Желанная дева

Утро свадебного дня началось для Трора и Траина очень рано. Перед официальной частью церемонии, уже облачившись в торжественные наряды, отец и сын должны были соблюсти церемониальный протокол: ведущая к праотцам традиция заключения брака предполагала обмен подарками, имуществом и деньгами. Жених платил отцу невесты выкуп и отдельную сумму, «женский дар» самой девушке, это были ее личные деньги. Впрочем, вместо денег могли быть дорогие украшения, золото, металлы. Отец невесты выплачивал приданое, которое должно было компенсировать дочери потерю прав на наследство отца. В приданое обычно входили золото, серебро, драгоценные камни, ткани, утварь и иногда даже скот. В случае смерти супруга гномки, как правило, не выходили больше замуж и оставшуюся жизнь жили за счёт женского дара, а если умирала и супруга, то он переходил к детям. Затем заключался официальный договор, в соответствии с которым имя невесты навсегда вписывалось в родословную королевской семьи. Это значило, что все рождённые в браке дети принадлежат отныне семье жениха. Однако семья невесты навсегда оставляла за собой право на решение всех вопросов, связанных с жизнью и здоровьем последней в случае, если сама она по какой-либо причине принять решение не могла. Например, если родители видели, что новоявленный супруг плохо обращается с их дочерью: оказывает ей мало почтения или обижает словом да делом — они были вправе потребовать вернуть ее в родовое гнездо. Это же могло произойти, если супруг покидал жену на длинный срок без особой на то необходимости. Случаи такие были редки, но так кхазад могли максимально оберечь своих малочисленных женщин от невзгод. После подписания всех договоров началась официальная часть церемонии. Трор восседал в шикарном, вырезанном в куске скалы троне. Рядом с ним стоял бледный и серьёзный Траин. Несмотря на охватившее его волнение, принц изо всех сил старался не подавать вида и держать лицо, ведь сейчас на него смотрел казалось весь Эребор. Огромная празднично украшенная гобеленами зала была набита практически до отказа. В гудящем подобно многоголосому улью помещении оставался свободным только небольшой проход от главных врат к трону и жениху. Его парадный камзол голубого штофа, длинный, приталенный, сильно расклешенный в боках и сзади, двубортный, с застежкой на обе стороны, с воротником-стоечкой, длинными рукавами и с разрезами в боках выгодно оттенял глаза. По синему атласному фону белым шелком был выткан крупный узор из пересекающихся «кружевных» лент, образующих ромбовидные клейма, в которых расположены узорчатые очертания гор. На каждой поле — по пятнадцать прорезных петель, сгруппированных по три, и пятнадцать крупных, круглых пуговиц, инкрустированных опалами. На рукавах — разрезы, прикрытые фигурными клапанами. На них — по три петли и три пуговицы. Подкладка же была сделана из желтой тафты. Трор смотрел на своего сына и грудь его высоко вздымалась от гордости: Траин был статен, красив, достойно держался — настоящий принц и будущий наследник короны. Глядя на то, как его уже повзрослевший отпрыск стоит сейчас и ждёт свою невесту, Король-под-горой даже немного взгрустнул: как жаль, что Махал не послал ему больше детей… У отца его, Даина Первого, было двое сыновей, и сейчас Подгорный король, пожалуй, отдал бы половину сокровищницы, чтобы стать отцом во второй раз. Он мечтал о дочери, и иногда, в ночной тишине Одинокой горы, сидя в своём временном убежище, окружённый стеллажами с золотыми монетками да слитками, представлял себе, как Сириэн подарит ему ещё одно дитя. Вот тогда он точно был бы самым богатым гномом во всей Арде. Трор представлял себе маленькую гномочку, которая унаследовала бы невероятную красоту матери, и его, короля-под-горой, синие глаза. Это видение прекрасной малышки было столь манящим, что всколыхнувшийся в голове голосок, прошипевший «А ты уверен, что в союзе с эльфийкой может появиться потомство?» заставил сердце болезненно сжаться… И правда, может ли? Образ расплывающейся туманом крохотной девчушки оставил в груди короля неприятную горечь. На появление второго ребёнка в союзе с супругой Трор уже давно потерял все надежды: слишком много времени прошло с рождения Траина, а все их попытки за эти десятилетия так и не увенчались успехом. Меж тем, грянувшие со всех сторон мощные раскаты горнов вывели короля из