***
С рассветом Подгорного короля сменил отдохнувший, посвежевший и выспавшийся маг, пришедший в компании нескольких знахарок, желавших проверить состояние девы. Без лишних разговоров, ограничившись лишь довольно скупыми приветствиями и общими вопросами о том, как для эллет прошла ночь, маг и гном разошлись в разные стороны. Трору наконец выпала возможность перекусить, привести себя в порядок и пару часов вздремнуть, перед тем как вся гора придёт в движение. Долг короля не ждал не смотря ни на что. И уж тем более, учитывая, что переварившие за ночь недавнее происшествие с участием одного оборотня и небезызвестной красавицы, гномы наверняка уже распустили такое количество кривотолков, что не иначе придётся созывать собрание всего совета старейшин, чтобы утихомирить особо разбушевавшихся сплетников. Что уж говорить, сплетни для гномов были чем-то сродни традиции, а их, как известно, эти самые традиции, полагается чтить… В общем, день обещает быть непростым, а ночью он снова вернётся в Авен Арман, к ней…***
Гэндальф снова расхаживал по покоям эллет. Обстановка явно накалялась: утром он заходил проведать Гуду, и хотя физически ее состояние изменилось не сильно, все же морально королева была очень подавлена. Пусть она и пыталась выглядеть также, как всегда, и отвечала на все вопросы вполне доброжелательно и учтиво, но опухшие и покрасневшие глаза выдавали ее с головой, как впрочем и слегка охрипший голос. «Ох уж эти Морготовы сплетницы! Какая идиотка додумалась растрепать королеве на сносях, явно не выдерживающей тягот своего бремени, что Трор всю ночь провёл в Авен Арман?! Драконьего пламени бы на голову этим дурам, да побольше!» — злился маг. Да и покои эллет, увы, хорошими новостями серого странника не порадовали. Состояние Сириэн хоть и было внешне без изменений, однако за ночь эльфийка впала в кому, что было очень нехорошим знаком. Волшебник никогда раньше не видел, чтобы эльфы впадали в подобное состояние, обычно кома была характерна людям или даже гномам, но вот чтобы эльфам… Сердце Гэндальфа чувствовало надвигающуюся угрозу, она была практически осязаема, словно витала в воздухе вокруг и ощущалась на кончике языка, стоило только открыть рот, чтобы вдохнуть поглубже. Что-то грядёт, и вряд ли это будет добрая весть. Даже природа, казалось, кричала об этом. За ночь, удивительно тёплые для конца осени деньки, словно канули в лету: небо затянули свинцовые грозовые тучи, а температура воздуха стремительно опускалась. Выйти из горы было невозможно — так сильно разбушевались в предгорье ветры, и были столь холодны и жестоки, что ни один торговый караван не совался на тракт между Дэйлом и Эребором. Просидев в Авен Арман до полудня, волшебник позвал слуг, приказав тем сменить его ненадолго, а сам отправился решить парочку образовавшихся дел: во-первых, он намеревался заглянуть в библиотеку, все-таки досконально он успел изучить только дневник Майа Мелиан, но вдруг в записях ее супруга, Элу Тингола, он тоже сможет найти что-то полезное. Ну, а во-вторых, надо было таки поговорить с Подгорным владыкой, откладывать и без того неприятную беседу — все равно, что ходить с нарывом, который болит и гноится все больше, пока ты оттягиваешь посещение лекаря из-за собственных страхов и сомнений. Однако, увы, и в библиотеке волшебника ожидало лишь разочарование: нужные ему записи он на месте не обнаружил. Архивариус, отвечающий за эту секцию пожилой седовласый гном с большим брюшком, туго перетянутым широким поясом, вышитым серебряными, как и его борода, нитями, ничего вразумительного ответить не смог. По записям книга значилась свободной для изучения, а значит, должна была находиться на месте. Донельзя недовольный Гэндальф вернулся в Авен Арман, рявкнул на слуг, чтобы те подали ему обед прямо сюда, а сам затем вышел