Желанная дева

Глорфиндель нервно мерил шагами покои невесты, еще раз прокручивая в уме наспех разработанный им план. Отдавать Сириэн гномам не хотелось от слова совсем, вот буквально до зубовного скрежета, и хотя эльф мельком слышал в случайно подслушанных разговорах наугрим даже о некоторого рода раскаянии, когда иной раз проходил мимо выделенных им комнат, все же, после оставленных ими отвратительных меток на нежной коже эллет, доверия членам отряда не было.  Тауриэль - вот единственная причина, по которой светлейший согласился на столь отчаянную эскападу. И хотя ранее с бывшей начальницей стражи Эрин Гален Глорфинделю приходилось встречаться исключительно во время дружеских, скажем так, визитов одного владыки к другому, визиты эти были не настолько частыми, чтобы эльф мог составить достаточно достоверное впечатление о рыжей воительнице. Однако, отчаянные времена требуют отчаянных мер, и, если уж говорить напрямую, выбор у витязя был, мягко говоря, не велик: либо так, либо оставить свой пост, бросая жителей Долины окруженных орками, да еще и в отсутствии Владыки, на произвол судьбы. Был еще, конечно, третий вариант - оставить все как есть, дождаться приезда совета мудрейших, в который, между прочим, входил и он сам, но не смог отправиться ввиду слишком опасного положения дел, и будь что будет - однако, его эльф отмел сразу же.  Невольно, внутри у Глорфинделя затрепетало омерзительное чувство дежавю, от которого у рыцаря даже засосало под ложечкой: снова ему приходилось делать выбор между своей невестой и чувством долга. И хотя прошлый подобный случай явно претерпел полное фиаско, умение учиться на собственных промахах требовало от витязя незамедлительно выбрать Сириэн и как можно скорее скрыться с ней в никому не известном направлении. Однако, останавливало нечто иное, а именно, постоянно маячащий на периферии сознания вопрос: а как бы поступила сама эллет, окажись на его месте?  Именно этот вопрос и заставил Глорфинделя, после довольно продолжительных размышлений и внутренних баталий с собой же, сцепив зубы, поступить так, как того требовало чувство чести. Уж кто-кто, а Сириэн непременно бы все поняла и поддержала его в этом непростом решении: она лучше чем кто-либо знала о важности поступать правильно… К тому же, если светлейший все достаточно грамотно просчитал, Владыка вернется в Ривенделл не позднее, чем через три дня, а значит, с помощью Асфалота или даже Орлов, нагнать свою невесту Лорд сможет в кратчайшие сроки. И, дабы не отпускать Сириэн одну, он направит следить за ней Белерама, уж очень эллет приглянулась орлу, что явно говорило в ее пользу. Не Тауриэль, так орел сможет уберечь деву от беды, если гномы опять задумают чего дрянного вытворить. А пока, все что мог сделать Лорд дома золотого цветка - это еще раз перебрать в уме, все ли готово… Груженые лошади уже дожидались гномов в конюшне вместе со Всполохом. Состояние раненых гномов, за исключением Короля под горой, было вполне удовлетворительным. Стражу у покоев Сириэн Глорфиндель отпустил сразу же, как только переговорил с Торином да лично проверил готовность всего необходимого. Даже распоряжения касательно урны с прахом Траина, сына Трора, были уже отданы и приняты в исполнение. Оставалось самое отвратительное - сидеть и ждать, с замиранием сердца, очередной зачистки все продолжающих стекаться к подступам в Долину орочьих отрядов, и надеяться, что в кои-то веки пройдет все именно по плану, а не наперекосяк… Осторожно усаживаясь на мягкий пуфик около украшенной деревянным резным изголовьем кровати, Глорфиндель наклонился, беря в руки прохладную безвольную ладошку девушки. Пошла третья неделя, а Сириэн оставалась все такой же неподвижной и тихой. Со стороны казалось, что она спит глубоким сном: ресницы ее сомкнутых глаз лежали ровно, отбрасывая на скулы девушки длинные тени. Грудь плавно вздымалась от спокойного дыхания. Однако, все это деланное умиротворение было ни чем иным, как жестоким обманом: витязь знал, что если бы не подпитывающая девушку магия Владыки Ривенделла, она была бы уже давно мертва, или, проведи в этом состоянии слишком много времени, могла тронуться умом. Невольно возникал вопрос: «А слишком много - это сколько?» - но Глорфиндель гнал его прочь, не желая притягивать своими мыслями еще больше негатива к и без того несчастной деве. - Вернись ко мне… - проговорил эльф, поглаживая тыльную сторону девичьей ладошки большим пальцем - Я бы все отдал, чтобы помочь тебе избавиться от этого морока… Осторожно приподнявшись, Глорфиндель склонился, и оставил на губах Сириэн легкий целомудренный поцелуй, игнорируя бесцеремонный щелчок открывающейся без положенного правилами хорошего тона предупреждения входной двери.  - Что ты себе позволяешь?! - раздался гневный оклик со стороны входа. Светлейший отстранился от мягких губ невесты нарочито медленно, с совершенным спокойствием на лице оборачиваясь к незваному гостю. Вестимо, гостей оказалось целых трое: Его Величество Корой под горой собственной персоной и наделавшая немало шуму новоявленная чета молодоженов. Вот уж воистину, помяни лихо… - Ничего такого, чего не мог бы сделать жених по отношению к своей невесте, не так ли, Тауриэль? - самодовольно произнес Лорд, с удовольствием отмечая, как руки венценосного гнома сжались в кулаки. Рыжеволосая эльфийка смутилась, от чего к ее щекам прилила кровь, окрашивая их пунцовым, но все же утвердительно кивнула вопросительно смотрящим на нее наугрим. - Все равно: ты уже давно не жених ей! - прошипел Дубощит. - Отчего же? Видишь ли, Король под горой, некоторые союзы не имеют срока годности, если заключающим его сторонам достает чести и мужества, чтобы держать свое слово… - продолжил играть на нервах гнома гроза Балрогов. Безусловно, это был довольно грубый подкол, однако, признаться, Глорфинделю нравилось всячески третировать Дубощита, хотя бы потому, что обозначенное совсем недавно перемирие не давало гному никакого права вот так просто вваливаться в покои эльфийской девы, к тому же еще и просватанной, да так, словно он пришел к себе домой. Король под горой, казалось, вообще везде ощущал себя как дома, и это невероятно раздражало… На самом же деле корни этой явно взаимной неприязни были куда глубже… Светлейший прекрасно слышал все до единого слова Саурона, и если насчёт довольно многих из сказанных темнейшим вещей он смотрел скептически, не желая принимать на веру все до единого, а также зная, что иной раз медовые речи приспешника Моргота яйца выеденного не стоят, однако же, обвинение Торина в чувствах к Сириэн легко можно было подтвердить всего лишь понаблюдав за тем, как именно нынешний Король под горой смотрит на деву. И вообще, сколько можно? Сначала дед Торина, теперь и сам Торин, а в завершении еще и его племянник, женившийся на эльфийской деве. Может, в роду короля под горой был какой-то изъян, делающий их падкими на женщин, скажем так, отнюдь не своего уровня? И дело тут было отнюдь не в ревности или предвзятом отношении к наугрим.  Вели бы эти самые гномы себя достойно, вопросов бы не было, и хотя за время их пребывания здесь по отношению Кили к Тауриэль не было замечено еще никаких непростительных ошибок, все же, сколько ни старался, витязь все никак не мог взять в толк: как же можно любить, и при этом позволить собственному отряду оставить на теле любимой женщины те ужасные уродливые следы темной магии? Как можно любить, и при этом пожелать видеть любимую в качестве любовницы, в то время как сам ты уже давно женат? - Ооооо-да, Митрандир не поленился рассказать Глорфинделю некоторые подробности из прошлой жизни Сириэн, пока они вдвоем добирались до врат в Морию… - Как можно любить, и быть настолько слепым, чтобы не увидеть, как любимую пожирает моргульский яд? Как можно… да в прочем и не важно, первых трех пунктов и так достаточно за глаза… Любовь Торина Дубощита, как и его деда, вовсе не походила на описанные в сотнях прекрасных сказаний чувства. Она несла с собой боль, была тяжела и жестока. А Сириэн и так держит на своих плечах и без того слишком большую ношу.  Поэтому, витязь всячески хотел показать Королю наугрим, что все его чаяния и надежды не имеют никаких, ну совершенно никаких шансов. Сириэн просватана, и точка. И лишь она сама сможет расторгнуть совершенный много тысячелетий назад договор, ибо сам он, Военачальник Имладриса, Лорд дома золотого цветка, убийца Балрога, переживший смерть и вернувшийся, никогда не откажется от собственного данного слова! - Вот именно, что союзы, а, насколько мне известно, Ваш брак так и не был заключен! - оскалился Король под горой в подобии ухмылки, уверенным шагом заходя в покои и вставая у изножья кровати - Ты бросил ее тогда, так что убери от девушки руки и жди, пока она очнется!  - Ты забываешься, Торин, внук Трора! - прошипел эльф, успевший уже сотню раз пожалеть о принятом ранее решении прибегнуть к помощи гномов.  - Парни… - осторожно позвал Кили, пытаясь привлечь внимание вошедших в раж мужчин и указывая куда-то в сторону окна, однако, остался проигнорированным в пылу разгорающихся разборок. - Не я здесь руки распускаю! - практически прорычал узбад. - Я же сказал…! - что именно он сказал, договорить Глорфиндель не успел, ибо яркое сияние озарило комнату, ослепляя всех присутствующих.  Подобно падающей звезде, яркая вспышка света проникла в комнату через шумно распахнувшиеся словно от яростного порыва ветра резные створки окна, мгновенно ослепляя всех присутствующих. Как только свечение немного ослабило свою интенсивность, мужчины сразу позабыли про все свои дрязги, разворачиваясь, и прикрывая собственными телами лежащую за их спинами Сириэн, Тауриэль с металлическим лязгом вытащила короткие кинжалы из закрепленных на поясе ножен, готовясь обороняться до последней капли крови. Сияющий шар замер посреди покоев, зависнув в воздухе и распространяя вокруг теперь уже более слабое, нежели во время своего появления, мерцание.  - Что это? - шепотом спросил Кили, боясь даже вдох сделать, не то что пошевелиться.  - Не знаю… но… - также тихо ответила Тауриэль, усиливая хватку на кинжалах - Как будто звезда спустилась с небес… - Так ведь день же еще… - недоумевая ляпнул принц, и тут же понял, что за столь очевидную глупость точно отхватил бы подзатыльник, будь Фили рядом, однако все мысли о брате быстро вылетели из головы кхузда, так как светящийся шар неожиданно ожил и начал вращаться.  Все замерли, заняв наиболее подходящие позиции для обороны, пока сфера, продолжая источать нежное сияние, не принялась увеличиваться, удлиняясь и приобретая сначала форму овала, а затем и вовсе вытягиваясь в подобие кристалла, пока не обрела очертания тела, еще не понятно, человеческого или эльфийского, но, судя по покатым бедрам и узким плечам - женского. Когда же трансформация была завершена, сияние еще немного померкло, так и не исчезнув до конца, но позволяя присутствующим рассмотреть представшую перед ними редкой красоты женщину.  