забвения: в зал вошла невеста. Кайя была красавицей. Ее длинные завивающиеся русые волосы были заплетены в толстую косу, украшенную белыми лентами и многочисленными шпильками и шармами, а также крохотными золотыми колокольчиками. Последние украшали также подол ее платья и манжеты рукавов. С каждым шагом невесты воздух вокруг наполнялся нежным перезвоном, оповещая всех и каждого, что главная виновница торжества сейчас находится рядом. Пышное платье струилось вокруг неё каскадами многослойных юбок и спускалось по полу за ее спиной длинным шлейфом. Затянутая в тугой, расшитый жемчугом корсет, талия ее была тонкой, а большая мягкая грудь вздымалась от частого дыхания. В больших синих глазах девушки, обрамлённых пушистыми светлыми ресницами, плескалась смесь смущения, страха и нетерпения. А небольшие, образованные пушком бакенбарды были уложены завитками вдоль контура лица и уходили причудливыми узорами к ушкам. Когда невеста достигла своего места у подножия трона, все присутствующие встали. Трор вышел вперёд и принял невесту из рук ее отца, Нэрина. Звуки горнов стихли. - Я Король-под-горой, спрашиваю тебя, Кайю, дочь Нэрина, рода Жесткобородов, согласна ли ты перед лицом нашего народа и своего короля отдать себя принцу Эребора, Траину, сыну Трора? Отдать себя всю без остатка, на все годы отмеренной Вам Ауле жизни. Согласна ли ты почитать своего супруга, быть ему достойной женой, заботливой и любящей матерью вашим детям, да пошлёт их Вам Махал как можно больше? Согласна ли быть справедливой принцессой своему народу? — громкий голос Трора эхом отдавался от стен зала, разносясь, казалось по всей горе. Ему внимали тысячи глаз даже в самых удаленных от трона уголках. - Согласна! — громко ответила невеста, высоко приподняв голову, словно и тень сомнений не могла просочиться в ее мысли, так сильно она желала этого брака. - В таком случае, властью данной мне от рождения, подтвержденной подвигом возвращения Эребора нашему народу, объявляю тебя принцессой Эребора, законной супругой моего сына, Траина и моей невесткой! — на этих словах подгорный король подвёл невесту к сыну и вложил ее крохотные ручки в его широко раскрытую ладонь. Зал взорвался громкими овациями и улюлюканьем. - Береги свою супругу превыше всех сокровищ Арды, наследник Подгорного трона, отныне ты будешь отвечать за неё перед своим королём, перед ее отцом и перед всем великим народом кхазад. — с этими словами Трор по очереди поцеловал молодоженов в лоб, кивнул сидящему рядом с толстой книгой, углы у переплёта которой были обиты золотыми бляхами, а на корешке значилось название «Родословец Великого королевства Эребор» Фундину, королевскому советнику, и тот сделал несколько записей. Затем король протянул молодым богато украшенную орнаментами и кристаллами золотую чашу. - Пусть ваша любовь будет такой же крепкой, как этот полугар. Испейте же его по очереди и обменяйтесь украшениями. Молодые по очереди испили из чаши, затем осторожно защелкнули на волосах друг друга небольшие круглые бусины, сделанные из золота. На украшениях были выгравированы имена супругов и красовались маленькие кристаллы родового камня, в роду Траина это был сапфир и теперь он украшал подаренную супругом бусину. Сам подгорный принц получил бусину с корундом — камнем семьи Кайи. Оглядев счастливых молодых, Трор вышел вперёд и громко произнёс! - Теперь ты вправе поцеловать свою супругу, Траин, сын Трора и да начнётся пир! Смущенная Кайя опустила глаза от смущения и почувствовала, как горячие губы принца нежно и трепетно коснулись её. *** Свадьба была в самом разгаре, вино лилось рекой. Под общий хохот и одобрение Траин стоял в середине зала и бросал метательные топорики в наполненную до краев винную бочку. Традиция гласила, что уже изрядно выпивший молодой супруг должен был с расстояния в тридцать метров попытаться забросить прямиком внутрь бочки как можно больше топориков. Всего давалось двадцать попыток и каждый угодивший топорик означал ребёнка, которого Махал непременно подарит молодым в грядущем браке. На первом угодившем в цель топорике вся гора казалось взревела так, что гул должен был докатиться даже до располагавшегося неподалёку Дэйла. На втором топорике громче всех кричал и радовался уже сам Траин, всегда мечтавший о большой семье. На третьем же топорике мать молодой жены ободряюще похлопала ту по руке под всеобщие