на террасу, укрывшись под ее навесом от проливного дождя и раскуривая свою трубку. «Варг тебя задери» — сетовал старец, в то время как злосчастная трубка отказывалась разгораться, задуваемая порывами шквального ветра. Бросив это бесполезное занятие, волшебник оперся о мраморные резные перила, в очередной раз задумавшись над причудливым цветочным орнаментом колонн «Где-то я это уже видел». Но затем встряхнул головой, будто прогоняя ненужные мысли, и вернулся к более насущным думам: куда подевались записи? В голову закрались очень неприятные подозрения: «только Трор видел, что я читаю эти фолианты, больше некому было их взять… Что задумал этот настырный гном и чем могут обернуться его замыслы? Король явно что-то скрывает, а теперь ещё и, судя по всему, пытается выведать побольше информации о Сириэн. О, Эру, лишь бы в записях не говорилась о тех дарах, что может преподнести желанная дева! Нет, однозначно, нужно забрать эллет из Одинокой горы и сделать это как можно скорее. Может стоит обратиться за помощью к орлам? Вряд ли Гваихир** откажет мне в такой просьбе». Погрузившийся настолько глубоко в свои мысли Гэндальф даже не заметил, как в покоях накрыли к обеду, который вскоре остыл, так и не дождавшись своего едока, тени удлинились и затянули предгорье, знаменуя наступление сумерек. Он, наверное, так и остался бы стоять на террасе, если бы украшенная разноцветными витражами дверь за его спиной неожиданно не распахнулась. Так бесцеремонно, без малейшего намёка на стук или даже вежливого покашливания в этой горе мог появляться только один гном, а значит, настало время расставить все точки над И с Венценосным кхазад.***
День у Трора выдался и правда далеко не самый приятный. Совсем мало поспавший, он с трудом соображал на многочисленных советах. С Борином и командирами подразделений обсуждался вопрос прорехи в обороне, вскрывшийся совершенно случайно во время нападения оборотня: если враг атакует не со стороны главных ворот, армия кхазад потеряет слишком много бесценного времени, делая обходной гору манёвр, что может привести к нехилой такой осаде или большим бессмысленным потерям. Было решено в срочном порядке поручить архитекторам и строителям тоннелей продумать варианты скрытых проходов и предоставить чертежи не позднее, чем к концу месяца, а также продумать вариант запасного выхода, на случай, если Эребор не выдержит натиск врагов, должен быть способ вывести из горы женщин и детей. Пока что тайных выходов, помимо скрытой двери в Авен Арман, ведущей практически к пику горы, было два. Один располагался у подножья горы и петлял наружу вдоль подземных озёр. Вот только выходил он на острые как бритва скалы, что позволяло покинуть Одинокую гору разве что небольшой группе вооруженных веревками мужчин. Второй же проход был построен еще предками кхазад, задолго до прихода Трора и народа Дурина. Он выводил к скрытому горными хребтами небольшому отрогу, спуститься с которого можно было благодаря хорошо замаскированной лестнице. Однако, про этот путь знали только 3 гнома: сам Трор, Борин, в своё время и обнаруживший этот лаз, и Траин — подгорный принц. И в планы Трора не входило посвящать ещё кого-либо в данную тайну, а ключ от волшебной двери всегда висел на его шее на толстой золотой цепочке, король не снимал его, даже когда мылся. Также Трор принял решение написать своему брату, Грору***, владыке Железных Холмов, нет ли у него на примете хороших мастеров по созданию тайных дверей (обращаться к Кхиму, после всего, что произошло столь недавно и болезненно, он не собирался ни за какие коврижки). Затем был долгий и нудный совет казначеев: нововведения и перестройки однозначно требовали увеличения разработок и приисков в недрах горы. Ну и как вишенка на торте, венчал все это великолепие монарших дел совет