Идеальные черты лица незнакомки дополняли большие серые глаза, чуть вздернутый нос и полные губы цвета алой розы. Все это великолепие обрамляли пушистые темные ресницы, а сзади воистину служа самым настоящим украшением, по плечам спускались прекрасные иссиня черные локоны длиной почти до талии. Голову венчала витая диадема с синим камнем, а нежный стан покрывало бледно-голубое шёлковое платье с длинными струящимися до земли рукавами. И хотя облик незнакомки виделся перед глазами отчетливо и ясно, все же создавалось такое впечатление, словно вся она была соткана из тумана и подернута легкой дымкой.  Красавица стояла перед присутствующими, гордо подняв подбородок и плавно скользя взглядом по окружающей ее обстановке, пока очи ее не замерли на спрятанной за спинами мужчин Сириэн. Весь ее лик в миг лишился неторопливой торжественности, прекрасные серые глаза наполнились тоской и болью, а сама женщина сделала осторожный шаг, приближаясь к отделяющим ее от дочери мужчинам.  - Госпожа! - выдохнул пришедший в себя первым Глорфиндель, стремительно опускаясь перед женщиной на колено и склоняя в почтении голову.  Тауриэль незамедлительно последовала примеру светлейшего, оставив теперь уже совершенно растерявшихся гномов стоять и неловко переминаться с ноги на ногу.  - Кили! - шикнула воительница, взглядом силясь показать мужу, чтобы и он тоже опустился на колено, однако, молодой кхузд старался держаться ровно, ожидая действий своего короля.  Сделав еще несколько шагов, словно бы и не замечая склонившихся в поклоне Глорфинделя и Тауриэль, майар остановилась прямо перед Торином, внимательно вглядываясь в лицо гнома. Она была выше него на пол головы, однако, даже устремив свой взор вниз, все равно держалась ровно и гордо, словно и не было никакой разницы в росте, словно нет в этом мире того, что может заставить ее покорно склониться.  Что-то во взгляде прекрасной гостьи показалось Кили смутно знакомым, и ведь верно, она смотрела именно так, как Владычица Галадриэль смотрела ему самому в глаза, когда проникала в его мысли. И то, что Торин стоял, не моргая и, кажется, даже перестав дышать, глядя в прекрасные серые омуты, заставило принца забеспокоиться. Он уже было даже собирался прервать этот безмолвный диалог, как вдруг Король под горой вздрогнул, делая порывистый вдох, и отошел на шаг в сторону, подобно Тауриэль и Глорфинделю, опускаясь перед женщиной на колено, да склоняя голову в поклоне.  Вестимо, тут уж Кили совсем перестал теряться. Со всей грацией так обожаемой Бильбо картошки, кхузд стремительно опустился перед незнакомкой на колено, громко брякнув носком сапога по полу и попутно случайно зацепив окантованной металлическими наконечниками шлёвкой ремня ткань тончайшего шелкового покрывала, которым была накрыта Сириэн, и стягивая его за собой на пол, отчего дева осталась лежать на кровати в одной белоснежной ночной рубахе. Зажмурившийся от произведенного им шума принц осторожно приоткрыл один глаз и опасливо покосился на дядю, но Король под горой был угрюм и молчалив, казалось, даже и не заметив позора племянника, и лишь залегшая между его бровей глубокая морщина выдавали бурный мыслительный процесс, охвативший Венценосного гнома.  - Вот дубина… - отчаянным шепотом выругался молодой кхузд, стараясь не привлекать к себе еще большего внимания, чем уже было привлечено. Да и, признаться, отводить глаз от дяди,  судя по всему, было явно плохой идеей: никто не позволял себе обернуться, да посмотреть на прибывшую гостью. А ведь между тем Кили все же так хотелось увидеть, что же будет делать таинственная красавица дальше, что бедный кхузд весь аж испариной покрылся в попытках скосить взгляд так, чтобы и не слишком постыдно было, но и чего эпохального не проглядеть. Гном чувствовал, что прямо сейчас рядом с ним происходит нечто невероятно важное, словно именно в этих покоях, именно сейчас, рядом с ним рождается новая великая легенда. Прекрасная незнакомка тем временем осторожно обошла ложе, и присела у изголовья кровати с противоположной стороны от собравшихся. И, вот уж что действительно смутило молодого кхузда, если вообще можно было смутить еще больше, так это то, что кровать не прогнулась под весом гостьи ни на миллиметр. А женщина тем временем положила одну свою ладонь на запястье Сириэн, то самое, что было украшено витым золотым браслетом с жемчужными цветами, а другой осторожно коснулась лица девы, наклоняясь всем корпусом и оставляя на лбу оной легкий поцелуй.  Кили бросил нервный взгляд на Торина, пытаясь понять, что происходит, да отчего никто не встает, ведь необходимые правила приличий уже должны были быть соблюдены, и тут женщина заговорила. Никогда еще кхузд не слышал столь восхитительного голоса: это было подробно чистейшему пению самой прекрасной птицы. Принц был настолько шокирован глубиной и мелодичностью, что даже не сразу обратил внимание на то, что женщина обращалась к Сириэн на синдарине. Однако вскоре, заметив, что никакие речи не имеют никакого эффекта, гостья снова наклонилась к эллет и принялась сверлить ее сосредоточенным, тяжелым взглядом.

