Secret Secret Santa

тв // домашнее насилие

      Музыка играла так громко, что закладывало уши, и Хёнджину, к тому же, не нравилась ни одна песня. Он периодически забывал, что делает в этом насквозь чужом доме, но потом слышал смех Джуёна, и всё вставало на свои места.       Никто уже давно не обращал внимания на самого младшего парня на вечеринке: все упились настолько, что видели перед собой исключительно объекты обожания либо главных врагов. Ытука и Убина еле оттащили друг от друга, и дело таки закончилось бы чем-то страшным, если бы на вечеринке не оказалось Сонён, которая всеми правдами и неправдами пыталась привлечь внимание Убина последний год. Хёнджин видел, как они скрылись в комнате Джуёна, и не мог вспомнить, вышли ли оттуда Дахён и Йери.       «Ну, по крайней мере, Йери и Сонён — подружки, — подумал Хван, — стесняться друг друга не будут».       В голове пульсировало и вибрировало, так сильно, что резонировало во всём теле, даже в бедре, будто…       звонил телефон?       Хёнджин хлопнул по карману и понял, что вибрация не была галлюцинацией — он хмыкнул от этой внезапно пришедшей на ум скучной рифмы. Достав телефон, парень с трудом сфокусировался на имени звонившего, а когда сумел, резко похолодел.       Этот человек ненавидел звонки. И, если он позвонил так поздно…       — Куда-то собрался, my good bad boy?              Голос Джуёна заглушал орущую музыку, хотя говорил тот не очень громко. Воздуха перестало хватать окончательно.       Да какого черта его соседи терпят эти ночные кутежи?       — Да, мне пора… семейные дела, — заплетающимся языком проговорил Хёнджин. Он с трудом нашёл свои кроссовки. Он с трудом сдерживался, чтобы не поднять голову и не посмотреть на Джуёна. Хёнджин опасно много выпил и боялся, что не сдержится и как-то себя выдаст.       Хван всё ещё пытался обманываться, говоря себе, что Джуён ничего не знает.       — В час ночи? — поднял бровь старшеклассник. Он улыбался: Хёнджин слышал это в его голосе, так и не смея поднять голову. — Нужно проведать любимую тётушку?       — Мне просто нужно идти, — почти умоляюще сказал Хван, наклоняясь завязать шнурки и еле удержавшись на ногах.       — Блять, ну ты и наклюкался… мне почти стыдно!       Джуён вдруг резко присел на корточки и сам завязал шнурки на поношенных чёрных «конверсах» Хёнджина. Быстро, но аккуратно, заправив шнурки под язычки, как всегда делал со своими кедами. Хёнджин молился, чтобы никто в этот момент не вышел в коридор: он не знал, как не его друзья отреагируют на это… и не хотел делить этот миг ни с кем из этих ёбнутых на голову людей. Да и вообще ни с кем из людей.       Джуён поднял голову, и они наконец-то переглянулись. Хёнджин снова боялся, что ноги его подведут, но теперь из-за этого внимательного, насмешливого, очень тёмного взгляда, а не из-за выпитого виски.       — Раз нужно, значит, иди, — улыбнулся Джуён. Как-то совсем не по-своему тепло и почти нежно. — Молодец, что пришёл. Увидимся в школе.       Ли легко встал — выпил он раза в три больше Хёнджина, но держался на ногах так, словно мог прямо сейчас вышагивать по канату на высоте двадцатиэтажного дома, — и раскрыл руки для объятий на прощание. Он ещё ни разу не обнял Хвана первым.       Хёнджин неловко прижался к парню, прекрасно понимая, что его бешеное сердце способно выдать любые секреты, и почти забыл, что собрался уходить. Если бы Джуён предложил ему остаться, он бы плюнул на странный звонок от одного из лучших друзей — так, как плевал на них слишком часто. Но Джуён первым разнял объятия и открыл дверь, распинав по сторонам обувь своей многочисленной свиты. Хёнджину было больно думать о том, что его выпроваживают, хотя он уходил по доброй воле. Он вышел в подъезд, последний раз посмотрел на Джуёна и слишком широко улыбнулся.       