старейшин. Один за другим на короля сыпались вопросы от перепуганных старцев, и все они, как и предсказывал накануне ночью Борин, вертелись вокруг Сириэн, которую в народе уже успели окрестить самыми разнообразными именами: начиная от великой эльфийской ведьмы и заканчивая посланницей самой Йаванны (как иначе можно объяснить столь удивительный волшебный дар власти над землей и водой). Поэтому ближе к сумеркам Трор чувствовал себя выжатым, словно только что лично отработал суточную смену в кузнице. И куда же ещё можно было направиться владыке в поисках упокоения, кроме как в уже давно полюбившиеся Авен Арман? Но и тут не задача, покои уже облюбовал один весьма настырный и не к месту прозорливый волшебник, а посему стоило раз и навсегда разобраться во всем происходящем и поставить точку в этих его мытарствах «заберу Сириэн — нет, оставлю ее здесь». Трор очень надеялся самостоятельно решить возникшие между ним и старым майа недомолвки, не прибегая к сделке с таинственным «помощником». Королю совершенно не верилось в бескорыстность и благие намерения своего нового соседа по голове. Так он и оказался на террасе вместе с седовласым магом. Не хотелось сразу пускаться в брань, а посему король в кои-то веки решил проявить все свои чудеса дипломатии и начать разговор с беспокоившего обоих вопроса. Подойдя к мраморным перилам и облокотившись на них на подобии того, как стоял Гэндальф, Трор устремил взгляд синих глаз на горизонт, в сторону Лихолесья, и наконец-то изрёк: - Доброго вечера тебе, Таркун. Как она? Есть улучшения? Гэндальф сначала удивился такой вежливости в свой адрес, никак накануне король и смотреть в его сторону не желал, однако все же ответил: - И тебе доброго, сын Даина Первого. Увы, хороших вестей у меня нет. Сириэн впала в кому. Я подумываю о том, чтобы прибегнуть к помощи Орлов Манвэ. Пусть они перенесут ее в обитель владыки Элронда. Он великий целитель, возможно, ему будет под силу вмешаться в судьбу бедняжки и вернуть ее к свету. Трор отвернулся, чтобы ненароком не выдать ту злость, что охватила его после услышанного. «Я говорил тебе, старик не отступится» — сразу зашумело у него в ушах- «А ты все заладил «у меня есть время». «Уролок тебя опали, так и быть! Я согласен на твою сделку!» — подумал было король, но, чтобы не привлекать лишнего внимания к своей персоне, прервал затянувшееся было дольше положенного молчание: - Как быстро они смогут прибыть? Ты уверен, что не навредишь ей этим ещё больше? Не нравится мне твоя затея, слишком неоправданный риск, как по мне. Теперь настала очередь Гэндальфа отворачиваться в попытке скрыть своё искреннее удивление: «Слишком легко согласился Король-под-горой, ох, и чувствует мое сердце, не к добру это». Однако и он поспешил продолжить беседу: - Я отправлю им свой зов этим вечером, думаю, в случае положительного ответа, к рассвету они прилетят. «Ты успеешь?!» — вопрос бился в голове Подгорного короля как мотылек, прилетевший на свет факела. «Сомневаешься?» — вопросом на вопрос отвечал голос. - Тогда не смею тебя задерживать. Я побуду с ней ночью. На этих словах Трор покинул террасу, оставив резную дверь открытой, как бы намекая, что если волшебник не хочет, чтобы эллет до кучи ещё и простудилась, ему следует не засиживаться долее и отправляться прочь по своим делам. «Не задумал ли гном выкрасть ее под покровом ночи?» — на секунду призадумался маг, но решив, что даже для сумасбродного короля такой поступок был бы верхом идиотизма, все же поспешил покинуть покои. Завтра прилетят орлы, он увезёт Сириэн и будет ещё более чем достаточно времени, чтобы хорошенько все обмозговать. А сейчас, дела не ждут!***