***

- Лютиэн, не вертись, потерпи еще немного! - Сириэн старалась, чтобы голос ее не дрогнул и был строгим, но предательские смешинки постоянно грозили прорваться наружу: как же она скучала… И то, что свершилось это воистину величайшее из чудес и теперь она может быть рядом с сестрой столько, сколько захочет, не давало ни малейшего шанса оставаться серьезной или строгой, когда губы сами собой, против воли, растягивались в счастливой улыбке, а из горла рвался искренний смех. И даже сейчас, когда Сириэн битый час пыталась вытащить все застрявшие после прогулки веточки, травинки да листочки из волос сестры, которая совершенно не хотела сидеть на месте спокойно, дева не могла злиться, ведь одному Эру известно, как сильно она мечтала еще хотя бы раз увидеть эту появляющуюся во время нетерпения морщинку на лбу Лютиэн, хотя бы раз услышать ее смех или увидеть искрящиеся счастьем глаза, когда эллет босиком бежала по тропинке в лесу, зная дорогу настолько хорошо, что могла даже не смотреть себе под ноги, не боясь споткнуться об один из множества выступающих из земли корней деревьев. Сириэн была счастлива. Здесь и сейчас, методично и скрупулезно очищая волосы сестры перед грядущим балом.  - Сириэн, ну не могу я больше сидеть! И на бал идти не хочу! - возмущалась Лютиэн, забавно надувая губки.  Она была так прекрасна и очаровательна в этот момент, что дева не смогла сдержать таки прорвавшийся предательский смех и заключила сестру в крепкие объятия.  - Я знаю, любовь моя, знаю. Но тебе ведь достаточно появиться на официальной части, а там, если захочешь, мы снова сможем отправиться на прогулку и гулять хоть всю ночь напролет!  - Ооооо, ты даже не представляешь, как мне нравится эта идея! Жаль, что мы никогда не делали этого раньше… - ответила Лютиэн, даря сестре ответные объятия - Ты вечно сидела взаперти, а у меня сердце кровью обливалось от обиды за тебя…  Сириэн вздрогнула от этого случайного напоминания о жестокой реальности, однако, поспешила вновь улыбнуться, и поглубже вдохнуть родной запах цветов нифредиль, которыми всегда пахло от Лютиэн.  - Это все в прошлом, сейчас я здесь, с тобой… Там, где хочу быть больше всего на свете… - выдохнула дева, отстраняясь от сестры и продолжая вытаскивать последние веточки.  Сириэн знала, что место, в которое она угодила, скорее всего, является каким-то причудливым сном. Однако, каждую минуту молилась Эру, чтобы если это и правда какой-то удивительный морок, то пусть он длится как можно дольше. Расстраивало только отсутствие в этой реальности матери и отца, но даже присутствие рядом Лютиэн - уже больше чем все, о чем эллет когда-либо смела позволить себе мечтать.  Закончив с веточками и листиками, Сириэн вплела в длинные волосы сестры бордовые ленты, и наблюдала, как Лютиэн облачается в бальное платье.  - До чего же ты прекрасна! - не смогла удержаться от восторга дева, тайком смахивая крохотную слезинку из уголка глаза, не сумев даже вспомнить, когда последний раз плакала от счастья.  Этот цвет всегда на удивление дивно шел Лютиэн, и хотя сестры были близняшками, настолько похожими, что даже гувернантка не всегда могла отличить одну от другой, Сириэн куда больше шел серый, а платья, в отличие от сестры, она никогда не любила, по возможности отдавая предпочтение штанам. Такие похожие, и такие разные одновременно… - Мы прекрасны! - улыбнулась Лютиэн, и девушки хором продолжили - Но не настолько, как мама… По комнате разнесся счастливый смех, а Сириэн снова заключила сестру в объятия, но на этот раз куда более осторожно, даже несколько невесомо, чтобы не помять платье или не испортить ненароком прическу. - Я постараюсь вернуться как можно скорее! - зашептала Лютиэн, скосив глаза на гувернантку, и заговорщицки подмигнула Сириэн, отстраняясь.  - Я буду ждать тебя здесь. - последовал ответ. - Обещаешь? - с толикой испуга в глазах спросила Тинувиэль. - Обещаю… - улыбнулась дева, усаживаясь на небольшую стоящую у высокого витражного окна кушетку и беря в руки лежащую на круглом столике книгу - Ты найдешь меня сидящей на этом самом месте, за чтением этого потрясающего шедевра эльфийской поэзии… И, возможно, я даже проведу это время приятнее, чем ты! - напоследок отшутилась эллет. - Что-то мне подсказывает, что именно так оно и будет… - ответила Лютиэн, возведя очи горе, однако, уже в следующее мгновение весь лик ее изменился: лицо стало спокойным и отстраненным, плечи расправились и эллет воистину царственной походкой направилась к выходу из покоев.  