довольные свист и улюлюканье. На этом меткость принца его подвела, но даже такой результат был отличным! К бочке, с так и лежащими на дне топориками, по очереди подходили все гости, наполняя из неё вином свои бокалы. К концу свадьбы вся бочка обязательно должна была опустеть, иначе это было плохим предзнаменованием. Гость, отказавшийся из неё испить, наносил великое оскорбление молодым и мог быть вызван женихом или его роднёй на поединок. Затем, в продолжение свадебных традиций, молодые сменили образы на традиционный венчальный алый наряд в стиле Огнебородов. Именно этот клан всегда был самым близким для Долгобородов и именно им было принято решение первыми отдать дань уважения. Камзол Траина был бархатным, с золотой вышивкой в виде переплетающихся ромбов и прямоуголников, что прекрасно сочеталось с такой же отделкой по всей юбке невесты. Платье Кайи было теперь намного легче первого, официального и гномка даже немного выдохнула от облегчения. Не было ни длинного шлейфа, ни такого обилия тяжелой отделки украшениями. Оно идеально подходило для танцев и веселья и молодая жена не собиралась более отказывать себе в этих радостях. Когда восторженные возгласы утихли и все достаточно рассмотрели молодых да подняли пару тостов за дружбу между союзниками, Кайе вложили в руки лук и пять стрел с отломанными наконечниками. Эти стрелы невесте полагалось выстрелить в разные стороны зала. Поймавшие их гномы назначались почетными свидетелями и приглашались продолжить праздник за королевским столом. Именно эти гномы в будущем должны были по чести рассудить супругов вместе с королём, если между ними случались серьезные конфликты, требующие вмешательства извне. Когда свидетели были определены и присоединились к монаршему столику, весёлый пир продолжился. Следующим традиционным звеном брачной церемонии должен был стать танец молодых, причём танцевали не какой-нибудь медленный скучный вальс, танцевали Вербункош — зажигательный танец под быструю музыку. На середину залы приглашались молодые и родители жениха и невесты. С каждой минутой танца музыка играла все быстрее и быстрее, подскоки, удары каблуков, развороты и па руками становились все сложнее. Танцевать должны были до тех пор, пока не свалятся с ног, и, по-традиции, новобрачные должны были продержаться дольше родителей, тем самым получая благословение на брак более крепкий и счастливый, чем был у тех. Трор и Гуда вышли на середину зала, где их уже ждали дети и сваты. Под громкое улюлюканье и крики Король-под-горой повернулся к супруге и только сейчас заметил, что гномка была очень бледна, а тот факт, что она, как заметил ранее за столом Трор, практически не притронулась к еде, говорил, что королева и правда больна. Ранее же он списывал все ее якобы недомогание на попытки вызвать чувство вины у венценосного супруга и заставить его таким образом первым пойти на примирение. Но вот, заиграла музыка и пары закружились в танце. Крики гномов подбадривали жениха и невесту, родительские пары старались не отставать, но вот, спустя почти пятнадцать минут лихих отплясываемы да сотни ударов каблуков и бешено бьющихся сердец, Трор увидел, как Гуда покачнулась и осела на пол. Он тут же подошёл к супруге, приподнимая ее за локоть и повёл к их столу. В это время танец продолжался все быстрее. Аккуратно усадив за стол супругу, подгорный король услышал громкий рёв одобрение и резко оборвавшуюся музыку, что означало победу молодых в данном испытании. Заняв своё место по правую руку жены, Трор предложил ей вина и удивился, увидев как гномка буквально позеленела на его глазах. Осторожно, держась дрожащими руками за стол, пошатываясь, королева приподнялась и тихонько шепнула супругу, что ей надо на свежий воздух. Король кивнул и взглядом подозвал одну из фрейлин ее величества с просьбой сопроводить ее. Покинуть мероприятие вдвоем они не могли, это было бы расценено как знак неуважения молодожёнами, даже несмотря на то что женился королевский ребёнок. Как только Гуда покинула зал, Трор снова расслабился и отдался празднику: он пил, много закусывал, веселился и улюлюкал, как и все гости. Смеялся над мелкими казусами и даже пару раз разнимал дерущихся: гномы разных кланов, впервые за долгое время собравшиеся в одном зале, изрядно выпившие, всячески старались соблюсти также традицию «какая ж свадьба да без доброй драки». Спустя