Время перевалило за полночь, когда в дверь Авен Арман тихонько постучались. Задремавший было в удобном кресле Трор вовремя встрепенулся, как раз для того, чтобы увидеть приоткрывшуюся дверь и проскользнувшую внутрь голову Борина: - Я не помешаю? Можно войти? Получив одобрительный кивок начальник стражи притворил за собой массивную дверь, взял оставшееся мягкое кресло и подтащил его поближе к Трору, усаживаясь рядом, в изголовье кровати. - Знаешь, я тут подумал… Ты же помнишь, изначально, когда твой отец только сговаривался о вашем браке, я не одобрил эту затею, однако поддержал тебя. Поддержу и теперь, на то ведь они и друзья, верно? — Борин протянул венценосному другу руку и после крепкого пожатия до хруста пальцев продолжил — К тому же, если ты искренне любишь эту девушку, вряд ли что-то или кто-то сможет остановить тебя. А в том, что ты к ней явно испытываешь некие чувства, я не сомневаюсь: ты так на неё смотришь, будто готов в любое мгновенье продать душу всем исчадиям Моргота, лишь бы быть рядом. Трор всмотрелся в бледное лицо Сириэн, будто лаская ее нежную кожу своим взглядом. Словами было не передать, какое облегчение он испытал после слов Борина. Как же приятно быть не одному, а чувствовать за спиной поддержку старого друга. Повернувшись к гному, король заглянул ему в глаза и тихо вымолвил всего два слова: - Спасибо, дружище! Глава стражи расплылся в тёплой улыбке: - Ну ладно, полно тебе, расскажи лучше, как она? Улыбнувшийся было в ответ подгорный владыка снова помрачнел, а взгляд его вернулся к неподвижному телу эллет: - Сириэн впала в кому прошлой ночью. Не ожидавший такого поворота событий, Борин замялся, и тихо промолвил, положив руку в ободряющем жесте на плечо своего короля: - Мне очень жаль. Но она ведь дышит! Ну же, узбад, не вешай нос! Знаешь что, а давай-ка как в старые добрые времена: сходим вниз, раздобудем по бочонку пенного да прихлопнем их тут. — и, заметив встревоженный взгляд, который Трор бросил на ложе, поспешил добавить — Не думаю, что мы ей помешаем, да и вряд ли за наше недолгое отсутствие тут может что-то измениться. Ну же, решайся, мне кажется тебе не помешает немного взбодриться. А то того и гляди уснёшь и пропустишь что важное — решил зайти и с другой стороны гном, так, исключительно на всякий случай и чтобы наверняка. Заручившись одобрительной улыбкой товарища, Борин встал со своего места и прошествовал к ведущим из покоев дверям, чинно распахнув их в приглашающем жесте для своего короля. Ну а дальше, посмеиваясь, слегка обнявшись и потрепав друг друга по плечу, старые друзья отправились в сторону кухни и кладовой, неспешно беседуя обо всяких нелепых историях, произошедших накануне в горе, вспоминая былые подвиги и, куда уж без этого, сплетничая: кто напился до беспамятства, кто над кем подшутил и сколько ставок да на какую тему сделали за последние сутки в самом известном мужском клубе Эребора, что носил кодовое название «Наковальня» и всякий желающий удалиться туда гном гордо сообщал супруге, что идёт к наковальне.***
Измученный и истерзанный сомненьями Гэндальф задремал в кресле предоставленных ему покоев. За вечер он успел выполнить все задуманное: отправил зов орлам, а также написал лорду Элронду о своём прибытии вместе с Сириэн, однако, о личности последней до поры до времени решил умолчать, обозначив ее исключительно как сильно раненную в стычке с орками эльфийскую деву. Далее волшебник отужинал в своей комнате и, погрузившись в уютное мягкое кресло в компании трубочного зелья, с головой ушёл в свои мысли, так и заснув там позднее. Волшебнику снился потрясающе реалистичный сон: босыми стопами он гулял по потрясающему холму, покрытому мягкой, сочной, зелёной травой. На вершине его расположились два огромных исполинских и невероятных в своей красоте древа. Одно из них было увенчано серебристыми цветами, в их ярком свете Гэндальф узнал Телперион. Второе древо, напротив, было сплошь покрыть золотой листвой и звалось