались только слова, которые вылетали из их горла. — Хозяин, сэр! — воскликнул Добби тогда, едва не плача. — Та женщина пыталась приказать мне, — он всхлипнул и затрясся не то от страха, не то от едва сдерживаемых слёз. — Убить Вас! — Юный хозяин, — в открытую плакала Винки, появившись в Комнате буквально на следующий день. — Она сказала мне, что я должна, — она комкала полотенце, в которое была одета и вытирала слёзы с щёк. — «Разобраться с Вами». — Молодой хозяин, — уважительно поклонился Кричер, без приказа появившийся в Комнате спустя два дня. — Простите, что прервал Вас, — произнёс он, показав на открытую книгу. — Но, боюсь, это довольно важно. Домовик тихонько вздохнул и, словно набираясь храбрости, посмотрел в глаза Поттера и, едва заметно вздрогнув, подошёл к нему и снова поклонился. Он — и так всегда очень вежливый с подростком — тогда вёл слишком уважительно. — Вальбурга Блэк приказала мне, — эльф говорил тихо, но чётко. — Убить Вас. Тихий и спокойный голос урагана внезапно отвлёк небо от мыслей и заставил опустить взгляд на одетого красное ребёнка, который выглядел третьим по возрасту после самого Микан и Милч. — Я могу сжечь картину, — проговорил Фонг, умиротворённо улыбаясь, хотя его глаза на секунду стали ярко-красными. — И не навредить дому, — его голос звучал предвкушающе. — Мне нужно лишь твоё разрешение, Моё небо. — Вперёд. Пламя, невыносимо красивое, невероятно опасное вспыхнуло на маленьких ладонях урагана крошечным карминовым пожаром, отражающимся в алых радужках. Огонь громко трещал, успокаивая. И, несмотря на то, что он не мог заглушить адски громкие вопли женщины с портрета, он мог отвлечь Поттера от них. Красные щупальца пламени поглащали багет и холст за считанные мгновения, заставляя Вальбургу кричать ещё более оглушительно — хотя казалось, что это попросту невозможно. Прошло несколько коротких безмолвных секунд, и на стене прихожей больше не было ни одной картины, а в квартире стало на одного мёртвого Блэка меньше. — Винки, — улыбнулся подросток. — Забери мои вещи у Луны. — Конечно, юный хозяин, — поклонилась домовушка, оторвавшись от созерцания тёмных обоев. — Винки быстро всё сделает.