А Сириэн осталась сидеть и ждать возвращения сестры. Она не знала, сколько времени провела в этом чудесном мороке: может быть несколько часов, а возможно и целые годы. Однако, четко ощущала нереальность всего происходящего. Нет, все выглядело более чем достоверно: покои Лютиэн были в точности такими, какими Сириэн видела их в последний раз; сама Лютиэн была точно такой, какой она видела ее при последней встрече; гувернантка; лес с его полянками и тропами - все казалось невероятно реальным. И даже сама Сириэн была такой, какой была еще до того, как Саурон…. В общем до того, как ее жизнь превратилась в хождение по мукам. Вот только воспоминания о прожитых тысячелетиях одиночества тоже никуда не делись. И Сириэн прекрасно знала, что давно уже нет ни сестры, ни ее покоев, ни гувернантки, ни даже леса… И ее самой, вот такой, больше нет… Это знание омрачало столь драгоценные счастливые мгновения, отчего дева старалась затолкать свои воспоминания как можно глубже, раз за разом внушая себе, что нет, вот это, эти покои и то, что происходит сейчас - реальность, а все пережитое горе, все потери, одиночество, страхи и боль - это просто дурной сон, отвратительный кошмар, настолько запавший в душу, что не забылся даже с наступлением рассвета.  Стараясь изгнать прочь все возникшие неприятные мысли, Сириэн углубилась в чтение книги, как вдруг почувствовала, что ее лба будто что-то коснулось. Дева отложила книгу и осторожно приподнялась на ноги, оглядывая комнату в поисках нарушителя спокойствия. И вот оно снова, только на этот раз стены покоев словно подернулись легкой дымкой, расплываясь перед глазами эллет и тут она почувствовала это: настойчивое давление, словно в разум ее пытается кто-то пробиться. Паническая мысль о том, что подаренные ей мгновения блаженства могли подойти к концу, забилась в голове, вырывая из груди полный отчаяния стон, а за ним и мольбу не отбирать у нее давно уже с лихвой оплаченное собственной кровью счастье.  В попытке ухватиться за ускользающий морок, Сириэн подбежала к резному столбику кровати, судорожно цепляясь за него руками, в надежде, что если не может остаться здесь, то пусть хотя бы растворится подобно туману вместе с дивным миром: все что угодно лучше, лишь бы не обратно, в то полное одиночества, боли, страха и отчаяния жалкое существование. - Родная… - прозвучал в ее мыслях мамин голос, и у Сириэн на глаза навернулись слёзы. Она бы подумала, что это очередные происки Саурона, если бы Майар не связалась с ней именно через мысли: только маме было под силу преодолеть все окружающие ее разум щиты. Именно она тренировала деву с раннего детства, чтобы укрыть свои мысли от него… И верно, Темнейший появлялся в виде видения, но голос его слышался как нечто извне, а тут… тут было другое. - Родная… Отпусти… Горло девы сдавило от прорывающегося наружу рыдания, оттого вместо ответа она только отрицательно покачала головой и еще крепче вцепилась в деревянную стойку.  - Все это морок… Он сладок, как долгожданный дождь после засухи, но если будет длиться слишком долго, нанесет еще больший вред, чем нескончаемая жара. - продолжала уговаривать майар - Ты должна вернуться… - Я не хочу… Пожалуйста… - взмолилась Сириэн - Не надо!  Тем временем вся краска сошла с ранее окружавших эллет покоев сестры, делая видение еще более зыбким да призрачным.  - Нет! - с отчаянным воплем Сириэн дернулась, почувствовав, как ее запястье сжало нечто невидимое, а давление на голову усилилось. Отчаяние было столь велико, что дева принялась призывать на помощь всю свою магию, силясь вернуть мороку цвет и силу - Я не пойду! Я обещала ей дождаться!  - Лютиэн давно нет! - при упоминании погибшей дочери из ласкового, голос Мелиан стал холодным и жестким - Ты не можешь вернуть мертвых! Но ты можешь спасти тех, кто еще жив… - Невозможно спасти тех, кто всеми силами старается приблизить собственный конец! - закричала дева, продолжая призывать тьму, дабы сохранить начавшие снова истаивать остатки морока - Мое падение неизбежно, а сил осталось слишком мало! Я не хочу становиться рабой тьмы! Я не вынесу… Умоляю, оставь меня здесь!  Еще мгновение, и несмотря на все усилия, морок истаял настолько, что теперь Сириэн словно находилась в двух местах одновременно: на очертания покоев Лютиэн наслаивался облик совсем иных комнат, и сейчас, наконец-то, эллет увидела майар перед собой. Мелиан смотрела в глаза дочери с выражением бесконечной муки на лице, отчего дева принялась сопротивляться еще яростнее, силясь вырвать собственное запястье из крепкой хватки матери.  - Прошу тебя, не надо… - с отчаянной мольбой в голосе прошептала Сириэн - Не заставляй меня… Из глаз Майар покатились одинокие слезинки, но хватка не ослабла. Она всматривалась в лик дочери и не могла отвести взгляда от ее глаз. Эти огромные несчастные глаза цвета древесной коры, готовые пролиться слезами, как только решение будет принято, разрывали душу в клочья. И лишь от майар зависит, будут то слезы счастья, или горя… - Пожалуйста… - снова взмолилась дева, чувствуя неожиданную слабость матери, все еще лелея призрачную надежду. Мелиан на мгновение прикрыла глаза, а когда открыла их, серые очи были полны гнетущей решимости: - Нет! - резко вскрикнула Айнур, и морок окончательно рассыпался на тысячи мелких осколков, стремительно истаивающих, оставляя Сириэн в единственной из возможных реальностей. В ужаснейшей из них.  Полный отчаяния крик заполнил эти чуждые, столь нежеланные деве покои, а сама Сириэн вмиг очутилась лежащей на большом холодном ложе. Остатки тьмы, призванной девой, все еще витали в воздухе, делая его густым и вязким. Стены покоев были покрыты инеем, а воздух вырывался из груди эллет крохотным рваным облачком пара.  Ужас осознания того, что мир грез утерян для нее безвозвратно, заставил Сириэн буквально подскочить на месте, отчего ослабшее тело накрыло волной жестокой тошноты, однако, игнорируя омерзительное недомогание, дева принялась рывками отодвигаться от матери, пока не уперлась спиной в деревянное изголовье кровати.  - Как… ты… могла?! - От захватившей все ее существо паники, легкие Сириэн сжались в судорожном спазме, не позволяя вымолвить ни одного нормального предложения.  Все нутро девы словно было сковано льдом подобно тому, как иней захватил в свои объятия стены покоев.  - Прости меня… Прости… - слышался умоляющий голос матери в голове, в то время как сама майар сидела рядом с ней неподвижно, и лишь полные муки глаза выдавали ту бурю эмоций, что трепетала внутри - Это для твоего же блага! Судьба заблудших душ ужасна: чем дольше ты бы провела в мире грез, тем сильнее повредился бы твой рассудок! Я не позволю моей последней дочери стать жертвой безумия, тем более, что пока ты лежишь здесь, Саурон подпитывается твоими эмоциями, безостановочно черпая в выдуманном тобой счастье силу! Она льется на него подробно горному потоку. Своим счастливым забвением ты обрекаешь себя на безумие, а Средиземье на еще более скорую гибель.. - оправдывалась Майар, протягивая руку эллет - Молю, поверь, у меня не было иного выбора!  Но Сириэн не верила…  - Не правда! Ты прекрасно знаешь, что для меня даже самое страшное безумие лучше уготовленной мне здесь участи! - зло выплюнула Сириэн, игнорируя протянутую руку и сильнее прижимаясь к изголовью постели.  - Это не так… Есть иной путь, доселе остававшийся сокрытым... - ответила Мелиан, горестно потупив взор.  - Я не верю тебе… - всхлипнула Сириэн, закрывая лицо дрожащими руками, не желая больше видеть вину и боль на лице собственной матери. На лице той, о встрече с которой она мечтала столь долго, что разочарование, постигшее во время неожиданно исполнившийся таким отвратительным образом мечты, было практически невыносимым.  - Ты не в себе… - прошептал в голове голос Мелиан, а сама красавица осторожно приподнялась с постели - Мое время на исходе: я еле упросила меня отпустить, а тебе надо отдохнуть и набраться сил для дальнейшего пути. Забери меч отца. Покажи его Олорину, и исполни то, что тебе назначено. Сам Эру Илуватар оказал тебе великую честь - избрав вершить судьбу Средиземья. Так считают остальные. Но я никогда не видела в этом чести, лишь ужас и боль. ОН гневается на меня, за непонимание, нежелание принять и не готовность смириться, и сколько бы я не молила, он не согласился разделить или уменьшить твое бремя, однако, недавно смилостивился и поделился знанием: если тяготы станут настолько невыносимы, найди хранителя несчастных душ. Ты не сможешь стать свободной, однако сможешь сменить одного хозяина на другого. Хранитель поддерживает равновесие, оттого стоит превыше многих чар, он не станет использовать твои силы, дабы творить великое зло, и лишит Саурона этой возможности. Это все, чем я могу помочь тебе. Прости меня! Я так сильно тебя люблю! А теперь, спи… Твой путь еще долог и труден, что бы ты не решила… Последние фразы прозвучали в голове эллет уже расплывчато, и все же требование отдыхать отдалось ярко, подобно приказу, и Сириэн тут же почувствовала, как веки ее словно налились свинцом. Мир вокруг принялся стремительно расплываться, пока даже эта реальность не померкла, унося эллет в царство сновидений Ирмо.