оно не иначе, как Лаурелин. «Неужто это Древа Валинора?» — восхитился старец. Неподалёку стояли две огромные чаши, маг вспомнил, как когда-то, на его глазах, великая Варда собирала в них росу. Так и назывались они, чаши Варды. И такая благодать наполнила сердце и фэа старца, такой прекрасный свет ослеплял его очи, что Гэндальф был готов отложить все свои мирские дела и думы, лишь бы этот сон не кончался. Побродив немного вокруг Древ, вскоре он услышал, как нежный и чистый, словно перезвон колокольчиков на платье невесты, дурманящий женский голос окликнул его: - Олорин! Олорин, обернись! Внемля благолепному зову, маг развернулся на пятках и увидел, что совсем рядом стоит невероятной красоты женщина. Ее лицо было подобно произведению искусства: идеальные черты дополняли большие серые глаза, чуть вздернутый нос и полные губы цвета алой розы. Все это великолепие обрамляли пушистые темные локоны длиной почти до талии. Голову венчала витая диадема с синим камнем, а нежный стан покрывало бледно-голубое шёлковое платье с длинными струящимися до земли рукавами. Платье ее при каждом шаге сверкало тысячью звёзд, а за каждым ее неспешным шагом следовала стайка шумных соловьев. - Госпожа Мелиан! — поклонился волшебник, не в силах отвести от майа своих глаз — Великий свет нынче пришёл в мой сон с вашим появлением! Чем заслужил я столь великую честь, о мудрейшая?! - Полно, мой старый друг, поднимись! Давай оставим этикет для иного случая, сейчас у нас слишком мало времени. Послушай меня внимательно: великое зло до поры до времени дремало в Средиземье, но сейчас оно пробудилось. Я не могу тебе назвать имён, открыть их ты должен сам в своё время. Могу сказать лишь одно: враг сейчас стоит у тебя за спиной! — в это же мгновение Гэндальф почувствовал, как свет волшебных Древ померк, а по спине, под его серой робой поползли огромные неприятные мурашки, вызванные неизвестно откуда взявшимся порывом леденящего душу ветра. Майа же продолжила свою речь ещё громче, словно силясь прорваться сквозь все более заглушающий ее голос невидимый барьер: - Ну же, проснись, серый странник, скорее! Проснись, пока не стало слишком поздно! Обернувшийся к ее светлому лику волшебник увидел, как образ ее расплывается, тает подобно туману и лишь нежный голос продолжает упорно твердить: - Проснись! Береги ее! Она ключ ко всему! Ну же, проснись! И сон его резко прервался, выдергивая волшебника в гнетущую чёрную реальность. В комнате было темно и холодно, весь свет словно погас и сгустимся вязкий, тягучий мрак. В камине не горел огонь, несмотря на то, что дрова продолжали лежать до конца не истлевшими. Замогильный холод сковал все чресла волшебника. «Балрог меня задери, Сириэн!» — не успев до конца сформировать свою мысль Гэндальф бросился прочь из покоев, на ходу зажигая волшебный кристалл в своём посохе.***
Весело смеясь и гогоча Трор в компании друга детства в обнимку с парой бочонков уже хорошо так начатого пива неспешной походкой ковыляли обратно в Авен Арман. - Видел бы ты их глаза, когда они узнали, что там с оборотнем сражалась та самая твоя таинственная спасительница! - слегка пьяно подхихикнул Борин - А когда Таркун принёс ее в гору, и оказалось, что медведя отметелила такая кроха. Клянусь бородой Махала - любой гном бы испачкал портки, встреться ему на пути это! - не унимался гном, хватаясь за живот от хохота. Только сейчас посмеивающийся Подгорный король смог прочувствовать, как же сильно он все-таки соскучился по весёлым пирушкам и дружеским посиделкам. Ужасный во всех отношениях день обещал закончиться на весьма даже приятной ноте, если бы не одно но! Стоя прямо перед резными дверями покоев, сколько бы ни дергал за ручку, Трору никак не удавалось открыть их. «Ну не мог же я на самом деле настолько опьянеть от пары распитых по пути