несколько часов, когда последняя традиция была выполнена, бочка с топориками опустела, а глубокая ночь опустилась на Одинокую гору, пришло время провожать в покои молодых. Действие это было сродни таинству, к проводам допускались только родители молодых, пятеро почетных свидетелей и по одному представителю от каждого собравшегося клана. Траин вёл под руку жену с выражением совершенного спокойствия: он был счастлив, что официальная часть мероприятия продолжится только завтра, а сейчас у него есть возможность побыть с супругой наедине впервые с момента обручения. Кайя же таким самообладанием как у мужа явно не обладала, за ее опущенными в пол глазами скрывались страх и волнение, а ещё ей было очень неловко. Она прекрасно знала, что происходит между супругами за закрытыми дверями спальни и понимание того, что окружающие именно для этого и провожают молодых в покои, ощущалось весьма смутительно. Она любила Траина, но неизвестность пугала, а присущая гномке скромность, в чем она была совершенно непохожа на обычно уверенных в себе и раскованных представительниц народа кхазад, заставляла девушку немного замедлить шаг, как бы отсрочивая неизбежное. Дойдя до огромных каменных резных дверей, окованных позолоченными металлическими узорами, за которыми скрывались покои молодых, вся процессия остановилась. Родители обняли дочь, провожая ее в новую жизнь, Трор ободряюще хлопнул по плечу сына, шепнув на ухо, чтобы тот не торопился в эту ночь и думал в первую очередь об удовольствии супруги. Над головами молодых несколько раз высекли искры огнивом, чтобы по традиции, разжечь в неопытных телах огонь страсти, и две украшенные золотыми венцами фигурки скрылись в покоях, затворив за собой массивные двери. **** Гуда так больше и не вернулась в пиршественный зал. Она лежала в кровати их общих с супругом покоев, тех, к которым Трор казалось забыл дорогу последние несколько месяцев. Королева давно хотела уже забыть про все обиды, пойти к мужу и извиниться за излишнюю резкость, рассказать ему о всех тяжестях, что ей приходится сейчас переживать одной, без его поддержки, а ведь должно было быть совсем иначе, но гордость не позволяла ей этого сделать. Сейчас, идти на поклон к королю казалось выше ее сил. Да и ноги были ватные, тут и при желании не дойдёшь. Надо же было разругаться из-за дурацких покоев да ревности к эльфийке. Ну спасла она ее мужа от верной смерти, и что с того? Трор наверняка испытывает к ней исключительно благодарственные чувства. Гуда много раз видела приезжающих в гору лесных эльфов Трандуила и ничего притягательного ни в них, ни в их женщинах не замечала: высокие, несуразно худые и тонкие, да, безусловно, с прекрасными лицами, но какими-то неживыми, слишком идеальными и холодными: одним словом, безэмоциональные и скучные создания. Нет, она тогда напридумывали себе все, не мог супруг променять ее, подарившую ему наследника и прожившую бок о бок почти столетие, на какую-то эллет. Поглощенная в свои мысли она не сразу заметила, как дверь спальни тихонечко приоткрылась. Заглянувший в комнату король увидел, что супруга не спит и подошёл к кровати. - Мы проводили молодых в покои. Как ты себя чувствуешь? — лицо Трора хоть и было раскрасневшимся от выпитого хмельного, но все же выражало искреннее беспокойство за супругу. - Как все прошло? — проигнорировав вопрос Короля-под-горой, гномка осторожно присела в кровати и облокотилась на подушку, повыше натягивая на себя тяжелое покрывало. — Мне так жаль, что я не смогла проводить наших детей в этот путь, но это было выше моих сил. - Не переживай, думаю, твоё отсутствие особо никто не заметил: Траин явно горел нетерпением, а Кайя ни разу не подняла глаз с пола — не сдержал смешок гном, но уклончивость супруги пропускать мимо ушей не пожелал.