Сожжённый мирт

Обстановка в столовой была уже не особенно дружеской.

Голос Скалла — не просто нервного и даже не просто паникующего, а находящегося в поглощающем его ужасе — вибрировал. Слова двух языков, смешанных в странном коктейлей из итальянского и английского — романского и германского — слетали с губ каскадёра, который, сам того не подозревая, раскрывал для Микан, тайну детства его врага. — Я не знаю, куда именно он уехал, — произнёс облако, чуть шипя. — Но я точно знаю, что Старший, — он оскалился, то ли от звучания прозвища Реддла, то ли от осознания своей собственной слабости. — Никогда бы не уехал из Англии дольше, чем на несколько лет. Скаллу было некомфортно — это мог бы понять даже самый глупый и самый социально-неадаптированный человек. Его кулаки были так крепко сжаты, что чёрная кожа неснятых перчаток скрипела, под кожей чётко выделялись желваки, а пламя — раньше довольно вежливое — резко стало отстранённым и холодным. «Впрочем, — подумал небо, поморщившись. — Это не то чтобы очень удивительно». Всего несколько часов знакомства не сделали из аркобалено ни лучших друзей, ни даже хороших знакомых Поттера — для этого нужно куда больше времени. Несколько часов лишь убрали часть неловкости подростка и подарили несколько гран доверия сильнейшим. Ни того, ни другого не было достаточно для того, чтобы члены «I prescelti sette» могли спокойно рассказать о своей жизни. — Его звали Том Марволо Реддл, — внезапно для своих хранителей объявил Микан — Того парня из приюта, — пояснил он спустя мгновение. — Он и правда вернулся сюда. — Откуда ты об этом знаешь? — спросил Реборн, не совсем грубо, но очень близко к этой интонации. — И почему «звали»? — Потому что я убил его, — ответил на второй вопрос небо. — А откуда… — пробормотал он, задумавшись на секунду. — Это довольно сложно объяснить. Невозможно было сходу придумать способ рассказать о том, какую именно роль играл «мальчик, разговаривающий со змеями» в жизни, казалось бы, никак не связного с ним подростка из Суррея. Невозможно было в двух словах раскрыть и философскую идею бессмертия, и политическую идею чистой крови, и результаты их объединения в виде сначала Вальпургиевых рыцарей, а позже — Пожирателей смерти. В конце концов, просто нереально объяснить, почему фанатику — пусть очень харизматичному, пусть довольно располагающему к себе, но всё же с детства довольно сумасшедшему — вообще доверились, и почему за ним пошли. — Ты знал его лично, — низким, совершенно не подходящем ребёнку голосом, произнёс Фонг утвердительно. — И похоже довольно долго, — добавила Лар. — Да, — подтвердил Поттер. — Мальчик, что разговаривал со змеями, вырос в мужчину и сменил имя, — он посмотрел на уже начинающих понимать аркобалено и продолжил. — На Лорда Волдеморта. Жужжание пламени где-то в подсознании и гул магии успокаивал. Лица сильнейших не выражали каких-то сильных эмоций, но по связям тихим рычанием дикого зверя прокатывалось не то раздражение не то разочарование. Тонкие нити переливающиеся всеми цветами радуги вибрировали, переплетаясь друг с другом, но ни в коем случае не путаясь. Они, напоминая огонь растопленного по самое не хочу камина, трещали настолько громко, что их можно было сравнить по громкости с собственными силами Поттера. — Хозяин, сэр? — тихим-тихим и немного нервным голосом спросил появившийся с не громким хлопком эльф. — Добби кажется, что это важно. — Что такое? — Из Хогвартса вернулся Финеас Найджелус, — доложил домовик. — Вернулся? — удивился Колонелло, мгновенно отвлекаясь от переглядок со своими коллегами по проклятью. — Ты не упоминал о нём. — Он просто портрет, — пояснил Микан, отмахнувшись. — Потому и не упоминал. — Тогда как он «вернулся», — показал пальцами воздушные кавычки Скалл, явно хватаясь за соломинку разговора в попытке успокоиться. — Если он нарисованый? Интерес добавился к сквозившим в узах эмоциям, но не