чарок!» — злился Подгорный владыка. - Борин, попробуй-ка ты, эти орочьи двери не поддаются! Но глава стражи также не добился никаких успехов: - Может ты запер их, когда мы уходили? — удивился гном. - Нет, я точно не помню, чтобы закрывал покои, нас же не было всего с пол часа, не больше, в чем смы…? Однако дальнейший поток слов был прерван громкой руганью неизвестно откуда взявшегося волшебника. - С дороги! — прорычал старый маг, бормотавший что-то нечленораздельное себе в бороду и с жутким грохотом ударивший посохом по резным створкам, от чего двери с громким треском раскололись и отворились. Одна из створок при этом с громким лязгом слетела с петель и упала рядом с открывшимся входом, оглашая тоннели Одинокой горы рокотом эха. Если бы Трор не был с добрую сотню раз в этих покоях, то подумал бы, что смотрит прямиком в самую глубокую бездну Мории, такой мрак царил в Авен Арман. Все висящие на стенах факелы разом будто погасли, огонь в камине потух и даже несколько увитых плющом металлических канделябров со свечками перестали дарить покоям свой свет. Воздух вокруг загустел и словно бы промёрз, король-под-горой даже отчетливо видел, как изо рта при дыхании вырывается облачко пара. Волшебник первым ступил в покои, освещая их белым светом своего посоха, но гномы, от шока так и продолжавшие крепко обнимать свои бочонки, не отступали от него ни на шаг. Стоило только выйти за пределы небольшой прихожей, как магия кристалла осветила почти все покои целиком, и тут все трое увидели ЭТО! Огромная серая тварь склонилась у изголовья постели, протянув свою мерзкую руку с неприятно длинными пальцами, на каждом из которых было по пять фаланг вместо трёх привычных, к шее эллет. Каждый палец венчали длинные стальные когти, а от окончания кисти свисали омерзительные кожистые чёрные складки — сложённые крылья. Морда создания утыкалась в шею Сириэн с другой от руки стороны и что-то противно чавкала. Но стоило только твари заметить появление белого света в помещении, как оно тут же развернулось и сверкнуло зловещими красными глазами. Морду существа покрывала редкая черно-серая шерсть оставлявшая то тут, то там отвратительные островки залысин, в которых виднелась серая землистая кожа. Глаза казались несуразно большими, а торчащий курносый нос был словно на половину отрублен и походил скорее на две щели. Пасть была оскалена и окровавлена, на фоне всего этого мракобесия выделялись два длинных белоснежных и острых как бритва клыка на верхней челюсти, с которых тонкими струйками стекала свежая кровь Сириэн. Язык был серым, очень длинным и заострённым ближе к концу. Как только существо увидело нежданных гостей, оно противно облизало стекающую по морде кровь и истошно завизжало, отчего гномы с громким стуком выронили свою драгоценную ношу, тут же покатившуюся в разные стороны комнаты, и крепко зажали уши руками. Однако, волшебник же в свою очередь совершенно не растерялся: продолжая бормотать себе под нос заклинания, он ещё раз с силой ударил посохом и свет стал ярче, ослепляя всех присутствующих. Крылатая тварь в ответ на этот жест заверещала ещё истошнее, взвилась в воздух, напоследок резанув металлическими когтями по пологу кровати, изодрав его на тонкие ленты, и выскочила в настежь открытые двери террасы, стремительно уносясь прочь. Быстро пришедшие в себя гномы и волшебник ринулись в разные стороны. Трор буквально бросился к Сириэн, чуть не споткнувшись о так не вовремя попавшийся под ноги злосчастный бочонок. А Борин с Гэндальфом ринулись на террасу за удиравшим созданием, но тьма была непроглядной. - Вы тоже слышите этот шелест, что это, неужто ветер так разыгрался? — удивлённо спросил гном, щурясь и силясь вглядеться во мрак. Гэндальф ответил ему спокойно и уверенно: - Это не ветер, друг мой, это шум десятков крыльев.