***

Кили наблюдал, как не отрывающая взгляда от уснувшей Сириэн незнакомка плавно поднимается с ложа, снова не издав своим движением ни единого скрипа пружины, не оставив на месте себя даже крохотного углубления или смятой простыни, словно и не было ее вовсе. Походка женщины была столь плавной и грациозной, что казалось она словно проплыла по комнате, обходя ложе и возвращаясь ко все еще распахнутому окну.  Молодой кхузд шумно выдохнул облачко пара и зябко поежился от воспоминаний того, как темная магия кружила по комнате, нагоняя холода как физического, так и какого-то иного, словно ментального. Кили казалось, что в тот момент, вместе с нарастающим на стенах слоем инея также леденела сама его душа: внутри кто-то будто высосал все то хорошее, что было в его жизни, оставляя лишь отчаяние столь темное, что даже мрак Мории показался на его фоне лишь досадным недоразумением.  Все, присутствовавшие в комнате, когда магия закружилась и начала сгущаться, повскакивали со своих мест, испуганно взирая на Сириэн. Все они прекрасно понимали, что она - и есть источник, что это именно она призывает тьму, заставляя холод пронизывать до костей, а тени сгущаться и удлиняться, и это все посреди белого дня! И все были бесконечно шокированы тем, что желанная дева будет столь рьяно сопротивляться, не желая возвращаться из лап морока, а явившаяся к ним незнакомка окажется настолько сильна, что не просто сможет вытащить Сириэн из пут безвременья, но еще и прервет поток темных сил, будто бы зарубив его на корню.  А женщина тем временем приближалась все ближе к окну, словно и не замечая присутствующих. Будто они не представляли для нее совершенно никакого интереса, в то время как в голове Кили наоборот копилась самая настоящая прорва вопросов, задать которые молодой гном все никак не мог осмелиться: уж слишком нереальной, слишком недостижимой казалась ему прибывшая гостья, и сама мысль о том, чтобы коснуться ее своим любопытством, казалась принцу кощунственной, словно он был не достоин даже окликнуть ее, не то что вопрос какой задать. Эта женщина, это явившееся к ним существо явно было чем-то высшим, отчего гном смотрел на нее во все глаза, стараясь навсегда запомнить облик явившегося ему чуда, в надежде потом, когда-нибудь, рассказать своим потомкам о еще одном удивительном чуде, что произошло с ним во время странствий.  И только сейчас, хорошенько рассмотрев черты незнакомки, к собственному шоку и удивлению, Кили начал прослеживать некое сходство между ней, и лежащей в постели девушкой: тот же темный, практически черный цвет волос, такой же слегка вздернутый нос и полные губы. Поразительная догадка зажглась внутри гнома и была столь невероятной, что позабыв о смущении Кили открыл было рот, чтобы произнести ее вслух, как вдруг женщина остановилась, устремив свой взор на Глорфинделя.  - Amin nauva auta, Лаурэфиндэ… I’narr en gothrim glinuva nuin I’anor!* Светлейший явно хотел что-то возразить, но неожиданный щелчок двери заставил всех присутствующих устремить свои взоры ко входу в покои, через который показался высокий темноволосый эльф в полном боевом обмундировании, а когда они обернулись - таинственная гостья исчезла, оставив в качестве напоминания о себе лишь шумно бьющиеся от порывов ветра ставни, да разлетающиеся в разные стороны занавеси.  - Мой господин… - тихим неуверенным голосом привлек внимание присутствующих эльф, опасливо оглядывающий поблескивающие витиеватые узоры инея на стенах - Неподалеку от тайной тропы снова собрался большой отряд орков. Они все еще не могут найти выход к перевалу, но лучше атаковать сейчас, пока их не стало слишком много…  Глорфиндель кивнул, взглядом указывая эльфу выйти, и как-только дверь покоев закрылась, скорым шагом направился к Сириэн, осторожно склоняясь над девой и кладя руку ей на шею.  - Что ты…? - снова взвился молчавший доселе Торин, но эльф предостерегающе поднял руку, останавливая очередную гневную тираду Короля под горой.  - Она спит! - констатировал светлейший спустя недолгое воцарившееся молчание. Все шумно выдохнули, не в силах поверить столь неожиданному везению. Царившее напряжение отпустило, и тишину комнаты прервали уловленные возгласы: - Это… неужто мы удостоились чести лицезреть появление майар? - с благоговейным придыханием спросила Тауриэль. - Неужто это - и есть та сестра, о которой говорила Сириэн? - одновременно с супругой спросил Кили, без придыхания, но с явным энтузиазмом. Тауриэль скосила глаза на супруга: - Конечно же нет! - тут же ощетинилась эльфийка, удивляясь, до чего порой слепы бывают гномы. - У Сириэн была сестра-близнец, а они, хоть и похожи, но не так, как должно быть похожими близнецам!  Кили задумался: «а ведь и правда…» - и бросил обеспокоенный взгляд на дядю. Торин снова был угрюм, и опять меж его бровей залегла глубокая морщина.  - Тогда кто это был и что здесь только что произошло? - спросил порядком уставший от неопределенности принц.  Ответ, однако, совершенно неожиданно последовал от Глорфинделя:  - Вы имели честь лицезреть явление Айнур, как и предположила Тауриэль. Майа Мелиан почтила нас своим присутствием, дабы вырвать свою дочь из цепкой хватки безвременья.  Кили видел, как расширились от ужаса и, вероятно, настигшего его понимания, глаза дяди, видел, как Тауриэль выдохнула, бросая на Сириэн полный грусти взгляд. И лишь Глорфиндель был явно недоволен происходящим, ибо глаза его разве что молнии не метали, а раздавшийся вскоре шепот был полон холодной угрозы: - И Вам же будет лучше, если о произошедшем здесь не узнает ни одна живая душа! Если кто спросит, Сириэн очнулась сама, это ясно?!  Кили осторожно кивнул, отмечая, как за ним сие действие повторили Тауриэль с дядей. - Что ж, в таком случае, самое время осуществить Ваш побег… - продолжил светлейший спокойно, словно и не было озвучено минутой ранее никаких угроз. Военачальник Ривенделла поднял с пола соскользнувшее, не без помощи гномьего принца, покрывало и принялся бережно оборачивать им крепко спящую деву. Его движения были столь плавны, осторожны и полны нежной заботы, что Кили невольно залюбовался, и пропустил тот момент, когда к нему обратился Торин: - Кили! - рявкнул Король под горой, силясь таки дозваться собственного племянника уже с третьей попытки, и когда удивленные глаза кхузда наконец-то избавились от дымки задумчивости, венценосный гном уже более спокойно добавил - Возьми Тауриэль и соберите наших, пусть готовятся. Я заберу Сириэн и приду к вам. Да, и одеяла возьмите!  Приказ есть приказ, молодожены тут же похватали лежащие свернутыми здесь же одеяла да пледы и направились к отряду, оставляя Торина вместе с Глорфинделем, и молясь, чтобы пребывая наедине эти двое ненароком не поубивали друг друга, зарубив весь спасительный план на корню. 