- У тебя был врач? В чем причина? Я был так занят государственными делами, что, признаюсь, не сразу узнал о твоей болезни, а увидев тебя во время праздника, заволновался ещё больше… Гуда почувствовала как гнев огненной волной поднимается в ее груди: как он мог после всех этих месяцев холодного безразличия теперь стоять здесь, прикидываясь заботливым муженьком, да требовать от неё ответа?! Даже не извинившись за то, что на эти бесконечно долгие месяцы покинул ее именно в тот момент, когда нужен был больше всего. Не в силах сдержать свои эмоции, гномка разъярённым драконом свела брови к переносице и от всей души сорвалась на крик: - Да как смеешь ты делать вид, словно беспокоишься обо мне, после того как бросил меня ради твоих, как ты там выразился? Ах да, «государственных дел»?! С каких это пор подготовка убежища для остроухой перешла в разряд столь важных забот для тебя?! — увидев мелькнувшую в глазах Трора растерянность, Гуда распалилась ещё больше — А ты думал я не знаю про то, как ты проводишь в той стройке сутки напролёт, да вечно обшариваешь взглядом горизонт?! Думаешь, я слепая?! Кто для тебя эта эльфийка?! И что было между вами?! Эта гневная тирада стоила королеве почти всех имевшихся сил. Поэтому, когда возникшее вновь за сегодняшний вечер головокружение отступило, Гуда продолжила уже более спокойным тоном: - Пока ты не ответишь на мои вопросы, не жди, что я буду отвечать на твои. Трор стоял озадаченный: он не ожидал от жены такой злости, не ожидал также и столь несвойственной ей проницательности. Нет, королева была отнюдь не глупа, но она редко замечала что-либо за пределами тех дел, которые входили в ее компетенцию: организации приемов, ведение внутридворцовых дел, забота о больных и нуждающихся, хотя с каждым годом таковых становилось все меньше — Эребор процветал и гномы его именно что жили, а не выживали. Чем он выдал себя? Или может это какое-то присущее только женщинам чутьё? Одно король знал точно: говорить правду не стоит. - Дави на жалость — хитренький шепоток в голове неожиданно решил напомнить королю о своём присутствии. — Женщины всех народов легко ведутся на горестные речи. За неимением лучшего варианта, Трор решил, что пожалуй стоит прислушаться. - Гуда, послушай, ты не представляешь, что я пережил ТАМ за эти несколько месяцев. Каково это, висеть в тесной клетке, без возможности встать в полный рост, без еды, без воды, слушая крики умирающих под пытками и знать, что как только их голоса навечно затихнут, а души отправятся в чертоги ожидания, наступит моя очередь. Огромный изуродованный белый орк приходил за мной каждый день. Ты даже не представляешь, какого искусства эти твари достигли в умении причинять боль. Каждый день на протяжении нескольких месяцев я мечтал покинуть этот мир. Я отчаялся, знал, что никто не сможет вызволить меня из этой проклятой обители и лишь молил, чтобы мой конец пришёл быстро и без боли. Увидев, как по щеке гномки скатилась слеза, Трор понял, что движется в правильном направлении, а хитрый голосок подбодрил: «Продолжай в том же духе, король, и мы с тобой перехитрим их всех.» - Дни тянулись один за другим, раненный и истекающий кровью я потерял счёт времени. Пока однажды не появилась она. Сириэн своим светом прогнала от меня всю тьму, она излечила меня, но некромант узнал ее, я не знаю, как это вышло, они словно были знакомы когда-то. Теперь ее преследуют из-за меня, и горький опыт подсказывает мне, что наказание за это будет ужасным. Я обещал ей убежище, в дар за мою спасённую жизнь, а теперь ты перечишь мне. Перечишь воле своего короля, своего супруга! Неужели то, что я вернулся к тебе, ничего не значит? Ты считаешь, мне было бы лучше сгинуть в Дол Гулдуре, чем пустить в Эребор эльфийку? Громко всхлипнув носом, лишившаяся дара речи гномка уже не могла сдерживать рвущихся из груди рыданий. Какой же глупой она была. Столько всего натворила из ревности. Утерев ладонями слёзы с раскрасневшихся щёчек, она отрицательно покачала головой. Трор присел рядышком на край кровати и обнял жену. - Будет тебе! Не плачь, сделанного не воротишь. Но теперь, надеюсь, мы сможем закрыть эту тему? — внутренне король-под-горой ликовал, даже таинственный голосок не удержался и сдавленно брякнул «браво». - Конечно, прости! — сдавленно пискнула Гуда. — Но почему ты раньше не сказал мне? И почему так ждёшь ее и ищешь взглядом на горизонте? - А когда, родная? Как только я появился на пороге, ты накинулась на меня оголодавшей тигрицей. — от нахлынувших воспоминаний гнома немного бросило в жар. — А потом устроила этот скандал, не дав прийти в себя или объяснить. Ну а что же до ожидания: она могущественный целитель, я очень переживаю и хочу, чтобы она осмотрела тебя и излечила твой недуг. - Не надо ничего лечить, эта болезнь со временем пройдёт сама. — вынырнув из объятий и заглядывая в глаза мужа с нежной улыбкой, Гуда прошептала. — Я уже почти три месяца ношу под сердцем наше дитя.