вытеснил их — скорее прикрыл их собой, как скатертью прикрывают иногда не красивую поверхность стола. Тема Тома Реддла ни в коем случае не была закрыта, но — с невысказанного согласия — хотя бы была забыта на некоторое время. — Люди же могут перейти с одной картины на другую, — поддержал диалог Верде. — Значит он просто был на другом своём портрете в другом месте. — Верно, — кивнул небо. — Финеас Блэк был директором Школы чародейства и волшебства, — он поднялся со своего места и потянулся. — Поэтому большую часть времени проводит именно там. — И соответственно, — подали голос Вайпер. — Он может знать что-то важное. — Именно, — улыбнулся бывший гриффиндорец. — Пойдём? Выходом из сковавшей всю столовую атмосферы недоверия и неприятельства виделось только одно — покинуть уже кажущееся ужасно душным помещение, дать ему проветриться от едва уловимых запахов и мыслей. А ещё прекрасной идеей было провериться самим. Встать, потянуться всем телом, хрустнуть шеей, тряхнуть головой и, выбросив мысли из головы хотя бы на пару минут, размять ноги. Тёмные коридоры всё тянулись и тянулись, доказывая не знакомым с магией хранителя Поттера, что они и вправду находятся в волшебном особняке, а не в обычной квартире. Коридоры были не просто нескончаемыми — они были к тому же странно пустыми. Не было ни одного, даже самого маленького, доказательства того, что в доме вообще кто-то жил до подростка. Стены, покрытые почти чёрными обоями то шли прямо, сужаясь в одну точку; то резко заканчивались резкими поворотами, меняющими направление и заставляющими двух дождей вспоминать армейские манёвры, а остальных банально изо всех сил пытаться не упасть. Добби вёл их по кажущемуся бесконечным лабиринту, не блуждая и не путаясь — несмотря на то, что жил здесь не больше двух месяцев — а спокойно лавируя в быстро ставшим ему знакомым особняке. Нужная им комната представляла собой почти пустое помещение, по-видимому, или специально освобождённое для хранения портретов, или изначально существовавшее в квартире именно для этой цели. Единственной мебелью были простой — насколько это вообще было возможно в доме Древнейшего и Благороднейшего Рода Блэк — стол и кресло, стоящие примерно по центру дальней стены, на которой не было картин. Давным-давно уже умершие или так же давно убитые люди переговаривались между собой, глядя на странную компанию, пришедшую в их новое место обитания. Слышался похожий на шуршание целлофана и журчание тоненькой струи воды шёпот. Он отскакивал от стен и быстро затихал в не особо просторной комнате. — Это и есть новый Глава Рода? — спросил древний старик, судя по одежде, живший примерно в веке тринадцатом. — Да ну… — присоединилась к нему дамочка из прошлого столетия. — Он же ещё совсем юный. — Зато как похож на Блэка! — крикнула пожилая женщина. — Наоборот, — начала с ней спорить другая. — Он вылитый Поттер! Слабый свет от ламп слабо освещал множество разных рам и холстов, позволяя разглядеть всех новоявленных родственников. Блики, отразившиеся непонятно от чего красиво прыгали по разноцветной одежде членов «I prescelti sette», отвлекая их и позволяя забыть причину их здесь появления. Яркие пятна, заставляя ткань напоминать пламя аркобалено, показывали давно забытую некоторыми или и вовсе никогда не виденную мирную картинку. Блики: солнечно-жёлтые, кроваво-красные, небесно-голубые — напоминали Микан о далёком детстве, в котором не было проблем, в котором ему всегда было тепло, в котором он ничего не боялся, в котором звучала материнская колыбельная и отцовский смех. Они: изумрудно-зелёные, цветочно-фиолетовые, сапфирово-синие — смешиваясь с отзвуками раскалённого пламени и дребезжанием тонких связей, успокаивали лишь на несколько мгновений сбившееся с ритма сердце. — Мистер Поттер, — поздоровался прошлый директор Хогвартса. — Я слышал, что Вы мертвы. — Эти слухи сильно преувеличены, — усмехнулся небо.