Даже если бы тот ничего не понимал, теперь у него в мозгу должно было зашевелиться некое сомнение в дружественности интереса к нему со стороны этого милого мальчика. Но Джуён ничего не сказал, лишь подмигнул и чмокнул воздух, тут же закрывая дверь и возвращаясь в мир пьянства и отвратительной музыки, а Хёнджину моментально стало легче, будто часть хмельного угара исчезла вместе с чарами, под которые он неизменно попадал рядом с Ли Джуёном. Сердце всё ещё сладко ныло от всего, что успело произойти за несколько минут: завязанные шнурки, славная добрая улыбка, крепкие объятия, воздушный поцелуй — мысли об этом сводили с ума и вселяли надежду на то, чего не может быть, однако Хёнджин всё же смог взять себя в руки. На нетвердых ногах он, как мог, быстро спускался по лестнице, параллельно слушая гудки в трубке.       — Сильно занят? — не здороваясь, спросил его Джисон.       — Эм… сейчас нет, — как-то крайне тупо ответил Хёнджин, останавливаясь перед дверью в подъезд. — Что случилось?       — Не знаю, но явно ничего хорошего. Ты можешь приехать к Минхо?              Хёнджин похолодел. Он знал, что Джисон остался с ночевкой у хёна, потому что родители Минхо уехали в командировку. Ребята, конечно же, звали и его, но он выбрал вечеринку у Джуёна.       Опять.              — Что с ним случилось?       — Не с ним. Мими позвонила, спросила, может ли она прийти. Мы даже не сразу разобрали, что она говорит… она так никогда в жизни не плакала.       — Блять, — не сдержался Хёнджин, резко пиная дверь, но забыв нажать на кнопку, чтобы открыть её.       Боль была такой, словно он сломал пальцы.       — Я не хотел тебе звонить, ты же занят со своей компанией, — холодным тоном Джисон мастерски показал всё отношение к выбору друга. — Но Мими очень просила позвать тебя.       — Я сейчас приеду, — быстро ответил Хёнджин, наконец совладав с дверью и выбегая на улицу.       — Спасибо, — отозвался Джисон и прервал звонок.       Пару минут Хёнджин метался из стороны в сторону, как птица, случайно залетевшая в помещение и от паники не способная найти выход. Влюблённое сердце, беспокойный мозг, раздражённый желудок, саднящая нога — весь организм был словно настроен против самого Хёнджина. Нечеловеческими усилиями он заставил себя остановиться и попытаться подумать, что делать дальше. Всё было более чем легко, но даже для того, чтобы вызвать просто такси, Хвану пришлось сильно напрячься. Пока он ждал машину, его дважды вырвало. Хотелось плакать, лечь спать, вернуться к Джуёну и сказать, как он, блять, сильно его любит, но мысль о Масами оказалась сильнее всего.       Его никто не просил сделать выбор: Джуён ещё не додумался, а друзья просто не стали бы этого делать. Но всё же он уехал от выбора своего сердца к тем, кого выбрала его душа, и знал, что не мог поступить иначе.       Наверное. И это сомнение причинило ему боль едва ли не сильнее, чем боль, когда он видел Джуёна флиртующим с красивыми девушками. Хёнджин закрыл глаза и прислонился лбом к холодному оконному стеклу такси. От обилия чувств, мыслей, воспоминаний и выпитого голова разрывалась от боли. Таксист ехал быстро, но Хван всё равно несмотря ни на что почти умудрился уснуть. Правда, когда его подвезли к дому Минхо, он моментально взбодрился и, хотя всё ещё не мог трезво размышлять, хотя бы больше не метался по выходе из машины, а сразу направился к входной двери. Хёнджин машинально набрал код, открывающий дверь, и поспешил к лифту, гадая, обогнал ли он Масами или нет.       В этот момент Хван хотел от души врезать самому себе. Как помочь подруге, если он в таком состоянии?       Дверь в квартиру Минхо была приоткрыта: явный знак, что родителей нет дома, а оставшийся за главного ждёт полуночных гостей. Хёнджин прислушался. Внутри было тихо, только негромко играла инструментальная музыка — легко узнавался выбор Хан Джисона. Хёнджин замер на пороге. Ему стало стыдно заходить; стыдно за то, сколько раз сбегал от них к Джуёну, который искусно чередовал нежные улыбки с резкими словами и метафоричное вытирание ног об Хёнджина — с вполне реальными объятиями.       Дверь открылась чуть сильнее, и в щёлку высунулась взъерошенная голова Ли Минхо.       — Тебе одного приглашения мало? Нужно сто тридцать? — раздражённо поинтересовался он. — Заходи в долг, позову тебя сто двадцать восемь раз позднее.       — Не злись, — негромко попросил Хёнджин, заходя в квартиру и с большим сожалением принимаясь развязывать шнурки, которые помнили прикосновения рук Джуёна.       — Я всегда буду злиться, и ты это знаешь, — отозвался Минхо. — Но ты быстро приехал.       — Я ушёл сразу, как увидел звонок от Джисона.       — Но трубку при своих друзьях не поднял, — раздался из спальни Минхо голос Хана — точно такой же недовольный, как и голос хёна.       — Парни, давайте потом, я вас умоляю… — схватившись за голову, простонал Хёнджин. Он сполз по стене вниз, опираясь на левую руку, чтобы не упасть. Снова накатила тошнота.       — А чего это потом?! Давай сейчас, — Джисон выбежал из комнаты и остановился в паре шагов от Хёнджина. Выглядел он устрашающе — насколько мог вселять ужас тонкий нескладный очкарик в футболке с Пикачу длиной по колено. — Давай, расскажи мне, чем я так плох, что ты стесняешься меня при своих друзьях?       — Джисон, БЛЯТЬ… — прорычал Хёнджин, но Минхо молча поднял его на ноги. Мягко и медленно, придерживая голову друга за затылок.       — Оба уймитесь. Кто-то вызвал лифт, — сказал Ли, открывая дверь нараспашку и отходя в сторону.       Джисон вышел вперёд, не преминув толкнуть Хёнджина плечом. Тот хотел было снова огрызнуться, но тут из лифта едва не вывалилась Масами, которую никто бы из них не узнал, если бы не её два забавных хвостика на голове и не любимая чёрная заношенная и застиранная толстовка из концертного мерча SHINee.       Мин Масами никогда не плакала при друзьях: ни серьёзно поранив ногу, ни выслушав несправедливые обвинения учителя, ни увидев что-то, что напомнило бы ей о Ким Джонхёне, — но в этот раз она влетела в квартиру Минхо вся красная и опухшая от слёз, из-за которых не было видно глаз. Девушка бросила сумку прямо на пороге и с хриплыми, ужасающе надрывными рыданиями бросилась на шею оторопевшему Джисону. Порывистым движением она умудрилась сбить очки парня с переносицы: теперь они сидели комично криво и только чудом не падали, но Хан будто этого не замечал. Он крепко прижал подругу к себе и растерянно посмотрел на Минхо. Хёнджин тоже пытался привлечь к себе внимание хёна, но по другой причине: ему показалось удивительно странным, что из всех троих Мин Масами почему-то выбрала именно Джисона… правда, эта мысль не успела оформиться как следует и очень быстро испарилась, потому что сквозь рыдания внезапно начали проступать осмысленные слова:       — Я… мешала ему пить… я… отказалась идти в магазин… он… сказал, что я тварь… сказал… что я мразь… никто… он… меня… ударил по лицу… и полотенцем… по рукам, потому что я встала между ним и мамой… я убежала… мне было так страшно, господи… простите меня… простите меня, мальчики…       Масами снова затрясло в рыданиях так, что было невозможно разобрать её лепет. Джисон гладил её по спине, по его лицу тихо текли слёзы; Минхо замер в дверном проходе, ведущем на кухню, а Хёнджин чувствовал, как его переполняет ненависть. К себе за то, что позволил себе сомневаться в том, что его место рядом с друзьями, а не с Джуёном. К Джуёну за то, что не отвечал ему взаимностью. К Джисону за то, что имел столько злых слов в адрес друга, но ни одного поддерживающего для Мими. К её ёбанному отчиму, который воспользовался отсутствием в доме пасынка и поднял руку на лучшую девочку в мире.       К этому ёбанному миру, где сильные бьют слабых, на любовь не отвечают взаимностью и постоянно нужно делать выборы, причиняющие боль другим или себе. Хёнджин отошёл от стены, к которой, казалось, успел прирасти, и крепко обнял Масами со спины, обнимая одновременно и Джисона.       — Ты ни в чём не виновата, Мими. Ты замечательная. Мы здесь. Ты с нами. Мы с тобой. Ты ни в чём не виновата, — громко, настойчиво заговорил Хёнджин, постоянно повторяясь и стремясь подобрать слова.       Хлопнула входная дверь, и Хёнджин почувствовал, как ему на плечо легла знакомая тяжёлая рука.              — Ты не должна извиняться. Мы тебя защитим. Ты с нами, а мы — с тобой, — вторил Хёнджину Минхо, обнимая друзей.       Мин Масами не могла навсегда спрятаться от мира и проблем, но в тот момент, когда друзья обступили её со всех сторон и заключили её в кокон объятий, ей действительно было нечего бояться. Она долго не могла успокоиться, но беспрестанно благодарила души этих мальчиков — таких разных буквально во всём, — что они когда-то выбрали её в ответ на её выбор.