***

«Майа Мелиан; Майа Мелиан» - раз за разом прокручивал у себя в голове это имя Кили, шагая за Фили узкой извилистой тропой между двумя скалами: «Проклятье! Было бы легче, не спи я на уроках Балина!». Младший принц вот нутром чуял, что одного знания, что скрывается за этим именем, было достаточно, чтобы понять нечто очень важное, однако, к сожалению, знания этого он не имел, и спросить было не у кого. Ну то есть не то, чтобы вот прямо не у кого: кхузд было пытался задать вопросы Тауриэль, но та, поспешно отводя взор, постаралась сменить тему. К Торину, который с самого ухода из Ривенделла был мрачнее тучи, даже соваться с расспросами было глупо, а спросить у того же Балина было слишком рискованно: Глорфиндель ведь ясно дал понять, что надо держать язык за зубами.  Немного отклонившись в сторону, чтобы обзор ему не перекрывал идущий впереди брат, Кили всмотрелся в плавно шествующего впереди Всполоха. Удивительно, но даже после такого количества проведенного вместе времени, когда взгляд должен был уже попривыкнуть и замылиться, меарас своим великолепием все равно каждый раз поражал гнома. Однако, если раньше благоговейный трепет вызывал только на редкость прекрасный конь, то теперь подобное чувство зарождалось и при взгляде на его всадницу, которая, к слову, завернутая в несколько одеял, крепко спала на спине скакуна, так и не проснувшись за все время их в целом еще только начавшегося пути. Не то, чтобы Кили раньше не восхищался Сириэн. Нет, восхищался, да еще как: такая удивительная красота в сочетании с добротой не могли не трогать душу, однако, теперь, когда он знал, что в венах этой девушки течет кровь Майар, восхищение кхузда достигло даже некоторого апогея. Тут даже и сказать нечего: что эллет, что ее конь представляли собой одно из самых больших чудес, когда-либо виденных принцем.  Кили шел, погрузившись в свои мысли настолько глубоко, что даже не замечал, о чем перешептываются остальные члены отряда, вереницей растянувшиеся вдоль узкого прохода. Первым, как и всегда, шел Торин, следом за ним - Двалин, потом Всполох и Сириэн, а уже там Фили, он сам, Тауриэль и остальные. Еще раз внимательно оглядывая впереди идущих, Кили встряхнул головой, прогоняя все прочие мысли, и еще раз посмотрел на спящую девушку.  Именно этот последний взгляд и удачно совпавший ракурс позволил ему заметить, как рука Сириэн во сне дернулась к голове, словно в защитном жесте. «Неужто на смену счастливого беспамятства пришли кошмары?» - с грустью подумал принц, стремительно отводя взор под гнетущим все разрастающимся чувством вины: как бы удачно все не обернулось для них, назвать это удачей для Сириэн как-то язык не поворачивался… Они поступили очень эгоистично, по собственному мнению гнома, когда оставили ее страдать в агонии моргульского яда, вместо того, чтобы подарить быструю смерть. И, вероятно, сделали это еще раз, не помешав Майар прервать власть безвременья над духом желанной девы… И если про последнее Кили мало что знал, то уж кому-кому, а ему был прекрасно известен весь спектр ощущений, который испытывает жертва проклятого яда, а потому, обрекать кого-то на эти муки, когда не знаешь, сможешь ли чем-то помочь и все кажется уже безнадежно пропащим, было воистину жестоким. Если бы кто-то, упаси Махал, предложил подобный выбор ему, безусловно, окажись обстоятельства схожими, Кили не задумываясь выбрал бы смерть. Даже если бы за смертью стояло служение Темному Властелину. И потому очень надеялся, что Сириэн никогда не узнает о том, какую сделку предложил им приспешник Моргота, а точнее, что он вообще им что-то предложил…